За сайгаками [Светлана Владимировна Василенко] (rtf) читать постранично, страница - 3
Книга в формате rtf! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »
А дальше все было просто, то ли потому, что там, на улице, неожиданно запел Челентано, и голос его был раскован и хрипл — и нам — нам троим — передалась та западная раскованность и легкость, то ли потому, что после неудобства, стесненности и напряжения неизбежно должны были наступить легкость и простота, и по правилам игры это тяжелое напряжение было недаром, и чем сильнее оно, тем легче и проще потом.
Его звали Владимир, и это неудобное для произношения имя мы переделали в легкое и простое — Вова. Он был из Сибири.
— А город?
— Военная тайна!
— Мальчиш-Кибальчиш?
— Не дослужился, у Кибальчиша одна звезда, но большая. Вон Кибальчиш, позвать?
Майор был рыжий. Его звали Петр. Имя его мы не переделывали: Петр — так было смешнее. Он принес графин с водкой, и мы выпили за знакомство. Все уже определилось. Можно было уже не спрашивать, не отвечать, а только смеяться. Что бы ни говорила я, что бы ни говорила Ирина, что бы ни говорили Петр и Вова, все это не имело никакого значения. Та “монета в себе” увеличилась, вобрав в себя Петра и Вову, чтобы потом распасться на две “вещи в себе”: Вова смотрел на меня, Петр смотрел на Ирину, — чтобы потом распасться на четыре — уже навсегда. И это было похоже не на придуманные людьми правила игры, а на учебный фильм о жизни амебы: вот она питается и растет, вот вытягивается ядро, вот две расходящиеся половинки ядра, перетяжка, разрыв цитоплазмы, две новые амебы — и титры: “В течение суток деление может повторяться несколько раз”, — и поэтому наша беседа имела такой же древний смысл, как вытягивание ядра перед тем, как ему поделиться, и потому велась сама собой.
Вова говорил о том, что едят в Сибири, а именно: оленину, медвежатину, рыбу форель и другие редкости. Я удивлялась, как легко и красиво он говорит. Люди хорошо говорящие поражали меня, и я, оцепенев, могла смотреть на то, как они говорят, не вникая в смысл, часами, это чувство было сродни смешанному чувству собственной ущербности и восхищения, с этим чувством я смотрела на прекрасные лица, на стремительно бегущие в ночи сверкающие трамваи, на медлительно переливающиеся движения кошек и на удивительный цвет кожи негров. Я говорила трудно, произнося каждую фразу в голове, строгая ее в себе, и потому фразы выходили на свет запоздалые и деревянные. Но иногда говорила хорошо, не понимая, как это получается, даже не зная точно, что говорю, слушая свои фразы как чужие, и потом пересказывая свои произнесенные фразы самой себе, удивляясь их смыслу, тому, что высказанная мысль никогда не приходила мне в голову и, значит, была совершенно независима от меня.
И я завороженно наблюдала, как легко вылетают слова из Вовиных губ, будто он их выдыхает вместо воздуха, и они пузырились на его губах и лопались. И я смеялась, когда надо и когда не надо (мне что-то далекое и смешное приходило на ум), и смех пузырился на моих губах. Так мы сидели и пускали пузыри. Ядро все вытягивалось и должно было скоро поделиться, и я, все так же смеясь, почувствовала, что по-другому смотрю на Вову. Глаза мои разогревались, они были горячи, я поднесла к ним тыльную сторону ладони, и кожа почувствовала большую, чем сама, теплоту. Раньше, когда роговица была холодна, не теплей остального тела и гораздо холоднее, чем душный воздух в зале, предметы и люди виделись мне нерезкими и расплывчатыми, с дымчатым ореолом, словно роговица была запотевшим стеклом; теперь же предметы и люди обрели резкость, но не фотографическую, а скорее рентгеновскую (но перекрашенную: череп будет черен,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »
Последние комментарии
22 часов 51 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад