Забытый рейс [Валентин Иванович Аккуратов] (fb2) читать постранично, страница - 3

электрических зарядов: ударив в левое крыло, молния преспокойно выходит через правое, продолжая свой путь в облаках. Страшны воздушные потоки. Разрушительная сила их велика и смертельно опасна. Они могут сломать хвост самолета.

Но вот болтанка неожиданно прекращается, и мы выскакиваем из облачности. Сзади черная стена грозы, впереди ослепительное солнце на голубой эмали неба, внизу синь океана. Подходим к Сиэтлу.

После традиционного круга почета реданы «летающей лодки» с визгом взрезали воду, и мы стали выруливать к слипу. Двенадцать моряков в белых гидрокостюмах, стоящие в две шеренги, подхватывают нашу машину, чтобы обуть в колесные шасси и вывести из воды в ангар.

Как только машина коснулась берега, сотни рук встречающих подхватывают ее и вводят на бетонную площадку. Тут же цепочка моряков окружает самолет, оттесняя толпу. К нам подходят двое в цивильной одежде и радостно улыбаются:

— С прилетом, дорогие товарищи! Здравствуйте!

Это были советский консул в Сан-Франциско П. Иванов и сотрудник посольства А. Маслюк.

После короткого бурного митинга нас расхватывают по машинам. Останавливаемся у гостиницы «Олимпик». Вокруг ликующая толпа, возгласы «Victory!», волны рук с поднятыми пальцами в виде буквы V, вспышки фотоблицев, стрекотание кинокамер. С трудом, в окружении полицейских, пробираемся до лифтов и наконец-то остаемся в приготовленных для нас номерах. Но отдых был недолгий. Нас ждала пресс-конференция

Утром следующего дня Маслюк принес в номер груду толстых газет, вышедших в Сан-Франциско и Сиэтле с аншлагами на первых полосах: «Советские самолеты в Сиэтле», «Русскую миссию приветствуют армия и флот», «Советская миссия прилетела из Москвы в США», «Русские, уже здесь», «Воздушный мост между советским и американским народами навсегда!», «Слава советским летчикам, победившим льды Арктики и циклоны Тихого океана!»

Сиэтл чем-то напомнил мне Одессу. Может быть, сутолокой морского порта, экспансивным поведением горожан, веселых и разговорчивых, охотно и благожелательно отвечающих на вопросы. Нас узнавали повсюду: «Рашен пайлотс, рашен пайлотс!» И тут же дружно скандировали: «Русские и американцы — Друзья!», «Гитлеру — капут!»

С утра и до вечера мы осматривали военные заводы. Но самолеты, которые нам показывали, не вызывали у нас восхищения. Однако надо отдать должное американцам, которые уже к концу 1942 года создали новое поколение боевых самолетов — семейство истребителей типа «кобра», бомбардировщики Б-25, «бостоны», гидросамолеты «каталина», на которых и наши летчики успешно громили общего врага.

В газетах печатались длинные списки пожертвований для Красной Армии, Красного Креста. В списках были и фамилии русских эмигрантов.

Однажды при встрече мы спросили владелицу большого цветочного магазина мадам Судакову (на вывеске из черного мрамора золотыми буквами было выведено ее имя с двуглавыми орлами по бокам), бывшую фрейлину двора ее императорского величества:

— Чем вызван щедрый дар?

Она ответила:

— Я — монархистка, вы — большевики, но Родина у нас одна. Сейчас главное — остановить бошей.

Посол Советского Союза в США Уманский в беседах с нами рассказывал, что в посольство приходит много писем от эмигрантов с просьбой разрешить им — вернуться на Родину, а их дети просятся добровольцами в Красную Армию.

Надо сказать, что за все время пребывания в Америке только раз, в ресторане «Олимпик», мы встретились с открытой враждебностью. Молодой человек, как потом выяснилось — русский эмигрант, вскочил на стул и злобно выкрикнул: «Красная сволочь, скоро вам будет конец!» Финал этого «выступления» был таков: четыре Американских офицера-летчика схватили его и выбросили из зала, предварительно наддав ниже спины.

И все же приятных и неожиданных встреч было у нас гораздо больше.

Однажды, когда дожди загнали нас в гостиницу и мы по газетам знакомились с последними фронтовыми сводками, к нам в номер кто-то неуверенно постучал.

— Каман!1 — крикнул бортрадист Саша Макаров, любивший щегольнуть английским словечком.

1 Войдите! (Искаж. англ.)

В гостиную вошел высокий, слегка сутуловатый человек. С его серой широкополой шляпы и того же цвета плаща на ковер обильно капала вода. Поймав наши недоумевающие взгляды, он смущенно произнес:

— Извините, господа, торопился, — и замолчал. Человек говорил по-русски чисто, но как-то медленно.

— Раздевайтесь и, пожалуйста, садитесь, — предложил Черевичный, с нескрываемым любопытством вглядываясь в незнакомца.

— Моя фамилия Рахманинов… Сергей Рахманинов, — отрекомендовался человек, пристально вглядываясь в нас большими грустными глазами из-под лохматых, тронутых сединой бровей. Видя наше недоумение, он добавил: — Я все понимаю и почтительно прошу прощения. Вашему революционному поколению России мое имя ничего не говорит. Позвольте пояснить…

— Рахманинов? Композитор? — невольно вырвалось у меня. Мне вдруг вспомнилась эта