cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
мне.
Я смотрю в надежде, что он шутит, но выражение его лица разбивает все мои надежды в пух и прах. Я тяжело сглатываю, отворачиваюсь и снимаю бюстгальтер, торопливо натягиваю другой, надеваю сарафан, под юбкой снимаю трусики и тут же заменяю их свежими. Тянусь руками к молнии на спине, но мужчина бесшумно подходит ко мне и помогает.
В груди словно вспыхивает пламя. Его пальцы, грубые и шершавые, скользят по коже спины, цепляются за застёжку бюстгальтера, поправляют волосы на шее. Его дыхание опаляет, скручивает нервы в один комок панического ужаса. Это действительно пугает меня. Его близость. Его мощь. Его сила. Его тяжёлый мужской запах.
— Готово, — говорит он и поворачивает меня к себе лицом. — Другое дело. Не фонтан, конечно, но на сегодня потянет. Платок у тебя есть?
— К-какой платок? — не понимаю я.
— Голову прикрыть.
— Мы будем заходить в церковь? — переспрашиваю озадаченно, и вдруг он смеётся.
Его серьёзное лицо преображается, вокруг глаз разбегаются лучики морщинок, и он словно становится моложе. Но столь же резко он прекращает смеяться.
— Нет, Ася. Я не хожу в церковь. Я не верю ни в Бога, ни в чёрта, но моя женщина не может появиться на людях с непокрытой головой. Таковы правила. Привыкай.
Он бесцеремонно шарит по шкафу и находит какой-то атласный платок. Даже и не знаю, как он там очутился. Подводит меня к зеркалу, скручивает косы в узел и лихо устраивает платок на голове.
Мы встречаемся взглядами в зеркале. Я — отвожу первой.
— В интернете есть ролики, учись. — говорит он. — Я не собираюсь делать это каждый раз. Сегодня можешь не краситься, у тебя горе, но с завтрашнего дня лёгкий дневной макияж каждый день. Плохо, грустно, месячные — мне всё равно. Усекла.
Он сжимает мои плечи, вынуждая посмотреть на него. И я смотрю и киваю.
— Будешь умницей, не обижу. Буду щедрым мужем.
— Послушайте, — я облизываю пересохшие губы. — Я не могу выйти за вас замуж. Я же даже вас не знаю. И не люблю. И не полюблю. — на всякий случай добавляю я. Тихо. Почти неслышно.
— Любовь — это удел идиотов, — назидательно говорит он. — Я тоже тебя не знаю, не люблю и никогда не полюблю, но скоро ты станешь моей женой. И, как ты понимаешь, выбора у тебя нет. А насчёт знакомства… Ты — Ася Сергеевна Миронова, восемнадцати лет от роду, окончила школу, провалила вступительные экзамены, я — Богдан Давыдович Тихонов, тридцать семь лет, был женат, привлекался, оттрубил от звонка до звонка, владею бизнесом, с чистой совестью плачу налоги. Вот и познакомились.
— Богдан, — тихим шёпотом пробую на вкус его имя.
Хватка на плечах усиливается. Я смотрю в злые чёрные глаза мужчины.
— Богдан Давыдович и только на «вы», — бросает он и резко встряхивает меня. — Пошли на выход.
Я не хочу. Но он прав — выбора у меня нет. Не знаю, почему так, но верю ему на слово.
Мужчина берёт меня за руку и уверенно ведёт к двери. Я смотрю на его широкую спину, на литые мышцы, что грубо перекатываются под тесной рубашкой, и стараюсь привести свои мысли в порядок. Но это невозможно, потому что он внезапно тормозит, и я врезаюсь в его спину.
— А ты ещё кто такой? — цедит Тихонов, открыв дверь.
— Так это, — слышу голос своего парня, — Костя. Здравствуйте, а Ася дома?
2. Ася
Я осторожно выглядываю из-за спины мужчины и смотрю на Костика. Совсем забыла, что звала его на пирожки.
— Скройся, — говорит Тихонов, и я не сразу понимаю, что мне. — Глаза в пол, на других мужиков не глазей. Усекла?
Он стискивает мою руку с такой силой, что я хочу расплакаться прямо сейчас, но это бесполезно. Поэтому я молчаливо опускаю взгляд и прячусь за его спиной.
— Значит так, Костя, — твёрдо говорит мужчина. — Ася выходит замуж. Поэтому ноги в руки, и топай отсюда. Попробуешь связаться с ней, найду и ноги переломаю. Усёк?
Видимо, усёк, потому что я слышу торопливый топот по лестнице, и мы продолжаем движение. Тихонов сам запирает дверь, не выпуская моей руки.
— Спала с ним? — спрашивает с упрёком, и я не выдерживаю.
— Не ваше дело!
— Ошибаешься, куколка, — предостерегающе говорит он. — Всё, что касается тебя, теперь моё дело. Лучше признайся сразу — порвал он тебя?
Я вспыхиваю. От носа и до кончиков ушей горю, как алое знамя. Грубо и пошло заданный вопрос смущает меня. А ещё больше — брезгливое выражение лица Богдана. Я не нахожу в себе сил ответить вслух и лишь качаю головой.
Не порвал. Хотя однажды всё шло к этому, но я в последнюю минуту спасовала. Испугалась. И больше он не настаивал, давал мне время подготовиться.
— Ну и чудненько, — кивает Тихонов. — Но трогал? Дыньки твои смаковал? Киску?
У меня на глазах выступают слёзы. Противно, что этот мужлан говорит мне все эти вещи. Грубые, порочные слова, что слетают с его губ, кажутся мне мерзкими.
Мужчина грубо хватает ладонью мои щёки и приближается.
— Запомни, что этот сосунок был первым и последним мужчиной, кто посмел притронуться к тебе. Отныне
Последние комментарии
9 часов 5 минут назад
10 часов 38 минут назад
14 часов 31 минут назад
14 часов 36 минут назад
19 часов 56 минут назад
2 дней 7 часов назад