Станкевич. Возвращение [Евстахий Рыльский] (fb2) читать постранично, страница - 2

металлической кружки. Сказал с тихим раздражением, постукивая пальцем по карте: — Короче, необходимо их занять, пока там не расквартировались батька или большевики. Вы возьмете, полковник, столько людей, сколько у вас есть готовых в дорогу лошадей. Дам вам несколько пулеметов и два легких орудия; этого мало, но больше дать не могу. Займете Арнейский и Глинник, они рядом. Распоряжения на этот счет уже сделаны, детали оговорите с Лором. Выступать сегодня же ночью. — Князь поднял голову, у него было широкое лицо и раскосые татарские глаза. Он заставил себя улыбнуться и, притронувшись пальцами к плечу Станкевича, добавил: — Вы устали, я знаю, последние недели у вас были нелегкие. Догадываюсь, как тяжело будет сегодня, но выбора у нас нет.

Станкевич оперся о стол и несколько раз кивнул. Плечо ноет, рана хоть и неопасная, но отравляющая жизнь.

— Мне надо, чтоб там был человек крутой, но в то же время опытный и с чувством ответственности. Старайтесь избегать конфликтов с крестьянами, без пощады пресекайте всякие эксцессы со стороны наших людей.

— Понимаю, — ответил Станкевич и, выпрямляясь, спросил: — Когда вы ждете Измайлова, ваше превосходительство?

— Бог его знает, — развел руками князь. — Никакой связи у меня с ним нет. Утонул в грязи, погода для артиллерии неподходящая.

— Через два дня от Дроздовского прибудет бронепоезд с тремя батальонами, — заметил майор, гася папиросу в пустой консервной банке.

Князь вновь подался к окну и добавил, заложив руки за спину:

— Если пробьются, я пришлю вам один из этих батальонов. Они прекрасно вооружены. К тому же хорошие солдаты.

— Это все? — спросил Станкевич.

— Да! — ответил князь и, не поворачивая головы, по-прежнему всматриваясь в ночь, добавил: — Постарайтесь продержаться там хоть несколько дней.

До Арнейского и Новоспасовки было около тридцати верст. Дорога тяжелая, особенно для подвод, вязнувших в размокшей степи. Лошади были неплохие, но подзапущенные. Людей выбрал Гришка Абрамов, сын каспийского миллионера, известного своими аферами и финансовыми скандалами. Были это в основном курсанты офицерских школ Одессы и Екатеринодара, завербованные еще Корниловым, отважные и беспощадные юнкера, гражданская война превратила их в хороших солдат и не ведающих жалости людей. Те, кому суждено было погибнуть, погибли, кто намеревался дезертировать — дезертировал, остались самые закаленные, самые отчаянные, которым светила еще звезда удачи. Возвращаться им было некуда. Родители либо расстреляны, либо поумирали, либо сидели по тюрьмам. Их сестер, невест и жен, всех этих Наталий, Раис и Любаш, хорошеньких эмансипированных девушек, сентиментальных до невозможности, разметало во все стороны света. Ураган, который пронесся по стране в течение этих двух страшных лет, смел с лица земли все, чему они радовались и чем жили. Провалились в тартарары малые и большие усадьбы, теплые, уютные, пахнущие вареньем, яблоками и нафталином. Неожиданно, в считанные дни, исчезли рояли, на которых они с таким усердием разучивали бесчисленные этюды под суровой опекой гувернанток и учительниц. Упорхнули книги со стихами Бунина, Северянина и Блока, восхищавшие утонченных пансионерок. Околели с пронзительным визгом все их любимые Рексы, Пайты, Азорки и Луны. Изысканная мебель, хранившая на политуре блеклое отражение предков, переходившая из поколения в поколение, обратилась в пепел и дым и тоже улетела вместе с диким, враждебным ветром. Что со всем этим случилось? Как, почему, зачем? Они скитались по просторам страны с неразлучным карабином за спиной, с выражением безграничного удивления в широко, по-детски раскрытых глазах и всюду натыкались на одни лишь черепки, из которых ничего уже не склеишь. В восемнадцатом их мир перестал существовать. Некуда было возвращаться. Им не светила надежда, ибо не было веры в возрождение. Дисциплинированные и отважные в бою, во всем остальном они были грубиянами и хамьем. Большинство затянула офицерская рутина, нигилизм, бравада, презрение к чужой и собственной жизни, цинизм и сентиментальность дурного толка. Ширма, скрывавшая растерянность и беспомощность, стала для большинства как бы второй натурой.

Такими, во всяком случае, их видел Станкевич. Его это не огорчало и не радовало. Ему все было безразлично, так же как безразлично было уже не первый год многое другое.

До Арнейского добрались в полдень. Оказалось, что это большое, живописно расположенное в излучине Днепра село. Земля тут была урожайная, мужики в основном зажиточные. До Глинника — полторы версты. Большевики придут, скорее всего, с севера, молодцы батьки — с любой стороны. Станкевич послал в Глинник всего сорок человек, полагая, что красные, решась на атаку, ударят прежде всего на Арнейский. Укрепили четыре хаты, по две с каждого конца. Со стороны степи использовали естественный земляной вал длиной метров в сорок, на котором установили два пулемета, хорошенько их замаскировав и сделав