Санька — добрая душа [Валерий Николаевич Шелегов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Валерий Шелегов Санька — добрая душа
1
— Прибыли, — бухнул Санька с ходу. — Кое-как нашёл ваше заведение, — принялся он объяснять медсестре. — Аэропорт забит людьми — присесть с детьми негде. А у меня их двое. Вот, — показал он спящую на руках девочку. — И там… Доча, зайди сюда. На зов Санька в медпункт зашла девочка лет шести и присела на больничную кушетку рядом с мальчиком такого же возраста. Малыш, видимо, сидел давно в медпункте аэропорта и заморенно клевал носом. — Дайте нам справку в комнату матери и ребёнка. Иначе нас туда не берут, — посетовал Санька, мельком скользнув по малышу. — А самолёт наш только завтра утром… До прихода Саньки дежурная медсестра тихо переговаривалась у окна с милиционером. Выслушав просьбу Саньки, попросила: — Минутку, гражданин, помолчите, раз уж ворвались без вызова. Закончу с товарищем, тогда уж и с вами решать будем. Присядьте. Санька покорно присел на кушетку, подладил на руках спящую полутора годовалую дочку. — Что же делать с мальчиком? — медсестра посматривала с досадой на малыша, ждала решения милиционера. — Отец мальчика снят с рейса, нуждается в лечении. Куда ребёнка пристроить? Мать телеграммой вызывать? Из Магадана скоро не прилетишь. — Простите, — вмешался Санька в разговор. — Я тоже из Магадана. И если нужна помощь?.. — Даа? А куда вы летите? — с интересом уставились и милиционер, и медсестра. — Да здесь, в крае. Дня через два — назад, в Магадан. Детей к родителям везу. — А вы не пьёте? — вдруг стала подозрительной медсестра. Санька покраснел от неожиданности. Он действительно не употреблял горькой. А покраснел потому, что испугался: не поверят. — Да нет, вроде, — тихо, но твердо сказал он. — Все вы не пьете,… Отец малыша тоже утверждает, что не пьющий, а от самого перегаром на версту разит. Эпилептик на почве пьянства. Пришлось снять с рейса и госпитализировать. Вы что — на северах все так много пьёте? Беда с вами, с северянами. Как приходит рейс, так кто-нибудь да попадает к нам. То эпилепсия, то белая горячка… Ваши документы… Милиционер внимательно изучил паспорт, передал документ медсестре. Медсестра отложила паспорт под настольную лампу, обратилась к мальчику на кушетке. — Коля, дай дяде место. А вы положите девочку, не держите на руках. — Документы у гражданина в порядке, пойду к отцу мальчишки. Может, согласится отправить его к матери назад в Магадан, — объявил милиционер. Санька устроил спящую дочку на кушетке, присел перед мальчишкой. — Полетишь со мной к маме?.. — тронул почти спящего мальчика за подбородок. В первую секунду, после того как мальчишка поднял грязное от засохших слез личико, Санька готов был поклясться, что ему померещилось, что он заснул на ходу и все, что происходит в медпункте — это сон. Но ошибки нет: да, несомненно, это он, Колька. Те же Тонькины глаза, та же виноватая улыбка… Нехорошо стало на душе у Саньки. Но Колька помнить его не мог. — Тебя… Коля звать? А фамилия у тебя, какая? — тихо спросил Санька. — Коля.…Знал мальчишка и свою — его, Санькину фамилию. Ошибки нет: это Тонькин и его… Санькин сын.2
Человек, с которым следовал мальчишка, содержался милицией в глухой комнате в конце коридора медпункта. Санька узнал его. Хоть и прошло три года. И виделись-то они один раз в жизни. Женился Санька Смолокуров рано. Сразу же после армии. Взял Тоньку с ребёнком. С грудным. Никто не знал, почему он так поступил. Все были против такой женитьбы. Но у него любовь. С первого взгляда. Не попрешь… Расписались. А чтобы убраться подальше от злых языков и нарекания родителей, через полгода решили они с Тоней податься на Север. Он шофер, работу всегда найдёт. Она посидит год-другой с Колькой, а там и её куда-нибудь пристроит. Тоня согласилась. Ехал Санька с Тоней не на пустое место. Друг у него армейский жил на Севере. На золотом прииске. К нему и ехал. Первое время друг помог. Жили у него на квартире. Работать устроился. Потом дали Саньке домик с печным отоплением. И началась жизнь. Хорошая жизнь. Курсы «белазистов» закончил, золотые пески на полигонах возил, уголь с разреза. Маленького Кольку, которому пошёл второй год, устроили в ясли. Тоня устроилась работать на автозаправку. И доволен был Санька жизнью. Собой. Сынишкой. Тоней. Приедет из рейса ночью, стук-стук тихонько в дверь, а дверь — раз и распахнулась. Будто чувствовала Тоня. Когда он появится, ждала. Он за столом, а она — напротив. Сидит, улыбается. «Хорошо живем?» — спросит он. «Хорошо, — довольна Тоня. — Только вот дома ты мало бываешь». «Погоди, Тоня, я для тебя…» Но что он может ещё сделать для неё, Санька не мог сказать. Любил… И всё шло хорошо. Так на Севере прожили год. А потом началось. Часто теперь по ночам Санька громко стучал дверь, ждал, пока Тоня встанет и откроет. Бывало, и спать ложился голодным. — Денег что ли нет? — ворчал сдержанно на жену Санька. — Зарабатываю десятки тысяч, а в холодильнике хоть шаром покати. — Заныл. Заныл, — кривилась раздражённо Тоня. — Я тоже работаю. Мог бы и в столовую на трассе зайти. А у меня времени у плиты стоять нет. За Колькой стало некогда присмотреть. — Деньги есть, холодильник затарить нетрудно, — упрямо гнул свою линию Санька. — Откуда им быть? — изумила известием Тонька. — Я, голая должна ходить?Санька молчал. На Севере бабы избалованные, меха им подавай. И Тонька туда же, думал он про жену. Да и красивая Тонька, в дерюжку не оденешь — раз живём. Сам же он мечтал скопить денег на добрый дом в Сибири. Засыпал. Проходила обида. На Тоньку ведь обижался, не на кого-нибудь. А утром опять гараж, опять баранка и долгая, как жизнь, присыпанная угольной крошкой дорога. Не обидчивый он. Тонька ведь обижала. Да и обижала ли? Однажды на угольный разрез он съездил быстро. Удачно попал: не было очереди на погрузке, без волокиты оформил и «товарно-транспортную». И в четыре утра уже притормозил машину в конце проулка. Это чтобы соседей не беспокоить. Идет домой, снежок под ногами хрустит, плечи ломит от усталости, а жизни рад. Тонька не ждёт, — спит тетеря. Обещал только к обеду. Постучал он тихонько в дверь. Подождал. Опять постучал, — не слышит. Громче бухнул. Тишина. Прошёл к окну на кухне, позвенел монетой по стеклу. Тихо и темно в доме. И ёкнуло сердце. Кинулся Санька к двери, да и рванул в сердцах за ручку. Не выдержал крючок, слетел с петли. Щелкнул Санька выключателем, а в его доме мужик одевается. Руки тряские, нога в штанину брюк не попадает. А Тонька, паскуда, груди бесстыдно развалила — простынка по пояс — лежит и курит. Глубоко так затягивается. Ошалел от такой картины Санька. Ничего понять не может. — Что же ты делаешь, тварь, а?! Ты бы хоть сына пожалела… Тонька продолжала курить. — Что же ты наделала… — шагнул Санька к Тоньке. — Земляк, поосторожнее, — подал голос мужик. Санька резко крутанулся к нему. — А ты дуй отсюда, пока чем-нибудь тяжёлым не заработал. И эту тварь прихватывай… Тонька отпрянула к стенке, прикрылась до подбородка простынкой. — Вставай, собирайся и уходи с ним. Слышишь?! — А сын?.. Маленький Колька спал рядом в кроватке. Печка натоплена, в доме тепло, парнишка раскрылся, раскинул ручонки и сладко посапывал. Сын всегда встречал Саньку радостной суетой. Шел навстречу, тянулся на руки. — Сын… Хорошо, досыпай ночь. Я в кабине переночую. Но чтобы утром и духу твоёго здесь не было! Утром Санька не пошёл домой. Разгрузился и опять погнал на угольный разрез. Еще сутки мотался, выбивал из души тоску, ярость, злобу… Прежде чем идти домой: он… готов был её простить, ради Кольки… А дома ждала его пустая до звона квартира. Даже занавески с окон и те поснимала Тонька. Детская кроватка щерилась на Саньку голой сеткой, в шкафу-самоделке белели три его рубашки: увезла со своим хахалем и Санькины меховые вещи. И плюнул Санька. Плевать. Он не запьёт. Не такой. Пусть не думает и не ждёт Тонька. Но только нужно уехать. Иначе при встрече с ним, Санька за себя не отвечает…
3
Приехал Санька в Магадан ранней весною. Устроился работать в автобусный парк. И опять пошла жизнь. Про Тоньку как-то и забывать стал со временем… Выгорело всё в душе. Будто и не было её в его жизни. А вот сегодня, в этом аэропорту, вспомнил, увидел жизнь свою прошлую, как вчера. А этот рыжий, не бритый с запойными кругами человек — тот ночной Тонькин гость. Милиционер объяснил расклад с мальчишкой. — Вашего сына этот мужчина заберёт и доставит в Магадан к матери. — Сына?.. Я здоров. Выпустите меня. Я в отпуск лечу… Да, пусть забирает…К родителям Санька прилетел с тремя детьми. Кольку узнать — мать не могла: грудным был, когда с Тонькой уехали на Север. — Ну и дурачок же ты у меня, — стала бранить Саньку мать. — Своих тебе мало. А ну как заболеет в дороге. Горя потом не оберешься, с чужим дитём, случись, что… Добрая ты душа, сынок у меня… Хорошая у Саньки мать. Когда сходились с Тонькой, ворчать ворчала, но вечеринку честь по чести справили. Только не полюбилась Тоня матери. Тонька была приезжей. В магазине работала. Многое про продавщицу трепали, про дела её «хорошие»… Только Санька не знал. Служил. Приехал. Увидел. Женился. И вот… Галина — жена его теперешняя, женщина серьезная. А главное — надежная. Для Саньки честность — главное в человеке. Не легко ему далась эта вера в женщин после Тоньки. До армии толком бабу не попробовал, после службы — «оголодавший», сразу и женился. Галина дочку ему родила. Старшая дочь Галины — от первого мужа; привязалась к Саньке, как к родному отцу. Осенью в школу пойдёт. Всё как у людей. На обратном пути Санька зашел в медпункт. Пусть знают, что с маленьким Колькой всё в порядке. И в Магадане их ждут. Телеграмму отослал. — Молодцы! — медсестра словно и не покидала медпункта все эти дни. — Быстро вы обернулись. А папа мальчика улетел. Не захотел лечиться. Сказал, что отпуск полгода, в Рязани подлечится. Ну что, малыш, не обижает тебя дядя? — Это не дядя, это — папа, — насупился Колька. — Как, уже и папа?! А как же тот папа? — развеселилась медсестра. — Тот папа — не папа. Он плохой, водку пьёт, маму обижает. Мама плачет. Этот папа лучше. Он добрый… — слова ребёнка кольнули Саньку: забрать бы мальца. Да кто отдаст… — Они там с моей старшенькой уже и бабушку делить начали. Ехать не хотел, — вздохнул Санька. — Улететь вот не можем. Транзитного билета нет, а в кассах всё продано. — Что вы говорите? И телеграмму уже дали? — взялась за телефон медсестра. — В Магадане вас будут ждать, а вы не прилетите. Поможем…
В Магадане Санька намеренно вышел последним из самолёта. На руках он нёс спящего Кольку, которого закутал в меховую свою куртку. В пальтишке Колька мёрз и там, в Красноярске. На Колыме же мела ещё позёмка по взлётной полосе. Намеренно, последним вошел Санька и в здание аэровокзала. Обшарил взглядом встречающих. Тоньки не видно. Облегченно вздохнул. Боялся он встречи с Тонькой. Обошёл нижний этаж. Мест свободных в креслах нет. Сквозняки. Людно. Решил подняться на второй этаж — там теплее. Тоньку он узнал в спящей женщине сразу. Вернее не её, а другую, измождённую молодую женщину, так похожую на Тоньку. Или от пристального взгляда, или от предчувствия, Тонька открыла глаза. — На вот… Кольку тебе привёз, — вяло сказал Санька. — Спит. Пусть спит. Тонька поспешно уступила кресло. Положили в него Кольку. — А куртка? Подожди, я его раскутаю… — заискивающе забормотала Тонька. — Не надо. Разбудишь. Так похожу. Всё равно до утра ждать. — Добрая ты душа, Саша. Какой был, таким и живешь. А я вот… Санька дальше не слушал. Вялой походкой спустился на первый этаж, вышел на улицу и подставил лицо упругому весеннему ветру. Белая ночь яснела, полоскала своим чистым светом сопки. Тихо шипя шинами, к автобусной стоянке подходил первый рейсовый до Магадана.
Последние комментарии
6 часов 20 минут назад
6 часов 22 минут назад
12 часов 14 минут назад
16 часов 18 минут назад
16 часов 53 минут назад
1 день 13 часов назад