Цикл "Малавита", другие романы и рассказы. Компиляция. Книги 1-8 [Тонино Бенаквиста] (fb2) читать постранично, страница - 3

городу, посмотрю на все, на что можно посмотреть, запомню, где какие магазины. Вернусь к семи с покупками. А ты?

— Ну, я…

За этим «Ну, я…» она услышала молчаливый стон, фразы, которые она знала наизусть, так, что ему и не надо было их произносить: Ну, я весь день буду ломать голову над тем, какого черта мы здесь делаем, а потом буду притворяться, как обычно, только вот кем притворяться, вот в чем проблема.

— Попытайся не шляться весь день в халате.

— Из-за соседей?

— Нет, просто для порядка.

— Я и так в порядке, Магги, просто немного не в фазе, мне всегда надо больше, чем тебе, времени, чтоб устроиться.

— А что мы говорим, если наткнемся на кого-нибудь из соседей?

— Не знаю, пока — улыбаемся, у нас есть еще пара дней… Придумаем…

— Квинтильяни особенно настаивал на том, чтоб мы не упоминали про Кань, надо говорить, что мы из Ментона, я детям несколько раз повторила.

— Как будто без него, дурака, не догадались бы.

Чтобы избежать скучной дискуссии, Магги пошла наверх одеваться, Фред убрал со стола, для очистки совести. В окно он увидел сад при дневном свете, ухоженную лужайку, на которую упали несколько кленовых листьев, зеленую металлическую скамейку, дорожку посыпанную гравием, сарайчик, в котором виднелся заброшенный гриль. Он вдруг вспомнил о своем ночном визите на веранду и о той странной, скорее приятной атмосфере, которую он там почувствовал. Он должен был снова увидеть ее при свете, отложив все дела. Да к тому же все его дела давно кончились.

Стоял март, день обещал быть мягким и теплым. Магги на минуту задумалась, прежде чем выбрать соответствующий наряд для первого выхода в город. Брюнетка с очень темными волосами, с матовой кожей, с черными глазами, она чаще всего носила одежду коричнево-охристых тонов, она выбрала бежевые брюки типа леггинсов, серый пуссер с длинными рукавами, крупной вязки свитер из хлопка. Она спустилась по лестнице с небольшим рюкзачком на плече, минуту поискала глазами мужа, крикнула «До вечера» и, не получив ответа, покинула дом.

Фред вошел на веранду, теперь залитую солнцем, и узнал тонкий запах мха и сухого дерева: куча дров, оставленная бывшими съемщиками. Занавески застекленной стены расчерчивали комнату полосами света — Фред увидел в этом словно божественную пулеметную очередь и, шутки ради, подставил под нее свое тело. Закрытая от стихий, но открытая в сад, комната по площади была никак не меньше сорока метров. Он направился в угол, где были сложены какие-то вещи, и предпринял попытку разобрать эту груду старья, чтобы выиграть еще больше пространства и света. Он открыл двойную застекленную дверь и выкинул прямо на гравиевую дорожку забытые сувениры неизвестной семьи: допотопный телевизор, посуду и кастрюли, захватанные телефонные справочники, велосипедную раму без колес и кучу других предметов, которым по справедливости место было на свалке. Фред с удовольствием избавлялся от этого скарба и что-то выкрикивал каждый раз, когда очередная штуковина отправлялась с глаз долой. Под конец он схватил за ручку небольшой футляр из серо-зеленого пластика и приготовился швырнуть его в воздух жестом дискобола. Но внезапно, заинтересовавшись содержимым футляра, он поставил его на стол для пинг-понга, как мог, вскрыл два заржавевших замка и поднял крышку.

Черный металл. Перламутровые клавиши. Европейская раскладка. Автоматическая возвратная каретка. У машины было имя: «Бразер 900», модель 1964 года.

Впервые за всю свою жизнь Фредерик Блейк держал в руках пишущую машинку. Он прикинул ее на вес, как делал с собственными детьми в момент рождения. Он повернул ее вокруг оси и осмотрел контуры, углы, внешнюю механику, одновременно дивно старомодную и редкостно сложную, полную рычажков, пружинок и мудреных сочленений. Он провел пальцем по выступам молоточков r t у u, с улыбкой различил их на ощупь, потом всей ладонью погладил металлическую раму. Коснувшись катушки, он попытался раскрутить ленту, потом уткнулся в нее носом, чтобы почувствовать запах чернил, которого не обнаружил. Он стукнул по клавише n, потом по многим другим, все быстрее и быстрее, пока молоточки не сцепились друг с другом. Он в возбуждении растащил их, потом наугад поставил пальцы на десять клавиш, и, стоя в розовом свете, заливавшем веранду, в распахнутом халате, закрыв глаза, он почувствовал, как его охватывает какое-то новое чувство.

* * *

Чтобы не растеряться на школьном дворе под взглядами тысячи глаз, с интересом следивших за их появлением, Бэль и Уоррен стали болтать по-английски, форсируя ньюаркский акцент. Французский язык давно уже не представлял для них трудностей: по прошествии шести лет они говорили на нем гораздо лучше родителей и замещали некоторые механизмы родного языка типично французскими оборотами. Однако в исключительных обстоятельствах, вроде теперешнего утра, им требовалось вернуть себе интимность речи, по-своему уравновесить историю своей жизни, не забывая,