Очередной безграмотный технологически автор, у которого капитан милиции в XI веке ухитряется воспроизвести револьвер, казнозарядное ружье, патрон, и даже нарезную артиллерию...
Трусливая Европа, которая воевать не умеет etc etc...
Вобщем, стандартный набор российского патриота :)
Интересно другое... Всегда читерство основано на использовании технологий, в свое время разработанных именно этой самой жуткой Европой. Это не смущает? :)
До прочтения данного произведения я относился скептически к подобным жанрам, особенно 18+. Но я был действительно приятно удивлён и две недели не мог оторваться от чтения. Наконец дочитав, решил написать отзыв. Чем больше думаю об этом, тем труднее выбрать точную оценку. Книга мне безумно понравилась, и я без угрызения совести могу сказать, что обязательно её перечитаю в будущем. Однако некоторые моменты испортили общее
подробнее ...
впечатление.
Первые две книги, даже третья, развивались хорошо и не спеша, держа интригу. Но потом что-то случилось: автор как будто пытался закончить как можно скорее, игнорируя многие моменты, что привело к множеству вопросов и недопониманий. Как Аксель выжил? Почему отступил Хондар и что с ним теперь? Как обстоят дела в Империи после победы, ведь один из главных членов Тайной Стражи оказался предателем? Что мешало Сикху сразу избавиться от Акселя, как только тот лишился части души? Что двигало Августом, что такого произошло между им и владыкой Грехов? Второстепенных вопросов у меня ещё больше. Несмотря на крутой сюжет и мир, многое написано словно на скорую руку и слишком скомкано.
Например, в Эльфийском лесу явно были недовольны браком, и однажды даже было покушение на ГГ. Почему попытки не продолжались, ведь Аксель действительно приносил много проблем эльфам, особенно после смерти их бога? Или встреча в нижнем мире с богом демонов, который сказал, что их встреча не последняя. Но в конце Аксель становится смертным и лишается своей силы, и они уже точно не встретятся. Почему были выкинуты Лилиш и Шальда? Если первую убили, то вторая жила в поместье и была действительно полезной, но что с ней по итогу случилось, не ясно.
Короче говоря, слишком много недосказанностей. Многие интересные арки начались, но такое чувство, что автору становилось лень их продолжать до логического конца. Самый яркий пример — бизнес Акселя в лице корабельной верфи. Он встретился в темнице с отцом одного из своих гвардейцев, поговорили о контракте, и на этом всё закончилось. А дальше что?
Теперь к другим вещам, которые подпортили впечатление. Эмоции всех девушек, боевые заклинания, эротика — почему всё это одинаковое? Каждая девушка "прикусывает губу", "мурлыкает". Эти слова повторяются слишком часто. Заклинания тоже разочаровали, они не менялись и застыли на уровне первого года обучения в академии. Аксель ничего не умеет, кроме воздушных стен и чёрных сфер. А про бедняжку Тирру вообще молчу: всё, что она могла — это создавать огненные шары. Где разнообразие? С эротикой всё точно так же. Местами она была в тему и действительно добавляла шарма, но иногда хотелось пропустить эти сцены, потому что они вставлялись в неподходящие моменты и были абсолютно одинаковыми.
Почему Акселя почти всегда окружают только девушки? И большая часть его гвардии — тоже девушки. Спасибо, что хоть Корал был, но его арка тоже не до конца раскрыта. Можно было бы много чего увлекательного с ним сделать, ведь он получился интересным персонажем.
Я мог бы написать ещё много чего, но боюсь, что отзыв выйдет слишком длинным. Единственное, что хочется добавить в конце, это про суккубу Тирру. В начале она была просто прелесть, умная, сильная, ценная единица в отряде. Но под конец она стала беспомощной обузой и вызывала раздражение, ведя себя как ребёнок. В начале за ней такого не наблюдалось, что обидно, ведь как персонаж она мне больше всех нравилась.
В общем, автору есть куда расти и стремиться. Потенциал хороший, и надеюсь, что когда-то будет продолжение этой увлекательной истории, которое расставит все точки над "и".
замечтался.
Здесь стоял тогда старый дом… Эге — когда-то, давным-давно. Прогнивший, источенный червем, но родной и милый.
Над его головой пчелы сосали мед и что-то жужжали на своем красивом языке:
— Дзин-дзин! дзин-дзин-зирр!
…На улице кричат ребятишки, поют на плетнях петухи, хлопая крепкими крыльями. Стучат на улице колесами телеги, везут чаны с виноградом. В садах осыпаются персики — спелые и мягкие. Ударившись о землю, плод быстро синеет, на его кожице выступают как пот мелкие прозрачные капли. Дом был маленький и робко прятался за ветками высоких акаций. Сюда, на плетень амбара, смотрело окно спальни. Яблоню посадил его дед, когда у него родился первый внук. Старик помнит, как она росла вместе с ним, тянула голову к небу, заслоняя весь пчельник. На чердаке амбара выгородили голубятню. Развели голубей — белых и сизых. По утрам они с радостным плеском крыльев взлетали над током, бередили синий воздух, и казалось, что с их крыльев падает горячими каплями солнце.
Из дома выходит рослая полногрудая женщина с крынкой и бросает птицам кукурузные зерна.
— Чирррр!
Голуби слетаются к ней и жадно клюют кукурузу. Набив зобы, они быстро улетают куда-то далеко, в молочный туман, развесивший тонкие белые полотнища на верхушках приречных ив…
Другой была жизнь. Широкой и властной. Так ему казалось, потому что сам он бы мал. Люди были здоровые и рослые. Нивы обширные: тянется борозда — за час не обойдешь. Сады и поля давали крупный плод, леса были темные и непроходимые, а в Каиновом овраге водились стада кабанов, которые топтали кукурузу, стоило ей налить зерно.
— Дзинь-дзинь-дзинь!
Говорят пчелы меж собой на своем языке, снуют в ульи и из ульев — не остановишь. Копят мед. Всю жизнь копят. Всю жизнь работают, хоть рук у них и нет.
Где-то пропели петухи.
Дед Пейо протер глаза, посмотрел на небо, с трудом поднялся с места.
— О-ох!
Московец грелся на солнышке, тихонько поднимая тяжелую лапу, и бил по траве, над которой кружилась мошкара. Зеленый дятел громко стучал по сухой ветке шелковицы.
— Пора трогаться… Мое время кончается…
И стало ему вдруг страшно жаль жизни: пчел; дома, который давно снесли; Московца; русокосой Ганки, которая каждый вечер приносила в поле воду в тыкве-горлянке, чтобы он сварил похлебку жнецам. Старик оперся на клюку и изо всех сил стиснул ее, задрожав всем телом.
— Велю положить ее со мной в гроб. Пускай с ней и закопают. Как знать, может, пригодится.
Кто-то окликнул его.
Одет синевой Белый камень. На вершине стоит во весь рост столетний дуб. Под ним — могила Пеньо.
— Иду! Иду!
А по дороге он пройдет мимо нив, будет останавливаться на краю и смотреть на них. Какой хлеб вырос! Какой колос, какое зерно налилось! Шумит на ветру. Кто-то будет жать его нынче осенью! Отпустил бы господь Пеньо с неба — только на жатву да на молотьбу. Э-эх! Да вернулись бы прежние лета! Земля горит, чернеет. Желтые груши падают в траву. Жницы поют ясными голосами. А он стоит под грушей и смотрит — ровно ложится сжатый хлеб. Пеньо вяжет, а снопы, как овцы, разбрелись по полю.
Идет дед Пейо мимо нив, пошатывается. За ним, повесив голову, бредет Московец.
— Иду, эй, иду!
Встретит его Пеньо на том свете и спросит:
— Отчего ты меня забыл, отец? Сестра каждую субботу приходила, могилу водой поливала, базилик клала. Днем мне не скучно. Смотрю с высокого места и все вижу — людей в поле, скотину. А ночью остаюсь один-одинешенек. Только дуб надо мной стоит. И будто на месяце бродят тени — ищут кого-то.
Помни мое слово, отец, встану я из гроба. Позову и живых, и мертвых, расскажу им, как дитя плакало в материнской утробе, как земля расступилась, чтобы поглотить тысячи трупов. Заплачут люди. Реки слез потекут, как текли ручьи крови.
— Сынок, не убивайте! Не отрывайте дитя от отцовского сердца. Сердце из груди вырываете. Господи, научи грешных людей добру!
Вот и могила сына.
Семь месяцев минуло с той поры. Рухнул сын, как срубленное дерево, полное влажной силы. Ушел из жизни прежде времени.
Дед Пейо снял шапку.
— Я пришел, сынок.
Здесь лежит Пеньо, здесь зарыт сын деда Пейо. Кажется, вот-вот встанет он из земли — сильный и рослый, черноглазый как мать — и скажет:
— Отец, выпили мою кровь кровопийцы!
И заполыхают его черные глаза, как угли.
— Вот ты где, Пеньо! Ох, устал я, ноги уже не держат.
Старик сел. Опустил глаза и стал смотреть на деревянный крест, на котором висели сухие ноготки и стебель базилика. Рука его тихо и кротко стала гладить землю.
— Зачем ты зовешь меня каждый день?
Где-то за холмами дрогнул и взвился протяжный тоскливый голос. Кто-то поет или кто-то плачет. Нагнувшись над колосьями, ходит и ищет потерянный клад. Старый дуб ударил веткой о ветку, заворчал. Кажется, что деревья в полях сдвинулись с места — искать кого-то. Пошел и сам Белый камень, пошла и могила, пошел и дед Пеньо.
— Куда же нам идти?
Выскочил изо ржи заяц, набрал ходу, пересек всю ниву,
Последние комментарии
7 часов 43 минут назад
10 часов 31 минут назад
1 день 20 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 13 часов назад