Семья Марковиц [Аллегра Гудман] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (95) »
Аллегра Гудман Семья Марковиц
Дэвиду
Фанни-Мэй[1] пер. Л. Беспалова
— Эстер, — зовет соседку Роза — она стоит перед закрытой дверью, краска на двери облупилась, зато вокруг ручки новая стальная пластинка. — Кто там? — глухо доносится голос Эстер. — Я, Роза. — Кто? — Роза Марковиц. Дверь открывается, они падают друг другу в объятья. — Как ты, золотко? — спрашивает Роза. — Мне казалось, прошлой ночью я слышала на лестнице твои шаги, но не могла оставить его. Сейчас пришла женщина из социальной службы. Ну как ты решилась сесть в такси поздней ночью? — Входи, входи же, — говорит Эстер. — Меня племянник встретил. — Кто? Артур? — Роза, да входи же. — Не могу, мне надо вернуться. — Всего на минутку. Дай-ка я налью тебе кофе. Я только что сварила. — Но мне, и правда, надо вернуться, — говорит Роза, входя в квартиру. — Я собиралась спуститься за почтой и тут же назад. Они устраиваются на кухне, прихлебывают кофе из фарфоровых чашек. Обе живут здесь уже двенадцать лет, их квартиры зеркально отражают друг друга. — А я говорю на иврите, — сообщает Эстер. — Ани мидаберет иврит. — Ты учила иврит в Хадассе? — спрашивает Роза. — Я отправилась в ульпан, — говорит Эстер так, точно она отправилась на сафари. Роза думает, что всякий, кто увидел бы их, заметил, какая между ними разница: Эстер после полутора месяцев в Майями полна жизни, она же после зимы, проведенной в городе, — осунувшаяся, умученная, вдобавок ко всему еще и Мори болен, а помощи ни от кого нет. Есть у тебя силы, нет сил, никто ничего за тебя не сделает. Эстер рослая, широкая в бедрах и в плечах, ее пышные темные волосы начали редеть на макушке. Роза, а она и всегда-то была миниатюрная, сбавила в весе, хотя худой ее по-прежнему не назовешь. В ее коротких, когда-то черных волосах заметна сильная проседь. У нее нет времени на себя, да и в салон красоты ей некогда сходить. — И кого бы ты думала я там встретила в первый же день? — спрашивает Эстер. — Сестру доктора Медника! — Мы с ним, — объявляет Роза, — больше не разговариваем. — Знаю, — говорит Эстер. — Но я никак не ожидала встретить там его сестру. Она на него ни чуточки не похожа, так что я не сразу догадалась, что она его сестра. Роза смотрит туда, где у Эстер помещался бы камин, не будь ее квартира зеркальным отражением Розиной. — А потом, всего два дня спустя, я пошла в детскую гостиницу, ну ты знаешь, ту, где Дугины банкиры съезд устраивали, и сижу это я себе у бассейна, и тут — откуда ни возьмись — Беатрис Шварц с ним; он после операции говорить может только через этот, ну ты знаешь, голосовой ящик, а ей хоть бы хны: ногти длиннющие, крыты белым лаком, брюки белые, отутюженные-разутюженные. И не их одних я там встретила. Всех не перечислить. Словом мир, сама знаешь, тесен, а там этих миров невесть сколько. Но я беспокоилась за тебя, Роза. — Что тебе сказать, — говорит Роза. Он очень плох. — Но духом не падает? — Веселёхонек. — Хотелось бы мне в его годы быть всегда в таком солнечном расположении духа, — говорит Эстер. Розиному мужу, Мори, восемьдесят три, он на десять лет старше Розы, на пятнадцать Эстер. — Мало того, сегодня еще приезжает его дочь. — Из Израиля? — Мы ее лет сто не видели, и она — нечего сказать — нашла время приехать. — Я смогу поговорить с ней на иврите, — радуется Эстер. — И жить она будет с нами, — сообщает Роза. — У нас в квартире. — Долго? — Она не говорит. — Роза понижает голос до шепота. — У нее билет с открытой датой, и, похоже, она намерена остаться до, Боже упаси, конца. Эстер качает головой. — Иначе зачем бы ей приехать именно сейчас? Она ни разу к нам не приезжала.В вестибюле Роза с трудом извлекает почту из тесного алюминиевого ящика № 5. Счета, отчеты из страхового общества, есть тут и календарь Иерусалимского сиротского приюта для девочек, в нем полутоновые фотографии смеющихся девчачьих лиц огромные глаза, курчавые волосы, форменные платья. Поднимаясь по лестнице, она перелистывает календарь. Розе нравится этот приют, и она каждый год понемногу ему жертвует. Ей всегда хотелось дочку, но у них с Беном, ее первым мужем, двое сыновей. Генри и Эдуарда она бы ни за что ни на кого не променяла. Но маленькую девочку ей всегда хотелось. Летом она наряжала бы ее в крахмальные белые платьица с бархатными кушачками. Устраивала бы чаепития для ее подружек, мастерила бы наряды, шляпки с бантами для кукол. У нее есть две внучки, это да, но живут они далеко, и для кукол, пожалуй что, великоваты и, пожалуй что, слишком нравные. К тому же и мелкие вещички она шить не может — зрение уже не то. В приюте учат шитью и всякому рукомеслу; девочек, как пишут в календаре, «наставляют строго согласно Торе». Розины пожертвования поддерживают школу, столярную, портняжную мастерские, фонд приданого для невест, цель
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (95) »
Последние комментарии
6 часов 30 минут назад
7 часов 5 минут назад
7 часов 58 минут назад
8 часов 3 минут назад
8 часов 14 минут назад
8 часов 27 минут назад