Как создавалась «Ёлочка» [Александр Алексеевич Зиборов] (fb2) читать постранично, страница - 2

ковёр и лежавшего на нём в беспамятстве Тихушкина.

Это привело его в чувство. Он открыл глаза, обвёл мутным взором помещение и содрогнулся всем телом. С усилием встал, покаянно молвив:

– Простите великодушно, Христом Богом вас молю! Я за всё, за всё заплачу! Только не волнуйтесь, пожалуйста!

– Тут уже не за что волноваться, – показал я на погром в комнате, с трудом удерживаясь от более эмоциональных выражений. – Только вам придётся её забрать. И побыстрее, ну!..

– Конечно, конечно! – закивал Тихушкин. – Сию же минуту, не извольте беспокоиться!

Неловко повернувшись, он локтем вышиб стекло в серванте, попутно разбив большую часть посуды в нём. Мне стало дурно.

Тихушкин весь покрылся красными пятнами. Барсом метнулся со звериным рыком к кошке, ловко ухватил ошалевшее от его прыти животное, сгрёб в охапку и с реверансами и всяческими извинениями попятился к выходу, повалив по пути тумбочку с вазой.

Когда дверь за ним закрылась, тёща обрела дар речи. Слабым голосом она произнесла:

– Я же предупреждала вас, это ужасный человек. Хуже Содома и Гоморры вместе взятых.

На сей раз спорить с ней мне уже не хотелось.

Ночь перед Рождеством

(По Н. Гоголю)

Последний день перед Рождеством прошёл. Зимняя ночь наступила. Ночь как сказка. Ночь как мечта!

Два дня и две ночи дрыхнул кузнец Вакула без просыпу. Очнувшись на третий день, долго осматривал углы своей хаты, но напрасно старался что-нибудь припомнить: память его была как карман старого скряги, из которого полушки не выманишь. Тут внезапно увидел полную бутыль с горилкой…

За окном звонкими бубенцами заливались девчата, да за полверсты слышался скрып сапогов парубков. Всем было весело колядовать и славить Христа.

Пацюк, подкрепившись варениками, вышел из хаты, не замечая и самый мороз, и метель, которая по временам на лице его бороду и усы намыливала снегом проворнее всякого цырюльника, тирански хватающего за нос свою жертву. Снег метался взад и вперёд сетью и угрожал залепить глаза, рот и уши.

Пацюк с тревогой вгляделся в небо, где среди кипящих туч перепрыгивал с одного копытца на другое чорт, дуя себе в кулак, желая хоть сколь-нибудь отогреть мохнатые руки. Чорт намеревался украсть месяц, но никак не мог ухватить его негнущимися от холода пальцами.

– Где кузнец? – заволновался Пацюк. – Где этот чортов Вакула? Стянет нечистый месяц, а какая ж новогодняя ночь без месяца?.. Ва-ку-ла!

А в это время Вакула перевернулся на другой бок, невзначай опрокинув пустую бутыль, хранящую уже только память о хмельной горилке, и безмятежно заснул. От могучего храпа кузнеца содрогались стены и падали с полок горшки, плошки, увесистые тома сочинений Николая Гоголя…

Фасонистая

(По М. Зощенко)

Семён Григорьевич вздохнул и начал рассказывать:

Я, братцы, не люблю баб, которые в джинсах. Ежели баба в джинсах, ежели при маникюре и под косметикой, то такая фасонистая по мне и не баба вовсе, а пустое место.

А в своё время я, конечно, увлекался одной такой. Сразу же как-то она мне понравилась. Зачастил я к ней, благо, что в одной фирмочке работали.

Походил к ней месяц – привыкла. Стала на вопросы отвечать. Так, мол, и так, Семён Григорьевич, то-то и то-то. Дальше – больше. На улице встретимся, идёт себе индифферентно, а меня увидит – завсегда улыбнётся, поздоровается.

Решил я пригласить её встретить Новый год. Пришёл, а слова вымолвить не могу… Человек – животное странное. Заврался старикашка Дарвин, люди произошли вовсе не от нахальных и прытких обезьян, та бы никогда не стала стесняться! А она, эта фасонистая юбка в джинсах, смотрит на меня и поощрительно улыбается, мол, давай смелей.

Я топчусь вокруг да около, а она уже хохочет и на предложение напрашивается.

Тут ударила мне кровь в голову: ведь знает всё! И нет, чтобы по-хорошему сказать, что согласная с вами идтить, Семён Григорьевич, так нет – похабно ждёт, пока её попросють.

И я говорю:

– Пошто смеёшься?

Она оторопела. Открыла рот. А мне вожжа под хвост попала.

– Отвечай, – говорю, – прямо, а не отделывайся хиханьками да хаханьками!

– Простите, – говорит она своим буржуйским тоном. – У вас под носом грязная сопля висит, и я никак не могу удержаться от смеха.

Так и разошлись мы.

Не нравятся мне такие фасонистые.

Как создавалась «Ёлочка»

(По И. Ильфу, Е. Петрову)

В редакции газеты «Вечный звон» заговорили о новогоднем номере. Для него требовался материал, способный приковать внимание читателя. Было решено заказать такой рассказ писателю Лягайцев. Он согласился и уже на следующий день ускоренным шагом вошёл в редакцию. Усы его трепались по ветру, как вымпела. Писатель оказался человеком неразговорчивым и молча протянул редактору рукопись, сразу было видно, что он человек дела.

– Очень хорошо, – сказал, прочитав материал, редактор, – и в стихах, это просто великолепно! Мне особенно нравится начало: «В лесу родилась