Начала материалистической диалектики на материале ранней греческой философии [Михаил Дороненко] (fb2) читать постранично, страница - 3

предпосылку, как необходимое условие самой себя, как „безусловное условие“ самой возможности теоретического мышления. Именно поэтому философия и противопоставляет себя религиозно-мифологическому миропониманию, с одной стороны, как стихийный материализм, а с другой стороны, как столь же стихийная диалектика. Материализм и диалектика тут неотделимы друг от друга, составляя, по существу, лишь два аспекта одной и той же позиции — позиции „мыслящего рассмотрения предметов“, позиция теоретического мышления вообще, а тем самым — и философии, которая тут вообще себя ещё от теоретического мышления не отличает, тем более — не противопоставляет себя ему»^[3].

Но есть также другая причина этого сочетания научного прорыва с элементами архаики. Позднейшая мысль (в особенности Нового времени, когда наступил качественно новый этап развития диалектики), так или иначе, исходит из раскола субъекта и объекта, их отделения. Прохождение этой огромной исторической эпохи и этапа философского развития неизбежно, чтобы двигаться дальше. Гегель изобразил это движение в «Феноменологии духа» как отчуждение и снятие этого отчуждения. Маркс переработал и подверг критическому анализу эти мысли Гегеля в «Экономико-философских рукописях 1844 года».

Но нас тут интересует более ранний этап развития общественного сознания, когда раскол субъекта и объекта ещё не препятствовал целостному восприятию мира. Феномен отчуждения в эту эпоху — эпоху классического греческого полиса — проявлялся в минимальной степени, несмотря на существование классов и государства. Впрочем, на тему социальных причин расцвета культуры, науки и т. д. в греческом полисе существует богатая и содержательная литература (в том числе Маркс в знаменитом «Введении» сформулировал ряд фундаментальных выводов по этим вопросам). Мы тут не будем в это углубляться. Целостное восприятие мира для ранних греческих философов есть нечто самоочевидное и естественное. Это непосредственное, наивное восприятие — и в этом смысле оно архаично. Но тут есть и великое преимущество. В конечном счёте, такое восприятие по своим основным чертам совпадает с позицией материалистической диалектики. Правда марксистская диалектика есть итог анализа не только всей предшествующей философской мысли, но прежде всего итог изучения исторического развития, смены формаций, развития производительных сил, выводов естественных наук и т. д. Иными словами, диалектика марксизма родилась на совершенно другом уровне научного и исторического развития. Поэтому, как бы ни были близки мысли ранних греческих мыслителей современной материалистической диалектике, записывать Анаксимандра или Гераклита в марксисты было бы нелепостью.

Но это целостное восприятие мира утрачивается уже в классический период развития греческой философии. Возьмём, например, Аристотеля, в структуре мышления которого разделение субъекта и объекта проступает очень отчётливо. У Аристотеля вот субъект, а вот объект (природа, мир). Субъект изучает мир как нечто внешнее с помощью логики, понимаемой как инструмент.

Диалектический подход совершенно иной. Если мы исходим из непосредственного единства субъекта и объекта, то субъект — это всего лишь часть природы, а законы мышления совпадают с законами развития объективного мира. А это ведь и есть правильное понимание диалектики — не как набора приёмчиков для понимания внешней реальности, а как закона, по которому развиваются и человеческое мышление, и природа. А мышление, разум — это ведь и есть высшая форма развития материи. Аристотель же пытается всячески отделить логику от онтологии. К счастью, у него это не всегда получается. Скажем, логический трактат «Категории» является также важнейшей частью аристотелевской онтологии. И такие «непоследовательности» у Аристотеля как раз наиболее интересны. Это отмечал ещё Ленин.

Л. К. Науменко так описывает «онтогносеологию» ранних греческих философов:

«Древних вообще мало интересует вопрос об отношении познания к предмету. Это отношение не фиксируется ими как некая самостоятельная проблема. Их интересует лишь отношение предмета к самому себе. Что же касается познавательного отношения, то оно лишь выражает и актуализирует эту предметную логику. Субъект не выделен из мира и не противопоставлен ему в своей исключительности (и притом так, что весь остальной мир для него есть лишь „предмет“, как это имеет место в новоевропейской философии). Субъект у древних находится в том же измерении, что и „предмет“. Подлинным субъектом является лишь мир в его целом. Поэтому и отношение теоретического субъекта к „предмету“ выглядит как частный случай отношения мира к самому себе. Рационально понятое теоретическое отношение познания к предмету есть предметное отношение действительности. Структура познавательного отношения сполна сводится к