Молитва в бездождие [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

городская бабушка и её внучка-инвалид. Чтобы не упасть, девочка, страдающая церебральным параличом, катила перед собой пустую детскую коляску.

Постукивая палкой, показалась на дороге престарелая Акулина, над которой так любит подшучивать деревенский озорник Серёга Черкашин, по прозвищу Агдам. Встретит Агдам бабушку на улице, весело ощерится: “Бабушка Акуль, ты родом откуль?” “Известно, откуль! - ответит бабушка. - Из Берёзовки!” “Ну-ну! - согласится Агдам. - А я-то думал: из Туртапки!” “Из какой такой Туртапки?” - удивится бабушка. “Из той Туртапки, где шьют коровам тапки. Чтобы копыта себе не повредили…” Прищурится подслеповатая старушка: “А ты, случаем, не Васьки Клёка, покойного, сын?” - “Да. А что?” - “Уж больно ты горазд языком молоть…”

Ладно бы один Агдам её разыгрывал… Кажется бабушке, что вся её остатняя жизнь превратилась в сплошной розыгрыш: то пошутят, что дым в Берёзовку из самого Подмосковья пришёл, то родная внучка, глазом не моргнув, скажет: “Знаешь, баушка, откуда у нас куриные окорочка? Из Америки привезли…” Покивает бабушка - так-так, внученька! - а про себя подумает: “Враньё! Чистое враньё!”

Вот и сейчас, вытирая заслезившиеся глаза, бабушка пытается понять странный, ускользающий от неё мир: “И откуда всё-таки этот вонючий дым взялся? Не из Америки же его пригнали. Всякие дымы знавала, а такого, дурного, ещё не видывала. Да, было дело, по весне сухую траву палили, по осени ботву жгли. Так накадят, что за версту учуешь. Правда, дым какой-то лёгкий был, душистый. А сейчас будто поросёнка палят…”

Идёт Акулина робким стреноженным шагом, то и дело останавливается. Приложит клюшку к груди, словно рабочий заступ, и внимательно, порой с заметным испугом, оглядывается по сторонам. Кажутся ей избы в дымном полумраке какими-то чужими, незнакомыми. Будто и впрямь оказалась в неведомой Туртапке. Хорошо, что знакомые по дороге попадаются. Это успокаивает…

- Здравствуйте, Акулина Петровна! - говорит Фатей. Он всегда называет бабушку, “вышедшую из годков”, по имени-отчеству.

- Здра-асьте, ми-иленькие! - напевно отвечает Акулина. - Ножки решили подразмять?

Какой там подразмять! За день на огороде Фатей и Аннушка так уходились, что впору пластом ложись. Однако им не хочется разубеждать старушку. Аннушка интересуется здоровьем Акулины.

- Какое в мои годы здоровье! - говорит бабушка. - Хожу еще. Родным не в тягость, и на том Господу спасибо!

Старушка, похоже, намолчалась за день, и теперь ей хочется поговорить. Фатей и Аннушка терпеливо слушают. Поддерживая разговор, задают вопросы, которые можно было бы и не задавать. Облегчив душу, Акулина смолкает.

- Заболтала я вас! - говорит она. Глаза моргают плачуще, виновато.

- Ну что вы! Что вы! - дружно успокаивают Агафоновы и тем же неторопким, прогулочным шагом следуют дальше. И никто не догадывается, что сегодня на их долю выпала особая “миссия”…

Неделю тому назад староста Василиса, опасаясь пожара, решила организовать в Берёзовке ночное дежурство. Начала она со своих, деревенских, а потом решила обратиться к Агафоновым, которые, наезжая в деревню давно, из года в год, уже успели превратиться в коренных жителей.

- Может, подежурите? - вежливо предложила Василиса. Фатей улыбнулся: - А как насчёт колотушки?

- Ишь чего вспомнили! - удивилась Василиса. - Ходили когда-то с колотушками. Да и рында была. Пожарку свою имели. Каждый знал, с чем на пожар бежать. Кто с вёдрами, а кто с багром… А теперь в город придётся звонить. Пока доедут, полдеревни сгорит!

Взамен колхозной рынды, которая не только на пожар звала, но и отбивала рабочий полдень, Василиса повесила напротив своей избы, на старой ветле, прохудившийся таз - может, хоть на него не польстятся местные ханурики, - а тележный шкворень спрятала под лавкой, возле крыльца: бейте, если что!

Гасли окна. Среди ночного безлюдья два пожилых человека, гуляющие из конца в конец деревни, выглядели довольно странно.

- Нужно где-нибудь посидеть! - сказала Аннушка.

Послышалась музыка - словно полузабытая молотилка дробно застучала на хлебном току. В густеющем сумраке обозначилась парочка с магнитолой. Заметив Фатея с Аннушкой, молодые неуверенно поздоровались. В их голосах звучало удивление.

Фатей, улыбнувшись, легонько подтолкнул Аннушку плечом: знай, мол, наших! И Аннушка, вспомнив, как они, забыв о времени, когда-то бродили до утра, понимающе сжала руку Фатея.

Приглядевшись, Фатей обнаружил врытую скамеечку возле нежилой избы.

- Здесь? - на всякий случай спросил Фатей. Он знал, что Аннушка согласится. - Да, - ответила она. - Спокойное место.

Они присели под мутно отливающими незрячими окнами чужого дома, и сразу же Аннушка потянулась к своей дамской сумочке.

- Наденешь? - Она протянула мужу марлевую повязку.

“Только намордника не хватало!” - подумал Фатей. Однако повязку взял, даже прикрыл ею нос, проверяя, как дышится.

Аннушка нацепила повязку и стала похожа на врача. Она взглянула на безучастного к её заботе