Рождество Ирвина [Мишель Фейбео] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
«Рождество, — думал Ирвин, втискивая ломик в узкую щель, — Рождество, это для мудаков».
Две тысячи лет назад в задней комнате вифлеемской пивной умудрился появиться на свет какой-то мелкий еврейский ублюдок, и с тех пор это служит основанием, чтобы гонять по радио долбаных «Слейдов» да Клиффа Ричарда и украшать этажи торговых центров пластмассовыми ветками остролиста. Крутить днем и ночью «Чудесное-на-хер-Рождество» раздолбанного Пола Мак-мать-его-картни, когда все, что требуется человеку, — это вмазаться и заползти под мягкое одеяло забвения. Ирвину это ощущение было знакомо. Ему позарез нужна была доза, а не завывания Пола Мак-мать-его-картни. Доза героина, оплаченная тем, что он выручит за добро, которое вот-вот попадет в его потные лапы.
Дайте только забраться в дом.
Ирвин налег на ломик, щель в окне расползлась настолько, что можно было просунуть в нее руку, а дальше уж дело за пальцами. Он влез всем телом в комнату — одна нога еще болталась в студеной ночи позднего декабря, а другая уже добралась до теплой батареи центрального отопления. Два часа ночи, но весь этот долбаный дом пышит теплом, что твои тосты — вот она, изнеженность среднего класса. Да ограбление — это самое меньшее, чего он заслуживает.
Как правило, Ирвин, забираясь в темный, незнакомый дом, вел себя осторожно, опасаясь свалить какой-нибудь долбаный торшер или поворотную стойку с компактами, или еще какую гребаную пидорскую хрень, однако сегодня блуждать на ощупь необходимости не было. Дорогу ему освещала рождественская елка. Настоящая, увешанная сотнями крошечных красных, белых, желтых и синих лампочек, она указывала Ирвину путь и к добыче, и, соответственно, к теплой струе героина, которую он впрыснет в излюбленную вену.
Стояла ночь под Рождество. Под елкой в искусном беспорядке раскинулись подарки в приличествующих случаю перевязанных серебристой лентой обертках — зеленых, красных, украшенных святочными узорами. С белыми карточками, напоминающими членам семьи кому что причитается. Ни единая живая душа даже не пошевелилась в этом пригородном доме, да и чего еще ожидать от населяющего такие хоромы безголового мудачья из среднего класса. Ирвин прямо-таки портреты их мог нарисовать. Эдакие Ричард и Джуди. Дарят друг дружке поваренные книги Джейми Оливера и Найджеллы да проверяют надписи на баночках с кофе, дабы убедиться, что при изготовлении его никакой эксплуатации неимущих, боже упаси, не произошло. Вот такие хмыри покупают журнал «Тайм Аут» и обводят в нем красными кружками названия ультрамодных групп, думая: надо бы сходить, послушать, — и никогда никуда не ходят, потому что для этого придется нанять кого-то, чтобы сидеть с ребенком, да к тому же, из музыки им нравится только самое что ни на есть дерьмо.
Воспаленные глаза Ирвина отыскали полку с компактами: лучшие хиты Моби, Мэйси Грэй и Вана Моррисона, плюс новый диск «Колдплэй». Ладно, проснется это мудачье завтра утречком, глядишь, кого-нибудь из них кондрашка хватит.
Ирвин с приобретенной долгой практикой расторопностью принялся сгружать компакты в рюкзачок. Продать их будет не трудно, но, правда, за пустячные деньги — слишком много ублюдков вроде него тырит сейчас точь-в-точь такие же долбаные компакты и по той же причине. Чтобы разжиться настоящей наличностью, нужно найти что-нибудь посущественнее.
Может, видик? Да видик нынче хрен сбудешь, разве что самый новый, навороченный. А тут дешевка. И DVD-плеера у них, похоже, нет. Повезло же ему — забраться в дом, где живут не просто середнячки, но еще и отставшие от времени.
Ирвин прищурился, снова оглядывая комнату, — теперь, когда глаза его свыклись с исходящим от елки светом, комната казалась уже не такой тусклой. Телевизор у них из самых лучших, но уж больно здоровый, в одиночку такой не упрешь. Часы да безделушки годятся разве что для гаражной распродажи. Видеокассеты хорошо идут, только если на них записана порнуха. От книг же и вовсе никому проку нет — ни человеку, ни скоту.
Внезапно Ирвин услышал — или ему так показалось — какой-то шум. Что-то шуршало наверху. Господи, вот только малолетки-лунатика, которого приманили сюда сны о лежащих под елкой подарках, ему и не хватало.
Ирвин постоял, неподвижный, точно камера наблюдения, вслушиваясь, пытаясь определить источник шума. Вроде бы, решил он, шум доносится из камина. Мелкие куски какой-то дряни ссыпаются по дымоходу. Может, остатки птичьего гнезда. Или набившийся в трубу мусор, потревоженный ветром и снегом.
Ладно, выкинуть из головы картинку, на которой ребенок прокрадывается вниз, чтобы вскрыть подарки, это уже приятно. И тут Ирвин сообразил, что самое-то ценное, может, как раз в идиотских сверточках и лежит. Портативные игровые приставки. CD-плееры. Мобильники. А то и дорогие бирюльки. Другое дело, тащить отсюда целый мешок с подарками, не выяснив, чего они стоят, было бы глупо.
И потому он опустился на колени, надумав развязать ближайший сверток.
И тут же краем глаза увидел, как по комнате полыхнуло красным, и услышал звук, с которым в нее свалилось что-то огромное, как будто здоровенный мешок с углем спустили на парашюте.
— Дазе не думай об этом, гадкий мальщик! — грянул голос. — Это я полозил сюда подарки десять минут назад, так сто руки прось!
Ирвин выпучил глаза на представшее перед ним привидение. Грязный, весь в саже, жирный старик, облаченный в тряпье, бывшее некогда клюквенно-красной униформой, а ныне засалившееся, точно анорак бомжары с давним стажем. Темная морщинистая кожа, азиатские глаза, свалявшиеся черные волосы, жидкая бороденка под почти беззубым ртом. Грязнущие красные штаны, заправленные в черные кожаные сапоги.
— Йо-хо-хо! — взвыл явившийся ему эскимос.
Ирвин стиснул было кулаки, но тут же решил, что со стариканом лучше не связываться. Колотушки у Санта-Клауса были побольше Ирвиновых, да и выглядел этот ублюдок самым что ни на есть крутым мудаком.
— Ты же, вроде как, белым должен быть? — вызывающе поинтересовался Ирвин. — И с белой бородой?
— Расовый пере… предрассудок, — негодующе объявил эскимос и на шаг подступил к Ирвину. — Я зиву в Северном Полюсе. Ты что себе думаешь, идьёт, в Северном Полюсе голливудские звезды зивут?
Ирвин давно уже взял за правило с чокнутыми мудаками не связываться — особенно, когда они ловили его на краже.
— Ладно, тогда я пошел, — пробормотал он, качнувшись к окну.
— Не так скоро, мальщик! — рявкнул Санта и сцапал Ирвина за плечо. — А ну, сто там у тебя в рюкзаке?
— Не бери в голову, дедуля. Всего-то пара компактов. Считай это перераспределением богатства. Или выносом гребаного мусора.
Глаза эскимоса сузились:
— Это не твой мусор, Ирвин. Снимай рюкзак, понял?
На лбу Ирвина выступили, точно на протекающей лейке душа, капли.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Старикан повторил свое долбаное «йо-хо-хо!»
— Я зе Роздественский дед, — объявил он, — Я все имена знаю. И знаю, какой мальщик хороший, а какой плохой! — Он вытащил из обвислого кармана какую-то штуковину, вроде пульта для видео. Здоровенные черные пальцы забегали по клавишам с редким проворством. Когда же старикан прочитал то, что появилось на экранчике пульта, глаза его слегка расширились. — В последний раз ты был хорошим… у-у… в девяносто третьем году. Исусе, мальщик, сем зе ты с тех пор занимался? Тебе сто, совсем подарощки не нузны?
Без страха и без колебаний старик вцепился в рюкзак и сорвал его с плеч Ирвина. Пара компактов со стуком упала на ковер.
— А ну, верни назад! Где я, по-твоему, вмазку возьму!
— Вмазку? Вмазку? — эхом отозвался старик, — Хо! Я не твоя муттер. Если ты был гадкий мальщик, я тебе подарошков под елку не полозу, но и по попе не вмазу. Или у вас, британцев, вмазка ознасяет сто-то другое, а?
— Героин она означает, мудила ты заграничный, — прорычал Ирвин, — Наркоту.
— А! — взревел эксимос, — Морфий, да? Хо! Ты разве не знаешь, мальщик? Морфий нузен, когда у тебя рак! Или когда у тебя ноги гниют и их надо отрезать! Морфий — это стобы старых больных лаек усыплять! Кто зе его раздает, направо-налево, идьёт? Есть морфий, дерзи его для старых эскимосских собасек, верно?
И он, наклонясь, осторожно пристукнул Ирвина пальцем по носу.
Ирвин решил, что с него хватит. Начиналась ломка — что у него, дел других нет, как торчать здесь, препираясь с этим эскимосским гуем? Он рванулся к окну, однако старый ублюдок оказался уж больно шустрым для такого жирного мудака. Сцепившись, они мотались перед рождественской елкой, точно два китаеза на мировом чемпионате по борьбе, четверка их ног — две в «найках», две в «веллингтонах» — переступала в опасной близости от ярких, хрупких подарков.
— Поосторознее, идьёт! — рокотал Санта, — Если дети потопщут завтра подарки, так и ладно их. А если их поломаешь ты, я тебя стукну!
Ирвин вырвался из ухватистых лап старика. Небольшая коробочка взорвалась под его ногой, заплевав ковер розовой жидкостью и кусочками красного пластика. Слепленная в форме головы супергероя комиксов крышка шампуня врезалась в дальнюю стену. Рождественский дед взмахнул мозолистым кулаком и саданул Ирвина по лбу, сбив его с ног.
Сел Ирвин с трудом, — его посетила психоделическая галлюцинация: крошечный, красный северный олень, кружащий перед глазами. Санта деловито выгружал из рюкзака компакты. Мать! Заработанные тяжким трудом компакты прямо на глазах уплывали от Ирвина с быстротой засекшего мусоров продавца наркоты. Долбаная несправедливость, вот что это такое.
— Передохни, дедуля! Мне нужна вмазка и куда больше, чем подарки этим твоим мудакам.
— Нынсе Роздество, Ирвин, — напомнил ему старик, — Это когда подарки раздают, а не отнимают. Радость миру, такая, примерно, идьея.
— Да ты просто возомнивший о себе старый козел! — взорвался Ирвин, — Радость миру? Долбаная оргия потребления! Кассы тренькают, как нанятые, и все растаскивают никому не нужную дрянь! Ты только взгляни! Он с отвращением пнул ногой остатки бутылочки с новомодным шампунем. — По-твоему, это не дерьмо?
Санта-Клаус распрямился и вдруг показался Ирвину очень усталым.
— Ну да, дерьмо, — произнес он, — Так меня о дерьме и просят. А ты хощешь, штоб я им полного Секспира дарил? Исландские саги? Господи, это зе дети малые, а теперь Роздество. Каздый полущает свое дерьмо. Йо-хо-хо!
И совершенно оправившись от мгновенных сомнений, Санта снова впал в хорошее настроение. Бухающий голос его звучал в полную силу. Ирвин вдруг подумал — как странно, что никто в доме, похоже, не слышит ни их криков, ни звуков борьбы. Может, старый эскимосский мудак — просто-напросто серийный убийца и там, наверху, куски и ошметки семейства середнячков валяются по спальням, будто обрезки мяса на рыночном прилавке?
— Отпустил бы ты меня, старик, а? — тяжело дыша, попросил он.
— Конесно, отпусю, — и Санта расплылся в улыбке, выставив напоказ коричневатые десны с тремя-четырьмя изжелта-белыми зубами, — Но снащала подарошек.
— Чего?
— Твой роздественский подарошек, Ирвин. Нынще ведь Роздество, правильно?
И к полному изумлению Ирвина, старикан извлек из воздуха маленький коробок в яркой обертке и сунул его Ирвину в ладонь.
— Щасливого Роздества, идьёт!
— Что это? — коробок не весил почти ничего, но, с другой стороны, и шприц, наполненный героином, почти ничего не весит.
— Думаешь, я тебе морфий подарил? — гаркнул, прочитав мысли Ирвина, старикан. — Я Роздественский дед, я дурь не толкаю! Это настоящий презент, идьёт! Тебе он пригодится!
И головокружительно полыхнув багрецом, он со свистом исчез, всосавшись в камин, точно слива в пылесос.
Ирвин остался у елки, посреди засыпанной сором гостиной чужого дома — остался разворачивать подарок. Можно было и выяснить, что это за херня, а уж потом заняться серьезным делом — кражей. Ощущая презрение, он разрывал жеманно расцвеченную бумагу. Ему не терпелось увериться, что подарок этот — дерьмо, крохоборская побрякушка, выпавшая из задницы западного капитализма, оскорбление. Жизнь всегда смывала его в толчок, а после требовала благодарности за полупрогорклые объедки, которые ему удавалось спасти от…
И тут у него отвисла челюсть. С подарка сполз последний слой бумаги.
С его подарка.
Вопреки всем ожиданиям, он увидел именно то, чего жаждал всегда, в чем всегда так нуждался. То, что могло утешить его еще в детстве и в чем ему неизменно отказывали. Даже в лучшие из минут, выпадавших Ирвину за последние десять лет ада, — скажем, в ту, когда в кровь его впервые проникла сладкая струйка героина, — он предпочел бы вот это всему остальному. Торопливо моргая, чтобы слезы не застлали глаза, Ирвин держал свой подарок в чаше ладоней и чувствовал, как изнутри, из самого сердца, его овевает теплом.
— Поосторознее! — долетел до него сквозь ветер и снег призрачный, любовный басок Санта-Клауса. — Идьёт!
—
© Michel Faber, 2002
© Ильин С.Б., перевод на русский язык, 2005
Последние комментарии
16 часов 49 минут назад
17 часов 25 минут назад
18 часов 17 минут назад
18 часов 22 минут назад
18 часов 34 минут назад
18 часов 47 минут назад