cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
несмотря ни на что, каждый мог видеть, что прилетевшими были отец Мануил и отец Амвросий, которые, судя по всему, увлеченно вели какую-то ученую беседу, чья суть осталась, увы, для нас совершенно неизвестной.
И еще один аист сел на конек братского корпуса и застучал клювом по изъеденному ржавчиной кровельному железу. И стук этот был похож на барабанную дробь, от которой бежали по спине мурашки и хотелось поскорее закрыть ладонями уши.
А серебряная труба, уже не переставая, торопила всех, кто опоздал или замешкался, не сразу разобравшись, что к чему.
И было в пятом часу воскресного утра нечто удивительное, когда все, ставшие птицами, собрались вокруг центральной клумбы, где цвели люпины и никому уже не нужные флоксы.
И был в этот час Великий плач, и все птицы – и монастырские, и залетные со стороны – приняли в нем участие, переступая с ноги на ногу или подпрыгивая на одном месте, или даже взлетая и раскрывая на мгновение крылья, но, во всяком случае, обязательно издавая разного рода звуки – и были эти звуки похожи на плач обиженного ребенка или капитана тонущего корабля, или на оглашенный приговор, который все никак не может дочитать судья. И плыли эти печальные звуки, и мешались со звуками серебряной трубы, и ясно было всем, что наступила минута плача и прощания, потому что там, где есть прощание, там обязательно найдет себе место и плач, а где есть плач, там жди не сегодня так завтра обязательное прощание.
И были в этот час оплаканы песчаные монастырские дорожки и книжный киоск у ворот, две каменные лестницы, ведущие наверх, и свежепобеленные стены храма Успения Пресвятой Богородицы, нехитрое убранство храма, а затем все те, кто ныне покидал это место, а также все поименно монахи, которые, впрочем, были уже не монахи, а Бог его знает что такое, – все эти отец Александр, отец Фалафель, отец Ферапонт, отец Мануил, отец Корнилий, отец Маркелл, отец Амвросий и еще, еще и еще, не упомянутые в этой книге, в том числе откуда-то взявшийся изгнанный отец Тимофей, по которому давно уже плачет выездная сессия Русской Православной церкви.
И было в этот час видение – проиграла в последний раз серебряная труба, и птицы, словно ждали, поднялись в воздух и сделав вокруг монастыря круг, начали набирать высоту, трепеща в лучах наконец взошедшего солнца и изо всех сил крича и курлыкая напоследок.
Впереди – наверное, как самый маленький, – летел отец Маркелл, а вокруг него летели игрушечные самолетики и вертолетики, которых он был большой любитель.
За Маркеллом же летел отец Ферапонт, и в лапах его был набитый сластями маленький чемоданчик, и такой же чемоданчик был у всех летящих, за исключением только большой птицы Алипия, держащей в когтях большой мешок, из которого он время от времени доставал рахат-лукум и карамель.
И так они летели, и шум от их крыльев становился все тише и тише, пока он, наконец, ни умолк совсем. Но и потом какое-то время еще звенел где-то совсем близко серебряный звук волшебной трубы, который, похоже, слышали сегодня и в Преисподней, и в Райских кущах, и только один отец игумен не слышал ничего, занятый своими сновидениями, главным из которых был, конечно же, все тот самый серебряный звук серебряной трубы, который все никак не мог пробиться к спящему отцу Нектарию и оттого немного тревожился и боялся опоздать.
А потом наступила Великая тишина, от которой отец Нектарий повернулся на спину и проснулся.
И подступившее к нему молчание, похоже, не обещало ничего хорошего.
Последние комментарии
6 часов 32 минут назад
8 часов 4 минут назад
11 часов 58 минут назад
12 часов 2 минут назад
17 часов 23 минут назад
2 дней 5 часов назад