Очень! очень приличная "боярка"! Прочёл все семь книг "запоем". Не уступает качеством сюжета ни Демченко Антону, ни Плотников Сергею, ни Ильину Владимиру. Lena Stol - респект за "открытие" талантливого автора!!!
Написано на уровне детсада. Великий перерожденец и врун. По мановению руки сотня людей поднимается в воздух, а может и тысячи. В кучу собран казачий уклад вольных и реестровых казаков, княжества и рабы. 16 летний князь командует атаманами казачьего войска. Отпускает за откуп врагов, убивших его родителей. ГГ у меня вызывает чувство гадливости. Автор с ГГ развлекает нас текстами казачьих песен. Одновременно обвиняя казаков
подробнее ...
обворовывание своего князя. Читать о всемогущем колдуне и его глупых выходках и рассуждениях просто не интересно.
празднике, на котором мы могли бы обсудить все это. Только Сабрина, я и вы двое. Жан-Луи, дорогой, я очень надеюсь, что ты сможешь управиться с делами, чтобы поехать с Сепфорой.
Жан-Луи пустился в описание проблем имения. Ему нравилось говорить о них, потому что они имели для него первостепенное значение. Он пылал энтузиазмом, и я знала, что для него будет огромной жертвой хоть на время уехать из Клаверинг-холла.
Мы вошли в просторный красивый зал, главный в доме. Сам дом был очень велик, ведь предполагалось, что в нем будет жить большая семья. Моя мать хотела, чтобы Сабрина вышла замуж и жила здесь со своими детьми; я уверена, что она хотела бы, чтобы Жан-Луи и я переехали сюда тоже. Матушка желала быть центром большой семьи, а все, что было у нее, — это Сабрина и Дикон.
Но Сабрина не вышла вновь замуж. Моя мать поступила так же, хотя она была еще очень молода, когда убили моего отца. Обе женщины создали образ, которому поклонялись: Дикон — герой молодости матушки, которого она обожала всю жизнь и который омрачил ее взаимоотношения с моим отцом. По иронии судьбы она продолжала боготворить его даже тогда, когда он ушел к Сабрине. Если бы Дикон не погиб при Каллодене, остался ли бы он на своем пьедестале? Но эти вопросы я начала задавать себе позже… Оглядываясь назад, мне кажется, что я видела жизнь, в которой недоразумения осторожно прятались; я делала то, что от меня хотели люди, и я никогда не пыталась снять покров благопристойности и заглянуть внутрь.
Юный Дикон был спасением этих двух осиротевших женщин. Они верили, что этот мальчик — сын Дикона — подарил им цель жизни; заботясь о нем, они забыли о своем горе и нашли новый предмет поклонения.
Этот дом был для меня такой же родной, как и тот, который я делила с Жан-Луи последние десять лет. Здесь, среди элегантной мебели и со вкусом подобранных украшений — результата любви моего отца к красивым вещам — я повзрослела.
Я стояла в зале и смотрела на две великолепные лестницы, ведущие вверх, — одна к восточному крылу, другая — к западному крылу дома. Столь большой дом для троих! Я знаю, мама часто думала об этом и была благодарна, что рядом живет Сабрина. Я сказала Жан-Луи, что, если когда-нибудь Сабрина выйдет замуж и уедет, мы должны будем переехать в Клаверинг-холл. Жан-Луи согласился, но я знала, что он очень дорожит своей независимостью и любит наш дом, который был ее символом. Мой муж никогда не забывал, что для моей матери он всего лишь подкидыш. Жан-Луи всегда отличался благородством, что делает мое поведение еще более заслуживающим порицания… но я должна продолжать свой рассказ…
Мы ужинали в столовой. Все вещи в доме оставались на тех же местах, что и при отце. Мать никогда бы добровольно ничего не переставила. Даже самая главная комната в доме, в которой обычно играли в карты, была оставлена такой, какой была при жизни отца, хотя теперь в ней только иногда, когда приезжали соседи и присоединялись к матери и Сабрине, играли в вист, и, конечно, в ней никогда не велись игры на деньги. Моя мать была против этого — по-пуритански, как говорили некоторые, но мы-то понимали, почему.
Сейчас мы сидели на резных позолоченных стульях, которые за последнюю сотню лет стали семейной реликвией и которыми очень гордился отец, за дубовым столом, отделанным резьбой, имитирующей рисунок на скатерти. Стол этот, как говорил отец, сделали во Франции для кого-то из придворных Людовика XV. Мой отец любил рассказывать о подобных вещах во время легкой, добродушной и поддразнивающей беседы. Может быть, из-за этого я всегда находила его столь очаровательным.
Дворецкий стоял у буфета, разливая суп, который разносила одна из горничных, когда дверь отворилась и вошел Дикон.
— Дикон! — сказала мама и Сабрина одновременно.
Я так хорошо знала их отношение к нему. Иногда Сабрина и мама протестовали против каких-либо его поступков, но в то же время снисходительно восхищались дерзостью мальчика. Казалось, они говорят: «Каков шалун, но что бы ни сделал дальше этот ребенок, благословим его!»
— Я хочу кушать, — произнес Дикон.
— Дорогой, — ответила матушка, — ты ужинал час назад. Не пора ли ложиться в постель?
— Нет, — ответил мальчуган.
— Почему же нет? — спросила Сабрина. — Уже время спать.
— Потому что, — настойчиво сказал Дикон, — я хочу быть здесь.
Дворецкий смотрел в суповую миску, как будто в ней лежало что-то крайне интересное для него; горничная все еще стояла, держа в руках тарелку супа, сомневаясь, куда ее поставить.
Я ожидала, что Сабрина отправит Дикона в постель. Вместо этого она беспомощно посмотрела на мою мать, которая пожала плечами, и Дикон скользнул в кресло. Он знал, что одержал верх, у него не было сомнений, что победа останется за ним. Я полностью осознавала, что эта сцена повторяется каждый день.
— Может, позволим ему на этот раз, а, Сабрина? — умоляюще произнесла матушка.
— Но в последний раз, — добавила Сабрина. Дикон обаятельно улыбнулся ей:
— Конечно,
Последние комментарии
1 час 54 минут назад
1 час 55 минут назад
3 часов 57 минут назад
3 часов 59 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 2 часов назад