Муравейник Russia. Книга вторая. Река [Владимир Макарович Шапко] (fb2) читать постранично, страница - 193


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ощщень горящий – десять стаканов!» После того, как съедает лапшу, сидит перед ротой стаканов – не торопясь пьет Щяй. Вспотев, раскрасневшись, использует одну и ту же утирку в мелкий орнамент, длиною с версту…


…за годы, что Новосёлова не было в Бирске, многое изменилось и в самой Организации СМУ-4. За развал работы Побежимова отправили на пенсию. И в самое время. Потому что почти сразу несколько его соратников попались на воровстве. Сорганизованные прорабом Четвёркиным в преступную группу. Начальник АХЧ, один из бухгалтеров, несколько шоферов. Ну и, конечно, сам Четвёркин –можно сказать, главарь преступной группы. Который при полном, небезвозмездном покровительстве начальников пускал налево целые машины цемента, кирпича, всевозможных пиломатериалов. Когда шло следствие, таскали и Володю Ценёва. Но вывернулся-таки Володя. А уже только потом утонул… Шуму было много. Суд был открытый, выездной. Проходил в ГорДК. Комсомолка Яркаева выступала свидетельницей. Пламенно защищала Четвёркина. Не помогло. Впаяли тому десять лет. Да и остальным немало… Потом пришли новые люди. Они-то и достроили причал…


За воспоминаниями незаметно летело время. Второй раз тётя Таля подогревала самовар. Сама подсаживалась к столу, но больше молчала. Это была крепкая ещё, в теле, кержачка с неувядшей тугой косой. Гораздо моложе Макарова. Как рассказывал Колыванов, Анатолий отыскал её где-то в Амурской области, когда сам плавал по Амуру… Детей у них не было. Женщина с невысоким лбом, обрамлённым мелко свитыми волосами, с затаенной грустью смотрела на Новосёлова. На Сашу… Больше, чем остальным, подкладывала ему конфет и печенья, как бы говоря: ешь, детка, ешь!..

Из-за стола поднялись, когда закатный свет упал в алойные рощи на подоконниках. «Ну, дядя Толя, крепкого вам здоровья. Поправляйтесь!» Новосёлову хотелось плакать. Держал в двух руках скелетную, точно раздробленную, кисть со всеми косточками пальцев, воротил лицо к окну. Свободной рукой, «косточками», Макаров побрякал у него на плече, дескать, не горюй, пацан, не подведу, мы ещё повоюем!.. Когда вышли, Александр от слёз не видел двора. Колыванов тоже спотыкался, отворачивался…

Сидели на вершине горы, в полусотне шагов от покинутого домика. Жадно курили. «Не поверишь, но он каждый день заползает сюда. Вот на это самое место. Сидит на траве и смотрит на реку… Часами… И я его тут находил, и Таля каждый раз за ним сюда приходит… Только этим одним и жив, бедняга…»

Тоже смотрели на реку. Ветер стих. От закатного солнца пришёл и стоял над рекой вселенский яркий свет. Плыли и плавились по самой реке капища золота. Внизу, в тени горы, мужичок на куцей лодочке работал вёселками. Сплывал быстро и спокойно. Как утица…


Вечером мать и сын пришли на кладбище. Они стояли на широкой притемнённой горе, словно на гигантском плоту, отплывающем в другую страну. Ветерок обдувал их. Улетал в небо как в парус…

Они долго убирали дорогую им могилу. Потом пошли, стали спускаться к городу, к замерцавшим его огонькам.