29 [Владимир Романович Максименко] (fb2) читать постранично, страница - 2

же остановки наше негласное противостояние закончилось ничьей, я отстоял свои границы – враг отброшен. Конечно, я вполне бы мог, как советы в 43-м, пойти в контрнаступление, но мне совершенно не хотелось заниматься этой бессмысленной войнушкой до конца поездки.

Проехав ещё немного, мы остановились, и я услышал приказ водилы: «Продвигаемся, продвигаемся, места полно!». Я окинул взглядом салон и понял, что, по мнению нашего кучера, маршрутка – луч, тянущийся в бесконечность и не имеющий конца. Будто в ней можно уместить всю планету, если придется. «Вот же алчный мудак, – подумал я, – легко ему говорить, когда сам он сидит на удобном водительском месте, где полно пространства». Ответ не заставил себя долго ждать, и я услышал пару недовольных возгласов, но то были лишь выкрики в пустоту, маленький акт неповиновения, подобный детскому непослушанию, ведь всё равно люди ещё больше утрамбовались. Они были уже настолько тесно прижаты друг к другу, что складывалось ощущение, что вот-вот образовавшаяся биомасса сольется в единый организм. Полученное таким образом пространство заняли трое новоприбывших, и тогда удовлетворенный водила вновь отправился в путь.

Ещё некоторое время я наблюдал в свой недавно созданный «видящий камень» плеяду сменяющих друг дружку панелек, пока вид за стеклом не стал странным образом меняться. Стало казаться, будто мы едем уже не по унылому муровейничному кварталу, а где-то в… пещере? И выяснилось, что мы уже вовсе не едем – мы плывём. По реке. На лодке. Действительно, маршрутка внезапно пропала, и на её месте из ниоткуда появилась лодка, у начала которой возвышалась фигура нашего водилы. Однако крайне обезображенная фигура: сгорбленная, зачахшая, исхудавшая, вся в лохмотьях и укрытая плащом – пожалуй, если бы я не знал, чья личина кроется под капюшоном, никогда бы не догадался кто или же что это. В его руках было весло, которым он и задавал вектор нашего пути. Я счёл крайне удивительным, что такой, на вид немощный, старик в одиночку управляется с судном таких размеров. Удивительным было и то, что, видимо, помимо меня никто не замечал изменения обстановки. На ком бы я ни останавливал свой взор, я наблюдал только невозмутимые лица, и даже те, кто до этого ехал стоя, держась за поручень, уже не имеющие такой возможности, (посему цепляющиеся друг за друга), оставались непоколебимыми. Несмотря на всё это, я не испугался и даже не запаниковал – напротив, раз все приняли это как должное, то принял и я. Когда вопрос с нормальностью происходящего был закрыт, я стал осматривать окрестности пещеры. Мы уверенно маневрировали мимо сталагмитов, преодолевали пороги; единственными звуками были непрекращающийся легкий шум течения и эхом проносившиеся удары капель о поверхность воды, что падали с отсыревших сталактитов. Наблюдая за рекой, я стал замечать в ней что-то необычное, будто бы некое движение, и то были не рыбы, – нет, – всматриваясь тщательнее, я увидел… разуплотнённое образование, бестелесную субстанцию, контуром напоминающую человеческий бюст с продолжавшимся протяжным… хвостом. Это нечто было глубоко в толще воды, но оно по спирали поднималось на поверхность. Я, заворожённый, не мог отвезти взгляд: чем дольше я смотрел на эту абсолютно ни на что не похожую… абстракцию, тем больше я находил её похожей на весь свой мир, пока наконец не увидел в ней себя. На меня снизошло озарение – это была душа, или же дух – пускай на этот вопрос отвечают теологи с философами – для меня важна была лишь суть. Мне захотелось кричать, поделиться со всеми в лодке своим открытием, своими мыслями, и только я собрался это сделать, как вновь оказался на своем неудобном месте, рядом с великаншей, разглядывая в микрооконце свой район, напрочь позабыв об этом происшествии.

Все мои последующие попытки уснуть оканчивались тотальным фиаско, во многом из-за того, что мужчина, занимающий место передо мной, разговаривал по телефону. Причем разговаривал так, будто он ведущий некого телешоу, и каждое его слово должно быть четким, громким, звучным, эхом проноситься по студии, резонируя с мыслями своих зрителей, и находить отклик в виде землесотрясающих аплодисментов. Однако ничего из этого не происходило, что, впрочем, только подзадоривало господина, делая его реплики всё эксцентричнее. Не знаю какие эмоции вызывало у прочих невольных слушателей данное выступление, но меня оно изрядно раздражало. Каждая попытка придаться эскапизму и уйти в себя сокрушалась под громогласным возмущением шоумена речами его собеседника (или собеседницы), вынуждая меня заняться единственным удовлетворяющим занятием – бранить его и всю его родословную. Я, начиная самыми изощренными, витиеватыми и филигранными оскорблениями и пожеланиями телесных и ментальных расправ, закончил максимально прямолинейными, пошлыми, грубыми и вульгарными ругательствами. Словно паук, я плёл свою собственную паутину мата, где сердцевиной являлся запрещенный законом квартет, а все их образования уходили на