Лопари и самоеды столичных наших тундр [Петр Кузьмич Мартьянов] (fb2) читать постранично, страница - 3

больны? — спрашиваю я ее, приглашая сѣсть въ кресло, — на васъ лица нѣтъ, такъ вы блѣдны…

— Постойте, дайте съ силами собраться, я не могу говорить… Я всю ночь плакала какъ ребенокъ, да и теперь, какъ я только вспомню, слезы невольно подступаютъ къ глазамъ, — и она горько заплакала.

— Да что у васъ за горе? разскажите… довѣрьтесь… быть можетъ, я могу быть вамъ чѣмъ нибудь полезенъ…

— Да, да, можете быть полезнымъ… Я затѣмъ и пришла къ вамъ, чтобы вы помогли мнѣ… И она схватила меня за руки, и крѣпко сжимая ихъ, какъ будто кто-нибудь хотѣлъ оторвать ее отъ меня, наклонилась ко мнѣ и вскрикнула: Теодоръ оставилъ меня!..

— Кто вамъ сказалъ это?

— Онъ самъ!

— Что же онъ? влюбился въ другую?

— Нѣтъ.

— Или заговорило въ немъ чувство ревности? возбудилось подозрѣніе въ невѣрности? нашлись поводы къ неудовольствію?

— Ничего подобнаго не бывало.

— Такъ что же за причина? — И со всей предупредительностью любезнаго хозяина, я усадилъ ее въ кресло.

— Моя бѣдность… У меня ничего нѣтъ, — говорила она, обливаясь слезами… — все что было, я отдала уже ему… Здоровье пошатнулось, я столько работала, столько перенесла… Свѣжесть блекнетъ… Ему скучно со мной, онъ пресытился… я ему надоѣла!.. я ему опротивѣла!.. Мое присутствіе тяготитъ его. Мой видъ возбуждаетъ въ немъ досаду и злобу. Вчера вечеромъ онъ сказалъ мнѣ, что еслибы его судъ приговорилъ въ наказанье провести со мной двадцать четыре часа, то онъ выбросился бы въ окно!.. Изъ устъ его я услышала свой смертный приговоръ… Онъ самъ произнесъ его мнѣ и такъ безпощадно… послѣ всего, что я для него сдѣлала!.. — И она откинулась на спинку кресла и судорожно захохотала.

Я не зналъ, что дѣлать; ея истерическій нервный смѣхъ смѣнился рыданіями. Она плакала, кричала, произносила безсвязные звуки, обращалась съ упреками къ небу, кляла день рожденія. Это былъ ураганъ скорби, ужаса и отчаянія и всѣ мои усилія успокоить ее — оказались напрасными. Я передалъ ее на руки женщинъ и удалился. Чрезъ нѣсколько времени она позвала меня.

— У меня есть къ вамъ просьба, для нея-то я и пришла къ вамъ… исполните-ли вы ее?

— Если могу.

— Послушайте. Онъ васъ такъ уважаетъ… вы знаете все, что я для него сдѣлала… Я хочу поговорить съ нимъ при васъ… Быть можетъ, онъ постыдится высказаться передъ вами такимъ, каковъ есть. Не думаю, чтобы у него хватило на это духа и безстыдства. Передъ вами онъ сробѣетъ. Почемъ знать, какъ могутъ подѣйствовать на него мое отчаяніе и ваше присутствіе. Можете вы поѣхать къ нему со мной?

— Извольте.

— Ну, такъ поѣдемъ.

Она была такъ разстроена, что ѣхать съ поѣздомъ желѣзной дороги оказывалось не вполнѣ удобнымъ и я послалъ за экипажемъ. Черезъ часъ мы отправились въ городъ въ каретѣ. Забившись въ уголъ, она всю дорогу молчала, я тоже не тревожилъ ее вопросами. Но по мѣрѣ приближенія къ Петербургу, я замѣтилъ, что въ ней происходитъ страшная внутренняя борьба: она что-то говорила сама съ собой, руки ея дрожали, зубы начинали стучать какъ въ лихорадочномъ ознобѣ, колѣна бились другъ о друга.

— Вернемся домой, сказалъ я ей участливо, вы нездоровы. Поѣздка эта еще болѣе разстроитъ васъ.

— Да, я стала ужасно нервна, но я должна быть у него, — отвѣчала она съ твердостью, — хочу увидѣться еще хоть разъ съ нимъ… Какъ знать? быть можетъ я умру скоро…

И мы поѣхали.

Въ 12 ч. дня мы вошли въ квартиру Доброва и застали его сидящимъ за телеграммой въ Филиппополь, въ халатѣ и фескѣ. Онъ привѣтствовалъ меня легкимъ движеніемъ руки и продолжалъ свое дѣло. Потомъ всталъ, отправилъ человѣка подать составленную имъ телеграмму, подошелъ ко мнѣ, крѣпко пожалъ руку и сказалъ: «вотъ, батюшка, убѣдитесь, насколько наши дамы сумазбродны!.. Зачѣмъ она притащила васъ ко мнѣ?»

Не успѣлъ я отвѣтить ему, какъ онъ обратился съ упреками къ Марьѣ Осиповнѣ.

— Что вамъ еще нужно, сударыня, отъ меня? Вѣдь я уже объяснился съ вами. Я сказалъ вамъ, что больше не люблю васъ… Я сказалъ вамъ это съ глазу на глазъ, вамъ желательно, чтобы я повторилъ это при свидѣтелѣ — извольте! Торжественно и всенародно заявляю, что я васъ разлюбилъ, что любовь къ вамъ, когда-то сильная и пламенная, погасла въ моемъ сердцѣ; и можете быть увѣрены, погасла ко всѣмъ женщинамъ вообще. Если-бы я сдѣлалъ подобное заявленіе другой женщинѣ, она не рѣшилась бы меня преслѣдовать своей любовью, а вы!..

— Я желала бы знать, за что вы перестали любить меня?

— Этого я и самъ не знаю… Любилъ я васъ, не зная за что, и разлюбилъ не зная за что… Знаю только, что страсть прошла, и прошла безвозвратно. И что такое подобная страсть? Юношеское увлеченіе, отъ котораго чѣмъ скорѣе отдѣлаться, тѣмъ лучше.

— Но нѣтъ-ли за мной какой-нибудь вины?

— Вины за вами я никакой не знаю.

— Быть можетъ, вы имѣете причины упрекнуть въ чемъ-нибудь мое поведеніе.

— Ни въ чемъ рѣшительно. Вы были для меня самой вѣрной, честной, любящей женщиной, какую человѣкъ можетъ пожелать себѣ.

— Быть можетъ, я не сдѣлала