Хобби на любителя [Борис Антонович Руденко] (fb2) читать постранично, страница - 2

профессиональные навыки, затем закрепляешь их в своем настоящем. Каково! Хотите попробовать?

— Я не знаю, кем был мой дедушка, — сказал я. — Мои родители оба из детского дома.

— Это несущественно. Открою маленький секрет, — понизил Кочетков голос. — Думаю, мой препарат скоро будет продаваться в аптеках. Каждый сможет покопаться в привязанностях своих предков и выбрать то, что ему по душе. Представляете перспективу? Насколько возрастет полезность каждого члена общества!

— Так уж скоро? — усомнился я.

— Года через три-четыре, после завершения всех испытаний. Но и сейчас, уверяю, препарат в полном порядке. Я сам уже все опробовал на себе.

— Не может быть! — я с ужасом посмотрел на биохимика.

— Вот именно! — восторженно воскликнул Кочетков. — И как удачно! Мой предок в двенадцатом колене оказался алхимиком при дворе герцога Роттербургского. Ему потом отрубили голову...

Я тут же подумал, что это произошло не случайно.

— Его увлечения и навыки плюс мои знания. Это удивительно помогает в работе и скрашивает досуг. Представляете, я приобрел смежную и очень интересную профессию. А до чего интересно!

Он обвел жадным и ласковым взором батарею со своей отравой.

— Вот только Наташа, — вздохнул он.

— Кто? — переспросил я.

— Жена. Обиделась на меня за что-то и ушла к родителям. Ей почему-то это не нравится.

Настала моя очередь вздыхать.

Он встряхнул головой:

— Но ничего. Мы друг друга любим и обязательно помиримся. Вот только закончим испытания препарата...

Склянки жалобно звенели под форточными сквозняками. Совсем недавно моя девушка объяснила мне, что я слишком мало уделял ей внимания, был черств, интересовался только своей работой. В конце она сообщила, что выходит замуж за очень интересного разностороннего человека, который к тому же ее любит и понимает.

— Согласен, — сказал я, — готов послужить науке в качестве кролика.

Кочетков сильно обрадовался, что несколько смутило меня. Не хватает у них энтузиастов, что ли? Сомнение шевельнулось в моей душе, но я его отбросил: будь что будет.

Кочетков достал большую бутыль, заполненную желтоватой жидкостью, и еще одну такую же с водицей бесцветной. Налил из каждой в лабораторные стаканчики с делениями. Совсем чуть-чуть. На донышко.

— Ну вот, потер руки, — сначала надо выпить вот это, — он пододвинул ко мне стакан с желтой водичкой, — и кое-что вспомнить. Если воспоминания понравятся, запить закрепителем, — потомок алхимика указал на стакан с бесцветной жидкостью. — Если нет — действие препарата пропадет само собой через несколько минут, и можно все повторить сначала. Начнем с предков восьмого колена, затем будем приближаться к нашему времени, уменьшая дозировку.

Я взял первый стакан и поднес ко рту, но вдруг отставил в сторону.

— В чем дело? — поднял светлые брови Кочетков.

— Послушайте, — сказал я. — Скорее всего, у меня два дедушки — по отцу и по матери. Прадедушек уже четверо. Пра-пра — восемь, пра-пра-пра шестнадцать и так далее.

— Верно, — согласился Кочетков и опустил глаза.

— Восьмое колено — это два в седьмой степени дедушек. Какого же из них я сейчас вспомню?

Кочетков тяжело вздохнул:

— Вы попали в самую точку. Это одна из причин, по которой препарат пока не поступает в массовое производство. Мы еще не можем прогнозировать, какой именно предок из этого множества даст о себе знать в каждом отдельном случае. Но это только пока!

В его словах звучал неистребимый энтузиазм. Вероятно, такой же энтузиазм сопутствовал его предку-алхимику в поисках философского камня.

— В любом случае никакого риска. Либо понравится, либо нет.

— Гапка, Гапка! — ревел Клим. — Курей, курей подавай, бестолочь конопатая!

Я бросилась к раскаленной плите, сдернула цыплят со сковороды и уложила их в блюдо. Посыпала зеленью и картошкой. Сквозь дым и чад кухни стонал Клим:

— Скорей, тютеха! Обратно из-за тебя неприятностев получать!

Я полила курей уксусом и еще чем-то.

— Их благородие, как что не по его, сразу в ухо норовит, — жаловался Клим повару. — Счас обратно грозился. Не будет ежели, говорит, сей минут на столе курей, ты у меня заместо чаевых... Гапка!

Он выдернул из моих рук блюдо и исчез.

— Агриппина! — крикнул повар. — Гляди у меня, фритюр спалишь!

Я отодвинула от огня чугун с фритюром. Тяжелый, дьявол.

— «Спалишь», «спалишь»! Сам не спались от злости, — сказала я под грохот чугуна.

— И в кого ты такая родилась, Агриппина? — гудел повар. — Посмотреть на тебя — страх божий. Рыжая, бестолковая и конопатая. Ты отчего такая рыжая, а?

Он вдруг очутился совсем рядом и ущипнул — больно, зараза.

— Сдурел, что ли?! — взвизгнула я.

— Ладно уж! — заржал он.

— Гапка! — снова заорал с порога Клим. — Их благородие перепелов во фритюре желают...

— Ну что? — спросил Кочетков. Он смотрел на меня чистыми глазами естествоиспытателя и держал наготове стакан с закрепителем. Вероятно, такими же глазами смотрят на мартышек после экспериментальной пересадки хвостов.

— Они еще