Императорские игры [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично, страница - 4

тем сильнее испытывает он беспокойство от прижатых к нему рук. Когда он был маленьким, руки слуг уносили его легко, не причиняя малейшего беспокойства; теперь же, когда тело разрослось, отяжелело, пальцы носильщиков тискают крепко и даже бесцеремонно.

На ступенях, когда движение утрачивает свою плавность, ноги кесаря начинают вяло вздрагивать и безжизненно раскачиваться. Кесарем овладевает смутный страх. Еще не понимая, в чем источник страха, кесарь начинает ежиться и возиться, заглядывая в непроницаемо-темные лица рабов-нумидийцев. Но вот кесарь мучительно прикусывает губу. Он все понимает: эти босые болтающиеся ноги и вся его поза -“креслицем” – напоминают Британика, которого выносили слуги из трапезной после того рокового обеда. Перед широко открытыми глазами Нерона подрагивают и раскачиваются бледные ноги Британика, ноги не живого человека, а жителя мрачного Эреба. Захваченный воображением, кесарь как бы приставляет эти жуткие ноги себе. Он чувствует, как они ватно вздрагивают, как холод, идущий от них, охватывает бедра… Он видит лицо Британика, навсегда перекошенное гримасой страдания. Благие боги! Неужели и у него когда-нибудь будет такое же лицо? Поза “креслицем” становится невыносимой.

- Скорее! – удушливо хрипит кесарь.

Увидев бассейн с водой, подкрашенной шафраном^[14],  кесарь срывается с рук носильщиков и прямо в ночной рубашке бросается в желто-оранжевое тепло. Прохладный изумруд покалывает ему ладонь.

- О-о! – кричит кесарь.

Слуги улыбаются. Они знают: их кесарь – большой забавник.

- О-о! – кричит кесарь, придавая своему возгласу беззаботную веселость. Он размахивает руками. Окунает и вытирает свое веснушчатое лицо – кесарь Нерон смывает с лица страх.

Вода легка и ароматна. Блестит мраморный четырехугольник бассейна, украшенный статуями нимф и дельфинов.

- Еще шафрана! Еще! – весело требует кесарь.

Краски и аромат воды сгущаются. Как прекрасно жить! Как хорошо быть кесарем! Нет, ему совсем не нужно ссориться с матерью. Сын Агриппины? Да, он – сын Агриппины, родственницы божественного Юлия, дочери знаменитого полководца Германика! Конечно, его не устроит титул Сына Агриппины. Да разве это титул? Это предательский клин между сыном и матерью! Можно представить себе лицо Агриппины, когда бы ей вдруг предложили титул Матери Нерона!.. Нет, они оба достаточно самолюбивы. Как все Цезари. Тем не менее самолюбие не мешает им любить друг друга. Как она ласково называла его! “Солнышко”! Да она и сейчас обожает своего Нерона. Его многие любят… Весь род Юлиев… Очаровательная Клавдия Акта… Суровый Сенека… Верные преторианцы^[15],  цвет римского войска!.. Наконец – римский народ…

Оранжевые брызги летят от оранжевого смеющегося лица.

… А внизу, в вестибюле, среди колонн из белого паросского мрамора, терпеливо кружатся люди в белоснежных тогах-претекстах. Сенаторские одежды оторочены широкими красными лентами. Выжидательно поскрипывают красные сенаторские башмаки.

И летят сюда быстрокрылые утренние вести:

- Кесарь уже проснулся!..

- Он принимает ванну!

- Кесарь в прекрасном настроении!

- Он попросил медового питья!

Белый зал пенится слухами о кесаре.

А кесарь тем временем самозабвенно плещется в теплой шафрановой воде. Его вымокшая ночная рубашка, свернутая в рыхлый жгут, лежит на мраморной облицовке бассейна. Что ему сенаторы! Теплое раздолье воды напомнило кесарю о кораблике собственного изобретения. Нерон обожает мастерить игрушки. Почти каждая из них имеет свой секрет. Как и этот, взращенный проказливыми мыслями, кораблик. Кесарь уже склонен попросить, чтобы игрушку принесли ему в бассейн.

- Кораблик… – по-детски капризным голосом начинает кесарь и смущенно замолкает: на краю бассейна скульптурно стоит человек в белой ливрее, обшитой золотом.

- Сенаторы ждут своего кесаря! – возвышенно-металлическим голосом объявляет придворный служитель. Нерон уверен, что этот человек не слышал его просьбы о кораблике, а если бы и услышал, то ничего не понял бы: все живые сокровенные просьбы звучат для подобных людей на каком-то непереводимом варварском языке.

- Сейчас, Хризотон… – Кесарь вздыхает. Он подносит к правому глазу свой мокрый изумруд. С интересом вглядываясь в служителя, тихо говорит: – До чего же ты нелепый человек, Хризотон.

Перед кесарским оком игрушечно покачивается зеленый, надломившийся в поясе человек.

Кесарю делают массаж, умащивают лицо и тело, потом начинают завивать волосы – тугие, от природы золотистые, они по-мальчишески задорно лежат на его крупноватой голове. Брадобрей, занявшийся его неопрятными щеками, не тронул редкую рыжеватую обволоку на подбородке и скулах: в торжественный день первая борода кесаря, умащенная аравийскими благовониями и уложенная в золотой футляр, будет принесена в дар Юпитеру Капитолийскому.

Золотая борода будет лежать в золотом фуляре. Другого цвета