Последний опыт [Говард Филлипс Лавкрафт] (fb2) читать постранично, страница - 22

Джеймс. Он бы не смог оставаться в здравом уме, сознавая, что он сделал. Я слышала, как он ссорился с Сурамой, и знаю, что здесь творились ужасные вещи. Он мой брат, но… так лучше.

Ее голос упал до шепота.

Вдруг через открытое окно донесся звук низкого, отвратительного смеха, и пламя от горящей клиники приняло новые очертания, в которых наполовину обозначились какие-то гигантские, кошмарные образы. Джеймс и Джорджина замерли в нерешительности, всматриваясь в окно и затаив дыхание. Затем в небе прозвучал громовой раскат, и зигзагообразная стрела молнии с ужасной точностью ударила в самую середину пылающих развалин. Смех замер, и вместо него раздался неистовый, завывающий вопль, как будто в муках кричали тысячи вампиров и оборотней. Он затихал с долгими отзвуками, и через некоторое время пламя обрело обычные формы.

Наблюдавшие стояли не шевелясь, и ждали, пока столб огня не стал затухать. Они были рады, что пожарные не приехали вовремя, а стена отгородила происходившее от любопытных взоров. То, что произошло, не предназначалось для толпы — слишком уж много вселенских тайн было заключено в этой истории.

В бледном свете утра Джеймс мягко сказал Джорджине, которая плакала, склонив голову ему на грудь:

— Любимая, я думаю, он искупил свою вину. Видимо, он устроил пожар, пока я спал. Он говорил мне, что нужно сжечь клинику и все внутри, Сураму тоже. Это единственный способ спасти мир от неведомых ужасов, которые он пробудил к жизни. Он сделал так, как лучше. Он был великим человеком, Джорджи, не будем забывать об этом. Мы должны гордиться им, потому что он начал с желания помочь человечеству и был титаном даже в своих грехах. Когда-нибудь я расскажу тебе о нем. То, что он сделал, хорошо это или плохо, до него не делал ни один человек. Он первым и последним проник сквозь таинственные преграды, и даже Аполлоний Тианский идет на втором месте после него. Но мы должны молчать об этом. Мы должны помнить лишь маленького Элфи, которого мы знали ребенком и который хотел быть врачом и победить лихорадку.

Днем нерасторопные пожарные разобрали руины и нашли два скелета с клочками почерневшей плоти — лишь два, так как остальные были уничтожены в известковых ямах. Один скелет был человеческий, о принадлежности второго все еще спорят биологи побережья. Этот скелет не принадлежал ни обезьяне, ни ископаемому ящеру. Он возбуждал тревожные предположения о линиях эволюции, еще не известных палеонтологии. Обугленный череп, как ни странно, был вполне человеческой формы и, видимо, принадлежал Сураме; но остальные кости разрушали привычные биологические представления. Только хорошо скроенная одежда могла бы сделать это тело похожим на человеческое.

Человеческий скелет принадлежал Кларендону. Никто не спорил с этим, и весь мир до сих пор оплакивает безвременную кончину величайшего врача своего времени, бактериолога, чья универсальная сыворотка далеко бы превзошла антитоксин доктора Миллера, проживи он достаточно, чтобы довести ее до совершенства. Последующие успехи Миллера в большой степени приписываются тем заметкам, которые достались ему от жертвы пожара. Ушли былые соперничество и ненависть, и даже доктор Уилфред Джоунз теперь гордится своим знакомством с погибшим.

Джеймс Дальтон и его жена Джорджина хранили молчание, которое вполне можно было объяснить скромностью и семейным горем. Они опубликовали кое-что, как дань памяти великого человека, но никогда не подтверждали и не оспаривали ни расхожих мнений, ни редких намеков на нечто удивительное, которые шепотом высказывали догадливые умы. Факты просачивались наружу очень медленно и тихо. Возможно, Дальтон о чем-то намекнул доктору Макнейлу, а у этой доброй души не было секретов от сына.

Дальтоны, в общем, жили очень счастливо, так как все ужасные события остались на заднем плане, а глубокая взаимная любовь сохраняла мир вечно юным для них. Но есть вещи, которые странным образом волнуют их — мелочи, на которые другие не обращают внимания. Они не выносят худых людей и людей с очень низкими голосами, ниже определенного уровня, а Джорджина бледнеет при звуке гортанного смеха. Сенатор Дальтон испытывает смешанный страх перед оккультизмом, путешествиями, подкожными инъекциями и незнакомыми алфавитами, что как будто сложно объединить, и некоторые обвиняют его в том, что он тщательно уничтожил обширную часть библиотеки погибшего доктора.

Хотя Макнейл, видимо, его понял. Он был человеком простым и произнес молитву, когда последняя из странных книг Альфреда Кларендона превратилась в пепел. И никто из тех, кому довелось бы заглянуть внутрь этих книг, не пожелал бы, чтобы хотя бы одно слово из этой молитвы осталось непроизнесенным.

--">