Фантастические истории, записанные во время своих странствий Йозефом Краалем, алхимиком из Праги [Кусчуй Непома] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

жителей города. К сорока пяти годам он стал настоящим профессионалом в дамских ручек целовании. И если раньше он сам ходил и предлагал свои услуги, то со временем накопил средств и открыл маленькую конторку на привокзальной площади, где бок о бок стояли прочие мелкие лавочки и заведения. В конторке у Адриана было два окошка: в одно заказчики пропихивали денежку и бумажку с заказом: кто, зачем, когда и с каким смыслом. В другое — дамы просовывали свои ручки. И Адриан прикладывался к ним своими волшебными губами. Он не видел лица дамы, и дамы не видели его. Целование ручек — вопрос весьма щекотливый, а тактичность у Адриана Лупу была в крови.

Адриан надевал на левую руку мягкую кожаную перчатку, осторожно брал ею женскую ручку и прикладывался губами, передавая в одно мгновение всю заказанную клиентом палитру чувств. Вам нужно запечатлеть на ручке прощальный поцелуй, по которому дама понимала, что новое свидание завтра в тот же час и в том же месте, или же наоборот, осознавала, что все, конец игре, можно рвать письма и каяться перед мужем? Или же вам необходимо вложить в поцелуй любовный сонет? Или строго секретную записку о прибытии резидента вражеской разведки? Или избавить даму от избытка ласки? Или возбудить безответное чувство? Что бы ни заказывали, Адриан делал все легко и непринужденно. И от клиентов у него не было отбоя. И никто не уходил недовольным. Да, Адриан Лупу был человеком нужным и уважаемым.

Но однажды случилось то, что положило конец удивительному коммерческому успеху Адриана. Дело в том, что в один из июньских дней дамских рук целовальщик откусил даме палец. События, которые предшествовали этому печальному происшествию, сложились в удивительную историю. О деталях ее Йозеф Крааль, впрочем, умалчивает, ограничиваясь лишь следующим: на том пальце находился перстень с ядом, предназначенным для эрцгерцога Франца Фердинанда.

Как показала история, жертва Адриана Лупу оказалась victima cassa[5]. Но разве он мог знать об этом?

История Билла Шэя, фантастическая и вечная

Билл Шэй служил в одном из лондонских театров. Было это в то время, когда в театрах еще не было никакой машинерии. Работа Билла была незатейлива: он открывал и закрывал занавес.

В начале спектакля он, волоча за собой бархатное полотнище, громко объявлял: «Представление начинается! Тихо! Всем тихо! Представление начинается!» Когда заканчивалось очередное действие, он, закрывая занавес, не менее громко объявлял: «Антракт! Антракт!» А в конце спектакля: «Представление закончилось. Конец. Приходите завтра».

Время шло, и в какой-то момент в театрах появилась машинерия. И в том театре, где служил Билл Шэй, купили механическое устройство, приводящее в движение занавес. И Билл остался без работы. Однако первый же спектакль с новым устройством провалился. Публика освистала артистов, забросала гнилыми яблоками новенький, специально изготовленный по этому случаю занавес. То же самое случилось и в следующий театральный вечер, и в последующий. Владелец театра недоумевал: почему, отчего? Ведь на сцене те же артисты, они точно так же кувыркаются, произносят реплики, понарошку любят и убивают друг друга, а результат — каждодневная чистка занавеса.

Наверняка его недоумение так бы и не разрешилось, если бы однажды механизм не заклинило и снова не пришлось призывать на помощь Билла Шэя. И в самом начале представления, когда Билл вышел раскрывать занавес, гул смолк и послышались одобрительные реплики:

— Смотри-ка, старина Билл.

— Как он идет, красавец!

— Постарел, кажется, бедняга.

— Да что ты! Молодцом-огурцом!

— Тихо! Всем тихо! Представление начинается!

И тот самый спектакль, который еще вчера публика освистывала, сегодня закончился аплодисментами. И Билл Шэй снова стал, как и в прежние времена, вручную задвигать и раздвигать занавес.

Вскоре в Англии, да и во всем мире, уже не осталось ни единого театра, в котором занавес закрывался бы по старинке. И многие специально стремились в театр Билла Шэя, чтобы посмотреть именно на него, на Билла Шэя, услышать, как он шуршит занавесом и произносит: «Антракт, антракт!»

— Смотри-ка, как грустен старина Билл, переживает за героев.

— Да нет же, он переживает из-за внучки. Ведь он так хотел внука.

— А мне говорили, что этот спектакль он недолюбливает. Вот у него и такая морда кислая.

— Антракт! Антракт!

Если раньше Билл Шэй помнил все пьесы наизусть, то с годами память стала его подводить. Ведь память что камень на ветру — со временем щербинится. И старина Билл помнил уже лишь реплики, после которых должен был закрывать занавес.

Однажды Билл Шэй едва не прозевал свой выход. Оказывается, он забыл начало реплики и опомнился только лишь в самый последний момент. Опрометью он выскочил на сцену и дернул занавес, чем весьма не к месту повеселил публику.

И в тот же вечер Билл Шэй решил записать все реплики, которые ему следовало помнить вечно.