Если очень долго падать, можно выбраться наверх [Ричард Фаринья] (fb2) читать постранично, страница - 2

также было не занимать. «Все вокруг были молоды и талантливы, — вспоминает его сокурсница, ныне писательница Кристин Остерхолм Уайт, — но у Дика, кроме этого, были еще вполне серьезные намерения. Ум и способности в обычном понимании — Дику этого было мало. Он знал свою силу и работал над своим даром». Результаты не замедлили: в марте 1958 года опубликованный в местном литературном журнале рассказ «С книжкой Дилана в руке» победил на конкурсе короткой прозы. Написанный в значительной степени под влиянием Дилана Томаса и Эрнеста Хемингуэя, рассказ, тем не менее, получил множество восторженных отзывов корнелльской критики.

«Это был новый и ни на кого не похожий голос, один из тех, что звучат словно бы из внешнего мира — уверенный, в чем-то опасный, четкий и совсем не похожий на привычное покорное бормотание. Никто в Корнелле не мог толком сказать, что за тип этот Фаринья, кроме разве того, что он пропустил год, путешествуя неизвестно где». Это слова Томаса Пинчона, другого питомца «корнелльской литературной школы» и одного из самых загадочных писателей XX века. Фаринья и Пинчон познакомились и быстро подружились; одно время они даже снимали на паях квартиру, но нелюдимый характер будущего затворника проявлялся уже тогда — вынести бурную общительность Дика Фариньи, вокруг которого постоянно крутились люди, ему было не под силу. Пинчон сбежал на другую территорию, что, впрочем, не испортило их отношений. Дружба продолжалась много лет, и Ричарду Фаринье Пинчон посвятил свой роман «Радуга земного притяжения».

В ночь с 23 на 24 мая 1958 года в Корнелле разразилась демонстрация. То была пристрелка, прелюдия к грядущим студенческим бунтам 60-х: ни о какой политике речь пока не шла — студенты требовали всего-навсего отмены комендантского часа для девушек. Сейчас в это трудно поверить, но по тогдашним правилам женские общежития запирались в 11 вечера, а нарушительниц ждали суровые меры, вплоть до исключения. Остаться в стороне Дик Фаринья, разумеется, не мог и через несколько дней обнаружил себя в списке исключенных. Однако, появление этого списка лишь подхлестнуло волнения, и администрация пошла на попятную.

Но Фаринье становилось тесно в университетских стенах. Его ждала работа в нью-йоркском рекламном агентстве Дж. Уолтера Томпсона, которого не интересовало наличие у будущего сотрудника формального диплома. За несколько месяцев до выпускных экзаменов Ричард покидает университет, переезжает обратно в Нью-Йорк и начинает работать на Манхэттене…

Где в это время происходили очень интересные события. Набирала популярность фолк-музыка, и один из центров движения находился как раз в Нью-Йорке. Выглядело это так: в почти каждом крупном городе Америки словно бы независимо друг от друга возникали кафе и клубы, в которых иногда по определенным дням недели, иногда спонтанно собирались молодые люди и под акустическую гитару, к которой позже стали присоединяться более экзотические инструменты, пели песни — иногда фольклорные, но чаще собственного сочинения. Темы были разные: от традиционной лирики до песен-протестов и первых политических заявлений. Дэвид Хаджду в документальной книге «Явно 4-я улица: Жизнь и время Джоан Баэз, Боба Дилана, Мими Баэз Фариньи и Ричарда Фариньи» объясняет популярность фолка среди молодежи конца 50-х всего лишь реакцией на засилье искусственных материалов. По его мнению, эта «музыка прославляла уникальность и странность, бросала вызов конформизму, обращалась к простоте и регионализму в век масс-медиа и общенациональных стандартов». Возможно, в этом рассуждении есть рациональное зерно, но Ричард Фаринья видел причины популярности фолка в другом. Несколько лет спустя в эссе, посвященном Бобу Дилану, он писал: «Студенты по всей стране с безнадежностью понимали, что их гражданский и политический протест вызывает лишь равнодушную реакцию у бюрократов, родителей, а то и своих же друзей-студентов. Они искали более совершенный язык и нашли его в фолк-музыке — фолк-певцы становились отныне их ораторами».

Центр фолк-движения находился в Кембридже, где в кафе под названием «Клуб-47» сияла в то время звезда Джоан Баэз, но и Нью-Йорк не оставался в стороне от этого увлечения. Тусовка располагалась под разными крышами: в кафе, барах, на открытых площадках и в домах энтузиастов. Не в характере Фариньи было пропустить эту суету и не принять в ней живейшее участие — несмотря на то, что он никогда раньше всерьез не интересовался музыкой. Два человека оказали на него серьезное влияние. Во-первых, уже сложившийся к тому времени музыкант и художник Эрик фон Шмидт — он был на семь лет старше Фариньи и в некотором смысле стал его гуру, объяснял некоторые азы; ученик, разумеется, оказался способным.

Второе имя — Кэролайн Хестер. Ко времени их знакомства она уже была известной фолк-певицей, выступала с концертами и успела выпустить первый альбом. Кэролайн родилась и выросла в Техасе — тогда в Америке это значило примерно то же, что быть