Где ты, счастье мое? [Зинаида Федоровна Каткова] (fb2) читать постранично, страница - 4

бабку ограбил. Кошелек с деньгами стянул. Понимаешь? У старушки!

— Причем тут старушка…

— Неужто он, такой здоровенный детина, не в состоянии заработать? Ну, как ты это объяснишь?

— Просто паразит. Накипь жизни.

— Неужто у этого парня нет вот даже на столечко совести? Ведь он наш, советский человек, такой же, как ты, как я…

— Ну уж извини, коли в чужой карман залез, он — не как мы. Такого я товарищем не назову. Да и ты не назовешь. А есть у него совесть или нет, это ты лучше меня должна знать. Своими глазами видишь. Только ты, сестренка, наглядевшись на такого сорта людишек, в крайность не ударься, мол, преступников много, а хороших людей мало. Если послушать бабку Марпу, честных — то людей вообще нет. Каждый ловчит по-своему, как курица, гребет под себя.

БАБКА МАРПА

Вечером семья Яшмолкиных сидела за праздничным столом…

Дети набегались, наигрались и теперь сладко посапывали в своих кроватках, крепко обхватив ручонками подаренные тетей игрушки.

— Знаю, водку не пьешь. Красненького налью. Кагор, — уговаривает Микале сестру.

— Ты же знаешь, я вообще не пью.

— Ради встречи можно, — поддерживает мужа Майра. — Я тоже не пью. Нам, спортсменам, не положено. Но ради такого случая рюмочку кагора можно.

— Какой из тебя спортсмен! — подзадоривает Микале. — Вот Костя — да! Боксер! Футболист! Шахматист! Кстати, он сегодня заходил, больше часа тебя ждал.

— Отчего же не дождался?

— Катя спугнула. Сидели, играли в шахматы, все шло чин-чинарем. Чуть Катя на порог — парня как ветром сдуло.

Качырий нахмурилась. Микале виновато глянул на сестру.

— Извини, сестренка, я пошутил. Костя в МТС побежал, дело у него там.

— Жаль, — огорчилась Майра.

— Не тужи, увидишь, завтра снова прибежит.

После рюмки вина женщины разрумянились, повеселели. У каждой нашлось что-то такое, о чем надо непременно теперь же поделиться с другой…

Дверь тихонько приоткрылась — показалась голова соседки.

— Ой, накас^[1], Качырий приехала! Больно хорошо. А я на кухню шла, слышу, гомонят. Дай, думаю, загляну, уж не беда ли какая приключилась? А они, ишь ты, выпивают. Кабы знала…

— Заходи, тетка Марпа, садись за стол. Товарищем мне будешь, — пригласил Микале. — А то кругом одни трезвенники, даже почеканиться не с кем.

Марпа не из тех, кого надо упрашивать.

— Ладно, ладно, сяду, — затараторила она, подошла к гостье, похлопала её по спине, зачем-то потрогала свисающие почти до талии упругие косы и, наконец, принялась гладить по голове, приговаривая: — Ой-й, такая же пригожая, такая же молодая, ни капельки не постарела… И не старей, все такая же красавица будь. Дай бог тебе доброго здоровья! Я тоже, когда девкой была…

— Кувай^[2] тебе водки или кагорчику? — перебил Микале.

Забыв о Качырий и о том времени, когда она тоже девкой была. Марпа проворно уселась за стол, поближе к радушному хозяину.

— Ай, мне хоть что ладно. Налей уж тогда водочки, она кровь разгоняет, душу веселит. Э-э, накас, а вы то зачем рюмки отставляете? Выпей за компанию, Качырий! И ты, Майра, выпей!

— Я больше не буду.

— С меня тоже хватит.

— Водку пить — не снопы вязать, — глубокомысленно изрекла Марпа, лихо опрокинула содержимое рюмки в рот. Потом, смачно прожевав ломтик соленого огурца, тоном заговорщика зашептала хозяину: — Давеча виде — на, механик эмтээсовский от вас выскочил. Ровно ошалел, того и гляди с ног сшибет. Ладно успела отскочить. Ну чисто ослеп парень. С чего бы это, а?

Марпе нет еще и пятидесяти, но выглядит она намного старше. Небольшого роста, вся какая-то высохшая, с лицом, похожим на испеченное яблоко, ходит она, ссутулясь, мелкими, неслышными шажками, цепко подмечая все своими острыми, как буравчики, черными глазами. Свалявшиеся пряди полуседых волос вечно торчат из-под выгоревшего платка, свидетельствуя о том, что Марпа редко берется за гребень. На крошечном личике смешно топорщится тонкий, с горбинкой, нос, чуть нависая над верхней губой. Крылья носа и щеки испещрены багрово-красными прожилками — признак того, что владелица их питает повышенное пристрастие к спиртному.

— Уж не женишок ли сестрицын? — щуря свои глазки-буравчики, продолжает допытываться она.

— Кувай, выпей еще одну, — морщится Микале.

— А сам-то, сам-то? Э, накас, мужику мужика в компанию надо. Я что, старая баба… Чу, Миклая позову. Как это мне в голову не пришло.

— Какого Миклая?

— У меня на квартире офицер стоит, аль не видал?

— А^-а…

— Сейчас я тебе дружка хорошего приведу. А там, коли прикажешь, и за бутылочкой сбегаю. Глядишь, и её развеселим, — стрельнув своими буравчиками на Качырий, добавила Марна. — Как-никак офицер. А уж красавец! Я мигом…

Она снова осушила рюмку и, не закусив, метнулась к двери.

— Погоди, — остановил Микале. — Для хорошего друга и угощение надо хорошее. А у нас… Лучше в. другой раз пригласим