Семь футов под килем на краю света [Ольга Александровна Чигиринская] (fb2) читать постранично, страница - 6

скованная богиня не сидит, сложа руки. Ей нужен агент, человек, который способен одинаково ловко оперировать и в мире хаоса, и в мире порядка; нарушать правила — но не ломать их. Человек, который сумеет собрать девятерых эгоистичных до мозга костей пиратских лордов под одним знаменем.

Этот человек есть, и все мы знаем, кто он, и все мы его любим. Но, будучи романтиком, он одновременно и законченный эгоист (недаром его персональный ад — это он сам, единый во множестве лиц). И нужно очень хитро подталкивать обстоятельства, чтобы привести Джека туда, где он сделает свое дело.

Но Джек не придет туда без мифопоэтической инициации. А что в мифе является таковой?

Верно, небольшая прогулка на тот свет. Джеку нужно научиться очень важному искусству — отвергаться себя. А для этого, увы, необходим некоторый срок в санатории Дэви Джонса. Когда Джека хорошенько протошнит от своей драгоценной персоны — тогда до него наконец-то дойдут слова папеньки: приоритетная задача — оставаться собой, а не оставаться живым.

Но чтобы Джек получил эту инициацию — нужен хар-роший толчок. Каковой и обеспечивает Элизабет, переквалифицировавшись из правильных девочек в убийцы. Вообще, вторая часть эпопеи кажется полным отступлением от характеров — пока в третьей части замысел не становится ясным: никого не спасет «естественная добродетель». Чтобы магия сработала, чтобы хаос занял свое место в мире, а порядок — свое, верх должен стать низом, а каждый из героев хоть раз да себя отвергнуться, переступив через свою естественную добродетель. Даже добродетель сходит с ума, если ее одну ставят превыше всего. Сыновняя верность приводит Уилла к предательству, и туда же Элизабет приводит верность и любовь к Уиллу. Она ведь не просто оставляет Джека приманкой для кракена — она избавляется от искушения. Отцовская любовь делает отца Элизабет наемником — и в ту же ловушку Норрингтона приводит порядочность — от слова «порядок».

Поэтому каждый, так или иначе, совершает свой квест на край света и дальше. Кто-то — без возврата.

Вся сюжетная линия с «Летучим Голландцем», по всей видимости, выросла из первой части, из обещания Уилла застрелиться и отправиться на дно, «в камору Дэви Джонса». Моряки — суеверный народ, и старались напрямую в море черта не поминать, вот и придумали Дэви Джонса. Ну а морской черт он и есть морской черт — как и положено черту, покупает души в обмен на единственное благо, которое ему доступно — жизнь. Выныривает прямо из глубин подсознания и задает вопрос, который многих мучает с детства: «Ты боишься смерти?»

Вот это очень принципиальный для мифа вопрос, на который нужно найти принципиальный ответ. Этот ответ может прозвучать по-разному — как у католика в «Сундуке мертвеца» или как у адмирала Норрингтона, или как у Уилла Тернера — но смысл правильного ответа всегда один. Что бы там ни было, на той стороне, куда переправляет души «Голландец» — а бояться нельзя, это вредно для здоровья. Около пяти с половиной часов экранного времени Джек Спэрроу тратит на этот страх — а потом в одно мгновение понимает, что именно этот страх делал людей рабами Дэви Джонса — и отдает бессмертие тому, кому оно в данный момент нужней, и кто вынесет его бремя лучше, чем мог бы Джек.

Предательство, предательство, предательство…

Тот кто говорит, что в третьем фильме слишком много поворотов «налево-кругом!», должно быть, забыл ключевой вопрос первого фильма — «На чьей стороне Джек?». И ключевой ответ: «Ну… в данном случае…»

Тема предательства проходит через всю трилогию красной нитью — как через английский морской канат. В третьей части баланс барокко и романтизма, который был, казалось, безнадежно сбит погружением в романтизм и мифоархаику, восстановлен за счет головоломных кульбитов барочной фабулы. Не диво, что приверженцы романтической линии, устав следить за этими кульбитами, начали говорить, что фильм скис.

На самом деле он не скис, а наоборот — поднялся на дрожжах, заброшенных в тесто еще в первой части. Ведь что послужило завязкой основного конфликта? Предательство Барбоссы. А что погубило Барбоссу? Поверхностное восприятие ляпнуло бы «Предательство Джека Спарроу», но мы не дадим ему права голоса. Джек Спарроу — единственный во всем фильме человек, который никогда и никого по-настоящему не предавал. Барбосса сам выкопал себе яму, оставив его подыхать на острове — ведь, не сделай он этого, Джека с Элизабет не нашел бы «Неустрашимый», и нелюди Барбоссы не оказались бы на Исла да Муэрте лицом к лицу с капитаном «Неустрашимого», чей характер полностью соответствует названию корабля.

Джек — великий комбинатор. Рассмотрим в деталях «предательство», которое он совершает по отношению к Уиллу Тернеру во второй части. Добыв неведомыми путями в темницах Ост-Индской компании рисунок ключа Дэви Джонса (у кого? Нешто в каморе у Беккета сидел мастер, сделавший сундук?), Джек нуждается в агенте, который сможет проникнуть на корабль