Налет на Бек-Нияз [Михаил Ефимович Зуев-Ордынец] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Михаил Ефимович Зуев-Ордынец Налет на Бек-Нияз
Изотермический вагон
Маленькие полустанки и разъезды Закаспийской железной дороги в те годы были похожи друг на друга, как близнецы: два — три небольших плоскокрыших домика из сырцового кирпича, семафор, стрелки, иногда водокачка, с висящим наливным своим рукавом, похожая на заснувшего слона. А кругом на сотни верст пески и барханы Каракумов, угрюмость пустыни, величественная и беспощадная. Она давила тоской по местам цветущим и населенным. Подышать бы грибным лесным воздухом, послушать хриплые вопли петухов на прохладной зорьке или, что самое дорогое, послушать, как шепчет дождь по листьям березок и липок. Таким же был и разъезд Бек-Нияз. И здесь четыре русских человека изнывали от скуки, пили без конца кислый, пахнущий аптекой кок-чай и, поглядывая на горячую рыжую шкуру пустыни, мечтали о ледяном квасе и тихой речке, заросшей кувшинкой. Несмотря на ранний утренний час, над плоскими крышами станционных зданий зной стоял золотым дымом и расплавленным стеклом переливался над хребтами недалекого Копет-Дага. Но станция еще спала. Разбудил ее путевой сторож, появившийся на перроне. Станционный колокол забил настойчиво и взволнованно, возвещая начало трудового дня. — Курьерский с Завала вышел! — крикнул сторож. Из крайнего домика вышла гренадерского сложения женщина и направилась к палисаднику, где у корней жилистых карагачей было сложено аккуратной стопкой выстиранное белье. Подняв лежавшую сверху наволочку, женщина вдруг вскрикнула так, что свинья с рогаткой на шее, копавшаяся в палисаднике, метнулась испуганно в пески. — Иван Степанович! — завопила женщина. — Степаныч! Да поди же ты сюда, байбак! Да что же это такое? Из глубины станционного здания с медленно нарастающей гулкостью приблизились шаги, и на платформу вышел человек с узким унылым лицом. Он был в форменном коломенковом кителе, в трусах и в сандалиях на босу ногу. Зажмурившись от резкого белого света солнца, человек с унылым лицом спросил хмуро: — И чего ты, мать моя, вечно воюешь? Орешь на все Каракумы! — А тебе бы только дрыхнуть! — набросилась на него женщина. — Тоже начальник называется, а не видит, что у него под носом делается! — Да что делается-то? — спросил начальник полустанка Бек-Нияз гражданин Козодавлев. — А вот гляди! — взмахнула женщина перед его носом простынью. Козодавлев взглянул и крикнул свирепо: — Зосима, иди-ка сюда! Зосима, черт тебя раздери! Зосима вышел из своей будки и остановился против Козодавлева, молча почесывая бороду. — Дрыхнешь, борода, без просыпу, а за делом не глядишь! Зосима расставил кривые ноги и спросил обиженно: — А кто ночью два товарных поезда проводил? Не Зосима? То-то! А вы знай одно: дрыхнешь без просыпу! — Кто здесь, по станции, ночью бродил? Чужие кто-нибудь были? — Никто не был. Чего еще у вас стряслось? — Да ты взгляни на белье-то, истукан! — набросилась на сторожа начальница. Зосима осторожно, двумя пальцами, поднял рубаху, и сон, еще таившийся в уголках его глаз, сразу улетучился, уступив место крайнему испугу и удивлению. — От так да! Такого чуда я не ожидал! — Наше вам с огурчиком! — раздался в этот момент молодой бодрый голос. — Почему вопли и крики с раннего утра? В калитке палисадника стоял загорелый юноша в белой войлочной шляпе-осетинке. Это был станционный телеграфист комсомолец Володя Фастов. Теперь все население станционного оазиса было налицо. — А вот, Володя, войди и полюбуйся! — обратился к Фастову начальник, взял охапку белья и протянул ее телеграфисту. Фастов взглянул на жалкие лохмотья полотна, лежавшие на его руках, и ахнул. Все белье, до последнего носового платка, было исколото, изорвано, источено, словно по нему стреляли крупной дробью. — Ничего не понимаю! — бормотал он. — И кто это ухитрился белье перебрать, перепортить и снова сложить аккуратненько, как и лежало? — Может, басмачи нашкодили? — встрепенулась начальница. — Вот тоже сказали. Марь Николаевна, — усмехнулся телеграфист. — Басмачи специально налет на Бек-Нияз сделали, чтобы ваше белье перепортить. Сам «стопобедный» курбаши Мулла-Исса диверсию провел против ваших простынь и подштанников Ивана Степановича. — Такое скажешь иной раз, мать моя, что ни в какие ворота не лезет! — раздраженно посмотрел на жену Козодавлев. — О басмачах более года ни слуху ни духу. Мулла-Исса, чай, в Тегеране чуреками на базаре торгует. В этот момент издалека, из песков донесся густой паровозный гудок. Фастов взглянул на хрупкую виселицу закрытого семафора и бросился к станции, крича на бегу: — Это же курьерский просится! Забыли мы о нем. Через несколько минут, обдав станцию дымом, оглушив ревом паровозного гудка, подлетел курьерский. Паровоз, блестевший на солнце масляным потом, промчал входную стрелку, вышел снова на магистраль и вдруг круто- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
12 часов 46 минут назад
13 часов 22 минут назад
14 часов 15 минут назад
14 часов 19 минут назад
14 часов 31 минут назад
14 часов 44 минут назад