Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
осведомился Виря.
— У-у-у!!! Как больно! — завыл сосед.
— Не ври! — сурово оборвал его Виря. — Она ж холодная.
И опустил руку в котел.
Но к ним уже спешил один из чертей, обслуживающих котельную.
— Ты что ж это народ баламутишь?! — заорал черт. — Какая ж она холодная! Где это она холодная? Пойди инструкцию почитай, огненными буквами написано: «ГОРЯЧАЯ ВОДА». Иди, иди отсюда, умник!
«Скучно в Аду, — подумал Виря, подходя к Школе Вампиров. — Скучно — это еще хуже, чем страшно. Лучше уж было бы страшно. Все-таки страшно — это всегда интересно.
Заходить в Школу сейчас очень не хотелось, но надо было сдать реквизит.
Перед самым кабинетом, в котором сидело привидение Симеона Топорика, он вспомнил, что забыл на том свете злополучную баночку с краской. Пробормотав магические слова, он притянул баночку к себе, и она оказалась у Вири в руках. Перед тем, как войти, он поставил баночку на пол и снял с руки испужометр, все еще настроенный на прапорщика Афонькина. В последний раз взглянул на него… и чуть не выронил из рук. Испужометр показывал 20 баллов, именно те недосягаемые 20 баллов, которых никак не могли добиться ни Виря, ни Телевизор.
— Ну что же так вывело из себя этого прапорщика?! — завопил Виря, чуть не плача. Но этого он узнать уже не мог.
И все-таки: что же еще случилось с Филей Афоньки-ным после того, как Виря с Телевизором были вынуждены оставить его и отправиться к себе в Ад?
Прапорщик проснулся и осознал, что страшная, как сокращение Вооруженных Сил, ночь уже прошла.
Он сладко потянулся. Мариша, как всегда, что-то делала на кухне. Стоя перед зеркалом, он брился и весело напевал себе под нос:
— Сейчас, сейчас!
Потом прошел на кухню и, взяв в руки тот самый табурет, на котором сидел вчера, небрежно спросил жену:
— Жрать-то когда?
— Успеешь, прорва, — ласково ответила Мариша.
— Тогда я быстренько в гараж сбегаю.
— Зачем? — спросила жена.
— Надо! — торжественно сказал Афонькин.
Минут через пятнадцать он вернулся, держа в руках найденную вчера баночку с краской. Афонькин постелил в коридоре газету, поставил на нее табурет. «Жизнь прекрасна!»- подумал он. Мысль о непокрашенном табурете не оставляла его даже в самые страшные минуты.
— Сейчас покрасим табурет! — пропел Афонькин и взглянул на часы. — Успею, — шепнул он и макнул кисточку. Вернее, сделал попытку макнуть. Баночка, как и кисточка, исчезла у него прямо из рук.
ИСЧЕЗЛА!!! ПРЯМО ИЗ РУК!!!
— Где она? — Филя вспотел и почувствовал, как у него повышается давление. — Ну где же она?!
Сначала он похлопал себя по карманам пижамы, но, опомнившись, стал смотреть по сторонам.
Побежал в ванную и пошарил рукой под умывальником. Ничего, кроме пары засохших тараканов, умерших по нелепой случайности прошлым летом, он не нашел.
Филя вышел из ванной и принялся рыскать по квартире, внимательно оглядывая все подозрительные углы и чутко потягивая носом воздух, стараясь ощутить характерный запах краски. Вдруг он увидел свои черные сапоги, стоящие в прихожей. Его осенила одна мысль, и с бормотаньем: «Подшутила, стерва», — он дрожащей рукой полез в левый сапог. Там было пусто. От волнения потеряв голову, второй сапог он просто перевернул. Из него что-то стремительно вылетело и звякнуло об пол. У Афонькина екнуло сердце, но он заставил себя посмотреть вниз. Это оказались всего лишь два ключа: от каптерки и от бытовой комнаты, откуда в последнее время пропало несколько новых утюгов.
Филя поставил сапоги на место, почесал за ухом и пробормотал, задумчиво глядя на эти ключи:
— Сперли, гады, краску! Куда ни глянь — везде воры!
Вслед за этим его пронзила простая, но ясная в своей трагичности мысль о том, что пропажа краски уже необратима. То, что поддерживало его в самые тяжелые минуты, исчезло безвозвратно!
Он устало сел на обреченный в своей непокрашенности табурет и про себя подумал: «Чтоб у них, гадов, руки отсохли!»
А вслух добавил:
— И ноги!
Вышедшая боком из кухни Мариша переспросила:
— Что, что, Филенька?
— Ноги!!! — истерически заорал он.
Мариша недоуменно взглянула на свои полные ноги и пожав плечами, удалилась обратно в кухню.
Прапорщик был бледен, сердце часто стучало. «Это конец», — подумал Афонькин. И оказался прав. Это действительно - КОНЕЦ.
Последние комментарии
3 часов 27 минут назад
6 часов 39 секунд назад
6 часов 29 минут назад
6 часов 35 минут назад
51 минут 36 секунд назад
9 часов 38 минут назад