Завтра [Валера Нематрос] (fb2) читать постранично, страница - 2

сложиться обстоятельства, что при авиакатастрофе на высоте десяти километров я что-нибудь расскажу его жене. При этом завидую его спокойствию.

Мимо торопится Милена, ни жестом, ни взглядом не выдавая свое волнение – инструкции, выправка, внутренний стержень.

Поднимаю руку, как прилежный школьник. Она наклоняется ко мне, чуть нетерпеливо, но все так же приветливо.

Самолет трясет, и она почти падает на меня; теперь между нашими лицами всего ничего.

– Если мы приземлимся, – говорю я совершенно серьезно, – я на вас женюсь.

***

– Да, мы поели, – улыбаюсь я в трубку, представляя, как она на том конце морщит носик – она всегда так делает, когда сомневается, но не хочет этого показывать, – Даник уплел две котлеты, а еще мы сходили за арбузом.

Данику четыре, он уверен, что если съешь арбузную косточку, то она прорастет в животе в целый арбуз. А еще он хочет стать летчиком.

Мне немного больше, и пять лет назад я сдержал обещание жениться, данное его матери в десяти километрах над землей. Тружусь дизайнером, разрабатывая логотипы, а иногда и весь стиль компании под ключ. Стюардессой работать удаленно гораздо сложнее, поэтому Даник большей частью на мне.

Я курю на балконе – никак не могу избавиться от этой дурацкой привычки – и смотрю вниз, на детскую площадку, где малышня играет в песочнице в Ленина и народ. Трое детей усиленно пытаются закопать четвертого, но у них никак не выходит.

Ужасно хочется спать. Был крупный заказ, вылившийся в две бессонные ночи и миллиард безвозвратно покинувших меня нервных клеток. Но это того стоило – мы можем слетать отдохнуть, куда душа пожелает, хоть на неделю, хоть на две.

Захожу в гостиную – Даник дрыхнет на диване, раскинувшись звездой. Он спит так с младенчества, словно пытаясь обнять весь мир. Кроме меня, разумеется, потому что он сразу решил, что правая половина кровати его, а отец, как взрослый человек, сможет добыть себе что-нибудь еще.

Я ложусь рядом и засыпаю со счастливой улыбкой на лице.

Проснусь несколько часов спустя от надрывного звонка в дверь. Лишь прошлепав к двери соображу, что Даника рядом нет. Потом будут лица, официальные и сочувствующие, с выпученными глазами и восковые маски. Скорая и полиция. Одни констатируют, другие запротоколируют. Сначала я буду хотя бы рыдать, потом не смогу и этого.

Она позвонит несколько часов спустя, когда приземлится. Спросит, как прошел наш день. Слова застрянут в моей глотке. Слова, что нет больше никаких нас, что этот день стал для Даника последним.

– Ты не закрыл балкон, – скажет она много позже. Когда сможет говорить.

***

В теле человека больше двухсот костей. Сломать все сразу – особого ума не надо. Остаться при этом в живых – совсем другое дело.

В палате нас трое – я и две мухи. В меня то и дело что-то вставляют, вытаскивают, что-то колют и капают. Мух не трогают.

Гипса во мне больше, чем в Венере Милосской, и не только потому, что у меня на две руки больше. Обе, правда, сломаны. А еще ключица, несколько ребер, челюсть в трех местах. Бедро теперь больше похоже на ведро. С костями разумеется. Медсестры уже шутят, значит я иду на поправку. А раз так, то когда-нибудь я встану на ноги. Мне немного надо – дойти до окна.

Но сначала я разобью проклятый телевизор. Не знаю, кто лежит в палате напротив, но он смотрит долбаный ящик круглосуточно.

– Это модный приговор. Мы начинаем! – раздается из динамика.

Жизнь умеет зло шутить. Сдохнуть от круглосуточного телевещания – приговор действительно модный. Вспоминаю, что читал где-то, как тибетские монахи силой мысли останавливали сердце. Тужусь изо всех сил, но выходит только бздануть.

– Это хорошо, – говорит медсестра, – значит, поправляетесь!

Я забыл, что она здесь, но меня это и не смущает. На самом деле поправляется она, и если не перестанет лопать на ночных дежурствах пирожные, скоро пополнит ряды бодипозитивных инсулинозависимых.

– Я – Лариса Гузеева, и это – Давай поженимся! – доносится из соседней палаты.

«Давай, сука, поженимся уже!» – хочется крикнуть мне, но членораздельность пока не мой конек. Я готов пережениться на всех до единой, только чтоб мне дали спокойно уйти.

Выбросить телевизор в окно и шагнуть следом. Такой нехитрый план на оставшуюся жизнь.

***

Влюбленные часов не наблюдают. Я не наблюдаю еще и календаря. Слабо понимаю, когда одна реальность сменяется другой под воздействием алкоголя. Я пью размашисто, самозабвенно, словно перематываю жизнь, не в силах просто нажать на стоп.

Мы давно не виделись. Она ушла с головой в работу, я нырнул на дно стакана и жизни. Я ни от кого не бегу, потому что алкаши со стажем утрачивают беговые функции.

Сначала она еще приходила, и в эти редкие вечера мы делили квартиру, как два привидения делят старый заброшенный особняк. Затем она предпочла гостиницы, а я – портвейн. Я начинаю забывать, как она выглядела. Как выгляжу я, лучше не знать никому.

Мои окна зашторены, в последнее время я не из любопытных. Перестал выходить из дома