В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
наша вера: живи на свободе дико и просто, так, как живут эти лесные звероловы, волки и олени. Огнивом своего сердца искры выбивай из холодного камня.
Сливайся с пустыней, как сын и как хищник, и как зверь, и как царь.
Живи, а не можешь — умри!..
Мы движемся быстро, все враз, как-будто по рельсам. Взяться бы за руки, да не достанешь через широкие лыжи.
И Абрам начинает:
— Уже больше года, как я не читаю печатного слова. Вы этого даже не поймете. Меня это слово кормило. Я его складывал с детства, буква за буквой, по копейке за сотню. А теперь эти буквы я вижу только по ночам, живые, огненные. Но я их не складываю. Они складываются сами и выходят слова, те слова, которые мы помнили прежде, а теперь забываем.
И Фаддей откликается басом с своим характерным акцентом:
— А по-цо-жь его помниць? Там цо было — каторга. Тут воля. Хцешь, так до свету вставай, хцешь, так спи. Никто не неволи. Цо ты, Михайло, милчишь?
— Я помню…
Это меня называют Михайлом, Михаилом Куржинским. Я тоже немного наборщик, и даже машинист, хотя и не профессиональный. Набор мой хранится за красной печатью в числе доказательств судебного дела. Машина, с которой я ездил два года, спятила с рельсов и угодила в яму… Был я рабочим бродячего цеха, но все наше братство исчезло и растаяло, как дым… Но я ничего не забыл, помню каждое слово и каждое дело, и каждую ошибку. И, если угодно, готов повторить любую еще раз… Любую ошибку, пускай…
Павел Шкулев забирает то вправо, то влево, не хуже Иглы. Лыжи его как-будто не лыжи, а так себе, природные подошвы, только немного пошире.
Нос у него длинный, так вот и морщится, втягивает воздух. Забавно смотреть. Гончая какая-то, совсем не человек. А очи большие, свирепые, круглые, как-будто у орла. Подобно орлу, Павел Шкулев не любит мертвечины. Он не ставит капканов, не строит бревенчатых ловушек. Его зажигает живая добыча. Он берет ее с бою ножом или пулей.
Олени и тюлени, медведи и моржи, и и рыси, и лоси, — чем крупнее, тем лучше.
Много добывает Павел и мяса, и шкур, да только одна у него слабость: девицы. Оттого сердце у него полное, а карманы пустые.
Не даром певец Волокуша сложил про него насмешливую песню:
Павел любит девку Машу
Хоть чужую, хоть и нашу.
Его колотили за это и в Устье, и в Ключах. Дескать, не зарься на всех. А ему все неймется.
Вот и теперь он перестал выписывать зигзаги. Шагает рядом со мной и тихонько мурлыкает:
По три мыла перемывала
По три юбки переменяла…
Это описание неслыханной роскоши относится к Маше Белобокой, одной из тех многочисленных Маш, о которых поет Волокушина песня.
— Что не нашел ничего?
— Теперь до Девичьего леса не будет ничего.
— Какие еще девки?
— Вольные девки, которые в лесу живут.
— Цо ты сплетаешь? — гудит недоверчиво Фаддей.
— Не спорь, — возражает Шкулев, — старики говорят.
— Старики, — повторяет укоризненно Фаддей. — А сам ты не видзел?
— Сан видзел, — серьезно возражает Павел.
Это совсем не насмешка над странным акцентом Матвея.
Павел ловит из наших речей каждое новое слово и каждый оттенок и тотчас усваивает, и даже других заражает.
Девицы на Устье стали выговаривать: «блото» и «перог».
— Видзел, — повторяет Павел, — белые они, как береза, и волосы длинные, как мох.
— Постой, Павел, — вмешиваюсь я. — Вольные девки в лесу… Ты расскажи по порядку.
— Вольные девки такие, от здешнего корня. Которые русским не схотели покориться, — об'ясняет Шкулев.
— Было это в досельное время, когда еще Ермак завоевывал Устье. И жили здесь люди, и звались они «ванцы». У них были стрелки по пальцу, а копья по целой березе. Жили деревнями. Но только в деревне из всех домов была у них одна крепость, сто сажен длиною, и из всего народа одно семейство. А правила старшая девка… Пищи у них было довольно. Парни по осени оленей набьют и домой принесут, у порога сбросят. А девки колдуют. Мясо обрежут, а кости на утро опять обрастают. Да так и до лета. Вот русские пришли. Ванские парни стреляют этими стрелками. Чего там будет? Побили их до смерти. Пришли к этой крепости ванской, а там девки сидят. Ермак и говорит: «Вы нам покоритесь. Мы безженные люди. Вас в жены возьмем». А старшая девка вышла на крышу, вынесла лук и вертушку и стала огонь из доски вытирать на русскую сторону. А искры-то летят не на русских, а на ванцев. Вспыхнула крепость. Тут девки распростонали, выпустили белые крылья и улетели на полнось…
— Выпустили крылья, — соображает Абрамка. — А, может, то были чайки?..
Трезвая голова…
— Не чайки — стерхи, — поправляет его Павел невозмутимо.
— Цо то стерхи? — спрашивает Фаддей.
— Stork, — переводит всезнающий Абрамка. — Ну, bocian по-твоему.
— Каждую весну мимо Юлайского устья пролетает отряд длинноногих и белых аистов, направляясь на полночь. Кто знает, может, и вправду это превращенные ванские девки.
— Куда же они
Последние комментарии
19 часов 32 минут назад
19 часов 46 минут назад
20 часов 54 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад