2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
тому назад. Воспряла после победы Россия…
После со списком жития Сергия сын Фёдора Степановича не расставался почти до конца своей жизни. Стало для него житие святого настольной книгой и учило главному — тому многому, что определено угоднику Божию.
4.
Этот сон виделся таким ярким, таким необычным и так взволновал, что Иваша проснулся с сильным биением сердца.
Уже малость светало, проступил из тёплой кисловатой темени избы оконный проём. Он лежал тихо, в каком-то странном трепете и бережно перебирал увиденное, пережитое во сне. Невольно подумалось: сон-то не вещий ли выпал?
Сходили к заутрене, хотелось Иваше тут же рассказать своим о ночном видении, но умолчал пока, оберёг тот сон и только вечером одной матери доверился:
— Чуден сон мне наслан…
Агафья сидела за прялкой — за верчением то падающего вниз, то резко взлетающего веретена зорко следил рыжий котёнок, порывался поймать его лапкой.
— Мало ли, сынок…
— Нет, матушка, похоже такое неспроста. Такова преж не снилось.
— Сказывай!
— А вот… — Иваша отложил книгу и заговорил. — Зрю икону Пресвятой Богородицы. Стоит она на воздухе, как бы сходит на храм, а ликом своим светлым ко мне обращена и призывает к себе.
— Так что же?
— Смотрел с умилением, плакал и обещался.
— Что тут вещева? Люб ты Пресвятой Матери и высит Она тебя. В храме угождаешь, родителю на службах пособником…
Прошло мало, прошло много дней — запамятовала о сыновьем признании Агафья, а Иваша-то бережно держал в себе виденное, не забывал. Рассудил так: Господь с Пречистой Матерью зовут его к подвигу в иноческом образе. Сама душа такое подсказывала.
Рабочая весна наступила — позвало поле, потом в череде дней другие дела и заботы захватили: конюшню перебирали с отцом, а после глиной её в пазах обмазывали, веснодельные дрова возили и пилили.
Но, чем бы ни был занят Иваша, все же чувствовал, что несвободен, и нет-нет, да и вскинется в нём укорное. И однажды вечером, когда за Гнедком с уздечкой ходил к Тёше, прорвалось в этот тихий вечерний час: почему так малодушен, живёшь с упряткой того, что объявить надо.
Не сразу и заметил, что заговорил вслух:
— Время тебе о душе помыслить! — Он услышал свой и не свой голос и затаился в шаге, похолодел от напряжения, от ожидания дальнейших своих слов. И они сказались, опять же вслух:
— Время исполнить обещание!
Да, да, он же обещал… И опять Иваша ощутил какую-то особую боязнь и особую радость.
Слабость, робость юности ещё владела юношей. Пугался он будущего, к которому призывался свыше, к которому подвигал себя сам.
С нетерпением ждал ещё знака, перста указующего. И удостоен был в этом своём смятении вторым видением.
… Дома он. Видит оголовок лавки, что некогда в мальстве выщербил ножом. В переднем, красном углу киот с иконами, и видит себя у стола. Стоит он, подперев голову ладонью, и думает о неисполненном своем обещании. Не заметил, как вошли с улицы иноки в чёрном. Слышит голос иеромонаха: «Мы пришли постричь тебя по твоему желанию». Клонит Иваша голову, а иеромонах, взявши ножницы, начинает пострижение волос крест-накрест…[6]
Иваша и на этот раз рассказал матери о своем видении.
Агафья тут же загорюнилась. Всего-то восемнадцать сыночку. Всем взял… Когда чадо выросло и не углядела, как не заметила и канувших своих молодых годочков. Едва парень поднялся, теперь бы только радоваться. Всё-то тешила себя нехитрым раскладом: оженим, сноха в дому помощницей, а там внуки пойдут. Постареет Фёдор Степанович — сынок на его место в храме заступит. Дьячком хоть сейчас, но может и до священника подняться, в научении искателен, на все церковное памятлив. Духовное звание почитаемо, прокормление надежное. Ах, сына, сына!.. Цветущие годочки сокрыть в келье!
Вечером, когда Иваша ушёл по двору убираться, передала Агафья мужу взволнованный сыновий рассказ.
Фёдор Степанович неспешно готовился в церковь, только что вымыл руки и теперь вытирал их холщовым утиральником. Выслушал сбивчивые слова жены и тихо объявил:
— Так давно род наш в храме служит — родитель мой священником… Сказано же: один сын — Богу, второй — царю, а третий родителям кормильцем. Вот первова и отдадим Всевышнему. Не станем перечить Ивану, пусть грехи наши замаливает, да и себе уготовляет царствие небесное. Монастырь скоро душу выправит, мир же соблазнит её и развратит…
Шло время, родители не отвращали сына от его желания, но и не торопили с уходом из дома.
Долгонько ждал родитель, когда сын сам откроется в задуманном, как скоро окажет свою крепость.
Ехали на Гнедке из рощи — нарубили берёзовых ветей для банных веников. День стоял душным, морило с утра, коня донимали пауты, и он без понукания шёл ходко, бесперечь обмахивал свои потные бока длинным хвостом.
Иваша теребил в пальцах тонкий прут, признался:
— Велено мне свыше в монастырь идти. Благословишь ли, батюшка?
— Вижу, ты душой-то уже отошёл
Последние комментарии
2 часов 52 минут назад
16 часов 46 минут назад
18 часов 19 минут назад
22 часов 12 минут назад
22 часов 17 минут назад
1 день 3 часов назад