Будь моей нежностью [Екатерина Дибривская] (fb2) читать постранично, страница - 2

мне.

Я смотрю в надежде, что он шутит, но выражение его лица разбивает все мои надежды в пух и прах. Я тяжело сглатываю, отворачиваюсь и снимаю бюстгальтер, торопливо натягиваю другой, надеваю сарафан, под юбкой снимаю трусики и тут же заменяю их свежими. Тянусь руками к молнии на спине, но мужчина бесшумно подходит ко мне и помогает.

В груди словно вспыхивает пламя. Его пальцы, грубые и шершавые, скользят по коже спины, цепляются за застёжку бюстгальтера, поправляют волосы на шее. Его дыхание опаляет, скручивает нервы в один комок панического ужаса. Это действительно пугает меня. Его близость. Его мощь. Его сила. Его тяжёлый мужской запах.

— Готово, — говорит он и поворачивает меня к себе лицом. — Другое дело. Не фонтан, конечно, но на сегодня потянет. Платок у тебя есть?

— К-какой платок? — не понимаю я.

— Голову прикрыть.

— Мы будем заходить в церковь? — переспрашиваю озадаченно, и вдруг он смеётся.

Его серьёзное лицо преображается, вокруг глаз разбегаются лучики морщинок, и он словно становится моложе. Но столь же резко он прекращает смеяться.

— Нет, Ася. Я не хожу в церковь. Я не верю ни в Бога, ни в чёрта, но моя женщина не может появиться на людях с непокрытой головой. Таковы правила. Привыкай.

Он бесцеремонно шарит по шкафу и находит какой-то атласный платок. Даже и не знаю, как он там очутился. Подводит меня к зеркалу, скручивает косы в узел и лихо устраивает платок на голове.

Мы встречаемся взглядами в зеркале. Я — отвожу первой.

— В интернете есть ролики, учись. — говорит он. — Я не собираюсь делать это каждый раз. Сегодня можешь не краситься, у тебя горе, но с завтрашнего дня лёгкий дневной макияж каждый день. Плохо, грустно, месячные — мне всё равно. Усекла.

Он сжимает мои плечи, вынуждая посмотреть на него. И я смотрю и киваю.

— Будешь умницей, не обижу. Буду щедрым мужем.

— Послушайте, — я облизываю пересохшие губы. — Я не могу выйти за вас замуж. Я же даже вас не знаю. И не люблю. И не полюблю. — на всякий случай добавляю я. Тихо. Почти неслышно.

— Любовь — это удел идиотов, — назидательно говорит он. — Я тоже тебя не знаю, не люблю и никогда не полюблю, но скоро ты станешь моей женой. И, как ты понимаешь, выбора у тебя нет. А насчёт знакомства… Ты — Ася Сергеевна Миронова, восемнадцати лет от роду, окончила школу, провалила вступительные экзамены, я — Богдан Давыдович Тихонов, тридцать семь лет, был женат, привлекался, оттрубил от звонка до звонка, владею бизнесом, с чистой совестью плачу налоги. Вот и познакомились.

— Богдан, — тихим шёпотом пробую на вкус его имя.

Хватка на плечах усиливается. Я смотрю в злые чёрные глаза мужчины.

— Богдан Давыдович и только на «вы», — бросает он и резко встряхивает меня. — Пошли на выход.

Я не хочу. Но он прав — выбора у меня нет. Не знаю, почему так, но верю ему на слово.

Мужчина берёт меня за руку и уверенно ведёт к двери. Я смотрю на его широкую спину, на литые мышцы, что грубо перекатываются под тесной рубашкой, и стараюсь привести свои мысли в порядок. Но это невозможно, потому что он внезапно тормозит, и я врезаюсь в его спину.

— А ты ещё кто такой? — цедит Тихонов, открыв дверь.

— Так это, — слышу голос своего парня, — Костя. Здравствуйте, а Ася дома?

2. Ася

Я осторожно выглядываю из-за спины мужчины и смотрю на Костика. Совсем забыла, что звала его на пирожки.

— Скройся, — говорит Тихонов, и я не сразу понимаю, что мне. — Глаза в пол, на других мужиков не глазей. Усекла?

Он стискивает мою руку с такой силой, что я хочу расплакаться прямо сейчас, но это бесполезно. Поэтому я молчаливо опускаю взгляд и прячусь за его спиной.

— Значит так, Костя, — твёрдо говорит мужчина. — Ася выходит замуж. Поэтому ноги в руки, и топай отсюда. Попробуешь связаться с ней, найду и ноги переломаю. Усёк?

Видимо, усёк, потому что я слышу торопливый топот по лестнице, и мы продолжаем движение. Тихонов сам запирает дверь, не выпуская моей руки.

— Спала с ним? — спрашивает с упрёком, и я не выдерживаю.

— Не ваше дело!

— Ошибаешься, куколка, — предостерегающе говорит он. — Всё, что касается тебя, теперь моё дело. Лучше признайся сразу — порвал он тебя?

Я вспыхиваю. От носа и до кончиков ушей горю, как алое знамя. Грубо и пошло заданный вопрос смущает меня. А ещё больше — брезгливое выражение лица Богдана. Я не нахожу в себе сил ответить вслух и лишь качаю головой.

Не порвал. Хотя однажды всё шло к этому, но я в последнюю минуту спасовала. Испугалась. И больше он не настаивал, давал мне время подготовиться.

— Ну и чудненько, — кивает Тихонов. — Но трогал? Дыньки твои смаковал? Киску?

У меня на глазах выступают слёзы. Противно, что этот мужлан говорит мне все эти вещи. Грубые, порочные слова, что слетают с его губ, кажутся мне мерзкими.

Мужчина грубо хватает ладонью мои щёки и приближается.

— Запомни, что этот сосунок был первым и последним мужчиной, кто посмел притронуться к тебе. Отныне