Амброзия [Дикий Носок] (fb2) читать постранично, страница - 3

сияла и переливалась, словно елочная игрушка, только что покрытая свежим лаком. Выглядела машина будто игрушечная, едва вынутая из коробки, только в натуральную величину.

Мужики переглянулись. Пока Витек с некоторым опасением обходил свою ласточку, Василий счел за благо смыться. Дальнобойщику сейчас явно не до него, так чего глаза мозолить и нарываться на неприятности? День – два, и Витька свалит в рейс, а когда вернется, это происшествие и вовсе забудется. Странностью и необъяснимостью происшествия он не заморачивался. Улизнул, да и ладно. Повезло.

***

Добравшись, наконец, до дома Васька первым делом припал к крану и принялся хлебать воду. Налакавшись, точно бродячий пес из лужи, он присел на табурет и отер лоб мокрой рукой.

«Явился, не запылился!» – вплыла на кухню Людмила. – «Где всю ночь шлындал, ирод?»

Бывшую жену Василий знал, как облупленную, поэтому деланно-равнодушный тон супруги его нисколько не обманул. Попытки перевоспитать мужа Люся предпринимала всегда. И когда они сидели в школе за одной партой: она – Людка-бегемотиха, чуть ли не на голову выше него с круглыми щеками и сурово сдвинутыми бровями, и он Васька-баян – мозгляк и задохлик, вдохновенный враль и сочинялка. И когда заходила периодически проведывать его уже после окончания школы, все понукая идти куда-нибудь учиться.

Людка всегда была как любимая мозоль. Если не трогать – не болит, а если задеть ненароком – саднит до слез в глазах. Согрешили они по-пьяни, когда Ваську в армию провожали. Хотя он всегда подозревал, что пьяным был только он. Наутро пунцово-красная Людмила, стыдливо опуская глаза, поставила в известность, что ночью у них было по-всякому и ждать из армии она его будет верно. Пусть даже не сомневается. Не то, чтобы Василий очень уж настаивал. Ему вообще было пофигу, мало ли что за два года случится.

Людмила же на правах невесты зачастила к его родителям и начала писать обстоятельные письма, особо напирая на описание свадеб школьных подружек. Получилось, что по возвращении из армии Ваське и деваться то было особо некуда. Пришлось жениться. С тех пор и мыкались. Единственная их дочь давно выросла и, будучи замужем, жила отдельно.

С годами Люська еще больше закабанела и превратилась в классическую «бензопилу». Пилила она никудышного супруга каждую совместно проведенную минуту без устали. Поэтому Василий старался, чтобы минут этих оказывалось как можно меньше, зависая то в гаражах, то у друзей – приятелей. Да хоть у черта лысого, только не дома.

Когда Людмила решила развестись с ним после двадцати пяти лет совместной жизни, Василий сначала было воспрял духом. Но ненадолго. Развестись то они развелись, но квартиру – малогабаритную двушку, разменять на что-нибудь мало-мальски устраивающее Людмилу не удалось. Съезжать из отремонтированной и обустроенной под себя квартиры она не желала категорически. Уж лучше существовать вдвоем. Поэтому жили почти по-прежнему. Люся в большой комнате, Василий – в маленькой. Бывшая супруга самостоятельности и обретенной от нее независимости за Василием не признавала. И воспитательный процесс продолжала по-старому.

Она категорически не терпела беспорядка и, демонстративно зажав нос двумя пальцами, приоткрывала дверь во владения бывшего супруга и закидывала туда все, что нарушало порядок в квартире: немытые сапоги и нестиранные куртки, брошенные в коридоре, оставленные на балконе инструменты и прочее. Комната вскоре стала напоминать лавку старьевщика, заваленную кучей разного хлама. Однако, когда ей это было нужно, Людмила, невзирая на свое разведенное положение, гоняла супружника и в хвост, и в гриву. Речь шла, разумеется, сугубо о хозяйственных надобностях: прибить, починить, передвинуть. В качестве благодарности Люся щедрой рукой наливала оголодавшему без домашней пищи бывшему супругу борща, попутно выспрашивая досконально о его делишках. Василия такой натуральный обмен устраивал полностью. В общем, развод мало что изменил в их совместной жизни.

«Неужто по бабам шлялся, обольститель?» – съехидничала супруга. – «Или дрых где под забором спьяну?»

Последняя версия была куда ближе к истине. Лавочка в парке, считай, тот же забор. Он точно помнил, что шел домой. Помнил, как переходил дорогу, пытаясь взмахом рук остановить машины. Помнил, как споткнулся о брошенные на земле трубы и переполз их потом на четвереньках на всякий случай. Слава Богу, не свалился в разрытую для ремонта теплосетей яму и не свернул шею. А потом его, видать, совсем развезло. Вот и прикорнул где придется.

«Опять зенки залил с утра пораньше, алкаш чертов? Все мозги пропил. Когда ты уже допьешься до ящика?» – завела пилу Людмила. – «Ты, хрен моржовый, когда обещал стиралку починить? Третий день белье в тазике киснет. А ты все шляешься.»

Супруга красноречиво погрозила ему вынутой из холодильника палкой сырокопченой колбасы, поставила чайник и приступила к сооружению горки утренних бутербродов для себя любимой.

«Когда уж ты сдохнешь пиявка?