Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
бабки. Небольшой комод, покоробившееся от времени зеркало, в котором уже ничего не отражалось. Узкая кровать – когда-то ее пружины звенели так громко, что он боялся вздохнуть. Как часто скрипели они вслед за свистом ивовой розги, с помощью которой древние семейные обычаи вбивались глубоко в каждую клетку его тела.
В спальне Лолы Вадим нашел стеклянную музыкальную шкатулку с фигуркой единорога. Прихватив ее, он направился к узкой черной лестнице, которая вела в старую часть дома. Он очутился в запущенной комнате, обставленной двести лет назад, во времена его жестокого прапрадеда, о котором он столько слышал. Его предки иммигрировали сюда, спасаясь от преследований на родине. В этой части дома Вадим никогда не чувствовал себя в безопасности.
Он замер. Небо за окнами скрыли черные тучи, совершенно стемнело. Вадим дрожащей рукой полез в карман плаща за фонариком. Сахарница выскользнула у него из пальцев и ударилась о твердый, слегка наклонный деревянный пол. Вадиму не понадобился фонарь, чтобы понять – сахарница разлетелась на мелкие кусочки. Его охватил страх, древний, смертельный ужас. Но никакого карающего призрака не появилось. Он испустил вздох; нервы были на пределе.
Вспыхнул фонарик, и его голубой свет выхватил из тьмы нечто странное. Вадим направил лучик на подоконник одного из трех больших окон. «Матерь…» – прошептал он. Все подоконники были покрыты дюймовым слоем мертвых бабочек. Бабочки были и на полу под окнами. И у двери. Тысячи – нет, десятки тысяч. Черные, зеленые, переливающиеся радужными красками. Под ногами хрустели жесткие высохшие хитиновые оболочки. Бабочки собирались у окон и дверей в поисках выхода, но эта комната оказалась для них склепом.
Вадим забыл о сахарнице – его единственной мыслью было бежать прочь, пока эта гробница не захватила в плен и его. Но Лола просила еще кое-что. Еще один предмет – чтобы придать правдоподобия выдуманным воспоминаниям о счастливом детстве и избавиться от реальности, превратить ее в бесплотный призрак. Таких вещей осталось всего две. И она нужна ему, чтобы прочнее встать на ноги в настоящем, изгнать прочь суеверия. «Спокойно, – сказал он себе. – Бабушка Бенц умерла. Через пять минут я уеду отсюда навсегда».
Дверь в подвал была закрыта, как и во времена его детства, но он легко взломал ржавый висячий замок. Заскрипели петли, и дверь, перекошенная от времени и сырости, скопившейся в этой части дома, зашуршала по полу.
В лицо Вадиму ударил запах плесени. Он выставил вперед фонарик, словно оружие в битве с жуткой тьмой, и заметил со стыдом, что рука его дрожит, услышал свое прерывистое дыхание.
«Я не могу», – подумал он. На него обрушились воспоминания о ночах, проведенных здесь, ночах, когда он сидел, скорчившись под лестницей, вдыхая запах земли, каких-то растений, удушливый запах гниения. И эти звуки. С тех пор он не слышал ничего похожего – лишь в кошмарах.
Со временем он научился вполголоса мурлыкать что-то – достаточно громко, чтобы заглушить эти звуки, но не настолько, чтобы услышала сверху бабушка Бенц.
Кукла, которую просила Лола, пятнадцать лет валялась в каком-то сундуке. В сундуке, в подвале. Теперь, когда он разбил сахарницу, ему ничего не оставалось, как добыть куклу.
Вадим сделал шаг вниз, во тьму. Лицо его облепила паутина, и он задохнулся. «Слабак!» – упрекнул он себя, повторяя слово, которое так часто бросали ему в лицо. Должно быть, это слово дошло до него через несколько поколений.
Слева вдоль лестницы тянулись ряды полок, уставленных соленьями и консервами. Он рассматривал полки, читая полусгнившие этикетки: соус «чили», кукурузный соус, маринованная цветная капуста, морковь, укроп – самая старая из банок датировалась 1790 годом. В банке было нечто темное, надпись на пожелтевшей наклейке расплылась. Наверное, свекла. Эти консервы стояли здесь, когда он был ребенком, стояли здесь еще со времен детства его бабки. С каждым поколением запасы пополнялись, и бабушка Бенц заставила банками вторую сверху полку. Она не разрешала трогать припасы и называла их «воспоминаниями». Несъеденная еда. Жизнь, законсервированная навечно.
Заскрипели знакомые ступени, и Вадим спустился на земляной пол. Он посветил в углы. Дорожный сундук стоял у самой дальней стены. Перед металлической дверью.
Он осторожно положил единорога в карман и зажал фонарь под мышкой, собираясь ломать очередной замок. Но сундук оказался открытым, словно кто-то ожидал его прихода. Вадим бросил быстрый взгляд на дверь и прислушался. Ничего.
Он поднял крышку сундука. С левой стороны ему улыбнулась фарфоровая кукла Лолы, словно не подозревая о своем кошмарном окружении.
В сундуке оказалось еще два предмета. Обломок доски с прикрепленными кнопками открытками. Маленький черный гроб.
При виде гроба Вадим затрясся от страха и ярости. Глаза его наполнились слезами, он не смог удержаться от крика:
– Сука!
Она слишком хорошо знала его. Она обманула его. Опять.
За дверью что-то зашуршало, и он
Последние комментарии
20 часов 27 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад