Ду Бин Сань [Дмитрий Анатольевич Гришанин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дубинина.

Не я не скулю. В жизни всякое случается. И испытание медными трубами нужно выдерживать так же достойно, как огонь и воду. Но я, походу, в этом раунде пропустил удар. Привыкший раньше ловить на себе восхищенные девичьи взгляды, теперь, оказавшись вдруг словно прокаженным, я запил горькую… И, вот, до сих пор не просыхаю, напропалую синяча уже бог знает какой по счету день…

— О, Севыч, здорово! — вырулив из коридора, я загородил на лестнице проход субтильному очкарику в цивильном джинсовом костюмчике и модных кожаных туфлях, на фоне которых мои стоптанные тапки и мятые, в грязных пятнах майка с боксерами выглядели просто по-бомжатски, дополнительно подпитывая и без того лютую злобу на весь белый свет. — Давно не виделись! Че, как сам?

— П-привет, Са-саня, — залепетал в ответ очкарик, судорожно пытаясь выдернуть свою хилую ладошку из тисков моего свирепого рукопожатия.

— Как-как ты меня назвал? Са-саня?.. Да это предъява, братан!

— Нет-нет… Что ты… Я вовсе не имел в виду, что ты…

— Че ты там имел, мне насрать, — откровенно издевался я, не отпуская руку хлюпика. — Но ты только что конкретно накосячил, братан. Андестенд?

— Я… я… я…

— Головка от буя, — гоготнул я. — Короче, расклад, Севыч, у нас такой. Выбирай: разок по щам, или на лапу мне косарь?

— Коссс…

— Правильное решенье, братан, — я растянул щеки в довольной лыбе. — Гони бабло, и проваливай.

— Только у меня все на карте. Налички нет. Давай…

— Давать те дружок твой заднеприводный будет, — ощерился я, перестав улыбаться. — Гони косарь, сука, а то ща втащу!

— Дубинин, ну-ка отпусти Горохова! — появившаяся на лестнице, как чертик из табакерки, девушка в строгом брючном костюме решительно вступилась за угодившего в переплет очкарика.

— Савельева, не лезь, а, — фыркнул я в сторону заступницы (Ирины Савельевой — старосты группы, в которой я когда-то учился, девушки, строившей мне когда-то глазки, и писавшей когда-то по «вайберу» любовные сообщения). — У нас с Севычем мужской разговор. Севыч, скажи? — я еще сильнее стиснул ладонь своей жертвы.

И очкарик позорно захныкал.

— Дубинин не стыдно тебе? До чего человека довел! — староста стала вырывать культяпку плаксы из моего кулака.

— Ой, да забирай свою подружку, — я брезгливо отбросил руку очкарика. — Думал, пацан нормальный, а он бабой оказался. А у Сани Дубинина принцип — я женщин не бью.

— Совсем до чертиков допился! На людей средь бела дня бросается! — продолжила верещать неугомонная Ирина, уводя хлюпающего Горохова вниз по лестнице.

— Да пошли вы! — бросил я в ответ, поднимаясь по ступеням в противоположную сторону…

— О, Санек, привет! С кем воюешь? — подкатил ко мне на следующей площадке Васька Пых (так-то фамилия у него была Попыхин, но урезалась в общаге до просто Пыха за то, что Васька барыжил дурман-травой, и сам был главным тестером своего товара).

— Да, ходят тут всякие, понимаешь, — отмахнулся я.

— О, ты уже, гляжу, взбодрился малехо с утра? — учуял исходившее от меня амбре Васька.

— Так-то я еще толком даже и не ложился. У приятелей засиделся, — хмыкнул я, оттирая плечом любопытного барыгу и сворачивая в коридор своего этажа.

— А у кого, если не секрет? — увязался следом Васька.

— У Тараса Матроса… Пых, те че надо?

— Санек, у меня товар просто бомба!

— Отвали, Пых. Ты ж знаешь: я по синьке только угораю. И торчком до кучи становиться не имею никакого желания.

— Сань, ты че⁈ Торчки — это которые в вену шнягой всякой колются…

— Ты ща на че, сука, намекаешь? — цапнув за ворот толстовки Пыха, я припечатал барыгу спиной к коридорной стене.

— Мля! Бро, извини! Совсем запарил, что для тебя это болезненная тема, — ничуть не испугался моего наезда отмороженный фанат запретного дыма. И, как только я ослабил захват, с удесятеренной энергией затараторил дальше: — А курнуть травки хорошей — это ж чистое баловство. Невинная шалость, так сказать, для хорошего настроения. И усталость, кстати, грамотно набитый косячок снимает гораздо быстрее и эффективнее синьки твоей. Вот ты водочки уже выпил — а все одно не расслабился ведь нифига, потому и злой, как черт. А если бы затянулся дурман-травой моей разочек…

— Да пошел ты, искуситель хренов, — проворчал я, окончательно отпуская толстовку барыги, и возобновляя движение к своей комнате.

Но пронырливый плут, чутко уловив перемену моего настроя, увязался следом, продолжая уговаривать:

— Да попробуй, Сань. Отвечаю, тебе понравится. И никакого привыкания — зуб даю!

— Я ведь выбью, ежели че, — хмыкнул я.

— Да я за базар отвечаю, — не унимался отчаянный прохиндей. — К тому же первый косячок у меня бесплатно!

— Ну, если бесплатно… — конечно трезвый я б никогда не подписался на эту шальную затею.

Но я был под синькой.

И решился-таки протестить пыхову замануху.