Рассказы [Гершон Шофман] (fb2) читать постранично, страница - 3

друг друга. Взаимный страх.

Ох, эти мясники! В тайне сердца они страстно желают резать друг друга, а режут скот. Ласкового прелестного теленка ведет подмастерье Вагнера на задний двор, под дерево — к месту забоя. Молодая жена хозяина появилась на пороге дома — и видит, и не видит. Казалось бы, женское сердце — может, сжалится, не позволит?.. Но нет, она не вмешивается, не вмешивается!

Как-то раз я спросил у этого подмастерья, в общем-то славного парня: не испытывает ли он жалости в этом своем занятии, — и тот с улыбкой ответил:

— Для меня это словно хлеб резать…

Так он ответил.

Работа и забой скота в будни, и пьянство и разврат по воскресеньям. Каждую ночь с воскресенья на понедельник они буйно веселятся и разрушают все вокруг, на дорогах и в поле, голоса парней и девушек сливаются, и назавтра утром обнаруживаются вмятины в хлебах, длиной в рост человека — следы любовных пар.

Смертные случаи здесь крайне редки. То и дело натыкаешься на глубоких стариков, девяносто и старше. Маленький колокол местной церкви все же иногда разносит окрест свой скупой звон: кто-то из аборигенов умер. Крестьяне прекращают работу, надевают черные костюмы (брюки в обтяжку) и провожают своего товарища до могилы, на великолепное лесистое кладбище, что растянулось по склону холма. В тишине и молчании проходит церемония погребения. Без слезинки.

В любом уголке мира есть своя красавица.

Здесь ею была дочка главного жандарма, юная Грета. В зимний сезон она появлялась в черных спортивных брюках, а летом — в купальнике. Вот она мчится на велосипеде, против заходящего солнца, вся светится в ореоле закатных лучей… Однажды она прогуливалась с повязкой накрест на лице (чем-то повредила глаз) — несмотря на это, она не утратила своего обаяния; ее лицо, и наполовину скрытое, оставалось привлекательным.

Зато ее, так сказать, антипод угнетал весь поселок. Это был настоящий кошмар в образе опасного молодого хулигана — Генрих Новак, местное чудовище, Айнбрехер (взламывающий по ночам чужие дома), отпетый головорез.

Тюрьма его не пугала — она была ему как дом родной. Посидит-посидит в заключении, потом освобождается — и снова за прежнее.

Однажды темной ночью его застукал в подкопе в разгар «работы» главный жандарм, отец Греты. Схватка была не на жизнь, а на смерть — и хулиган в перестрелке был убит. Наконец-то! В праздничном настроении, с нескрываемой радостью, в праздничных костюмах с узкими брюками проводили его все местные жители до кладбища.

Когда гроб опускали в открытую могилу и начали забрасывать его, по обычаю, комьями земли, я услышал позади горькие всхлипывания. Я обернулся и был потрясен: Грета!

Это — единственное рыдание, которое я слышал среди тевтонцев в час погребения.

Крыша

В нашем детстве существовало нечто вроде полустанка между землей и небом — крыша. Покатая, высокая, недоступная. Мы заглядывались на ее острый конек со страхом, священным трепетом и жгучим любопытством. Мы завидовали кошке, трубочисту… И если изредка мы случайно на короткое время также оказывались там, то очень волновались, когда с трудом цеплялись за тонкие дощечки со множеством больших слегка заржавленных гвоздей или когда видели трупик воробья с малюсенькими ножками… Мы очень волновались.

Да, подъем на крышу был для нас в какой-то степени подъемом в небеса.

Здесь не так — здесь крыши плоские. По ним расхаживают люди. Буднично, словно по спальне. Развешивают там белье… Это не полустанок между землей и небом!

Нет, неоспоримо преимущество покатой крыши перед плоской. И трудно мне представить себе большого поэта, чья колыбель стояла среди домов с плоскими крышами.

Примечания

1

Хедер — еврейская религиозная начальная школа для мальчиков.

(обратно)

2

Ешибот — высшая религиозная школа.

(обратно)

3

Наглый тип (нем.).

(обратно)