13 разных историй [Аркадий Миронович Минчковский] (fb2) читать постранично, страница - 3

холодно — осень. Но мы с Юркой ничего не замечали. Будто на улице было солнце. Мы шагали к площади среди колонн взрослых. Играли оркестры. Со всех сторон пели песни. Медленно ползли ярко украшенные грузовики. На одном из них огромный рабочий молотом бил по голове толстяка во фраке с множеством нолей на животе. Так тогда миллионеров изображали. При каждом ударе цилиндр капиталиста сплющивался гармошкой, а фиолетовая физиономия раздавалась вширь. В кузове другой машины белогвардейский генерал с эполетами величиной в сковороду плясал в обнимку со старичком во фраке. По всему Невскому с балконов махали люди. Нам с Юркой казалось — все восхищены нашим знаменем.

Неподалёку от Садовой колонна встала. Юрка, который снова сменил меня, опустил знамя, и вдруг мы, к своему ужасу, заметили, что в нашем лозунге не хватало двух букв. Ветер почему-то сорвал только буквы «р», и теперь лозунг читался так, будто его выкрикивали малыши: «Да здавствует Х лет Октябя!»

 —  Ничего, — мрачно сказал Юрка, — не заметят : ветер.

Но это было очень неприятно. Ветер сыграл с нами нехорошую шутку. К Казанскому собору потеряли ещё одно «т» и восклицательный знак, от которых остались только белые ниточки. Но мы не унывали и по-прежнему несли знамя. Правда, теперь уже не вырывали древко один у другого, а терпеливо дожидались своей очереди.

Руки наши давно побаливали, ноги ломило, но признаться в этом и друг другу мы не решались.

Перед самой площадью, когда колонна опять остановилась, к нам подошёл Николай Николаевич.

— М-да, — промычал он, глядя на наше пострадавшее знамя,— ну, на что это похоже?

Мы и сами понимали ужас своего положения. На кумаче получилось :

«Да здавству Х лет тябя». Это было до слёз обидно.

— Куда же мы с таким? — продолжал Николай Николаевич.

«Выгонит. . . Сейчас прогонит, — мелькнуло в голове. Колени у меня дрожали от страха. — Неужели уйти вот сейчас, когда мы уже у цели?!» Я не смотрел на Юрку, но чувствовал, как пылают его уши. И тут мой изобретательный друг нашёлся :

 — А мы, Николай Николаевич, вот что. . .

И Юрка стал решительно срывать оставшиеся буквы. Не успел я и опомниться, как от нашего лозунга только и осталось: «Х лет».

  — Вот, — сказал Юрка, сияя.

И тут, во всю мощь, на какую только он был способен, грянул наш школьный оркестр, и мы с высоко поднятым знаменем вступили на площадь. Тогда не было строгого порядка колонн, демонстрация лавиной текла мимо трибуны, с которой в рупора выкрикивали приветствия.

Всё-таки мы добились своего и шли на площади рядом с теми, кто десять лет назад брал тут Зимний. Мы шагали мимо трибуны, откуда, нам казалось, нас приветствовали и салютовали нашему знамени. Беспрерывное «ура» раздавалось над площадью. Оно смешивалось с ударами барабанов, звоном литавр и вовсю распеваемыми песнями.

Мы были малы ростом и не видели тех, кто был на трибуне. Но неудержимая сила влекла нас туда. Незаметно для себя, вместе со знаменем, мы всё больше и больше подавались влево и вдруг услышали над своими головами: 

 — А это ещё что за пара?

     — Откуда такие?

Мы оглянулись и с ужасом для себя поняли, что потеряли свою школу и давно идём в чужой колонне. Слева от нас покачивалось длинное полотнище «Завод «Красный выборжец». Рабочие шли всех ближе к трибуне. И тогда мы с Юркой, не задумываясь, врезались в их колонну. То ли нас не заметили, то ли приняли за своих, но нас не прогнали, и мы поплыли дальше, по-прежнему всё теснясь влево. Кто-то над нами крикнул :

— Смотрите, товарищ Киров!

Мы тогда ещё не знали, кто такой Киров, но по тому, как обрадовались, увидев его, рабочие, поняли, что это вождь, и ещё выше подняли своё знамя.

Колонна демонстрантов прибила нас к трибуне. Мы и сами не заметили того, как выплыли из неё и застряли на свободном пространстве между трибуной и демонстрирующими. Мимо нас ползли разукрашенные грузовики и, сверкая медью, проходили оркестры. Люди размахивали руками и что-то кричали, а мы с Юркой стояли против течения вдвоём, поднимая знамя. Нам непременно хотелось, чтобы на трибуне его заметили.

В это время от трибуны отделился высокий человек в сдвинутой на затылок фуражке и кожаном пальто, изпод которого рядком гляделись пуговки гимнастёрки. Человек в фуражке заметил нас с Юркой, подошёл к нам.

— Вы откуда, ребята? — строго спросил он, а голубые прищуренные глаза, с пучочками добрых морщинок по краям, смотрели весело.

Мы объяснили, что из четвёртого «Б».

—  А что это у вас за знамя?

— От первой ступени. Мы сами сделали.

 — Ну что же, — он улыбнулся, — хорошее знамя. Нужно думать, во второй ступени лучше будет. Вы где живёте?

Мы сказали.

 — Ну, — говорит, — молодцы. Теперь шагайте домой.

Усталые, с ноющими в коленях ногами, но необыкновенно счастливые, возвращались мы к себе. Узкими переулками мы шагали в потоке сбившейся демонстрации. На плечах, как весло, по очереди несли свёрнутое