Дом горит, часы идут [Александр Семёнович Ласкин] (fb2) читать постранично, страница - 54

Что, интересно, он думает на этот счет.

Конкретно вопрос стоял так: помнят ли в его городе студента Колю Блинова?

Не хочется верить, что он покинул родные края. Где-то должно что-нибудь сохраниться.

Вот я и спрашивал: где? Нет ли у раввина сведений, что Коля кому-то не безразличен.

Может, в день его рождения или гибели приносит цветы на могилу? Вдруг еще наворачивается слеза.

На эти мои вопросы отвечают: нет. Не знаем никакого Блинова и не разделяем ваших чувств.

“Уважаемый господин Ласкин. К сожалению, ни в школе, ни в общине никто не слышал и не помнит про Блинова. Раввин Шломо Вильгельм звонил по этому поводу профессору Меламеду в Киев, который родом из Житомира, и знает практически все о еврейском Житомире. Однако профессор сказал, что он уже общался с Вами, господин Ласкин.

С наилучшими пожеланиями!

Андрей”.

Словом, раввин ответил через посредника. Впрочем, Бог тоже общается через посредников, так что ничего странного тут нет.

Только категоричность расстраивает. Прямо-таки ни капли тоски по поводу образовавшейся пустоты.

Потому и фамилию повторили еще раз. Чтобы не оставалось сомнений в том, что разговор окончен.

Как видно, в упомянутой в письме школе так принято. Если ученик чего-то недопонимает, к нему обращаются дважды.

2.

Еще удивительнее то, что через некоторое время из Житомира пришло продолжение.

Без конкретных намерений залезаю в Интернет. Вдруг узнаю, что на моего адресата, Шломо Вильгельма, совершено покушение.

Если бы не подоспел водитель, было бы совсем плохо. Могло кончиться не больницей, а чем-то похуже.

Затем события развивались по известному сценарию. Если молодчикам что-то надо, их уже не остановить.

“После отъезда раввина нападавшие пытались проникнуть в помещение общежития для еврейских девочек по ул. М. Бердичевская, 7, выкрикивали антисемитские лозунги, оскорбления и пытались ударить одну из девочек, а когда воспитатели не позволили хулиганам войти в помещение, бросили в нее горящую сигарету”.

Случилось это совсем близко от того места, где Коля сперва протягивал руки, а потом был сбит с ног.

Ну что, говорю я себе, убедился, что сегодня о Блинове помнит лишь лошадиная дуга в доме его дочки.

Презабавная, надо сказать, вещица. В самом начале века наш герой привез ее из Женевы и подарил матери.

Знакомые музыканты всегда ею интересуются. Непременно постучат карандашом по серебряной спинке колокольчика.

Столь простыми средствами извлекают сложные мелодии. Едва ли не в пику стоящему рядом роялю.

Колокольчики не просто заливаются, а что-то припоминают. То восхищаются: “ах!” и “ох!”, то спрашивают: “отчего?” да “почему?”.

Своего рода музыкально оформленное бормотание. В такой степени полное разного рода чувств, что слова не нужны.

Впрочем, догадаться можно. Кажется, колокольчики произносят: “Я здесь”.

Потом еще что-то столь же важное на своем музыкальном языке.

Ну там, “динь-динь” или “дон-дон”. Что следует понимать так: “Не очень ли вы изменились за время моего отсутствия?”

2007-2009