Однажды под Новый год [Елена Венская] (fb2) читать постранично, страница - 3

мной по-прежнему сидела всё та же жирная баба, и тыкала мне прямо в рот ложку каши.

— Жри! — злобно повторила она.

Я понял, что волшебства не случилось и я всё ещё её маленький уродливый сынок. Мне стало настолько обидно, что я заплакал.

— Да сколько же это может продолжаться?! — истерично завопила она, давая мне подзатыльник, — Ни ребёнок, а выродок какой — то! За что же мне это наказание?! — ревела она, как какое-то чудовище.

— А мне за что? — думал я, — Дала бы мне оладьи с вареньем, блинчиков с чёрной икрой или пирожных, которые я так любил, вместо этого пичкает меня всякой дрянью, да ещё и удивляется, что я ничего не ем.

— Коова! — повторил я вслух своё теперь уже излюбленное словцо.

— Ах, ты ж, гадёныш маленький! Так говорить на мать?! — рявкнула она, подпрыгивая на месте.

— Да какая ты мне мать?! — возмущался мысленно я, — Ты себя в зеркало видела? У меня красивая, интеллигентная, добрая мама… была, по крайней мере. А ты прямо чудовище лупоглазое какое — то.

— Газила с Тагила! — вдруг вслух вырвалось у меня словосочетание, которое неоднократно разучивал со мною мой отец. Думаю, он так тешил своё больное самолюбие.

— Что? — она выпучила на меня свои глупые зенки. — Что такое? — после чего как ошпаренная выскочила из кухни.

— Отец, ты слышишь? Ты слышишь, что он только что сказал? Говорила же, не смотреть при ребёнке такие жуткие фильмы! Он как губка всё впитывает! — истерила она.

В кухню, неспешно, почёсывая своё волосатое пузо, вошёл отец.

— Ты слышал, что он на меня только что сказал?! — не унимаясь, вопила мать.

— Ну что ещё? — буркнул тот в ответ, безразлично поглядывая на меня сверху вниз.

— Что ты тут мамулечке нашей такое сказал? — с издёвкой произнёс он.

— Он сказал: “Годзилла с Тагила!” — взвизгнула мать.

— Да ты что?! Правда, что ли? — отец довольно улыбнулся, — Мой сынуля! — с гордостью заявил он, смачно чмокая меня прямо в лоб своими противно мокрыми губами.

— Придурок, так только жмуриков чмокают! — скривился я, вытирая свой обслюнявленный лоб.

— Вот и я говорю — ребёнок весь в тебя! Была бы девочка, — закатив глаза к потолку, мать с сожалением вздохнула, будто коря Всевышнего за свои страдания.

Я с грустью оглядел себя с ног до головы. На мне по-прежнему красовалось девчачье розовое платьице с безвкусными рюшками.

— Девочка? Тебе что, сынули мало?! — возмутился, нахмурившись отец, словно получил удар ниже пояса.

— Раз тебя всё устраивает, то сам его и корми! — Мать в гневе швырнула ложку на стол, так что та с визгом доковыляла до края и со смачным звоном брякнулась на пол, в точности копируя поведение истеричной женщины, выскочившей из кухни, круша всё на своём пути. Отец с невозмутимым видом поднял ложку с грязного пола, словно игнорируя очередную истерику супруги, и зачерпнув в тарелке немного каши, нарушая все санитарные нормы, аккуратно поднёс ложку к моим губам. Я зажмурился.

— Давай-ка ложечку за папу, — произнёс он, оглядываясь по сторонам, словно боясь, что мать снова вернётся, — А то нам с тобой не поздоровится.

Я снова скривился.

— Как же я ненавижу перловку! — думал я, — В ранней юности переел её так, что всю последующую, то есть теперь уже прошлую жизнь к ней не притрагивался. А тут, на тебе! Отец по-прежнему глядел на меня своим влюблённым взглядом.

— Ну давай, сынуля, покушай, а то наша мама накормит тебя рыбьим жиром. Ты ведь не хочешь этого, правда? — стращал меня он, зная моё отвращение к подобной дряни.

— Рыбий жир, — пронеслась мысль в моей голове. — Да это прямой шантаж! Так скотину не кормят, как кормите меня вы! — возмущался мой внутренний голос.

— Ну давай, сынуля, — терпеливо твердил папаша, настойчиво втискивая огромную ложку в мой крохотный ротик, — А то наша мамочка нас с тобой сожрёт.

Я тут же представил себе картину, как мать вырастает в размерах и, взяв вначале моего отца за ногу, кладёт его себе в рот, а затем дело доходит и до меня. От страха я поёжился. Чтобы меня не сожрали заживо, представив, что ем чёрную икру, я открыл наконец рот и проглотил ненавистное месиво.

— Вот и умница! — на радостях воскликнул отец.

Я с отвращением пережёвывал кашу, в то время как мать, судя по грохоту в соседней комнате, суетливо собиралась на работу.

— Ну что, ест? — она снова влетела на кухню, надевая пальто, которое явно не сходилось у нее на животе.

— Ещё как ест! — гордо объявил отец, словно только что получил известие о присуждении ему Нобелевской премии.

— Ну, вот и хорошо! А ты, — она погрозила мужу пальцем, — смотри мне, ни капли! Узнаю — прибью! И когда ты, наконец, образумишься? Все мужики как мужики, а ты — тряпка! Работу бы, что ли нашёл! Самому не надоело у меня на шее сидеть? Я ишачу, а он… — она покачала головой, — Приду, чтобы всё мне здесь прибрал. А ребёнка надо вывести погулять.

— Хорошо, погуляем, раз надо, — отец кивнул в знак согласия, лишь бы скорее отделаться от очередных упрёков и