Дети тиранов (СИ) [Аквитанская] (fb2) читать постранично, страница - 6

история, но все натыкаются на нее, будто впервые».

Стой я в двух шагах от Величия, получил бы новый синяк. Может быть, даже умер бы. Но я стою дальше, а повелителю тяжело подняться с родной, ставшей его последним приютом, постели.

Моя улыбка ломается, когда тяжелые двери рушатся, распахиваясь, и внутренности опочивальни впускают в себя чужаков-друзей. Моя спина не видит ничего, что происходит на шелках и бархате, среди золота и изумрудов, и уши не хотят слышать, а глаза смотрят только на женщину в толпе, сидящую на плечах своего мужчины и размахивающую снятой с себя рубахой.

Я шепчу «Аве», встряхнув головой, и горох в погремушках на моем колпаке заглушает и чахлый, с трудом признающий поражение, крик Величия, и голоса нападающих, не обращающих на меня внимания.

Аве, новый день.

Аве, новая эпоха.

========== Сто пятнадцать ночей ==========

В ту памятную ночь незнакомка смотрела на меня глазами человека, уже заранее мертвого. И знающего об этом как никто другой.

В ту ночь из церкви на холме доносилось вдвое больше молитв, чем за все ее существование. Голоса стенали и плакали, не получая отклика.

В ту ночь жгли тела несчастных.

У незнакомки было трое таких в семье. Она не просила и не молилась, но лишь смотрела, и взгляд ее, прозрачный и больной, заставлял меня испытывать стыд.

Что я делал здесь? Чем я помог этим людям? Их господа сбежали, стоило только первому смраду миазмов появиться в воздухе, и оставили на откуп судьбе сотни людей, не имевших возможности покинуть этот клокочущий болью город. Я прибыл сюда за несколько дней до закрытия ворот и вскоре понял, что мои соратники ничем не лучше здешних сеньоров. Они напивались вином до беспамятства и надеялись, что смерть отступит сама.

Но она никогда не отступала.

В ту безлунную ночь, когда стража выгоняла отчаянных жителей из публичных домов, главных рассадников болезни, бледнолицая незнакомка смотрела на меня с невысказанным укором. Я вдыхал сладкий запах ладана, не вызывавший ничего, кроме тошноты, и смотрел на нее в ответ, думая, что…

Возможно, я бы влюбился в ее невесомую красоту, если бы не город, убивавший сам себя, и не тени ее родных, уже давно отпетых в соборе.

По ночам жгли тела несчастных.

Днем из темниц вытаскивали ведьм.

Я не верил, что дело в происках еретиков, но в ту ночь, когда незнакомка вела меня сквозь темные улицы, мне всюду мерещились демоны. Выглядывающие из-за угла, чего-то ждущие. Я замечал их краем глаза и сжимал трость сильнее, готовясь дать отпор.

«Доктор, — говорила незнакомка, и голос ее, далекий и преисполненный силы, внушал трепет. — Давайте спасем сегодня столько душ, сколько сможем. А после… Лишь после нам будет дозволено пролить над ними наши слезы»

Я помню, скольких мы спасли в ту ночь, а скольких нет. Трех детей, мальчиков, двух мужчин, одну женщину и священника церкви на холме. Их не пришлось оплакивать над кострами.

Незнакомка вела меня по узким сырым улицам, зная, куда точно нужно идти, и я следовал за ней. Она была мне проводником и лучшей подругой, бледным призраком, чьего лунного света не касался гной болезни.

Запах ладана кружил голову, бег от одного дома к другому заставлял мои немолодые ноги ныть в напряжении, но то были глупые мелочи.

В ту ночь, когда в хмуром городе ревела, рвалась наружу дьявольская хворь, мы успокаивали ее всем, чем могли. Того было мало, но надежда, отражавшаяся в глазах горожан, придавала сил и нам тоже.

Мы говорили: «Не оставляйте мертвых в домах».

Мы говорили: «Не верьте тем, кто продает реликвии и обереги — то негодяи, пирующие на костях».

Мы надеялись, что нас послушают.

В ту ночь я не спал, слушая непрекращающийся хор голосов, доносящихся из высокой церкви на холме.

Незнакомка в темных пыльных одеждах смотрела на меня взглядом, полным решимости. Ее руки дрожали, но просьба научить ее врачебному делу — просьба, за которую нас обоих бы казнили — звучала увереннее всего, что творилось в этом проклятом, страдающем месте.

Я видел на моей прекрасной ночной подруге следы болезни и знал — ее помощь мне была сродни предсмертной исповеди.

Когда над плачущим городом поднималось робкое солнце, до конца этого кошмара оставалось еще сто пятнадцать дней.

И, в отличие от той самой ночи, в эти сто пятнадцать ночей у меня не было иного проводника по улицам, кроме меня самого.

========== Дети тиранов ==========

Мы, дети тиранов и убийц, смотрим на мир из узких тюремных окон. Мы ждем своего часа, запертые в утробах наших матерей, безо всякой возможности вдохнуть воздуха свободы.

Наши отцы строят высокие стены,