Просчет [Кисё Накадзато] (fb2) читать постранично, страница - 2

прекратилось, и в конце концов он втащил за собою в море всю гору железных цепей, растянувшихся по бетону стапеля. Вспенился ржавый водоворот воды, и волна высотой в добрых два метра тотчас же хлынула на опустевший, покинутый танкером стапель. От жара трения жир, покрывавший спусковые дорожки, стал буро-коричневым. Еще не успокоились волны, как откуда ни возьмись появились лодочки-плоскодонки, не менее сорока. Это рыбаки, жившие неподалеку от верфи, торопились собрать ручными сачками куски жира, всплывшего на поверхность после спуска. Они снова продавали его на верфь; выручка за собранный жир намного превышала плату за обычный улов, так что в дни спуска судов многие не выезжали на ловлю. Еще не успел опуститься занавес после захватывающего спектакля – а они уже здесь в своих старых лодчонках, одетые в грязные, потрепанные куртки, – сама жизнь, неумолимо вторгшаяся на театральные подмостки. Не обращая внимания на дружный хохот публики, ни разу даже не подняв головы, они рвали друг у друга комья плававшего на воде жира. При виде этой картины, неизменно повторявшейся после каждого спуска, у меня почему-то всякий раз начинало щемить сердце.

Я стоял, задумчиво наблюдая за рыбаками, когда чья-то рука внезапно легла на мое плечо:

– Послушай, давай поужинаем сегодня вместе… Отведаем тушеной утки! – Сквозь очки на меня глядели глаза директора. Он улыбался, но во взгляде его сквозило какое-то беспокойство…

* * *

Директор пришел уже после того, как приступили к угощению.

– Что это вы пьете такое дрянное сакэ? Я же говорил, чтобы заказывали без церемоний, все как положено… – удивился он, поднеся рюмку к губам, и велел подать сакэ другого сорта. Сам не знаю почему, я почуял какую-то смутную опасность. Такагава молчал и только неотрывно смотрел на меня безумными глазами.

– Ну что, есть разница? – Директор протянул Такагаве сакэ, и тот, призвав на помощь всю свою выдержку, принял рюмку. – Совсем другой вкус, а?

– Что?… А, да… Конечно… Прекрасный вкус!

Директор засмеялся.

– Да ты не стесняйся, мы же друзья… Отчего же иной раз не пропустить по рюмочке?

– А как мой трудовой договор? – От непомерных усилий изобразить на лице улыбку узкий лоб Такагавы прорезали причудливые морщины. – Я насчет договора на очередные три месяца… Меня увольняют? – Тон был шутливый, но на лице Такагавы ясно читался страх человека не первой молодости – ему было уже за тридцать, – единственного кормильца семьи из четырех человек.

В ответ на губах директора зазмеилась такая знакомая – ласковая, но неизменно чреватая угрозой – улыбка.

– А ты не торопись, не спеши… Давай выпей-ка лучше… Сакэ-то – высший сорт!

Похоже, ему доставляли наслаждение эти минуты. Такагава с искаженным лицом выпил плескавшееся в рюмке сакэ – рука у него дрожала. Директор, казалось, был всецело поглощен лежавшей перед ним на тарелке уткой. На мощных, как жернова, челюстях играла усмешка. «А ведь это добрый знак…» – подумал я.

– Договор, говоришь?… Ну, эта бумажка нам больше ни к чему…

Пар от жаркого заволок стекла очков. Такагава мертвенно побледнел.

– Я уволен?…

Директор засмеялся.

– Ты что?! – Он опять засмеялся. – С чего ты взял? Сказал тоже! Мы же друзья, о каком увольнении может быть речь! – Он снова наполнил рюмку и тянул сакэ долго-долго, пока наконец не осушил ее до дна.

Я буквально содрогнулся от омерзения, до того отвратительна была эта его манера всегда начинать с туманных намеков, когда речь шла о чем-нибудь крайне важном, и наслаждаться при этом, неторопливо наблюдая реакцию собеседника. Тем не менее дело, похоже, принимало неплохой оборот, и я, внутренне негодуя, все же сдержал себя и молчал.

– Поработал ты, можно сказать, на славу, маялся долго… Вот я и думаю – пора переводить тебя из временных служащих…

– В штат?!

– Да. Разумеется, если ты сам не против…

…Потом, вспоминая эти слова директора, я, конечно, понимал, что звучали они достаточно гнусно – дескать, будь благодарен, тебе оказывают благодеяние. Но ярче всего мне запомнилось лицо Такагавы в эти минуты – это лицо я не забуду никогда. Вытаращив глаза и полуоткрыв рот, Такагава беззвучно заплакал.

– Я… десять лет… – Больше он ничего не мог выговорить. Директор спокойно протирал запотевшие очки. Хмель бросился мне в голову, я стукнул Такагаву по плечу.

– Ну-ну, чем плакать, лучше выпей!

Лицо Такагавы смягчилось, стало по-женски ласковым, мягким.

– Господин директор, как мне благодарить вас… За такую заботу…

– Полно, полно… – Директор отмахнулся, как бы отвергая всякие изъявления благодарности. – Ты достаточно поработал на тяжелых условиях…

Из окна виднелась гавань, темное море. Ресторан расположен на невысоком холме, внизу проходит мощенная камнем дорога, по которой мы недавно шли сюда с Такагавой, она тянется далеко, в город, постепенно растворяясь в разноцветных огнях рекламы. Над выгоревшими черепичными крышами, заводскими трубами, высокими