Поддельный агент [Ник Картер] (fb2) читать постранично, страница - 48

откуда-то позади себя. «Меня всегда забавляет, Кико , видеть, как ты отмечаешь руку донора… как будто ты боишься спутать оригинал со своим творением». Во главе стола появился высокий худощавый доктор и надел мне на череп какой-то проволочный шлем. Я не видел, что он делал, но он начал выкрикивать серию точных мер медсестре с планшетом, которая внезапно появилась слева от меня.

Все еще воздействуя на мое запястье, японец кивнул. 'Отлично. Отлично! Самый здоровый донор, которого мы когда-либо встречали».

— Да, — ответил Вольфшейц. — Если Герберту удастся добыть необходимую информацию на следующей неделе, наш собственный Ник Картер сможет отправиться в Вашингтон и доложить об этом правительству и явиться в штаб АХ для следующего задания.

Раздавшийся голос чуть не вывел меня из наркотического оцепенения.

«Мы не должны торопить события. Я все еще боюсь, что мы опередим события, если отправим замену Шиллингеру и Дигнаму завтра в Париж». Робби Хэнсон продолжил свое возражение: «Мы рискуем всем, развертывая их так быстро. Отпечатки пальцев - просто смертельный удар, если они будут подозрительны. Мы должны были убить оригиналы, как только они попали в Англию.

«Насилие никогда не входило в мой первоначальный план», — отрезал Вольфшайц. — Ты был тем, кто хотел пролить кровь. Я никогда не должен был слушать тебя. Насилие всегда можно проследить до того, кто его совершает».

Теперь к обсуждению присоединился новый голос.

Голос Лорны Терри все еще звучал сексуально, когда обсуждала убийство... мое убийство.

Именно тогда у меня началось странное покалывание в руках и ногах, и я понял, что я...

в впервые ощутил давление брезентовых ремней. Мое тело медленно снова стало моим. По мере того, как действие препарата становилось все сильнее и сильнее, мышца бедра начала сокращаться, и я повернулся к ремням, чтобы нейтрализовать боль.

'Смотрите!' - сказал японец. - «Инъекция прошла».

Медсестры быстро надели два дополнительных ремня вокруг моего тела и прижали мои руки к бокам.

'Г-н Картер, твоя стойкость поразительна. Гюнтер Вольфшайц склонился надо мной.

Японец воткнул мне в бедро еще один шприц, и я снова почувствовал, что меня уносит прочь. Врачи, видимо, были довольны тем, что я достаточно вымотан, и прямо рядом со мной завели тихий разговор о планировании операции.

Вдали я услышал рваный голос японца. «Невозможно пересадить кожу на руки Шиллингера и Дигнама за слишком короткое время, поэтому нам остается только надеяться, что никто не заметит нашей замены. Но так как Картер должен пройти весь путь на 100% для соблюдения строгих требований его администрации, я предлагаю начать его трансплантацию как можно скорее. Я могу продолжить свою подготовительную работу, пока Герберт делает свои первые шаги».

Две медсестры начали переворачивать мой стол в сторону стекла. Когда мы остановились, я попытался повернуться и посмотреть налево.

Краем глаза я увидел очертания человека на столе рядом со мной. Голова медленно повернулась в мою сторону, и я лежал парализованный частично от наркотика, частично от страха, а человек с моим лицом повернулся ко мне и уставился на меня.

Доктор по имени Герберт поднял мою голову со стола и нанес на виски два круга смазки. Я с ужасом смотрел, как он там прикрепил две картинки проводами к компьютеру. Медсестры ослабили повязку на моей груди и держали меня за плечи, пока два хирурга вытягивали мою голову через плотный резиновый мешок в стеклянной палате за моей головой. Мгновенно я почувствовал, что моя голова окружена холодом.

Мне хотелось закричать, что я все еще в сознании, что я все слышу и чувствую, что я все еще чувствую свое тело. Но мои губы не собирались произносить слова, и страх охватил все мое тело. Я видел, как хирурги надели зеленые халаты, а медсестра перекатилась к столу, уставленному блестящими серебряными инструментами. Я пытался вспомнить все, чему я когда-либо научился, чтобы укрыться от боли, скрыть чувство пытки.

Я не знаю, почему наркотик не избавил меня от боли; возможно, это не было намерением, в жуткой имитации нацистской практики в концентрационных лагерях. Все, что я знал, это то, что я был в сознании и полностью проснулся, и что меня будут оперировать в этом ужасном состоянии.

Японец взял одну из моих рук в свою. «Двойной кожный нож», — приказал он медсестре. Его большой палец покоился на тонкой красной линии вокруг моего запястья, и я понял, что мои руки будут удалены в первую очередь - пересажены моему двойнику, чтобы убедиться, что мои отпечатки пальцев совпадают.

Другой хирург склонился надо мной через стол. Внезапно, без предупреждения, он упал на меня; спина его белого халата покраснела от крови.

Японец удивленно поднял глаза, и острое, как бритва, лезвие тонкого стилета вонзилось ему в горло. С ужасным булькающим звуком он сполз на землю.

Затем я увидел самое прекрасное в веках: Паулу Афину.

Прежде чем я успел задать первый из серии вопросов, она уже разорвала связывающие меня