История рыцарского вооружения [Вячеслав Олегович Шпаковский] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Вячеслав Шпаковский ИСТОРИЯ РЫЦАРСКОГО ВООРУЖЕНИЯ
Рыцари… Благородные и не очень, добрые и злые, защитники слабых и обездоленных, жестокие грабители и притеснители бедняков, поэты-трубадуры и безграмотные невежды, обжоры и выпивохи. Такими мы их представляем — ну а еще мы знаем, что рыцари сражались верхом на могучих конях и были «закованы» в тяжелые доспехи. Как правило, на этом познания неспециалистов и заканчиваются. Но ведь самое интересное обычно кроется в подробностях. В этой книге мы как раз и попытаемся вникнуть в детали. А поскольку мы будем опираться на материалы, собранные англоязычными исследователями, то эта книга станет еще и своеобразным путеводителем в мир современной — и очень интересной — англоязычной историографии рыцарского вооружения, охватывающей время от зарождения рыцарства и до самого его конца. Почему именно англоязычной? — спросите вы. Да просто потому, что англоязычные исследователи лидируют в освещении этой темы и им принадлежат основные исследования на этот счет. И кстати, именно в Англии находятся богатейшие — лучшие в мире — музеи рыцарского вооружения.Глава первая. Когда рыцарей еще не было
Понятие «рыцарь» не только военное, но и социальное. Да, конечно, рыцари отличались от многих других воинов своим вооружением, однако не оно являлось для их статуса определяющим. Воинов, носивших доспехи, во все времена было очень много, но вот рыцарями были, конечно, не все! И если мы могли бы перенестись в далекое прошлое, то, скорее всего, обязательно заметили бы, что все атрибуты рыцарства — доспехи, оружие, определенный кодекс поведения — существовали задолго до самих рыцарей. То есть доспехи, подобные рыцарским, у людей имелись, а вот самих рыцарей еще не было! Это первое; а второе — это то, что рыцари существовали не только в Западной Европе, как об этом обычно говорят, вернее — пишут в учебниках! В Средние века воины, подобные рыцарям, разъезжали по всей Евразии. И даже в Центральной Америке в доколумбову эпоху были воины, образ жизни которых очень похож на рыцарский. Что же до первых образцов рыцарского вооружения, то они и вовсе появились очень и очень давно…Кузнец и воин Отци
В 1991 году в Альпах, в долине Этцаль, на высоте 2310 метров над уровнем моря было обнаружено вмерзшее в лед тело человека, сохранившееся на удивление очень хорошо. Возраст находки определили в пять тысяч лет. Назвали человека по месту обнаружения Отци. Рост его составлял 158 сантиметров, вес около 50 килограммов. Умер он примерно в тридцать лет, причем состояние его здоровья перед смертью было плачевным: зубы гнилые, позвоночник поврежден, нос и ребра сломаны, а мизинец на ноге обморожен. Возможно, он забрался в горы, чтобы спастись от врагов, да так и замерз, обессилев, в горной расщелине. Помимо удобной и практичной одежды археологи нашли при нем лук, стрелы (хотя они и были явно недоделанными), а еще кинжал и топор, сделанные из меди, то есть во время жизни Отци люди уже умели обрабатывать металл! Анализ микроэлементов в волосах показал высокое содержание в них мышьяка, меди, марганца и никеля, так что, скорее всего, этот древний человек в своем племени был кузнецом. Ну, а в горы он убежал, явно пытаясь спастись от врагов, напавших на его селение. В общем, совершенно очевидно, что войны с применением металлического оружия велись в Европе уже в медно-каменном веке, когда наши предки научились плавить металл! И скорее всего, уже тогда появились люди, сознательно посвятившие себя профессии воина; подтверждение этому мы находим в сообщениях испанских конкистадоров, столкнувшихся с культурой медно-каменного века во время завоевания индейских государств на территории Центральной Америки.Воины «народа орла и кактуса»
Начнем с того, что воевали жившие там ацтеки и майя прежде всего ради захвата пленников, необходимых для того, чтобы пролить их кровь на алтари богов. Считалось, что боги отдали свою кровь, чтобы создать солнце, и без новых кровавых жертв оно умрет. Богам приносили в жертву и юношей, и красивых девушек, но в первую очередь военнопленных — соплеменников жрецы ацтеков и майя берегли на самый крайний случай. Война у ацтеков и майя была уделом избранных, то есть касты воинов, попасть в которую рядовому земледельцу было не так-то и легко. Жрецы учили, что мертвый враг никому не нужен и ценности не представляет, в вот живой пленник — и чем знатнее, тем лучше — это как раз то, что нужно, потому что чем больше пленных, тем больше милость богов. Статус воина зависел от того, как много врагов было взято им в плен, а подчеркивалось это соответствующей одеждой и боевыми уборами. Вне строя, когда в боевом облачении не было нужды, и рядовым воинам и командирам полагалось носить особый плащ-тильматли, скреплявшийся на правом плече и свободно свисавший вдоль тела. Украшением плаща воина, у которого на счету был один пленник, являлись цветы. Два пленника обозначались оранжевым тильматли с полосатой каймой, и так далее. То есть чем выше был ранг у воина, тем более сложный узор украшал его плащ, тогда как простым людям запрещалось носить даже простые украшения! Зато в награду за пленных воины получали от вождя украшения из золота и нефрита и сразу становились богатыми, а главное, уважаемыми в общине людьми. Что же касается оружия воинов ацтеков и майя, то в их арсенале самым массовым, простым и доступным оружием была праща, при помощи которой они метали небольшие овальные камни на расстояние до 180 метров. Применялись также луки из орешника или ясеня и стрелы из веток калины. Однако и лучники, и пращники никогда не использовались в качестве основных сил, так как их легко рассеивали воины в тяжелом вооружении. Самое древнее оружие мезоамериканских индейцев — это копье; так было, в общем-то, и у других народов. Но только у индейцев копье дополнялось специальным устройством-копьеметалкой, которое называлось «атлатль». Атлатль представлял собой палку с желобом, проходившим по всей ее длине, с упором на конце и двумя выступами по обеим сторонам с отверстиями для пальцев. Копье укладывали в этот желоб, после чего атлатль резко дергали вперед движением, похожим на взмах кнута. В результате копье летело в цель с силой, раз в двадцать превышавшей силу обычного броска! Примечательно, что это оружие очень часто изображалось в руках богов, — столь, видимо, эффективным считалось оно у индейцев. Широко применялись дубинки и боевые топоры, в том числе и изготовленные из кованой меди. Однако главным оружием ацтеков и майя был плоский деревянный (да-да, не удивляйтесь!) меч — макуатвиль, — с виду очень похожий на наш старорусский валек для отбивания белья во время стирки. Вот только края его были усеяны полосками обсидиана — вулканического стекла бритвенной остроты. Оружие это стало по-настоящему популярным у индейцев именно в эпоху массовых человеческих жертвоприношений, и как раз потому, что им можно было одновременно серьезно ранить противника и оглушить его, что зависело от того, какой стороной наносился удар. Копья для рукопашной схватки тоже имели наконечники из дерева со вставленными в них обсидиановыми лезвиями, такими копьями с одного удара можно было нанести тяжелую рану, но не убить. Соответствовали оригинальному оружию индейцев и столь же оригинальные доспехи. Прежде всего это были плетеные щиты чималли, хорошо державшие удар деревянного меча и дополненные снизу полосками ткани или кожи для защиты ног. Щиты щедро украшали перьями и медью, причем узор на них соответствовал рангу владельца щита. Шлемы делали из дерева, часто в виде головы орла — у воинов-«орлов» или головы ягуара — у воинов-«ягуаров». Воин в таком шлеме смотрел через пасть зверя, с которым, по верованиям ацтеков, составлял одно целое. Для защиты тела и конечностей использовались толстые стеганые куртки без рукавов, набитые просоленной ватой, — ичкауипилли, похожие на наш современный бронежилет «мягкого типа», а также браслеты и наголенники из дерева, кожи и коры, иногда усиленные металлом. Соленая вата использовалась прежде всего потому, что пластинки обсидиана тупились на кристалликах соли. Когда юноша только вступал в армию, он обычно имел всего одну набедренную повязку, сандалии и простой домотканый плащ. Но стоило ему взять в плен хотя бы одного врага, как он сразу получал ичкауипилли, сначала простой, а затем — после взятия двух пленных — расшитый разноцветными перьями, и такой же колпак. Взявший четырех получал наряд и шлем в виде головы ягуара, ну а в дальнейшем еще и награждался убором из перьев священной птицы кетсаль. Командиры подразделений тоже носили соответствующие их рангу одеяния, так что определить в бою, кто есть кто, индейцам была так же легко, как и солдатам современной армии при взгляде на погоны. Ацтеки и майя были признанными мастерами военного дела. Они даже проводили химические атаки на неприятеля, сжигая на жаровнях различные ядовитые растения, в частности стручки красного перца, дым от которых разносился по ветру. Сигналы передавали при помощи дыма, ударами в барабаны и даже подобием гелиографа — солнечного телеграфа, используя для этого зеркала сделанные из полированного пирита. Сражения начинались с выкрикивания угроз и оскорблений, причем воины при этом демонстративно обнажали зад и гениталии — лишь бы только заставить врагов нарушить строй! Вслед за этим следовало метание стрел и камней, после чего легковооруженные воины отходили назад и уступали место воинам с мечами, которые бросались на врага бегом, прикрываясь щитами. Командиры при этом находились сзади и подавали команды свистками. Врагов, как уже отмечалось, старались не убивать, что, впрочем, позднее оказалось только на руку испанским конкистадорам. Индейцев из других племен, знавших, что в случае поражения их ожидает жертвенный камень, часто заранее парализовывал страх, тогда как испанцы напротив, сражались с отчаянным мужеством и убивали каждого, кто к ним приближался, чтобы взять в плен. К такой войне индейцы оказались морально не готовы, а перестроиться на иной лад не успели и в итоге проиграли лучше вооруженным, а главное, психологически иначе настроенным европейцам{1}. Для нас в описании воинской жизни индейцев важно прежде всего то, что воины, принадлежавшие к привилегированному слою, так же, как и западноевропейские рыцари, составляли особую касту со своими обычаями и правилами и имели свою собственную геральдику, обозначавшую их успехи на поле сражения. Так что, если вдуматься, воины «народа орла и кактуса» (так называли ацтеки сами себя), несмотря на иной уровень развития цивилизации и различия, вызванные религиозными воззрениями, во всем остальном походили на своих завоевателей испанцев, среди которых было множество рыцарей.«Человек из кургана Кустарника»
Однако обратимся к Европе, где на территории Великобритании, вблизи маленького городка Уилтшир, была сделана очень интересная находка, относящаяся к эпохе создания легендарного Стоунхенджа. Здесь в кургане Кустарника, как местные жители называют холм в окрестностях Уилтшира, были найдены останки человека, который является, по мнению английских историков, древнейшим военачальником на земле. Его так и назвали — «Человек из кургана Кустарника»{2}. По-видимому, он был какой-то значительной личностью, потому что среди обнаруженных в погребении предметов есть изделия не только из меди и бронзы, но и из золота. Среди находок два кинжала из бронзы и меди с лезвиями треугольной формы, которые к рукоятке крепились при помощи заклепок. Головка ручки меньшего из них была инкрустирована кусочками тонкой золотой проволоки. Причем узор составили столь искусно, что просто непонятно, каким образом все это сделали без применения сильной оптики! На поверхности обоих кинжалов обнаружена органика; скорее всего это следы дерева и шерсти — носили их, видимо, в деревянных ножнах, обтянутых кусками шкуры. Рядом с останками был найден обух небольшого топора из меди, который также был в кожаном чехле; видимо, топор привешивали к поясу. От обтянутого кожей шлема и щита осталось всего несколько бронзовых заклепок и бронзовый крюк. На груди лежала ромбовидная пластинка из золота, украшенная геометрическим орнаментом. Другой такой же ромбик украшал несохранившиеся ножны большого кинжала, а на поясе была золотая пряжка. Рядом с правой рукой мужчины нашли каменную головку жезла в форме яйца, изготовленную из окаменевшей раковины и просверленную насквозь, чтобы крепить ее на деревянную рукоять. Сама рукоять не сохранилась, но какой она была, можно судить по сохранившимся костяным и золотым деталям. Оказалось, впрочем, что предметы, найденные в кургане Кустарника отнюдь не уникальны. Очень похожие нагрудная пластинка и полированная головка жезла найдены в захоронении в кургане Клэндон в графстве Дорсет. Там же в кургане №7 обнаружены кинжал и головка топора, причем головка кинжала также была декорирована узором из тонких золотых проволочек. Позже было обнаружено захоронение в Норфолке почти с такой же пластиной и бронзовым кинжалом, украшенным золотом. То есть налицо тип культуры, получивший от британских археологов название «культуры Уэссекса», с единой для нее «модой» на погребение. По остаткам одежды, сохранившимся в одном из захоронений, удалось реконструировать внешний вид погребенного. Оказалось, что он был одет в длинные штаны до щиколоток, кожаную обувь наподобие мокасин и длинный кафтан из шерсти. На голове у него могла быть кожаная шапочка, обшитая золотыми бусинками. То есть одет он был просто, но функционально. Сегодня нас не удивляет, что одежду мы носим, сшитую в Китае, пользуемся компьютерами, собранными в Юго-Восточной Азии, а мясо и кур к нам завозят из США. А вот как обстояло дело с международной торговлей в далекой древности? Знакомство с культурой Уэссекса отчасти помогло решить эту загадку, хотя вопросов у ученых меньше не стало. Выяснилось, что сырье для жезлов находили на другом конце Британии, а золото происходило из Ирландии, хотя сами предметы были изготовлены на месте. Кинжалы, найденные в Британии, очень похожи на те, что были найдены в Северной Франции. Янтарные чаши и бусины однозначно указывают на торговлю с регионом Балтийского моря. Но вот целый ряд предметов несет на себе влияние микенской культуры Греции, и это уже трудно объяснить. Как древние греки — купцы (или послы, кто знает?) добрались до Туманного Альбиона, а главное — для чего это им понадобилось? Как бы там ни было, а, основываясь на тождественности многих предметов из погребения, единых для культуры Уэссекса и древних Микен, английские историки сделали вывод, что «Человек из кургана Кустарника» вел своих воинов в битву, стоя на колеснице, как это делали герои Гомера, например — тот же Агамемнон или Одиссей! Кстати, сохранились датские фрески, показывающие вождей на колесницах; следовательно, так оно было! Но сами колесницы использовались главным образом как средство передвижения, а подавляющее большинство сражений в бронзовом веке происходило, как это и описано в «Илиаде», — в пешем порядке. В британских захоронениях археологи нашли несколько щитов — как из бронзы, так и из кожи. Один из них состоял из семи слоев пропитанной воском кожи — такой же «семикожный» щит описан и в «Илиаде». Ученые решили проверить его боевую эффективность и сделали реплику такого щита. Выяснилось, что при ударе по нему точная копия древнего бронзового меча оставляет незначительные следы и не может ни разрубить его, не проткнуть! Конечно, иметь такое защитное снаряжение мог позволить себе не каждый. Этот щит, как и «принадлежащие» одному покойнику несколько кинжалов, изготовленные по единой технологии и, несомненно, в каком-то одном центре, жезл и нагрудная золотая пластинка, — все вместе свидетельствуют о развитой иерархии отношений в Англии в эпоху строительства Стоунхенджа. То есть военная элита существовала уже тогда!Мушкетеры бронзового века
Удивительно, но первые медные, а затем и бронзовые ножи и кинжалы имели не металлическую, отлитую либо откованную заодно с клинком, а деревянную рукоять, к которой клинок приделывался на… заклепках! Такие ножи в Европе встречались повсеместно; затем во множестве появились длинные, более 70 сантиметров, колющие мечи с узкими ромбовидными клинками. Зачем древним кузнецам понадобилось придавать мечу такую странную и специфическую форму? Ведь хорошо известно, что, хотя колотые раны и опасны, резаные и рубленые куда быстрее ослабляют противника, поскольку способны вызывать сильное кровотечение. Недаром со временем все колющие штыки в армиях мира были заменены штыками-кинжалами, приспособленными к нанесению широких резаных ран! И древние мастера не могли не знать ограниченных свойств колющего оружия, но почему-то выбрали для длинного меча именно эту форму. Интересно и то, что древние кузнецы мечи явно отливали, а не ковали! Древние египтяне сражались копьями, топорами и каменными булавами, но мечей у них не было, а имелись кинжалы. Ассирийцы и вавилоняне тоже пользовались кинжалами, хотя у них уже были и короткие мечи. В Европе мечи, причем именно длинные и именно колющие, использовали и древние ирландцы, и греки крито-микенской эпохи — между 1500 и 1100 годом до н. э. они распространились очень широко!{3} В Ирландии, например, их обнаружили во множестве, и теперь они находятся в экспозиции целого ряда британских музеев и частных коллекциях. Уже упоминалось о таком мече, выловленном прямо в Темзе; другие, очень похожие на него, археологи нашли в Дании и на Крите! Там же, на Крите, и в Микенах найдены тяжелые мечи-рапиры, и все они имели крепление клинка к рукоятке на заклепках. Такими мечами сражались герои Троянской войны — клинки у них были около метра длиной и шириной два — четыре сантиметра; больше всего своей формой они походили на поздние шпаги, причем это оружие могло быть только колющим, потому что рубиться таким мечом неудобно. Но тогда возникает важный вопрос: какие средства защиты и приемы вооруженной борьбы привели к появлению мечей именно такой формы, а не какой-нибудь другой? То, что древние европейские мечи-рапиры крепились к эфесу на заклепках, было их самым серьезным недостатком. Пока их использовали только для колющих ударов, все было хорошо. Однако инстинкт подсказывает человеку наносить врагу рубящие удары — это более естественное движение. Прямой выпад колющей рапирой или шпагой — это искусство, которому надо учиться, а вот махать мечом может в общем-то всякий — точно так же, как и топором. На микенских мечах находят зарубки, говорящие, что ими все-таки не только фехтовали, но и рубили! А вот этого-то делать было ни в коем случае нельзя, потому что при боковом ударе клинок часто отламывался от рукояти! Вот почему уже довольно скоро появились колющие мечи, у которых клинок и тонкий хвостовик отливались как единое целое, после чего хвостовик обкладывали костяными, деревянными либо золотыми пластинками так, чтобы сформировалась удобная для захвата рукоять! Предназначались они для нанесения как колющих, так и рубящих ударов, и в эпоху позднего бронзового века (во всяком случае, так считает британский специалист по мечам Эварт Окшотт) с 1100 по 900 год до н.э. распространились по всей Европе. К этому времени форма мечей изменилась радикальным образом. Теперь это была уже не сужающаяся к острию рапира, а колюще-рубящий меч в форме листа гладиолуса, то есть теперь рубку как боевой прием применяли наряду с уколом. Мечи стали проще, их перестали так мастерски украшать, как это делалось в более ранний период. Археологические находки однозначно говорят о том, что в Европе первые мечи были везде колющие, доказательством чему служат микенские, датские и ирландские образцы. Затем укол постепенно уступил место рубке как более естественному, не требующему особого обучения способу ведения боя, после чего фехтование практически полностью выходит из моды, а мечи начинают делать с расчетом на рубящий удар. Интересно, что оружие, найденное в Скандинавии, не имеет следов износа, а тамошние шиты — самые тонкие и хрупкие. Неужели именно там в ту эпоху царил мир? Получается, что чем дальше мы опускаемся по шкале времени, тем… более профессиональных воинов находим, хотя, по идее, должно было быть наоборот! Самые древние воины применяли сложную технику фехтования на относительно хрупких рапирах, тогда как более поздние рубили мечами со всего размаха. Но с другой стороны, известно, что те же микенские воины выходили на битву в сплошных металлических доспехах, в которых было до пятнадцати различных деталей{4}, состоявших из кованых бронзовых и медных пластин, закрывающих и торс, и руки, и ноги, а также со щитами, имеющими форму восьмерки. Разрубить эти доспехи, как и более поздние латы средневековых европейских рыцарей, было нельзя, а вот уколоть в незащищенное место или щель между пластинами — можно. Шлемы, например, делали из прочных кабаньих клыков, однако лица они не закрывали. Появление колюще-рубящих мечей свидетельствует о том, что профессия воина обрела массовость. В то же время воинское искусство древних ирландцев, микенцев, критян не может не вызывать изумления. Получается, что когда-то у некоторых народов существовали касты воинов, защищавших себя доспехами с ног до головы и в совершенстве владевших приемами фехтования. Вероятно, эти люди совершали далекие путешествия и, может быть, своим собственным примером провоцировали появление таких же каст воинов-рапиристов у других народов. Но точно ответить на вопрос, кто они и почему их оружие распространилось по Европе столь широко, мы не можем… Современное колюще-рубящее оружие — рапира и шпага — появилось в Испании в 70-е годы XV столетия. Название его звучало так: «espada de горе га», что в переводе означает «костюмный меч», то есть меч, который носят с обычной одеждой; это важное уточнение, поскольку до этого мечи носили только с рыцарскими доспехами! Французы переняли слово «горега» — рапира, а в Англии прижилось слово «espada» — шпага. Ныне, впрочем, и рапира и шпага, происходящие от рыцарского оружия, используются исключительно в спортивных целях.Всадники с барельефов
Рыцарь немыслим без коня. Когда же пересеклись пути человека и лошади и в каком именно районе планеты лошадь впервые стала домашним животным? Считается, что лошадь была, скорее всего, одомашнена в степях Северного Причерноморья, причем уже тогда лошади могли скакать галопом со скоростью до 30 километров в час, а рысью до 10—14 километров{5}.[1] В незапамятные времена лошадь помогала нашим предкам успешнее охотиться, торговать, путешествовать, переселяться с места на место, а главное — воевать. Уже на рельефах древних шумеров, живших в Месопотамии в III тысячелетии до н. э., встречаются изображения четырехколесных колесниц, в которые, по-видимому, запрягали ослов и мулов. Гораздо удобнее и быстроходнее оказались боевые повозки хеттов, ассирийцев и египтян — широко распространившиеся на территории Передней Азии в середине II тысячелетия до н. э.{6} Колесницы этих народов были одноосными; часть веса колесницы вместе с дышлом принимали на себя запряженные в нее лошади. Обычно в такой колеснице, запряженной двумя или тремя лошадьми, располагались возница и один или два лучника. Собственно верховая езда была известна и во времена боевых колесниц. Роль лошади[2] в жизни человека с каждым веком возрастала, что хорошо подтверждается многочисленными археологическими находками конской сбруи, которую клали вместе с умершими наряду с оружием, украшениями и другими «необходимыми» вещами. На основании имеющихся в распоряжении историков находок, а также дошедших до нашего времени изображений можно считать, что вначале люди ездили на лошадях без седел. Потом на спину лошади для удобства всадника стали подкладывать подстилку из шкуры либо попону, но, так как подобное седло не могло не сползать, его старались фиксировать, в результате чего и появилась подпруга. Точно так же вначале употреблялись мягкие удила — подобные удила часто делали крестьяне глухих деревень царской России. Для этого на куске ремня или веревки обычно завязывали узлы. Расстояние между средними узлами делалось на пять — семь сантиметров больше ширины челюсти лошади. Чтобы уздечка не «продергивалась», в эти узлы вставляли палочки длиной восемь — десять сантиметров с вырезами в середине. Затем «удила» обильно смазывались дегтем или жиром. После взнуздывания концы ремня соединялись и заводились за затылок лошади, а между средними и крайними узлами крепился повод. Наверняка использовался и тип узды, принятый у индейцев Северной Америки, — в виде простой ременной петли, надетой на нижнюю челюсть лошади. Но лошадь могла изжевать, а то и просто перекусить такие удила; поэтому их стали делать из металла (металлическая часть удил называется грызлом). Чтобы грызло всегда находилось во рту лошади, стали применять псалии, фиксировавшие удила. С таким снаряжением, пусть даже еще без стремян, всадник Древнего мира являлся серьезным противником для пехотинцев, особенно если ездить на лошади он приучался с раннего детства. Собственно говоря, именно так и родилась конница. Изображения первых воинов-всадников дошли до нас благодаря раскопкам древних городов Ассирии — Ниневии, Хорсабада и Нимруда, где среди развалин дворцов ассирийских царей были найдены хорошо сохранившиеся рельефы, изображавшие сцены из жизни ассирийской державы. На их основании можно судить, что искусство конного боя в Ассирии в своем развитии прошло несколько этапов. Так, рельефы эпохи правления царя Ашшурнасирпала II (883-859 годы до н. э.) и Салманасара III (858-824 годы до н.э.) сохранили легковооруженных конных лучников, некоторых из них — с двумя лошадьми. Видимо, лошади того времени были недостаточно сильны и выносливы, и воинам требовалось их часто менять. При этом всадники действуют в паре: один — щитоносец — управляет сразу двумя лошадьми, тогда как другой стреляет из лука. Функция ассирийских всадников была чисто вспомогательной и сводилась к поддержке пехоты. По сути дела, это были «колесничие без колесниц»{7}. Однако уже при царе Тиглатпаласаре III (745—727 годы до н. э.) в ассирийском войске было три вида всадников: легковооруженные воины с луками и дротиками, скорее всего принадлежавшие к соседним с Ассирией кочевым племенам и выступавшие в роли наемников, конные лучники в защитных доспехах из металлических пластинок и тяжеловооруженные конники с копьями и щитами, использовавшиеся для атаки на пехоту противника{8}. Боевые колесницы дополняли конницу — не более. Конные лучники ассирийцев были хорошими наездниками, однако их действия затруднялись отсутствием седла и стремян. Всадникам приходилось удерживаться на лошади, либо высоко закинув ноги, либо свесив их вниз, как это показано на ассирийских рельефах. Повод поэтому был довольно тугим и коротким. Удила были устроены так, чтобы их было трудно выдернуть изо рта лошади. Такие удила, безусловно, травмировали губы лошади, но с этим мирились, так как без строгой узды ездить без седла и стремян было весьма затруднительно. Видимо, ассирийцы, так же как и индейцы, управляли лошадьми не столько уздой, сколько шенкелями (сдавливая бока ногами) и подавая им команды голосом. Реконструкция внешнего вида ассирийского конного лучника позднего периода (около 650 года до н. э.), выполненная на основании рельефа из дворца в Ниневии, представляет воина на коне, высота которого в холке составляет примерно 145 сантиметров. Кафтан всадника имеет разрезы спереди и сзади. Пластинки панцирного корсета связываются между собой кожаными ремешками, которые облегчают подгонку доспехов по фигуре. Сбруя коня красоты ради покрыта бронзовыми бляшками{9}.Глава вторая. Под грозной броней ты не ведаешь ран
Воины древних Микен носили медные пластинчатые доспехи, шлемы из кабаньих клыков, нашитых на кожаные шапочки, и восьмеркообразные щиты. Прочная броня хорошо защищала от ударов вражеского оружия и позволяла победить противника с наименьшими потерями. В бой эти воины отправлялись на колеснице с запряженной в нее парой лошадей, но сражались спешившись, поскольку орудовать мечом, стоя на колеснице, было неудобно. Доспехи этих воинов в большинстве своем представляли панцири, составленные из небольших по размеру металлических пластинок, нашитых на гибкую основу.Древнейшие доспехи из пластин
По мнению известного британского историка Рассела Робинсона, древнейшие доспехи, которые нельзя соотнести с каким-либо культурным центром или определенной стадией развития человечества, — это доспехи из специально подготовленной ткани. Применяли их как самые бедные воины, так и самые состоятельные и знатные. Вся разница лишь в том, что последние надевали их под кольчугу или пластинчатые доспехи, чтобы амортизировать удары или уменьшить трение, тогда как первые, кроме них, ничего другого не имели. Пластинчатые доспехи делались из дерева, кости, а позже из металла. Их находят в неолитических погребениях Забайкалья, относящихся ко II тысячелетию до н. э., а в ряде районов Сибири они употреблялись вплоть до позднего Средневековья{10}. Известны пластинки с небольшими отверстиями на концах для креплений и по находкам в скифских курганах VI—V веков до н. э.{11}, а также по настенным росписям из египетских гробниц. Обычно ряды пластинок располагали внахлест, наподобие рыбьей чешуи или черепицы на крыше. На многих этрусских вазах можно увидеть изображения чешуйчатых панцирей полностью в ассирийском стиле, которые использовались вплоть до того времени, когда в употребление вошла кольчуга. В римской армии чешуйчатые доспехи, похожие на те, что применялись ассирийцами, были в ходу на протяжении многих столетий, о чем свидетельствуют их многочисленные изображения и археологические находки. Британские историки для обозначения такого рода доспехов пользуются двумя терминами. Термин «scale armour» означает «чешуйчатая броня» — от слова «scale» (чешуя). Другой термин, «lamellar armour» («ламеллярная броня»), имеет в основе слово «lamellar» — «пластинка». Таким образом, «scale armour» обозначает собственно чешуйчатую броню из пластинок-чешуек, имеющих несколько закругленную либо заостренную форму, a «lamellar armour» — броню из относительно узких вертикальных пластин. В римской армии «чешуйчатая броня» использовалась и пехотинцами и всадниками. А вот броня «ламеллярная» — как более дорогостоящая — использовалась в основном начальствующим составом и тяжелыми кавалеристами-катафрактариями, облаченными в броню буквально с ног до головы. Некоторые пластинки римских панцирей были очень малы: сантиметр в длину и семь десятых сантиметра в ширину, но в целом их размеры колебались от одного до пяти сантиметров, что говорит о чрезвычайно высоком мастерстве их производителей{12}. Интересно, что на рельефах находящейся в римском форуме колонны Траяна, посвященной походу в Дакию (101 — 102 годы), в пластинчатых доспехах изображены только вспомогательные войска — сирийские лучники и кавалерия сарматов. Римские легионеры облачены в доспехи из железных полос, которые значительно позже, в XVI веке, получили название «лорика сегментата», а вспомогательные войска, как всадники, так и пехотинцы, носят кольчугу, называвшуюся «лорика хамата»{13}. Император Марк Аврелий в 175 году н. э. отправил в Британию целый «полк» сарматских катафрактариев, находившихся на службе в римской армии. Римским солдатам их вооружение казалось слишком тяжелым, и они прозвали сарматов «клибанариями»; словом «клибанус» в Риме называли печку для выпечки хлеба{14}. Английский исследователь Рональд Эмблетон произвел реконструкцию внешнего облика римского воина-катафрактария эпохи Адриана и римского владычества в Англии — и у него получился самый настоящий рыцарь. На голове — римский всаднический шлем с нащечниками, в левой руке большой овальный щит, на ногах высокие поножи, а торс защищает ламеллярныи панцирь из маленьких чешуйчатых пластинок. Из таких же пластинок состоит и надетая на коня панцирная попона, реконструированная по типу конской брони, найденной в местечке Дураевропос{15}. Седло у всадника типично римское, без стремян. Не слишком сильно отличается это снаряжение от доспехов, которыми защищали себя и своих коней тяжеловооруженные всадники в Древней Персии. Вот только шлемы персидских воинов чаще всего имели сфероконическую форму, лица защищали маски-забрала, а кожаные полоски-птериги на плечах и у пояса отсутствовали. Вооружением помимо копья и меча им служила тяжелая палица — цельнометаллическая либо деревянная с оковками из металла, — для римских воинов не характерная{16}. В их доспехах применялась не только чешуя, но и выгнутые металлические пластины, заходившие одна на другую наподобие черепицы. Например, они использовались при изготовлении набедренников. Такой же набедренник был реконструирован Расселом Робинсоном на основании находок в Дураевропосе. Пластины на нем облегают бедро и заходят кромками одна на другую, причем соединяются при помощи полос из кожи, приклепанных к ним изнутри. Все это очень похоже на рейтарские доспехи XVI — начала XVII века! Более того, нетрудно заметить, что за исключением некоторых второстепенных деталей и материала они практически неотличимы от набедренников, изготовленных в королевской мастерской в Гринвиче в 1585 году,{17} — то есть преемственность в развитии доспехов очевидна. Чешуйчатые доспехи наглядно представлены на рельефных изображениях колонны Марка Аврелия в Риме, воздвигнутой в честь его победы над германцами и сарматами в том же 175 году н. э. В них одеты в большинстве своем вспомогательные римские войска. Впрочем, есть мнение, что эти изображения — досужий вымысел скульптора! Скорее всего, он пользовался описаниями всадников-сарматов, в которых говорилось, что они, как и их лошади, защищены чешуйчатыми доспехами с головы до ног, и воспроизвел это буквально. Это, разумеется, не отменяет многочисленных свидетельств о том, что чешуйчатые доспехи в разное время широко применялись на территории Западной Европы. В Венгрию они могли прийти через аваров, в Италию — от лангобардов. Последним свидетельством применения чешуйчатых доспехов в Европе стала находка полного безрукавного одеяния на скелете в братской могиле воинов, погибших в битве при Висби, которая произошла на полуострове Готланд в 1361 году{18}. Из Центральной Азии, по мнению Р. Робинсона, чешуйчатые доспехи распространились через Монголию у сибирских племен. Чукчи и коряки, например, изготавливали железные чешуйчатые доспехи, во многом напоминавшие образцы, встречающиеся на Тибете. Они дополнялись большим деревянным щитом, покрытым кожей, который защищал левое плечо{19}. Возможно, применение доспехов данной формы объяснялось необходимостью защититься от камней, которые метали пращники, располагавшиеся за спинами воинов. Примерно с V века н. э. пластинчатые доспехи распространились через Китай и Корею в Японию{20}. Наличие чешуйчатых доспехов у воинов-англосаксов подтверждается изображениями с так называемого «Байесского полотна». В XIII веке их продолжали носить сражавшиеся с англичанами шотландцы и уэльские воины. Изготовленный в наше время панцирь этого типа имел вес около 8,5 килограмма, а для того, чтобы его сделать, потребовалось ровно 3000 железных чешуек и около 200 человеко-часов рабочего времени{21}. То есть времени на его изготовление требовалось хотя и немало, но все-таки меньше, чем на изготовление кольчуги из колец. Что же касается азиатского материка, то там доспехи из чешуек сохранялись еще очень долго: в Японии вплоть до 1867 года, а на Тибете они встречались еще в 30-х годах XX века. Вот почему о чешуйчатом доспехе вполне можно говорить как о едва ли не о самом распространенном типе защитного одеяния вообще!Древние кольчуги и доспехи из крупных кованых пластин
Очень рано, задолго до появления самих рыцарей, на свет появилась кольчуга. Ее изготовление было делом весьма трудоемким и непростым! Специалисты подсчитали затраты рабочего времени, необходимые для того, чтобы одеть в кольчуги римский легион. Цифры ошеломляют: для изготовления всего лишь одной кольчуги из сваренных и клепаных колец диаметром шесть миллиметров необходимо было потратить более года, а на весь легион в количестве 6000 человек (I век н. э.) нужно было израсходовать 29 000 000 человеко-часов рабочего времени. Поэтому, по мнению британского историка Майкла Томаса, вряд ли стоит удивляться распространению у римлян не кольчужной, а чешуйчатой брони{22}, у которой есть и еще одно преимущество: починить поврежденный доспех из отдельных пластинок, нашитых на кожу или ткань, можно было, не прибегая к помощи кузнеца, — пришить их к основе мог каждый, владевший иглой. Одновременно в ходу были кольчужно-пластинчатые доспехи смешанного типа, а также ставшие традиционными для римлян (и хорошо известные нам по многочисленным историческим кинофильмам) «лорика плюмата»{23} и «лорика сегментата». Первый — «куртка из кожи», имевшая вид облегающего торс кожаного панциря, второй — доспехи из железных полос, вес которых доходил до девяти килограммов{24}. А вот кольчуги легионеров вплоть до I века н. э. были очень тяжелыми и весили двенадцать — пятнадцать килограммов, из-за чего, возможно, впоследствии от них и отказались. Кольчуги римских всадников, как и у кельтов, имели оплечье, похожее на пелерину, и весили около шестнадцати килограммов. Оплечье крепилось на груди всадника при помощи двух крючков в форме буквы S и, видимо, представляло собой отдельную деталь. У бедер кольчуги всадников имелись разрезы, чтобы было легче ездить верхом. На колонне императора Траяна изображены всадники и в более простых кольчугах с зубцами на плечах и по подолу. Такая кольчуга весила около девяти килограммов. Носили их не только всадники, но также и римские лучники в Дакии. Судя по рельефам на колонне, у всадников были длинные, до щиколоток, туники и восточного вида сфероконические шлемы, а также кольчуги с фестончатыми рукавами и подолом{25}. Интересно отметить, что вес римских кольчуг в целом соотносится с весом кольчуг из Судана, сделанных во второй половине XIX века и весивших тринадцать с половиной килограммов. Известно, что внутренний диаметр колец у отдельных римских кольчуг составлял четыре миллиметра, что меньше диаметра многих дошедших до нас средневековых кольчуг, в которых кольца имели в среднем внутренний диаметр пять — семь миллиметров. Кольца у большинства кольчуг римского времени не заклепаны, а просто сведены, что свидетельствует, скорее всего, о налаженном, «поточном» производстве, при котором массовость выпускаемой продукции весьма ощутимо понижала качество изготовления. Кольчуги имели широкое распространение и в Сасанидском Иране, где они применялись параллельно с панцирями из пластин. Например, до нашего времени в превосходном состоянии дошло наскальное изображение в Тадж-и-Бостане, сделанное около 620 года, на котором достоверно переданы доспехи шаха Хосрова II. Видно не только каждое кольцо его кольчужной рубахи, но даже места их стыковок. Налицо «перекличка» этих доспехов с находками в могиле Венделя в Швеции и со шлемом с маской-личиной из погребального корабля в Саттон-Ху в Англии{26}. На Востоке доспехи претерпели значительную эволюцию: в XIV веке широкое распространение там получили доспехи из пластинок, соединенных друг с другом при помощи кольчуги. Выпуклые пластинки, например, защищали колени — восточные всадники ездили с короткими стременами, и поэтому их колени были весьма уязвимы для стрел и холодного оружия противника. Естественно, что вес такой конструкции был велик. Но зато соединение кольчуги с пластинками позволило создать такие доспехи, которые смогли полностью закрыть не только самого всадника, но и его коня. Они были легче пластинчатых, но более надежны, чем собственно кольчужные!{27} Значительно больше металла по сравнению с кольчугой требовали и латы — доспехи из крупных металлических пластин, сначала медных или бронзовых, а в более позднее время сделанные из железа. Как правило, такие панцири состояли из двух половин: передней и задней, скреплявшихся по бокам и на плечах при помощи штифтов и петель. Причем в эпоху Древнего мира было в обычае подчеркивать на них рельеф мускулатуры, из-за чего их так и прозвали «мускульными кирасами»{28}. Но во второй половине VI века до н. э. популярность таких панцирей резко упала, и на их место пришли более легкие и не такие дорогие доспехи из проклеенной льняной ткани. Примерно в 450—425 годах до н. э. спартанцы вообще отказались от использования доспехов для торса и выходили сражаться, имея при себе только шлем и щит{29}. Впрочем, металлические кирасы продолжали использоваться и постепенно превратились в изящные «мускульные» или «анатомические» панцири, в точности повторяющие анатомию человеческого тела. При этом выпускались онидвух видов: короткие, до талии (скорее всего, ими пользовались всадники), и длинные, с выступом спереди, прикрывающим область живота. Вплоть до самого конца античной эпохи «мускульные кирасы» находили себе применение в качестве своеобразной униформы старших офицеров и полководцев римской армии. А значительно позже они входили в комплекты отдельных рыцарских доспехов! Например, подобными доспехами обладал испанский король Карл V. Его доспехи, датируемые 1546 годом, сохранились до наших дней и сегодня экспонируются в Королевском арсенале в Мадриде{30}. В качестве защиты для торса, рук и ног также использовались полупанцири, введенные Александром Македонским в своей армии для того, чтобы его воины не показывали врагу спину{31}; сделанные из бронзы панцири в виде накидки, известные по находкам в Италии; квадратные и круглые пластины на грудь римско-этрусского происхождения, а также различного вида поножи, наплечники и набедренники, металлические боевые пояса и даже защитные доспехи для лодыжек и ступней, вплоть до защиты пальцев ног! В результате с бронзовым шлемом на голове и щитом в руках воины Древней Греции и Древнего Рима очень походили на металлические статуи и, таким образом, не слишком отличались от средневековых рыцарей, пусть даже ноги у них ниже колен обычно были обнажены, а сами доспехи несколько проще устроены.Первые конические шлемы
Рассматривая предысторию рыцарского вооружения, его «начало начал», следует обратить внимание и на шлем, хотя в самом начале его функцию, скорее всего, выполняла обыкновенная шапка из кожи или меха. Возможно, именно так появились шлемы-парики Древнего Египта, но вот уже происхождение ассирийских или урартских сфероконических шлемов вызывает немало вопросов. Что послужило основой для изделия столь незамысловатого, однако совершенного настолько, что его форма пережила века? На то, что конические шлемы ассирийцев, а также их соседей урартов очень похожи на более поздние кельтские и шлемы сугубо рыцарских времен, указал британский историк Эварт Окшотт{32}; он же отметил, что такие шлемы существовали в Месопотамии еще до возвышения Ассирийской державы. Именно они — металлические или кожаные (точнее по изображению не определить!) — представлены на фигурах с триумфальной «Стелы коршунов» (ок. 2500 года до н.э.) — на небольшой по размеру (всего 75 сантиметров) каменной плите, посвященной победе правителя города Лагаша Эанатума над соседним городом Умой. Здесь мы видим самую древнюю в мире фалангу воинов, прикрытых от шеи до щиколоток огромными прямоугольными щитами, со шлемами (или в кожаных шапках?) на голове, причем такой формы, что открытым у них остается только лицо. Кстати, есть точка зрения, что реально щиты этих воинов должны были иметь всего один умбон (металлическую бляху полусферической или конической формы посередине щита, которая защищала кисть руки воина от пробивающих щит ударов), а шесть умбонов на изображенных щитах символизируют построение воинов в шесть рядов!{33} С другой стороны, те же самые ассирийцы далеко не всегда представлены на барельефных изображениях лишь только в конических или полуконических шлемах с небольшим гребнем наверху. Присмотревшись, например, к фигурам двух пращников со стены дворца царя Ашшурбанипала в Ниневии, нетрудно заметить, что на них надеты вовсе не шлемы, а сшитые из нескольких полос ткани или войлока конические шапки с наушниками. Возможно, именно от таких шапок и пошел древнеассирийский конический шлем, который оказался настолько удачен, что разошелся по всему свету{34}. Шлемы, имевшие заостренную верхнюю часть, были известны и в Древней Греции. В частности, это спартанские шлемы-пилосы, повторяющие своей формой носившиеся в Спарте войлочные шапки-пилии{35}; аналогичную форму имели и древние шлемы железного века, обнаруженные на территории Западной Европы. В Греции вошли в употребление и шлемы с полусферической верхней частью и развитыми нащечниками — так называемого коринфского типа, развитием которого стал халкидский шлем, имевший вырезы в районе ушей и зачастую нащечники, закрепленные на петлях. Еще один тип шлема — фракийский часто также имел и нащечники, и козырек спереди. Конические шлемы из бронзы находили и в других местах, например на территории Германии и Австрии. При этом их вполне можно было бы принять за шлемы скандинавских викингов XI века, хотя сделаны они были в самом начале железного века!{36} Шлемы конической формы широко применялись в римской армии. Прежде всего, это так называемый «шлем из Монтефортино», нащечники которого подвешивались на петлях, и впоследствии сменивший его шлем италийского типа. Позднее в основном применялся шлем конической формы — спангельхельм, состоящий из четырех сегментов, прикрепленных к металлическому каркасу. В ходе военной экспансии на Среднем Востоке римляне познакомились с еще одним типом шлема — «персидским», или «гребневым», который выковывался из двух половин, соединявшихся между собой на заклепках при помощи продольной накладной металлической полосы с небольшим гребнем, игравшим роль ребра жесткости. Пара наушников, переходивших в нащечники, защищала лицо сбоку, в то время как затылок закрывала еще одна металлическая пластина, закреплявшаяся подвижно. Изнутри все эти детали обшивались кожей. Такие шлемы в конце III — начале IV века получили в Риме широкое распространение и в коннице, и в пехоте прежде всего, видимо, потому, что их было легче производить большими партиями{37}. Некоторые из них снабжались наносником и богато декорировались, в то время как другие приобрели характерную для рыцарских шлемов раннего Средневековья коническую форму. Впоследствии очень похожи на них были шлемы нормандских рыцарей и еще более поздний рыцарский шлем-бацинет. На этом фоне весьма необычно и оригинально смотрятся шлемы так называемого «фригийского типа», изображенные на колонне Траяна. Многие из них имеют продольное ребро жесткости, однако это не более чем одна из локальных форм, в основе которой лежал все тот же конический шлем-колпак{38}. Что же касается сирийских лучников все с той же колонны Трояна, то они носят с виду такие же шлемы, что и их союзники-римляне. Но их шлемы были тоньше римских и всегда состояли из отдельных сегментов{39}. Встречаются среди римских находок и бронзовые, и даже посеребренные кавалерийские шлемы с прикрепленными к ним масками, целиком закрывающими лицо. Но их англоязычные историки рассматривают как принадлежность для конноспортивных состязаний, хотя, возможно, они имели и боевое предназначение. Британский специалист в области реконструкции римских доспехов Майкл Симкинс отмечает, что участники таких состязаний поверх кольчуг надевали специальные туники, цвета которых соответствовали цветам команд участников. Ноги были целиком защищены: до колен поножами на манер древнегреческих, а выше — набедренниками из металлических полос, нашитых на кожу; во многом это напоминало латы парфянских катафрактариев{40}. Участники этих состязаний разделялись на два отряда, разъезжались в разные концы арены и поочередно атаковали друг друга, забрасывая дротиками на скаку. Естественно, что наконечники у дротиков были деревянными, однако и в этом случае требовалась эффективная защита. Шлемы или маски-забрала закрывали лица всадников, морды коней защищали чеканные бронзовые трехчастные маски с выпуклыми наглазниками. В первой половине III века н. э. у всадников появляются панцири из металлических пластинок и богаче декорируются шлемы, что свидетельствует о возрастании значения конницы. При этом пластинки панцирей уже не нашивались на основу, а скреплялись непосредственно между собой, как горизонтально, так и вертикально. У пехотинцев, носивших такие доспехи, для защиты нижней части тела использовались птериги. Одинарный либо даже двойной их ряд в виде «юбочки» — зомы, принадлежности греческих тяжеловооруженных воинов-гоплитов, подвижности не мешал. Аналогичным образом птериги защищали и предплечья всадников{41}. Римские шлемы этого времени, судя по археологическим находкам в Люксембурге, имели толщину стенок примерно три миллиметра, и это не только обеспечило им хорошую сохранность в течение стольких веков, но и гарантировало высокие защитные качества{42}. Интересно, что всадники из легионов, расквартированных в Британии, в это время уже носили штаны по типу узких бриджей. Популярность этого элемента одежды Симкинс связывает как с более холодным британским климатом, так и с постепенной «варваризацией» населения Римской империи. Главное технологическое отличие Средних веков от предыдущей эпохи связано с появлением железа, заменившего медь и бронзу, но при этом сохранилась преемственность в конструкции доспехов. Поэтому всадников Древней Греции, Древнего Рима и Древней Персии, скифов и сарматов, вполне можно называть «рыцарями без стремян» — ведь своими доспехами они не слишком сильно отличились от конных воинов Средних веков.Глава третья. О предках рыцарского меча
Когда мы говорим о появлении в Европе железа, это совсем не означает, что люди сразу додумались до того, чтобы заменить им бронзу. Есть, например, данные, что первыми открыли возможность использования железа племена, жившие в бассейне Дуная (территория современных Австрии и Венгрии). Появившаяся здесь культура получила название гальштатской — по названию места, где были обнаружены ее археологические памятники, но кто основал гальштатскую культуру и кто были «люди из Гальштата», сказать точно историки не в состоянии. Есть предположение, что они были наемниками из Урарту и Ассирии и именно оттуда принесли свои знания. Как бы там ни было, их мечи и ножны к этим мечам очень походили на ассирийские! По форме мечи «людей Гальштата» повторяли во многих чертах ранние бронзовые мечи, но предназначались для рубящих ударов и должны были использоваться воинами, сражавшимися на боевых колесницах. Поэтому-то они имели большую длину и острия клинков, явно не предназначавшиеся для укола. Перекрестие у них отсутствовало; это говорит о том, что они были рассчитаны не на удар рукояткой по щиту, а только на рубящий удар по пехотинцу сверху, то есть с коня. По сути дела, это самые настоящие предки поздних рыцарских мечей!Мечи с антенными навершиями
Впрочем, не все здесь так просто, как кажется, потому что типы мечей на обширной территории Европы, в том числе и в районах, находившихся под влиянием гальштатской культуры, менялись постоянно. Правда, основных их видов, появившихся между 950 и 450 годом до н. э., всего три: длинный бронзовый меч для рубящих ударов, тяжелый железный меч, сохранивший форму бронзового оригинала, и, наконец, короткий железный меч, по форме напоминавший лист тростника и несколько расширяющийся в сторону острия. Зато собственно гальштатские мечи практически не менялись: они имели очень характерную рукоять, навершие которой напоминало… сомбреро! Длина одного из таких сохранившихся мечей от навершия до кончика составляет 108 сантиметров, то есть он, скорее всего, принадлежал всаднику, которому требовалось рубить с колесницы, а не пехотинцу, для которого он явно велик. Были у гальштатцев и мечи покороче, с навершием в форме изогнутых в разные стороны антенн; один из них нашли в Темзе, прямо посреди Лондона! Впрочем, известны и более ранние мечи с «антенными» навершиями, сделанные целиком из бронзы. Так что это, видимо, как раз тот самый случай, когда оружейные мастера просто взяли да и заменили один материал клинка на другой, а все остальное оставили без изменений. Раскопки в погребениях гальштатских воинов не дают ни малейшего намека на то, как они носили свои длинные мечи. Тут следует обратить внимание на одну интересную деталь на конце их ножен, которая по форме напоминает разведенные в стороны «крылышки». Следы износа и трения о землю на «крылышках» экземпляров, найденных в погребениях, отсутствуют, а это значит, что земли они не касались! И это дало повод английскому историку Эварту Окшотту связать их с Древней Ассирией. Оказывается, у ассирийцев тоже были похожие оковки на концах ножен, о чем свидетельствуют фигуры с барельефов из ассирийских дворцов. При этом показательно, что мечи у ассирийцев висят на поясе таким образом, что их рукоятки находятся прямо у груди, и почему так, понятно. Ведь если воин сражается стоя на колеснице, ножны просто не могут болтаться у него между ногами, потому что в этом случае он может за них зацепиться и упасть! Ну а оковки необходимы в качестве упора в тот момент, когда длинный меч выхватывался их длинных ножен!{43}Чем короче, тем лучше!
Форму мечей определяла исключительно тактика ведения боя. Греческие воины сражались фалангой, прикрывшись большими разрисованными щитами. Фаланга состояла из 1000—1200 человек по фронту и восьми рядов в глубину, причем основным ее оружием служили не мечи, а копья. Мечи использовались ограниченно, во-первых, если у воина ломалось копье, а во-вторых, для того, чтобы добить поверженного наземь противника; изображения таких эпизодов очень часто встречаются на древнегреческих вазах. Мечи у греков были длиной 60—75 сантиметров и предназначались для того, чтобы колоть и рубить; причем это были не только прямые мечи, но и изогнутые однолезвийные мечи-махайры (другое название — копис), происходившие из Испании. По мере развития слаженности действий воинов фаланги длина мечей стала уменьшаться — в особенности это было заметно в армии Спарты, — так что к 425—400 годам до н. э. они стали походить на кинжалы. У спартанского военачальника Анталактида однажды спросили, почему, мол, спартанские мечи так коротки, на что он ответил: «Потому что мы сражаемся, подойдя к врагу вплотную». Таким образом, меч спартанцами был укорочен, чтобы сделать его более удобным в той давке, которая возникала во время столкновения двух фаланг. Понятно, что в такой свалке победу мог одержать даже воин, лишенный доспехов, но ловкий и увертливый. Вот почему в V веке спартанцы вовсе отказались от доспехов, за исключением щитов и шлемов, а на неприятеля наступали бегом! Если в момент столкновения копье у спартанца ломалось, его короткий меч позволял наносить колющие удары, направленные в лицо, в бедра, в живот{44}. Вслед за спартанцами греки из других полисов также начали отказываться от доспехов, оставляя своим воинам только шлемы и щиты! То есть выучка воинов, действующих сообща, была, по их мнению, куда важнее, чем мастерство владения оружием каждого в отдельности!Мечи древних кельтов
Кельты, воинственный народ, расселившийся по Западной Европе в начале V века до н. э., сражались, стоя на двуконных колесницах и бросая во врагов дротики, а когда дротики заканчивались, они спускались на землю и сходились с противником в пешем бою. Впрочем, довольно скоро у кельтов появились воины четырех типов: пехотинцы в тяжелых доспехах, главным оружием которых был меч, легковооруженные пехотинцы — метатели дротиков, всадники и бойцы на колесницах. По описаниям древнеримских историков, кельтские воины в бою обычно поднимали мечи над головой и обрушивали их на врага сверху так, словно рубили дрова. Находят кельтские мечи буквально сотнями, так что ученые смогли их хорошо изучить и классифицировать. Поскольку целый ряд таких мечей был обнаружен в швейцарском местечке Ла-Тен, то и культуру, которой они были свойственны, назвали латенской и даже выделили в ней четыре фазы. Латенские мечи имели длину 55—75 сантиметров, в сечении походили на ромб, а рукояти их отливали из бронзы. Носили их не на левом боку, а на правом, на железной либо медной цепи. Во времена Цезаря мечи у кельтов стали достигать одного и более метра в длину, причем их рукояти стали украшать эмалью и даже драгоценными камнями. Но и более короткие мечи тоже не вышли из употребления — ими кельты сражались очень умело. Воевать с ними римлянам было совсем не легко, и поэтому им ничего не оставалось, как разработать соответствующее вооружение и тактику его применения!Колоть удобней, чем рубить!
В ответ на угрозу со стороны кельтов, которых римляне называли галлами, в Риме создали самый замечательный комплекс оружия из всех, какие только когда-нибудь до этого существовали! Во-первых, римские легионеры были вооружены колюще-рубящим мечом «гладиус хиспаниенсис», пришедшим, как явствует из его названия, из Испании. Два наиболее ранних меча этого типа были найдены в Словении, и датируются они примерно 175 годом до н. э. У них довольно тонкие, ромбического сечения клинки длиной 62 и 66 сантиметров, которые и впрямь чем-то похожи на листы гладиолуса; ими действительно удобно и рубить, и колоть. Вторым по значению их оружием был дротик пилум, который предназначался прежде всего для того, чтобы вывести из строя щит вражеского воина и по возможности его ранить. Длинная втулка острия пилума под весом древка легко изгибалась, так что ни извлечь его из щита, ни обрубить мечом было невозможно и щит вместе с застрявшим в нем дротиком приходилось бросать! Но самым впечатляющим римским изобретением (хотя историки и считают, что тут, как и с гладиусом без заимствования чужой идеи не обошлось!), являлся легионерский щит — скутум, который имели все без исключения «тяжелые» пехотинцы! Сначала он имел овальную форму, но впоследствии превратился в изогнутый, словно вырезанный из огромной трубы, прямоугольник, шириной около семидесяти сантиметров и более метра высотой! Делали его из склеенных между собой деревянных пластинок, то есть из фанеры, после чего обтягивали кожей, войлоком, а еще сверху тканью, которую обычно ярко раскрашивали. Ручка у такого щита располагалась горизонтально, причем снаружи сделанное под нее углубление прикрывала специально приделанная к щиту выпуклость — умбон, у ранних щитов деревянный, а у более поздних — металлический. Кроме того, щит имел металлическую обивку вдоль верхней и нижней кромок. Вес такого щита достигал десяти килограммов, так что, по сути дела, это была самая настоящая «садовая калитка», с которой римский воин шел в бой, будучи прикрыт с головы до ног. Маневрировать им и как-то парировать удары не требовалось, здесь все зависело от тактики и выучки всего легиона. Дело в том, что, атакуя врага, римляне шли на него стройными рядами, выставив перед собой щиты, и успех их в бою зависел прежде всего от слаженности действий. Разбежавшись как следует, легионер обрушивал на противника совокупный вес своего тела и щита и пытался опрокинуть его на землю. Если враг падал, его добивали ударом меча, причем колоть в этом случае было гораздо удобнее, чем рубить — потому и требовался короткий меч! А вот от врага, вооруженного длинным рубящим мечом, легионера защищала металлическая кромка щита! Что же касается римской конницы, то меч всадника — спата — был немного длиннее, чем у пехотинца, — ведь ему же приходилось рубить с коня. Устройством же оба меча были практически одинаковы: клинки были ромбической формы, рукояти, обычно из слоновой кости, имели вырезы под пальцы, а массивное «яблоко» навершия делалось из дерева. К концу I века до н. э. — началу I века н. э. гладиус и спата сохранили свою форму — это было по-прежнему оружие с вытянутым колющим острием, длиной 50—56 сантиметров и весом около одного килограмма. Но к концу I века мечи как пехотинцев, так и всадников (у них длина меча составляла 60—70 сантиметров) стали делать одинаковой ширины по всей длине лезвия и с более коротким острием. Таким образом, гладиусами они продолжали называться только в силу традиции, так как схожесть с листом гладиолуса исчезла. Щиты всадников у римлян и их союзников, служивших в римской армии, в это время были овальными либо восьмиугольными и плоскими, в отличие от традиционного легионерского скутума. Позже вооружение римских войск еще больше упростилось. В эпоху поздней империи (200—450 годы) плоский овальный шит вытеснил скутум, а короткий меч пехоты во всех римских войсках заменил более длинный спата, ставший своего рода универсальным мечом для пехоты и конницы; теперь это был прямой рубящий меч с клинком длиной около семидесяти сантиметров и рукоятью, целиком вырезанной из слоновой кости. Спата стал последним мечом Западной Римской империи, павшей под ударами варваров в 457 году. Меч на перевязи легионеры вначале носили справа, чтобы он был всегда под рукой, а слева у них висел кинжал. А вот у их младших командиров — центурионов — мечи были слева, поскольку правая рука у них была занята тростью из виноградной лозы, предназначенной для самых разных целей, втом числе для наказаний провинившихся. В III веке мечи наконец-то «переехали» с правой на левую сторону. Историки отмечают, что мечи рыцарей второй половины XIV века очень похожи на длинные мечи римских кавалеристов — у них одинаковые длина, сечение клинка и величина рукояти{45}. Германцы, «похоронившие» Римскую империю, до конца V века вооружались топорами, дротиками и копьями, а защищались щитами. Кроме того, они имели два вида мечей — спату римского образца длиной 75—80 сантиметров при ширине клинка четыре-пять сантиметров и заточенный с одной стороны скрамасакс с клинком длиной 44—75 сантиметров и шириной около шести сантиметров. Но для нас в данном случае важно прежде всего то, что технология изготовления этих мечей практически не отличалась от той, по которой выделывались куда более поздние рыцарские мечи.Глава четвертая. О воинах Темных веков
Нельзя забывать о влиянии на процесс развития вооружений природных факторов. Простейший пример: невозможно сделать шлем из кабаньих клыков в той местности, где кабаны не водятся! В Спарте, по причине горного рельефа большинства территорий, не развивалось коневодство и, как следствие этого, почти отсутствовала кавалерия. Зато плодородные равнины Фессалии как нельзя лучше подходили для выращивания быстроногих и сильных коней, и фессалийцы обладали прекрасной конницей. Скифы в силу естественно-географических причин также были отличными наездниками, что привело к широкому использованию в скифской армии пластинчатых доспехов и шлемов и даже к такому оригинальному новшеству, как гибкие наспинные щиты, не мешавшие при стрельбе пользоваться обеими руками. На реконструированных изображениях скифские всадники выглядят почти как самые настоящие средневековые рыцари, хотя при этом они и не имеют стремян!Находки из Нидама
Мечи и шлемы, относящиеся к V—VII векам, находят в Европе только в могилах вождей; поэтому нетрудно сделать вывод, что для того времени это были вещи достаточно редкие и дорогие{46}. Немало оружия обнаружено в захоронениях, сделанных в датских болотах; там оно прекрасно сохранилось благодаря консервирующим свойствам торфа. Было найдено большое количество мечей с деревянными рукоятками и в деревянных ножнах, покрытых бронзой и серебром. Одна из находок содержала множество наконечников копий, из которых пять были на древках из ясеня, и несколько превосходных кольчуг, сделанных из очень маленьких колечек, внутренний диаметр которых составлял не более одного миллиметра. Многие кольчуги были позолочены, а одна из них, сделанная из колец диаметром шесть миллиметров, имела нагрудный вырез в форме буквы «V», длину около 90 сантиметров и короткие рукава. Болотное захоронение в Нидаме (последние раскопки там были проведены в 1984—1997 годах) подарило исследователям 106 мечей с обоюдоострыми клинками очень высокого качества. Здесь же нашли 552 наконечника копий и большое количество других предметов, датируемых 200-350 годами. Среди находок были длинные тонкие остроконечные клинки, имеющие в сечении форму ромба, которые могли использовать как римские всадники, так и варвары, воевавшие с Римом. Э. Окшотт отмечает, что эти мечи очень похожи на оружие второй половины XIV века — та же длина, те же очертания, сечение и даже величина рукояти{47}. Снаряжение большинства воинов середины I тысячелетия н. э., если судить по этим находкам, состояло из копий и щитов, и только четверть из них имели мечи и ножи. Немало было лучников, о чем свидетельствует большое количество наконечников для стрел, но лишь некоторые из них имели шлемы и кольчуги и совсем мало было всадников, стрелявших из лука{48}. Почти столь же часто, как и меч, в захоронениях находят однолезвийный и относительно короткий клинок сакс, произошедший от греческого кописа. Саксы были известны в Скандинавии в период раннего железного века, но в эпоху Великого переселения народов особенно распространились, что было, скорее всего, связано с их универсальностью. Опять-таки большая часть дошедших до нашего времени саксов обнаружена в болотах Нидама, причем, как правило, они имеют широкое лезвие, острый конец и изогнутую рукоять, которая является продолжением клинка. Ножны у саксов обычные, с двумя кольцами, чтобы подвешивать к перевязи. Копья, обнаруженные в болотах, имеют разную длину, причем среди них есть и очень длинные — более трех метров тридцати сантиметров и вполне пригодные для борьбы против конницы. Впрочем, в «Анналах» Тацита можно прочитать о том, что в 17 году н. э. германским воинам в одной из этих битв с римлянами очень мешала излишняя длина их копий{49}. Такие же длинные копья на территории Британии в это же время использовали пикты — местное население британских островов докельтской эпохи, получившее свое название от римлян в связи с существовавшей у них практикой покрывать тело татуировкой. В традиции пиктов было использовать длинные копья и построение, аналогичное греческой фаланге; длинные копья они применяли против конницы. Позднее это построение, как считает историк Тимоти Ньюарк, у пиктов переняли шотландцы и успешно применяли его в битвах против англичан, в частности в битве при Баннокбэрне в 1314 году. У шотландцев оно получило название «чилтрон». Втулки копий, если судить по находкам в датских болотах, украшали серебряной и золотой фольгой или проволокой; точно так же украшались их древки. Топоры использовались, скорее всего, не только на войне, но и в хозяйстве, поэтому далеко не все они имели дорогую отделку.Находки из Саттон-Ху
Находили в болотах и остатки круглых деревянных щитов с массивным металлическим умбоном посередине. Самый красивый из них, относящийся к VII веку, найден в погребении Саттон-Ху поблизости от городка Вудбридж в графстве Саффолк. Когда это погребение раскопали, стало ясно, что здесь был похоронен представитель высшей военной аристократии эпохи Темных веков — периода, когда на территорию Британии переселялись варварские племена с материка. Кроме меча, в этом захоронении обнаружили шесть обычных копий, три копья с гарпунообразными наконечниками типа «ангон», а также некий гибрид топорика и молотка. Найденное защитное вооружение состояло из кольчуги, щита и уникального по отделке шлема, тут же попавшего на английские марки и чуть ли не во все издания, так или иначе связанные со средневековой тематикой. Диаметр колец в кольчуге, скрепленных медной проволокой, составлял восемь миллиметров. Щит диаметром около девяноста сантиметров был сделан из липовых досок. Наличие множества украшений позволяет утверждать, что, скорее всего, это было парадное, а не боевое изделие, хотя прямых доказательств этому не существует. Шлем из Саттон-Ху, собравший столько превосходных эпитетов, по мнению историков, и в самом деле представляет собой исключительный образец. Верхняя его часть имеет яйцеобразную форму и практически вся покрыта чеканными панелями из тонкой бронзы, хотя сам шлем сделан из железа, причем из целого куска; сверху на него наложен усиливающий гребень. Забрало шлема имеет форму маски с четко очерченным носом, маленьким ртом, коротко постриженными усами и густыми бровями из позолоченной бронзы. Две выгнутые боковые пластины на шлеме закрывают уши и одна затылок — при этом она такой длины, что опускается даже немного ниже плеч{50}. Украшающие шлем пластины изображают сражающихся воинов. На одной из боковых пластин всадник с копьем и щитом повергает наземь воина, одетого в кольчугу, с мечом в руке. На другой пластине фигура в шлеме с огромными рогами или крыльями. Кстати, в Швеции были найдены бронзовые пластинки с точно такими же изображениями, то есть очевидно, что подобное оформление шлемов было распространено. Вполне возможно также, что шлем из Саттон-Ху представляет собой не местное, а скандинавское изделие, попавшее на землю Англии либо как трофей, либо как привезенная издалека покупка. В целом шлем выглядит очень большим, а это значит, что внутри была толстая подкладка, смягчающая удары примерно так же, как и современная солдатская каска. Вполне возможно, что такие шлемы снабжались дополнительным кольчужным плетением типа бармицы, обрамляющей шлем по нижнему краю. Другая важная находка была сделана в Бенти-Грэндж в Дербишире{51}. Это англосаксонский шлем, составленный из перекрещивающихся на макушке восьми стальных полос, которые закреплены внизу на ободе. Промежутки между ними, скорее всего, заполняли кость или рог, а может быть, кожа в несколько слоев, которая, естественно, не сохранилась. Украшала шлем бронзовая фигурка кабана, символизировавшая богиню саксов Фриг, чье имя и сегодня слышится в английском названии пятницы «Friday». Такой шлем был, разумеется, значительно дешевле, чем шлем из Саттон-Ху, но вряд ли так уж сильно уступал ему по своим защитным качествам. Интересно, что носовую защитную пластинку на шлеме украшает серебряное распятие, то есть воины в это время уже начинают полагаться на Христа. Весьма редким видом защитных доспехов, которые тем не менее применялись в Британии знатными воинами, были наголенники, составленные из вертикальных стальных пластин с кольчужным напуском на подъем ноги, и такие же пластинчатые наручи на правую руку — левая и без того была защищена щитом. В VII веке подобные наголенники были в ходу у лангобардов, причем своим устройством они очень напоминали защитные приспособления скифов, использовавших их еще до нашей эры, и… распространенные среди японских самураев поножи — суннэатэ, которые те носили вплоть до 1867 года. В V—VII веках оружие франкских вождей было богато украшено, и это являлось свидетельством их высокого статуса. При этом шлемы у них несколько отличались от британских. Например, шлем конической формы из могилы в Моркене имеет наушники; он сделан из пластин, соединенных между собой накладками в форме буквы «Т». Точно такие же шлемы ясно видны на барельефах колонны Траяна, и очень похожие шлемы найдены в Персии. А если к шлему из Моркена добавить султан, то получится типичный головной убор византийского всадника VII века. Естественным дополнением к подобному шлему были кольчуга, поножи, щит, а вместе с ними — меч с ножнами и копье. В письменном источнике VIII века «Рипуарской правде» стоимость такого вооружения определялась в 44 солида. Для времени, когда за корову давали три солида, эта сумма исключительно велика; это лишний раз подтверждает, что воинов с таким вооружением было очень и очень немного{52}.Воины Запада против кочевников с Востока
Существует точка зрения, что в течение по крайней мере двух веков после падения Западной Римской империи франкское войско представляло собой большую толпу из не слишком хорошо вооруженных и недисциплинированных пехотинцев, практически не носивших доспехов. Лишь короля окружал небольшой отряд, состоявший из конных воинов, одетых в шлемы и кольчуги; количество этих воинов несколько выросло к концу периода правления Меровингов, но по отношению к численности всей армии оставалось небольшим. Но если так считать, то возникает вопрос: а откуда впоследствии у франков появилась тяжеловооруженная конница, ставшая основой для будущего рыцарства? Английские историки, отвечая на этот вопрос, говорят, что толчком к развитию тяжеловооруженной конницы у франков стала угроза арабского проникновения в Испанию{53}. Еще продолжалось Великое переселение народов, вылившееся в большую и продолжительную религиозную войну христиан с мусульманами, которых они и одолели в октябре 732 года в битве при Пуатье. Рассматривая вооружение кочевников, английский историк Дэвид Николь считает необходимым подчеркнуть, что национальные различия в их вооружении были менее значимы, нежели то общее, что характеризует их как конных стрелков из лука. Например, тюркские всадники уже в VI веке имели доспехи из металлических пластин, очень похожие наламеллярные панцири гуннов, и кожаные доспехи из прессованной кожи, родственные более поздним монгольским. Кавалерийская элита тюрок покрывала лошадей броней «кедимли». Поверх ламеллярного панциря кочевники очень часто надевали туники и стеганые халаты, а также использовали специальную обувь для верховой езды. Аристократия отличалась обилием украшений, а рядовые воины носили одежду под цвет флага или конской попоны своего предводителя, что впоследствии стало нормой для отрядов воинов-европейцев и было характерно для средневековой Японии. Воины, которые умели метко стрелять, в качестве знака отличия носили белые соколиные крылья или перья на шлемах; знаком отличия для тарханов — воинов, свободных от уплаты налогов, служили позолоченные пояса, украшенные подвесками. В качестве гербов пользовались тотемические эмблемы племени, называемые «тес», и в то же время каждый мог иметь свой собственный флажок-эмблему «бадрак», очень похожий на европейский рыцарский вымпел. Конские хвосты на знаменах в турецкой армии символизировали ранг командующего вплоть до XVIII века, и даже прически воинов имели определенный смысл. Воины постарше носили косички с заплетенными в них разноцветными лентами, а молодые часто сбривали волосы с висков и передней части головы в знак повиновения старшим. Повелитель нескольких племен, как правило, носил на голове узел из волос. Признаком ранга служили как загнутые поля шляпы, так и способ преклонения колен перед повелителем: люди высокого социального статуса вставали только на одно колено, в то время как простолюдины — на оба. «Говорящим» было даже положение рук, скрещенных на груди или вытянутых вдоль туловища{54}. Определенным образом, кстати говоря, выделялись из общей массы рыцарей и средневековые европейские рыцари-монахи — густая растительность на лицах резко отличала их от рыцарей светских и лишний раз подчеркивала их «духовный» статус. Каждое новое вторжение кочевников в Европу, считает Д. Николь, вносило в европейское военное дело что-то новое. Английские исследователи постоянно подчеркивают, что основным технологическим фактором, повлиявшим на возникновение рыцарства, стало появление стремян и седла с прочной жесткой основой. Конструкция седла в IV—VI веках была достаточно примитивна, основу его делали из досок, оставляя между ними промежуток, закрытый сверху кожаной перемычкой. Такое седло зажимало и сковывало всадника, но тем не менее позволяло ему прочно сидеть на лошади. Первыми такие седла стали использовать гунны, у которых их переняли другие восточные народы, а затем и европейцы. Простейшие кожаные стремена, равно как и более поздние металлические, также принадлежали к изобретениям Востока; поначалу они использовались всадниками, применявшими в качестве основного оружия не лук, а копье, но позже в восточных армиях появилось большое количество лучников. Благодаря наличию стремян восточные армии применяли не виданную в Европе тактику: более легкие конные стрелки осыпали пехоту градом стрел, а затем в дело вступали тяжеловооруженные всадники и наносили решающий удар[3]. Европа, в свою очередь, может разве что похвалиться изобретением шпор, известных у греков, римлян и кельтов еще в IV—III веках до н. э.; восточные народы этого приспособления не знали и применяли плеть{55}. Боеспособность войска кочевников, состоявшего из прирожденных всадников и лучников, была очень высока. С воинами, ездившими в седлах со стременами, в Европе со всей очевидностью первыми столкнулись византийцы, мимо которых одна за другой шли из Азии волны кочевников.Ромеи и кочевники
В IV—V веках в Византии, как и на территории Западной Римской империи, оружие и одежду для войска производили в государственных мастерских. В армии и во флоте здесь служили главным образом свободные крестьяне, а не наемники; именно поэтому Византия долгое время могла устоять перед своими многочисленными врагами. Богатея на посреднической торговле между Востоком и Западом, византийцы получали огромные доходы. Естественно, что, сражаясь с кочевниками, они просто не могли не создать войска, адекватные исходящей от врага угрозе; с течением времени в византийской армии все большую роль стала играть конница, подразделявшаяся на легкую и тяжелую. Воевать византийцам приходилось практически постоянно, благодаря чему их полководцы приобрели исключительный боевой опыт. Они воевали с вандалами, готами, персами и франками (554-561 годы), лангобардами (558-572 годы), славянами (582-602 годы), аварами (558 — 626 годы), турками (576 год), арабами (634 год). Для каждого из противников у них существовала своя тактика. Например, они знали, что персидские конные лучники не выдерживают напора тяжеловооруженных копейщиков, если те действуют при поддержке легкой конницы, что тяжелая конница готов уязвима для имперских конных лучников, а легкая конница вандалов, вооруженная копьями, избегает столкновения с имперской конницей, а если ей сделать этого не удается, становится ее легкой добычей. Император Юстиниан I (527—565 годы) провел ряд удачных войн против варваров. В 533 году им были разгромлены вандалы и вновь присоединена к империи Северная Африка, затем от власти готов были освобождены Италия и Рим (536-539 годы). Английский историк Босс Роу отмечал, что главная причина этих успехов — развитая технологическая база, доставшаяся Византии в наследство от Римской империи, и выгодное географическое положение{56}, о значении которого уже упоминалось. Именно оно и позволило «империи ромеев» на протяжении длительного времени аккумулировать военные достижения разных народов и выдерживать непрерывные удары завоевателей. В конце IV века н. э. оружие в Византии выпускалось на 44 государственных предприятиях{57}, причем все лучшее из вооружения ее противников быстро перенималось. Например, стали использовать гуннские сложносоставные луки, а также колчаны степного или сасанидского образца, крепившиеся в соответствии с иранской традицией у седла либо, как у тюркских народов, на поясе. От аваров византийцы переняли петли на древке копья, позволявшие всаднику удерживать его на запястье, и жесткие седла с деревянной основой, адаптация которых в Византии завершилась уже в начале VII века{58}. Чтобы предохранить себя от стрел, всадники Византии, которых по традиции продолжали называть катафрактариями, применяли длинные панцири из металлических пластин, нашивавшихся на кожаную либо матерчатую основу, с рукавами до локтей. Нередко такой панцирь надевался поверх традиционной кольчуги. Забрало на сфероконических шлемах у византийцев отсутствовало, однако его заменял кольчужный подшлемник из двух-трех слоев кольчужного плетения, оставлявший открытыми только глаза. Щиты использовались каплевидные, напоминающие формой «перевернутую каплю»; кроме того, применялись небольшие, круглые щиты восточного образца, похожие на рыцарские рондаши и тарчи более позднего времени. Кольчуга с капюшоном и рукавицами у византийцев называлась «заба» или «лорикион»; дополнением к нему служил кольчужный подшлемник — скаппион. Шлем должен был иметь бармицу, или, как ее называют византийские источники, перитрачелион, на основе из ткани и украшенную бахромой, а также плюмаж. Вес таких доспехов, сообщает Д. Николь, ссылаясь на источник 615 года, составлял около 25 килограммов. Более легкие доспехи, в частности ламеллярные панцири, выделывались из кожи. Кентуклон представлял разновидность «стеганой брони» для всадников и лошадей, в то время как такой же стеганый кабадион чаще всего использовался на церемониях. Камелакион — скорее всего, это была просто стеганая шапка, одевавшаяся на шлем, — носили вместе с эпилорикионом — простеганным кафтаном, который всадники надевали поверх металлических доспехов{59}. Характерная особенность конницы византийцев — конские доспехи, которые не только были стегаными или склеенными из двух-трех слоев войлока, но и представляли собой настоящие панцири из костяных или металлических пластинок, нашитых на тканевую либо кожаную основу да еще и соединявшихся при этом друг с другом. И хотя вес таких доспехов был совсем не мал, кони тяжеловооруженных всадников Византии были защищены от стрел — по крайней мере, спереди. При этом сами тяжеловооруженные всадники, так называемые клибанофоросы, одевали под простеганные эпилорикионы пластинчатые панцири-клибанионы{60}. Горловое прикрытие в виде набитого шерстью стеганого горжета — страггулион,скорее всего, было заимствовано у аваров; наиболее привилегированная часть всадников — букелларии — имела еще и защитные наручи. Пехота византийцев в основном носила кольчуги римского образца и очень часто довольствовалась легким шлемом и щитом — скутой, по названию которого пехотинцев в Византии и называли скутатосами. Вооружением всадника служило длинное, до четырех метров, копье — контарион (причем длина копий пехоты могла достигать и пяти метров); прямой меч спатион — явный наследник римской спаты, и такая же прямая однолезвийная протосабля — парамерион, известная также в Центральной Азии и Сибири. Носили меч и саблю значительно чаще на плечевой перевязи, как было принято на Востоке, нежели на перевязи у пояса, что было больше распространено в Европе{61}. На поле боя клибанофоросы, так же как впоследствии и рыцари Европы, выстраивались «свиньей», или клином, причем таким образом, чтобы в первом ряду было двадцать воинов, во втором — двадцать четыре, и в каждом последующем — на четыре больше, чем в предыдущем. На 300 копейщиков приходилось 80 конных лучников, чье вооружение было относительно легким, а в подразделении из 500 воинов лучников могло быть 150.{62} Распространению византийского оружия помогало и то, что оно производилось в очень больших количествах. Например, в 949 году только две византийские государственные мастерские произвели свыше 500 тысяч наконечников для стрел, 4 тысячи шипов для ловушек, 200 пар латных перчаток, 3 тысячи мечей, щитов и копий, а также 240 тысяч легких и 4 тысячи тяжелых стрел для разного рода метательных машин{63}. Великое переселение народов сыграло важную роль в истории развития оружия и доспехов в Западной Европе. Еще раз напомним, что вместе с кочевниками сюда попали высокое седло и конские стремена, которые, впрочем, не были изобретением степных народов. Эти важнейшие принадлежности всаднического снаряжения кочевники позаимствовали у китайцев.Глава пятая. Всадники Поднебесной империи
Порох изобрели в Китае, бумагу — в Китае, компас — в Китае, ракеты и арбалет, шелк и фарфор, наконец, лечение иглоукалыванием — все это тоже Китай. Однако для нас самое главное то, что, не изобрети китайцы высокое седло и стремена, в Европе, вероятно, не было бы рыцарства. Без жестких седел и стремян тяжеловооруженные всадники не могли успешно действовать в распутицу. Их кони скользили и вязли в грязи, а сами они становились легкой добычей врага. Копье большой длины им приходилось держать двумя руками и не выше уровня бедра. Однако максимально возможной силы удара при этом достичь не удавалось, поскольку всадник рисковал быть сброшенным на землю в результате отдачи.По ту сторону Великого переселения народов
Английский историк Кристофер Пирс, изучавший вооружение китайских воинов разных эпох, обратил внимание на то, что японские погребальные фигурки ханива, относящиеся к III—V векам, нередко изображают оседланных лошадей, причем седла имеют высокие вертикальные луки, а по бокам у них висят стремена. Это значит, что столь привычное для нас сегодня конское снаряжение в то время уже существовало! Служило оно в первую очередь тяжеловооруженным всадникам, появление которых в Китае относится к самому началу IV века. Поначалу стремя у всадника было только одно, и оно совсем не использовалось при верховой езде, а всего лишь служило подножкой, облегчавшей посадку в седло. Только с течением времени стали применять два стремени — как опору для ног при движении{64}. Перенявшие стремена кочевники сразу же оценили их по достоинству — ведь они позволяли обстреливать противника из луков и атаковать его копьями. Луки и копья были в арсенале у каждого всадника кочевого войска — не важно, тяжелым или легким снаряжением он обладал. При необходимости это позволяло всем без исключения воинам принимать участие в обстреле противника и атаковать его с копьями наперевес. Об уроне, какой наносила такая стрельба врагу, свидетельствуют не только древние источники, но и данные современных реконструкций. Руководитель венгерской группы исторической реконструкции Лайош Кассаи доказал на практике эффективность стрельбы из лука с коня. Исходя из его опыта, можно сказать, что гунны, стреляя на скаку, могли поражать цели и убивать противника, будь то лошадь или человек, на расстоянии до 300 метров, и вряд ли представители других степных народов стреляли намного хуже{65}. Это объясняет, почему именно лук и стрелы были главным оружием обитателей степей на протяжении тысячелетий. Средневековые источники сообщают, что монголы, например, имели при себе по три больших колчана с тридцатью стрелами в каждом и два лука, большой и малый, для стрельбы на разные дистанции. Стрелы тоже были двух видов: легкие, с небольшими остроголовыми наконечниками, и тяжелые — с широкими. Тяжелые стрелы имели лезвия в три пальца шириной и использовались для стрельбы на близком расстоянии по не защищенному броней противнику и лошадям{66}. Наконечники подвергались закалке, при которой их сначала нагревали до красного каления, а затем остужали в соленой воде, что повышало их пробивную силу; монгольские лучники поражали даже воинов противника в тяжелых доспехах. Плано Карпини в «Истории монголов» пишет, что с монголами очень опасно воевать, поскольку они ловки в стрельбе из лука и стреляют с коня и вперед, и назад, а их стрелы пробивают почти все виды доспехов. У боевых стрел монголов древки были из стеблей камыша, тогда как деревянные применялись на охоте. Камышовые древки при попадании в цель ломались, и враг вторично уже не мог их использовать! Эффективная стрельба из лука не могла не вызвать на Востоке распространение соответствующих средств защиты, в том числе конской брони, долгое время совершенно неизвестной в Европе. Сами монголы, по наблюдениям Плано Карпини, использовали три вида защитных доспехов: из кожи, железных чешуек и кольчужного плетения. Карпини отмечает, что монгольские доспехи из кожи обладали водоотталкивающими свойствами, поскольку пропитывались смолой и покрывались лаком. Металлические пластинки монгольских доспехов были шириной в палец и длиной в ладонь и имели по восемь отверстий, через которые пропускались кожаные ремешки, соединявшие их друг с другом. Таким образом, монголы, как и другие кочевники, использовали типичные ламеллярные панцири, лучше всех прочих защищавшие от стрел и при этом достаточно гибкие. Карпини пишет, что пластинки на монгольских доспехах так тщательно отполированы, что в них можно видеть свое отражение. Использовали монголы и кольчужные доспехи, в том числе захваченные в качестве трофеев у аланов и персов, но по данным средневековых источников такие доспехи у них имел один воин из десяти. Главным же источником их заимствований был богатый Китай.Старые традиции и новые находки
Традиции воинского искусства, производства оружия и доспехов зародились на заре древнекитайской цивилизации. Уже во времена правления династии Шан-Инь (ок. 1520—1030 годы до н. э.) китайское войско не только обладали разнообразными видами бронзового оружия, но и имело четко продуманную военную организацию. Воины, сражавшиеся на колесницах, назывались «ма», за ними следовали лучники «ше», которых в войске было больше всего, и воины с оружием ближнего боя, именовавшиеся «шу». К четвертому разряду относились элитные отряды гвардейцев, постоянно охранявшие особу правителя. Можно сделать вывод, что древние китайские войска состояли из пехоты и боевых колесниц — точно так же как и армии древних египтян, хеттов и древних греков, сражавшихся под стенами Трои. Колесницы у китайцев были деревянные, двух- или четырехколесные, причем колеса были высокие, со спицами; запрягали в них от двух до четырех лошадей. Благодаря высоким колесам воины на колеснице — обычно это были возница, лучник и воин с копьем-алебардой — были приподняты над землей и успешно сражались против пехоты; стоит сказать и том, что эти колесницы служили на поле боя отличным средством передвижения. Колесницы свидетельствовали о богатстве и высоком положении своих хозяев, и, когда умирал владелец колесницы, она нередко сопутствовала ему в обширной могиле; там же оказывались рабы-возничие и кони. Оружием древним китайцам служили плоские бронзовые клевцы на длинном древке, копья с массивными наконечниками, бронзовые топоры, изогнутые бронзовые ножи и мощные тугие луки. В качестве доспехов использовались панцири-кирасы из твердой лакированной кожи, костяных или бронзовых пластинок, нашитых на кожаную основу; применялись деревянные либо сплетенные из прутьев и покрытые лакированной кожей щиты и литые бронзовые шлемы — нередко с маской, закрывавшей лицо. В эпоху правления династии Чжоу распространение получили длинные бронзовые кинжалы и сложные формы длиннодревкового оружия в виде гибрида копья и клевца, топора и копья и даже копья и булавы. Именно так и родилась древняя алебарда, бронзовое лезвие которой крепилось к бамбуковому древку-шесту, позволявшему наносить удары врагу с безопасного расстояния. Воин с алебардой, как правило, располагался на колеснице. Лошадей для своих колесниц китайцы получали от народов, живших в степях к северу от китайских провинций. Это были низкорослые и большеголовые животные, напоминавшие своим видом дикую лошадь Пржевальского. В более поздний период истории Китая, в «Эпоху сражающихся царств» (ок. 475-221 годы до н. э.), в сражениях участвуют уже не только боевые колесницы и пешие латники в защитных доспехах, но и всадники верхом на лошадях, а также лучники и арбалетчики. Считается, что арбалеты появились в Китае примерно в 450 году до н. э. Тетива в древних китайских арбалетах натягивалась вручную, поэтому дальность стрельбы и пробивная сила были невелики. Устройство арбалета было несложным, и выучиться владеть им не составляло большого труда. Арбалетчики встречали атаку пехоты противника, градом стрел старались расстроить ее порядки и тем самым помочь своим латникам нанести ответный удар. В III веке арбалетчиков в Китае начали сводить в отдельные подразделения, выпускавшие стрелы столь часто, что «падали они подобно дождю» и «никто не мог устоять перед ними»{67}. Арбалеты массово производились в государственных оружейных мастерских и считались сильнейшим оружием Китая, которого «четыре вида варваров боятся больше всего»{68}. С появлением арбалета боевые колесницы в Китае сразу же оказались не у дел. Их перестали использовать в сражениях еще до объединения страны в 221 году до н. э., так как стрелять из арбалета, стоя на колеснице, было неудобно, а сами колесницы, возвышаясь над сражающимися воинами, представляли собой слишком хорошую мишень. В это же время в Китае появились первые доспехи из железных пластин, нашитых или же наклепанных на кожу. На сохранившейся терракотовой фигуре воина династии Цинь надета кираса из металлических, скорее всего железных, пластин, прикрепленных на мягкую основу с помощью заклепок, и точно такие же наплечники, закрывающие руки до локтей. Важно то, что эти простые, в общем, доспехи весьма функциональны. Тысячи подобных фигур в натуральную величину обнаружены в гробнице императора Цинь Шихуанди (ок. 259—210 годы до н. э.), что служит лучшим доказательством их широкого распространения в циньском Китае. Впрочем, известно, что в яростной рукопашной схватке воины Цинь Шихуанди нередко сбрасывали свое защитное снаряжение, чтобы легче было управляться с большими топорами и алебардами, требовавшими свободного замаха. Китайские всадники в это время восседали на низкорослых лошадках, пригнанных из монгольских степей. Только в 102 году до н. э., когда полководец Бань Чао разбил кушанов в Средней Азии, китайский император У-ди смог получить лошадей для тяжеловооруженной конницы, необходимой ему в противостоянии с гуннами. Только ради того, чтобы захватить несколько тысяч таких лошадей, названных в Китае «небесными конями», китайская армия из более чем 60000 воинов вторглась в Фергану. К. Пирс приводит ряд письменных источников, свидетельствующих о том, что первые конские доспехи в Китае появились еще во времена династии Хань, примерно около 188 года. Однако если судить по одной из наиболее ранних находок, имеющей к ним отношение, — конской фигурке из захоронения в провинции Хунань, относящейся приблизительно к 302 году, то можно сделать вывод, что конская броня тогда представляла собой всего лишь короткий стеганый нагрудник, защищавший грудь лошади{69}. Следует отметить, что в начале IV века китайцы уже применяли высокое жесткое седло и парные стремена. До этого, как уже говорилось, стремя было всего лишь одно; всадник ставил на него ногу, забираясь в высокое седло, но для опоры при самой езде стремена не применяли. Однако потом кто-то, видимо, попробовал навесить на своего коня стремена сразу с двух сторон и, будучи в седле, догадался просунуть в них ноги… Нам, впрочем, известны и некоторые более точные даты. Например, в биографии китайского военачальника Лю Суна сказано о том, что в 477 году ему прислали стремя в качестве сигнала о начале военных действий. Неясно, было оно одинарным или парным, но то, что в это время стремена в Китае уже применялись, очевидно. Что же касается китайских защитных доспехов того времени, то, судя по изображению в погребении цзиньского военачальника в Тун Шоу, датированном 357 годом, они имели вид обычной стеганой попоны и только уже более поздние их образцы представляют собой настоящую броню из пластин с характерным закруглением в верхней части, нашитых на кожу или ткань. В частности, именно в такие доспехи облачен китайский катафрактарий с настенной росписи в Танг-хуанг, датируемой приблизительно 500 годом{70}. Весьма показательно, что китайские всадники на стенах гробниц держат копья двумя руками — точно так же, как это делали сарматские и парфянские всадники, а удары наносят сверху вниз, высоко поднимая правую руку над головой. Это может служить указанием на то, что таранный удар копьем эти всадники еще не использовали, хотя наличие стремян и позволяло им его применять. По мнению К. Пирса, тяжеловооруженная конница как род войск утвердилась в Китае очень быстро, в течение IV века, и так же быстро распространилась здесь практика таранного удара сомкнутым строем. До этого тяжеловооруженная конница помимо копий использовала алебарды и другие виды древкового оружия, а также выступала в качестве лучников{71}. Типичные доспехи тяжеловооруженного китайского всадника представляли собой панцирь, состоящий из двух частей, соединенных ремешками на плечах и по бокам. На некоторых изображениях видно, что наспинник снабжен небольшим стоячим воротником. Панцирь дополняли ламеллярные набедренники или «юбка», закрывавшие ноги примерно до колен, и такие же наплечники, доходившие до локтя, хотя последний вид защиты присутствовал далеко не всегда. У некоторых всадников поверх стеганого доспеха могла быть надета кираса, состоящая из сплошного твердого нагрудника и такой же наспинной части, причем подревней китайской традиции наспинник кирасы несколько выступал над плечами. Такая кираса, очевидно, была выполнена из твердой кожи и расписана традиционным китайским рисунком — изображение представляло морду чудовища, которая по замыслу должна была устрашать неприятеля. Другая чисто китайская разновидность доспехов получила название «шнурованных дисков»{72}. Главной их частью были две крупные нагрудные пластины округлой формы, соединенные между собой сложной системой шнуров. Можно предполагать, что подобная конструкция имела своей целью более равномерное распределение веса доспехов либо была связана с неизвестной для нас сегодня военной традицией.Китайские рукописи сообщают…
Интересно, что китайские рукописи, используемые К. Пирсом в качестве источников, упоминают сразу несколько разновидностей защитных панцирей, использовавшихся в коннице. Один из них назывался «жун киа»; слово «жун» переводится как «мягкая сердцевина молодых оленьих рогов». «Жун киа» представлял собой чешуйчатый доспех, набранный из роговых пластин. Такая защита известна и у других народов. Пирс вспоминает римских авторов, которые описывали сарматские чешуйчатые панцири, сделанные из пластинок, вырезанных из конских копыт. Металлические пластины китайских панцирей тщательно полировались, благодаря чему доспехи из них получили названия «жей куанг» («черный бриллиант») и «минг куанг» («сверкающий бриллиант»), а кожаные панцири покрывались лаком или же обтягивались узорчатыми цветными тканями. Использовались такие цвета, как зеленый, белый, коричневый, но традиционно преобладал красный, поскольку в Китае он считался цветом воинов{73}. Что же касается распространенной в Европе кольчуги, то в Китае она использовалась крайне ограниченно; чаще всего кольчуги попадали сюда в качестве военных трофеев. Например, средневековые китайские документы сообщают о трофейных кольчугах из Туркестана. Скорее всего, кольчуга оказалась слишком сложной для массового производства и не подходила для огромных армий Китая; не имея особого преимущества перед другими видами доспехов, она не получила здесь широкого распространения. Шлемы китайцы выделывали из стали и кожи. Популярным был шлем из нескольких пластин, соединенных между собой с помощью заклепок, или узких ремешков, или шнуров. Кроме того, в Китае были известны каркасные шлемы, основой которых служил металлический каркас, а уже к нему прикреплялись сегменты. Применялись также цельнокованые шлемы, но они встречались значительно реже. К нижнему ободу шлема обычно крепилась бармица, как ламеллярная, так и сплошная, в том числе и стеганая. Можно отметить такую любопытную разновидность китайских шлемов, как шлем-капюшон (своего рода башлык), состоящий из многочисленных пластин, соединенных ремешками, который встречался в Китае в III веке до н. э. и позже. Украшением шлема могли иногда служить плюмажи, закрепленные на верхушке. Защита китайского всадника могла дополняться оплечьями со стоячим воротником, а также наручами, закрывавшими предплечья. Обычно они имели трубчатую форму и состояли из сплошных пластин, изготовленных из толстой лакированной кожи. Щиты китайские всадники использовали очень редко, что было характерно для тяжеловооруженной конницы в этот период и в других местах. Вероятно, щит мешал всаднику действовать длинным копьем, а прочные тяжелые доспехи обеспечивали достаточно надежную защиту и без щита. Тем не менее китайские всаднические щиты все-таки известны. Например, в Британском музее хранится терракотовая статуэтка, относящаяся, видимо, к Танской эпохе. Она представляет воина в доспехах со щитом круглой формы с выпуклой центральной частью. Такой щит, скорее всего, делали из твердой кожи и усиливали по краю оковкой и пятью круглыми металлическими умбонами — одним в центре и четырьмя расположенными по углам воображаемого квадрата. Щиты были обычно красного цвета (считалось, что это должно вселять страх в сердца врагов), однако упоминаются и черные, и расписные щиты{74}. Изображения и статуэтки китайских всадников свидетельствуют, что, помимо стеганых панцирей, в IV—VI веках в Китае применялась ламеллярная конская броня. На некоторых статуэтках лошади облачены в ламеллярные панцири, а там, где на лошадей накинуты гладкие попоны, можно предполагать, что такие панцири надеты под них. Хотя на дошедших до нас изображениях попоны и конские доспехи показаны сплошными, нет ни малейшего сомнения в том, что какие-то разрезы и членения на них все же присутствовали. Вполне вероятно, что первоначально они походили на чешуйчатые конские доспехи, найденные при раскопках в Дураевропосе. О том, что позднее конские доспехи в Китае уж точно стати делать из отдельных частей, говорят и находки археологов, и китайские рукописи. Уже в V веке конские доспехи состояли из налобника или маски, защиты шеи, бедер и груди, двух боковин и накрупника — всего из пяти основных деталей. Нагрудно-шейная защита имела завязки сверху на гриве, которые закрывались специальным загривником из ткани, нередко богато украшенным. В китайских конных доспехах были возможны различные сочетания частей: некоторые секции могли отсутствовать, например боковины, или же отдельные элементы объединялись в одно целое. Нашейник и нагрудник порой представляли собой две отдельные детали. Круп лошади по традиции украшался султаном из перьев павлина или фазана{75}. С середины VIII века количество тяжеловооруженных всадников в армии династии Тан резко сокращается, и все попытки в IX веке восстановить их число успехом не увенчались. Тем не менее панцирная кавалерия существовала в Китае вплоть до самого монгольского вторжения, причем более богатых тяжеловооруженных всадников сопровождали в большом количестве легковооруженные конные лучники. Таким образом, китайская аристократия своим вооружением практически во многом была подобна рыцарству средневековой Европы, хотя, естественно, существовали и различия. Например, в Китае в эпоху правления династии Сун, в начале XIII века, всадники применяли такое экзотическое оружие, как «ту хо цян» — «копье неистового огня». Оно представляло собой полый цилиндр, прикрепленный к длинному древку. Внутри цилиндра находился порох. Когда его поджигали, из обращенной к противнику «дульной» части «ствола» выбрасывалось пламя, обжигавшее неприятельских всадников{76}. С чисто военной точки зрения вооружение всадников династий Суй, Тан и Сун не только не уступало рыцарскому вооружению средневековой Европы, но и во многом его превосходило. Во всяком случае, у рыцарей Вильгельма Завоевателя, покорившего Англию в 1066 году, не было ни пластинчатых доспехов, ни панцирных попон на лошадях. Правда, нормандские всадники имели щиты, а китайские по старинке все еще действовали копьями, которые держали обеими руками. Как и в Европе, китайские всадники принадлежали к высшей аристократии и служили в армии в качестве «добровольцев», от них требовалось приобретать вооружение и лошадей за собственный счет. Но поскольку комплектовать многочисленные армии в Китае по такому принципу было абсолютно невозможно, там очень скоро придумали воинскую повинность для мужчин в возрасте от 21 года до 60 лет, причем сама служба длилась два-три года. В солдаты могли зачислить даже преступников, которые несли службу в отдаленных гарнизонах на границе, а также «варваров» из соседних с Китаем земель, служивших чаще всего в легкой коннице в качестве лучников. В этих условиях было гораздо легче содержать армию из многочисленных пеших стрелков из луков и арбалетов, чем совершенствовать и развивать дорогостоящую тяжеловооруженную конницу. Китайцы были очень дисциплинированны, в чем немаловажную роль сыграло конфуцианство, у них даже тяжеловооруженные всадники сражались одной единой командой, которая именно так и называлась — «куаи-тэума» («конная команда») и представляла собой построение из пяти рядов всадников-копейщиков спереди и трех рядов конных лучников сзади — по сути дела, это построение аналогично византийскому «клину». При этом в задачу первых рядов входила защита лучников от неприятельских метательных снарядов, а лучники, в свою очередь, поддерживали копейщиков во время атаки.Глава шестая. Всадники Карла Великого
Франки, так же как и византийцы, многое заимствовали у окружающих их народов, но вышло так, что именно у них первых появилась по-настоящему многочисленная тяжеловооруженная конница, фактически ставшая основой всего западноевропейского рыцарства.Франки против всех
Так уж случилось, что франки едва ли не первыми среди всех прочих варваров восприняли римскую культуру, включая опыт военного дела; случилось это примерно в то время, когда они бок о бок с римлянами в 451 году бились против гуннов на Каталаунских полях. Нельзя не заметить большого сходства в вооружении пеших и конных воинов, участвовавших в этой битве{77}. Позже франкам пришлось драться с арабами, затем, уже при Карле Великом, отражать экспансию аваров, бороться с арабскими пиратами, вторжениями венгров и викингов, то есть воевать практически непрерывно! Вполне естественно, что прогресс военного дела в последующие века пошел у них очень быстро. Сначала франки, как и другие варвары, строились плотной фалангой по родам и шли на врага, закрываясь щитами и ощетинившись копьями. Сближаясь с неприятелем, они бросали в него копья и топоры-франциски, после чего атаковали с короткими мечами типа сакса в руках. Длинные «сарматские» мечи тоже употреблялись, но были большой редкостью и являлись привилегией знати и военачальников. Оружие франков было удобно для рукопашной схватки: длина копья фрамеи с наконечником в форме лаврового или шалфейного листа не превышала человеческого роста; дротик ангон, похожий на римский пилум, имел такую же длину и часто снабжался двузубым «гарпунным» наконечником, наносившим тяжелые рваные раны; Франциской можно было не только рубить, но и метать ее не хуже индейского томагавка. Ангон, вонзаясь в щит врага, застревал в нем и, волочась по земле, отнимал у воина возможность эффективно защищаться. Шлемы, судя по находкам в погребениях, были из металлических полос и подбивались изнутри кожей. Оружие богато украшалось, так как являлось главным показателем статуса владельца. В основном сражались в пешем строю; правда, вожди выезжали в бой на лошадях, но очень часто в пылу схватки они соскакивали на землю, чтобы личным примером возбудить в воинах мужество и показать им, что в случае поражения не будут искать спасения в бегстве. Однако когда франкам пришлось воевать с армиями, в которых серьезную роль играли конные отряды, им поневоле пришлось создавать и собственную конницу; этот процесс император Карл Великий постарался стимулировать целым рядом своих указов. Например, в 792—793 годах он повелел, чтобы лица в Каролингской империи, принадлежащие к высшему сословию, располагали полным комплектом доспехов, щитом, конем, а также соответствующим наступательным вооружением. В 802—803 годах последовал другой его капитулярий, согласно которому каждому коннику полагалось иметь собственные шлем, щит и кольчатую броню, известную под названием «бруния». Наконец, к 805 году появился уточненный закон, которым Карл повелел всем, кто владел двенадцатью манси (300 акров) земли, служить в кавалерии в собственных доспехах, причем в случае неявки на службу и земля и доспехи могли быть конфискованы. От представителей иных сословий, составлявших пехоту, требовалось иметь копье и щит. Историки немало спорят относительно того, что же представляла собой бруния во времена Каролингов. Ввиду недостатка археологического материала полагаясь больше на рисунки и письменные источники, одни считают, что речь может идти о куртке из толстой кожи (длиной ниже бедер и с рукавами ниже локтя) с нашитыми на нее металлическими чешуйками. Другие настаивают на том, что каролингская бруния — это самая настоящая кольчуга, только, может быть, немного длиннее и с более плотным плетением, чем традиционные кольчуги раннего Средневековья. Ножные доспехи и поножи тоже фигурируют в списке вооружения в Каролингскую эпоху, но только у самих богатых всадников. Кольчужные рукавицы появляются примерно тогда же, чтобы позже стать обычным элементом кавалерийского вооружения. Тяжелая конница оставалась ядром франкского войска и в последующие века. Причем каждый всадник располагал собственной броней (с течением времени это почти наверняка была кольчуга), скованным из стальных полос шлемом и большим круглым щитом из кожи и дерева. Каролингская практика столь серьезно повлияла на устройство армий за границами империи Карла Великого, что защитное вооружение каролингского образца стало обычным для Испании, Скандинавии, Восточной Европы и Англии{78}. Английский историк Д. Николь считает, что доспехи и франкских, и англосаксонских конных воинов тогда, скорее всего, представляли собой чешуйчатый металлический панцирь на кожаной или матерчатой основе, с длинным подолом и рукавами. Эти доспехи наиболее соответствовали тактике боя, начинавшегося с метания дротиков и заканчивавшегося групповыми схватками воинов, вступавших друг с другом в единоборство с копьями и мечами в руках{79}. С середины IX века у франков встречаются и заимствованные у венгров отдельные доспехи для ног и бедер, которые до этого не применялись, потому что франкские воины не использовали стремена. Возникает вопрос: почему еще раньше они не позаимствовали стремена у арабов, с которыми довольно долго воевали? Да просто потому, что во время войн с франками арабы стремена еще не использовали! В те времена на территории Андалусии еще только начинали использовать примитивные стремена в виде кожаной или веревочной петли. Но в целом военное снаряжение арабов называть примитивным, конечно же, никак нельзя. Так, анализируя характер ранений арабских воинов, Д. Николь заметил, что большинство приходилось на лицо и ноги, тогда как торс и руки страдали меньше всего. Следовательно, эти части тела имели хорошую защиту{80}. Что же касается характеристики вооружения арабов, то он приводит выдержку из средневековой восточной литературы — «беседу» калифа Омара и Амира ибн аль-Аза. «Что дротик?» — спрашивает Амир, и калиф отвечает: — «Это брат, который может предать тебя». — «Что стрелы?» — «Стрелы — это посланцы смерти, которая настигает, а может и миновать». — «Что щит?» — «Это защита, которая страдает сильнее всего». — «Что кольчуга?» — «То, что составляет заботу для всадника и досаду для пехотинца, однако во всех случаях это наилучшая защита». — «Что меч?» — «Это то, что может послужить причиной твоей смерти!»{81} Длина копий у арабов достигла четырех метров, что позволяло им успешно бороться с конницей; у арабских всадников могли быть копья даже в пять с половиной метров{82}. Кстати, именно «романтически настроенные» арабы начали первыми прикреплять на копья в качестве вымпела покрывала с лиц своих возлюбленных, и впоследствии этот восточный обычай был воспринят западноевропейскими рыцарями! Интересно, что при Карле Великом был издан особый указ, по которому любому торговцу, пойманному при попытке переправить «броню» за пределы королевства, грозила немедленная конфискация всего имущества. Это важное свидетельство того, что во Франции уже существовали крупные центры по производству оружия и доспехов и что на их продукцию был устойчивый спрос{83}.Конские стремена из монастыря Св. Галла
Но когда же у франков появились стремена? Ответить на этот вопрос нам поможет обращение к изображению Саула в монастыре Св. Галла, чья постройка была завершена в 883 году. Художник изобразил Саула в шлеме римского образца, но для нас важно то, что его ноги упираются в петельные стремена, сделанные из кожаных ремешков. Копье, которым Саул вооружен, имеет на втулке стопор в виде небольшой поперечины, хотя предназначено оно для метания, а не для удара. В манускрипте 950 года стремена вполне современного вида на лошади, потерявшей всадника, прорисованы очень тщательно. Они очень похожи на стремя викинга, обнаруженное в Англии в наши дни{84}. То есть переход от самой примитивной формы стремени к окончательно оформившейся свершился меньше чем за столетие. По мнению ряда историков, стремена, «добравшиеся» до Ближнего Востока, вслед за этим сразу же проникли в Византию, а уже потом либо напрямую от арабов, либо через византийцев — к франкам. Процесс их распространения британские историки прослеживают с помощью данных археологии, языкознания и, в меньшей степени, благодаря художественным источникам, и согласно этим сведениям получается, что франки узнали стремена только в VIII столетии и никак не раньше{85}. Появление стремян сразу же отразилось на характере военного дела у франков, а заодно привело к колоссальному увеличению стоимости всаднического снаряжения. Например, в V—IX веках панцирь, называвшийся по традиции латинским словом «лорика», стоил двенадцать солидов (золотых римских монет весом 4,55 грамма), шлем — шесть, меч — семь, щит и копье — два, хороший конь — двенадцать солидов; в совокупности получалось 39 солидов, или 177,45 грамма золота. Но уже к началу X века цена увеличилась почти в десять раз! Теперь за полное вооружение всадника требовалось отдать 330 солидов: шестьдесят — за лорику, тридцать — за шлем, сто — за меч, десять — за щит и копье, сто — за коня и тридцать — за седло. Показательно, что приличный дом в деревне можно было купить за шестьдесят солидов, а пару сильных волов за двадцать. Такой оказалась плата за возросшую эффективность тяжеловооруженных всадников и их повысившуюся защищенность.Глава седьмая. Воинственные люди с севера
Мы мало знаем о том, что послужило причиной переселения кочевых народов из Азии на Запад, единого мнения на этот счет нет до сих пор. Виновата была в этом многолетняя катастрофическая засуха или, напротив, проливные дожди и снежные затяжные зимы, которые сделали кочевое животноводство практически невозможным, сказать сейчас трудно. Но вот о причинах, которые подвигли на походы викингов, известно чуть больше. Речь идет о так называемой «катастрофе 535—536 годов», когда в результате сильнейшего извержения одного или нескольких вулканов в атмосферу Земли было выброшено так много вулканического пепла, что началось резкое похолодание во всем средиземноморском бассейне. Суровые зимы тянулись год за годом, а в результате начался голод и, как следствие, — неизбежная миграция народов в Европе. Это событие, скорее всего, повлияло на военизацию жителей Скандинавии, в обществе которых до этой катастрофы важное место занимали жрецы. Однако «когда солнце затмилось», ни их обращения к богам, ни многочисленные жертвы ожидаемого эффекта не принесли, и вера в могущество жрецов пропала. Авторитет жречества сменился авторитетом военных вождей, так как в то время только человек с мечом в руке мог рассчитывать на выживание вопреки всем капризам природы. Возможно, именно в этом следует искать корни воинственного «перекоса» в культуре скандинавских народов, который позже проявился в походах викингов…Щит «Сеть копий» и кольчуга «Боевое полотно»
С военной точки зрения походы викингов на земли Англии и Франции вылились в противостояние хорошо вооруженной пехоты и более или менее тяжеловооруженных всадников, которым требовалось прибыть к месту нападения как можно скорее и наказать наглых захватчиков. При этом защитное вооружение пехотинца-викинга не сильно отличалось от вооружения всадника-франка. Обычно оно состояло из круглого деревянного щита диаметром приблизительно в девяносто сантиметров с металлическим умбоном посредине, конического шлема с наносником и кольчуги с короткими, до локтя, рукавами. В скандинавских сагах часто говорится о раскрашенных щитах, причем каждый цвет занимал либо четверть, либо половину поверхности щита, который по традиции изготавливали из липовых досок и обтягивали кожей. Отдельно обтягивали кожей или обивали металлом край щита. Самым популярным был красный цвет, однако щиты могли быть желтыми, черными и белыми, а вот синий или зеленый цвета выбирались нечасто. Так, 64 щита, обнаруженные на знаменитом гокстадском корабле из кургана на берегу норвежского Сандефьорда, были желтого и черного цветов{86}. Некоторые щиты были покрыты разноцветными полосами; есть данные о щитах, на которых изображались мифологические сцены и христианские кресты{87}. Викинги были большими любителями метафор и нередко давали своим щитам поэтические названия. Известны щиты, называвшиеся «Доска победы», «Сеть копий» (копье при этом, в свою очередь, именовалось «Рыбой щита»), «Липа войны» (прямое указание на материал, из которого щит был изготовлен!), «Солнце войны», «Стена валькирий», «Страна стрел» и т.д.{88} Шлемы столь пышных названий не удостаивались, хотя нам известно, что шлем шведского короля Адилса I назывался «Боевой кабан». Они, как правило, имели коническую либо полусферическую форму, причем на некоторых были полумаски, защищавшие нос и глаза, либо простой наносник в виде прямоугольной металлической пластины, спускавшейся на нос. Некоторые шлемы были богато украшены дугами бровей с отделкой из меди и серебра. Поверхность шлема обычно раскрашивали, чтобы защитить ее от ржавчины и «отличать своих от чужих», а иногда для этой же цели на нем рисовали специальный «боевой знак». Обычным названием кольчуги было «рубашка из колец», хотя ей, как и щиту, могли даваться такие поэтические названия, как «Голубая рубаха», «Боевое полотно», «Сеть стрел» и «Плащ для боя»{89}. На большинстве дошедших до нас кольчуг викингов концы колес сведены и перекрывают друг друга, при этом края их не закреплены. Такая простая технология позволяла значительно ускорить производство кольчуг, которые поэтому не были чем-то из ряда вон выходящим, а рассматривались как вполне обыденная воинская «униформа». Ранние кольчуги имели короткие рукава и доходили до бедер, поскольку викингам приходилось много орудовать веслами и длинные кольчуги мешали грести. Однако уже в XI веке длина кольчуг, по крайней мере некоторых экземпляров, значительно увеличилась. Так кольчуга Харальда Хардрады доходила ему до середины икр и при этом была такой прочной, что «никакое оружие ее не могло разорвать». Впрочем, викинги, случалось, сбрасывали свое защитное вооружение, чтобы оно не стесняло движений, как это было, например, в ходе сражения на Стемфордском мосту в 1066 году.Меч «Ногокус» и топор «Хель»
Анализируя древние скандинавские саги, английский историк Кристофер Граветт доказал (как и Дэвид Николь в отношении арабов), что из-за наличия у викингов кольчуг и щитов большинство ранений у них приходились на ноги. Поэтому одним из самых распространенных названий меча (помимо таких пышных прозвищ, как «Длинный и острый», «Пламя Одина», «Золотая рукоять» и даже «Наносящий ущерб боевому полотну»!) было «Ногокус» — название вполне говорящее само на себя!{90} Лучшие клинки доставлялись в Скандинавию из Франции, и уже на месте мастера прикрепляли к ним рукоятки из моржовых клыков, рога и металла, причем последние было в обычае инкрустировать золотой проволокой, медью и серебром. Клинки, обычно также инкрустированные, иногда украшенные письменами и узорами, были длиной примерно 80—90 сантиметров; они могли быть как обоюдоострыми, так и с одним лезвием наподобие огромного кухонного ножа. Последние были распространены у норвежцев, а вот в Дании таких мечей не обнаружено. Однако в обоих случаях для уменьшения веса клинки оснащали продольными желобками от острия к рукояти. Рукоять мечей викингов была очень короткой и буквально зажимала руку бойца между перекрестием и навершием, чтобы она в бою не смещалась. Викинги использовали топоры нескольких видов, копья (умелые их метатели пользовались большим уважением), а также луки, причем даже короли метко стреляли из лука и очень гордились этим умением! Интересно, что топорам почему-то давали либо женские имена, так или иначе связанные с именами богинь (например, король Олаф назвал свой топор «Хель» по имени богини смерти), либо имена троллей!{91} Кольчуга, шлем и щит викинга ничем не уступали защитному вооружению франкского всадника. Это было связано с общей унификацией защитного вооружения в Европе к началу XI века, когда кольчуга практически вытеснила из применения чешуйчатые доспехи и ламеллярные панцири — более надежные, но и более тяжелые и неудобные в носке. Дело в том, что ослабла угроза, исходящая от азиатских кочевников — конных лучников; венгры, последние из них, уже осели на равнинах Паннонии.Глава восьмая. Рыцари с «Байесского полотна»
Как выглядели воины конца X — качала XI веков, вполне можно представить по археологическим находкам или описаниям в древних сагах. Однако куда лучше увидеть их воочию — например, взглянув на знаменитое «Байесское полотно», которое очень часто называют гобеленом и даже ковром. На самом деле это не гобелен и уж тем более не ковер, а просто огромная вышивка длиной почти семьдесят метров и шириной, колеблющейся в пределах полуметра. Выполнена она шерстяными нитками восьми цветов на льняном полотне и тщательно воспроизводит сцены завоевания Англии выходцами из Нормандии. О масштабности «Байесского полотна» говорит следующий подсчет: здесь вышито 59 сцен, в которых, если считать кайму, изображено 626 человеческих фигур, 202 лошади, 55 собак, 505 других животных, 49 деревьев, 37 зданий и 41 корабль!{92} Другого такого памятника в мире просто нет, и то, что «Байесское полотно» сохранилось спустя столько лет после своего создания — а считается, что сделана вышивка вскоре после завоевания Англии в 1066 году, — уже само по себе чудо изчудес! На «Байесском полотне» изображены рыцари — такие же, как и те, что в спустя недолгое время, в 1095 году, отправились в Первый крестовый поход в Палестину. За всадническую службу своему королю, герцогу или графу они получали в собственное владение лен — участок плодородной земли вместе с крестьянами — и на доходы с него покупали коней и все необходимое для войны снаряжение и вооружение. Правда, на всадниках с «Байесского полотна», по сравнению с «классическими рыцарями» более позднего периода, еще маловато «железа». Впрочем, можно считать, что защита у них вполне достаточная. Шлемы на них традиционные, сегментные с наносником, простой формы, кольчуги длинные, прикрывают колени, хотя подавляющее большинство их без кольчужных чулок. Скорее всего, именно эта часть защитного доспеха в то время отличала состоятельную знать от обыкновенных воинов, которым вполне хватало шлема с кольчугой и щита. Так, в кольчужных чулках, защищавших ноги спереди — в конной схватке они могли пострадать в первую очередь, — изображены герцог Вильгельм I Завоеватель и брат его Одо. Судя по изображению, шлемы воинов в XI веке раскрашивались в разные цвета, но делали это, вероятно, не только ради красоты, но и для того, чтобы предохранить поверхность от ржавчины. Долгое время считалось, что вышивка изображает сразу несколько видов принципиально различных доспехов — например, броню из нашитых на кожу металлических колец, каждое из которых при этом с другими не соединяется. Но современные английские ученые полагают, что все персонажи «Байесского полотна» одеты в кольчуги. Опровергают ученые и предположение, что некоторые из персонажей облачены в сплошную броню из двух слоев кожи, простеганных между собой, да так, что внутри каждого стеганого квадрата могла находиться металлическая пластинка. В любом случае эта одежда никак не могла иметь вид комбинезона с рукавами и штанами, а представляла собой одеяние, надевавшееся через голову, или же что-то вроде хирургического халата с завязками на спине. На «Байесском полотне» доспехи с павших воинов снимают на манер ночной рубашки — через голову. Операция явно невозможная, если верхняя часть одежды объединена со штанами! Что же касается квадратной вставки на груди многих воинов, то это мог быть и клапан воротника, и кольчужная маска, закрывавшая нижнюю часть лица, но в некоторых случаях еще не пристегнутая. Интересно, что у ряда воинов конец ножен высовывается из-под кольчуги, а рукоять изображена так, как если бы она высовывалась из карманов на уровне пояса. То ли мечи тогда и в самом деле иногда носили под кольчугой (что, в общем-то, совсем неудобно и требует прорези на боку для того, чтобы пропускать наружу рукоять!), то ли вышивальщики погрешили против истины… Щиты воинов показаны очень большими. Своей формой они напоминают щиты византийцев в форме перевернутой «вверх ногами» и сильно вытянутой капли. Англичане называют такие щиты «змееподобными», поскольку такую форму на Британских островах принято придавать воздушным змеям. Тут возникает вопрос: а как они появились у воинов из Нормандии, если всего каких-то полвека назад все западноевропейские щиты были круглыми?{93}Очевидно, случилось что-то заставившее заимствовать их из Византии! Но что именно, мы не знаем. Такие щиты защищали не только торс, но и левую ногу; впрочем, это не может служить объяснением столь быстрого их распространения. Кресты на щитах большинства рыцарей с «Байесского полотна» почему-то извилистые (хотя у герцога Вильгельма крест на щите вполне христианский), с чем это связано, сказать трудно. Толщина такого щита, судя по дошедшим до нашего времени заклепкам, достигала 15—30 миллиметров. Это не так уж и много, однако, учитывая кожаную обтяжку щита, умбон и металлическое окаймление по краям, можно предположить, что своего владельца он защищал достаточно хорошо. Любопытно, что, судя по изображениям на полотне, щиты служили рыцарям еще и в качестве столешницы! Для этого их укладывали на деревянные козлы; куски мяса и дичь на вертелах подавали на толстых ломтях хлеба, заменявших тарелки, так что весь жир стекал прямо на изнанку щита, и вид у него от этого должен был быть соответствующим! Этот комплект вооружения советские историки считали слишком «тяжелым», полагая, что он делал рыцаря неуклюжим, неповоротливым. Между тем похожий комплекс всаднического вооружения был и у витязей Руси, и у сарацинских всадников Ближнего Востока, с которыми западноевропейские рыцари-крестоносцы столкнулись во время Первого крестового похода. Естественно, что в результате войн взаимовлияние восточной и западной культур на развитие оружия и доспехов усилилось, однако даже в начале XIII века они изменились незначительно, что подтверждается изображениями уже с другого «ковра» — норвежского, из церкви в Балдишоле; воины на нем выглядят точно так же, как и на «Байесском полотне»{94}, запечатлевшем «зарю рыцарства».Глава девятая. О рыцарях эпохи кольчуги
И так, в XI веке в Европе кольчуга вышла на первое место по своей популярности, отодвинув в сторону остальные доспехи трех типов — доспехи из металлических или костяных пластинок, нашитых на кожу, доспехи из таких же пластинок, но соединенных при помощи кожаных ремешков, и, наконец, доспехи, о которых известно меньше всего и которые, может быть, не существовали вообще; речь идет о доспехах из колец, рядами нашитых на кожаную основу. Последние могли принадлежать рыцарской «бедноте», которой денег на кольца хватало, а вот на то, чтобы соединить их в кольчугу, — уже нет, так что, возможно, доделывали доспехи уже не мастера-оружейники, а слуги. Итальянский историк Ф. Кардини в своей книге «Истоки средневекового рыцарства», изданной в России в 1987 году, выдвинул свою гипотезу возникновения кольчуги. По его версии, сначала кольца-амулеты нашивались с магической целью на одежду шаманов, которые участвовали в походах диких племен и схватках наравне с прочими боеспособными мужчинами; переплетение колец повышало их силу, потому что «одно кольцо передавало свою силу всем прочим». Естественно, что количество колец повышало магическую силу одеяния. Чтобы уместить на одежде как можно больше колец, их стали уменьшать в размерах, и тут люди заметили, что стрелы с широкими костяными или кремневыми наконечниками такую «магическую» одежду вообще не пробивают! И как только это обнаружилось, кольца перестали нашивать на основу, а начали просто соединять их друг с другом, превращая в «волшебную» металлическую ткань…Подобный металлической статуе
Каково бы ни было происхождение кольчуги, но уже к середине XI века она стала главным типом доспехов на полях сражений, причем продолжалось ее доминирование не менее двухсот лет. Английский историк Клод Блэр считает, что «эпоха кольчуги» в Европе — это период с 1066 по 1250 год{95}. И хотя тут существуют и другие точки зрения{96}, именно эти временные рамки можно считать наиболее обоснованными. В кольчугах использовались кольца двух типов: сварные (каждое кольцо делалось из отрезка проволоки, концы которого сводились и соединялись при помощи кузнечной сварки) и сведенные, концы в которых накладывались друг на друга и соединялись заклепкой. Любая кольчуга с кольцами, имеющими соединения встык, по мнению Блэра, это либо новодел, либо восточная работа, хотя, разумеется, встречаются исключения; в частности, это фрагменты кольчуги из Саттон-Ху, хотя она и относится к более раннему времени. В 1080 году кольчуга во Франции, как ее называли — гобер, стоила 100 су, то есть по меньшей мере вдвое, а то и в пять раз дороже коня. В свою очередь, конь пятикратно превосходил ценой быка, а боевой жеребец дистриер — правда, речь идет уже о XIII веке — стоил примерно в семь раз дороже, чем обычная дорожная лошадь. В 1181 году для того, чтобы быть рыцарем в Англии, необходимо было обладать кольчугой, шлемом, щитом, а также копьем и мечом, а простому воину предписывалось иметь кольчугу полегче (гобержон — то есть кольчугу с короткими рукавами), железную каску и копье. Еще проще было вооружение городского ополчения, состоявшее всего лишь из стеганого кафтана, называвшегося «гамбезон» (он, кстати, использовался также и в качестве подкольчужного одеяния!), железной каски и копья{97}. При взгляде на иллюстрацию из манускрипта, датируемого 1125—1150 годами, на которой святой Эдмунд побеждает датчан, вполне можно сделать вывод, что рыцарское вооружение за время, прошедшее с 1066 года, изменилось только в мелочах. Например, шлемы ковались из одного металлического листа, причем их верхушка загибалась кпереди; рукава удлинились до запястья; под шлемом у каждого рыцаря появился кольчужный капюшон (то есть сам шлем стал больше по объему) — и на этом все новшества заканчиваются{98}. Ни тебе кольчужных чулок, ни конской брони — ничего! То есть, с одной стороны, прогресс в вооружении вроде и был, но шел он очень медленно — так медленно, что порой заметить его мог только острый глаз. Впрочем, тут очень многое зависело от моды и от состояния кошелька рыцаря. Историки Д. Эдж и Д. Паддок, изучив рисунки «Винчестерской Библии», датируемой 1165—1170 годами, сделали вывод, что, хотя длина кольчуги и осталась такой же, как и в 1066 году, визуально фигура рыцаря изменилась достаточно сильно. Почему? Да потому, что теперь стало модным выпускать из-под кольчуги, то есть из-под надетого под нее простеганного гамбезона, длинный кафтан до лодыжек и к тому же ярких цветов! Приблизительно с 1150 года в массовый обиход рыцарства входят кольчужные шоссы — чулки, называвшиеся в Англии «хозен»{99}. Обычно они закреплялись на поясе, под кольчужной рубашкой. Принято считать, что более ранняя форма шоссов представляла собой всего лишь кольчужную полосу, шедшую вдоль ноги спереди и закреплявшуюся на ней ремешками сзади, а вот более поздняя была самыми настоящими кольчужными чулками на подкладке из ткани{100}. Защитной стеганой одежды, которую носили как под кольчугой, так и без нее, в это время насчитывалось три вида. Это были камзол, гамбезон и акетон, однако чем они отличались друг от друга, сказать сегодня невозможно. Скорее всего, все эти три термина уже тогда использовались произвольным образом и были взаимозаменяемы. В общем, британские историки считают, что к концу XII века рыцарь стал выглядеть ярко и красочно, однако цвет металла в его внешнем виде по-прежнему преобладал.На рыцарях появляется котта…
В конце XII века, скорее всего под влиянием походов на Восток, кольчуга была дополнена кольчужным капюшоном, длинными рукавами с перчатками, обеспечивавшими рыцарям лучшую защиту, а кольчужные чулки-шоссы стали обыденной вещью рыцарского гардероба. Этот наряд получил название «хауберк» и стал своего рода стандартным рыцарским облачением, о чем свидетельствует, например, рельеф 1210 года с изображением из церкви Св. Юстина в Пидне, где все тело рыцаря с головы до ног закрыто кольчужными доспехами, а шлем имеет маску с отверстиями для дыхания и для глаз. В это же время у рыцарских доспехов появилось важное дополнение — плащ сюрко, который в XIII веке обрел особую популярность. Поначалу это была длиннополая одежда с разрезами спереди и сзади и длинными рукавами, но рукава она постепенно утратила. Функциональное значение сюрко вполне очевидно — защита рыцаря от палящего солнца и дождя. Однако сомнительно, чтобы свободное длинное платье могло эффективно защищать своего владельца от английской непогоды — ведь это же не плащ из прорезиненной ткани! Ясно, что сюрко пришел в Европу с Востока. Но многие историки считают его появление следствием не столько знакомства европейцев с восточной культурой (где мусульманские воины прикрывали доспехи тканью, чтобы они не так сильно нагревались), сколько их желания выделиться среди прочих соотечественников демонстрацией своего богатства. Другая интересная теория гласит, что сюрко демонстрировал геральдические знаки своего обладателя. В английском языке слова «герб» и «кольчуга» начинаются одним и тем же словом — «коат». В первом случае это «коат оф армз» — дословно — «одежда для оружия», а во втором «коат оф мэйлз» — «одежда из кольчуги». Геральдический характер термина, казалось бы, очевиден. Но на миниатюрах XIII века изображено множество всадников, у которых цвет и рисунок герба и вид сюрко не совпадают. У некоторых на сюрко отсутствуют изображения, обязательные для геральдической одежды. Известны миниатюры XIV века, где рыцари одеты в сюрко, отделка которых с гербом совершенно не связана, но немало и таких миниатюр, где «декор» полностью совпадает. Возможно, мода на ношение сюрко возникла не без влияния церкви, поскольку облегающие чулки и кольчуги делали тело облаченного в них человека уж очень «анатомическим» и церковники сочли такой облик рыцарей «неприличным». Самое раннее изображение сюрко, обнаруженное К. Блэром, относится к фигуре Валерана де Белломонте, графа Меллана и графа Вустера. Оно находится на печати, прикрепленной к грамоте графа, датируемой 1150 годом. Выглядит это сюрко весьма необычно — его рукава достигают запястий. Подобный покрой появился вновь лишь во второй половине XIII века. До бедер этот сюрко прилегает к телу довольно плотно, затем расходится в виде широкой юбки до лодыжек, с разрезом для верховой езды. Рукава плотно облегали руку вплоть до запястий, а затем расширялись, образуя что-то вроде длинных лент. Очень похожие сюрко, но без рукавов есть на раскрашенной заставке в «Винчестерской Библии» и на «Большой печати» короля Джона, которая датируется приблизительно 1199 годом. До 1210 года изображения сюрко встречаются редко, но потом этот плащ приняли повсеместно. До 1320 года сюрко имел вид свободного халата без рукавов с большими проймами и юбкой с разрезом, которая доходила до середины икр, хотя в тот период вполне обычной была длина до лодыжек или до колен. С 1220 года изредка встречаются сюрко с рукавами по локоть; впрочем, таких изображений мало{101}. Историк Э. Окшотт термин «сюрко» не использует, он называет рыцарский плащ «коттой»{102}. По его мнению, точное назначение котты не известно: «Многие авторитетные люди полагают, что ее привезли из Святой земли крестоносцы, где такие вещи были необходимы для того, чтобы не дать палящему солнцу чересчур разогреть кольчугу; это очень практичная теория, но отсюда делают вывод, что до того котты на Западе не знали и даже не думали о ней до 1200 года. Между тем воины Христовы начали возвращаться с Востока еще в 1099 году, за столетие до названного срока. Тогда почему же котту не начали повсеместно использовать раньше? Существует еще одна теория: этот предмет в основном предназначался для демонстрации гербов носителя. Это тоже весьма и весьма вероятно, поскольку котта вошла в моду одновременно с геральдикой. Часто цитируемый отрывок из посвященного королю Артуру романса XIV века не стоит буквально понимать как доказательство того, что котта была чем-то вроде макинтоша. Я думаю, хотя и без какой-либо конкретной причины, что котта была данью моде; конечно, ее использовали в практических целях, поскольку она действительно закрывала от солнца и в какой-то мере от влаги большую часть поверхности кольчуги и давала превосходную возможность для демонстрации гербов; этот предмет одежды был бесценен в тех случаях, когда нужно было опознать погибшего на поле сражения, поскольку шлем легко мог откатиться далеко, а лицо от ранений стать неузнаваемым. Однако каким бы ни было назначение котты с точки зрения жизненной необходимости, это был веселый и красочный наряд, превращавший угрюмого и сурового рыцаря в темной коричнево-серой кольчуге в фигуру галантную и блистательную, — и это вполне согласовывалось с тем расцветом, которого достигла к концу XII века веселая наука рыцарства. Покрой котты менялся, причем это зависело не от периода, а от личных предпочтений владельца: в XIII веке она могла быть очень длинной или очень короткой, с рукавами или без — как угодно… В общем и целом котта — это простое одеяние, скроенное наподобие ночной рубашки без рукавов, но с разрезом от подола и почти до талии спереди и сзади, так, чтобы владелец мог спокойно сесть в седло. Хотя в девяти случаях из десяти котты шили без рукавов, иногда встречаются и рукава, причем некоторые только до локтей, а некоторые — до запястий. Не было ничего необычного в том, что на изготовление одежды шел очень дорогой материал (в описях встречаются экземпляры из бархата и парчи), который щедро расшивали гербами. А почему бы и нет? Это была единственная верхняя одежда, которую мог себе позволить рыцарь, и на нее стоило употребить всю свою фантазию. Котты ярких цветов, с вышивкой золотом и серебром составляли приятный контраст с чисто военной амуницией и украшали галантных кавалеров, весьма довольных такой возможностью продемонстрировать и богатство, и тонкий вкус»{103}.«Большой шлем» и другие новшества
После 1150 года конический шлем с наносником начал понемногу вытеснять шлемы с округлым верхом и часто без наносника. Наивысшую популярность он обрел к 1180 году, когда появились шлемы новой формы — обычно цилиндрической, но иногда расширяющиеся кверху. Дно у них было плоским или слегка выпуклым. Конические и цилиндрические шлемы повсеместно использовались до 1250 года, но затем они уступили первенство небольшому полукруглому шлему, повторявшему форму головы воина. Этот шлем, называемый «цервельер» или «бацинет», часто использовали в качестве подшлемника и надевали под капюшон кольчуги. Причем делать это стали уже после 1200 года, — во всяком случае, на многих миниатюрах и изображениях, датируемых первой половиной XIII века, капюшоны, судя по их очертаниям, надеты именно на такие шлемы. Приблизительно с 1180 года шлем получает забрало, похожее на современную защитную маску сварщика, с отверстиями для дыхания и двумя прорезями для глаз. Иногда забрало имело усиливающие полоски в виде креста с прорезью для глаз на горизонтальной перекладине. На шлеме всегда имелись ремешки, которые завязывались на подбородке. Появление забрала (следует сказать: новое появление, так как забрала в античный период были в Европе широко распространены) совпало с возобновлением практики ношения нашлемных украшений — гребня, венца или диадемы; по ним легче было узнать владельца шлема. Самое раннее изображение гребня имеется на «Большой печати» короля Ричарда I 1194 года. Король на ней изображен в шлеме с плоским верхом и забралом. Шлем увенчан гребнем в виде веера с изображением леопарда. Немецкий манускрипт «Энеида», датируемый приблизительно 1210—1220 годами и хранящийся в Берлинской государственной библиотеке, содержит множество изображений шлемов с гребнями. Обычно это фигуры птиц и животных, или изображения предметов, или сами предметы, укрепленные на миниатюрных флагштоках. Не совсем ясно, как появился плоскоцилиндрический «шлем-таблетка», внешне походивший на небольшой ковшик или «котелок с укороченной и отогнутой книзу рукояткой»{104}, из-за чего англичане прозвали его «кастрюльная шляпа»{105}. Но чуть позже у него опустили заднюю часть — и получился знаменитый рыцарский «большой шлем». Типичные по своему устройству «большие шлемы» дошли до нас всего лишь в нескольких экземплярах, причем ни один из них не выкован ранее 1250 года. В распоряжении историков имеется «шлем из Бозена» (собор Сент-Анджело в Риме), сохранившийся настолько хорошо, что по нему вполне можно представить себе устройство и всех остальных. Шлем этот сделан из пяти пластин «доброго железа», как было принято в то время говорить, скрепленных тяжелыми железными заклепками с головками в форме сплюснутого конуса. Нижняя передняя пластина в центре уходит назад под острым углом и перекрывает нижнюю заднюю. Спереди ее верхний край срезан приблизительно на полдюйма и образует нижнюю часть двух длинных прорезей для глаз. Язычок, идущий вверх от центра пластины, образует перегородку между этими двумя прорезями. Задняя пластина выгнута так, что образует полукруг. Верхняя передняя пластина выдается вперед так же, как и нижняя, она перекрывает края верхней задней и вырезана по нижнему краю, завершая форму прорезей. Две верхние пластины в результате образуют усеченный конус неправильной формы, который венчает еще одна пластина в форме овала. Ее загнутые вниз края прикреплены со всех сторон расположенными через равные промежутки заклепками. На верхних пластинах просверлены четыре группы круглых дырочек, расположенных по диагонали спереди, с боков и сверху; они предназначены для шнурков, которыми крепится геральдический знак. Для дыхания на нижней передней пластине проделано по одиннадцать Т-образных отверстий с каждой стороны. Справа у «шлема из Бозена», на стыке верхней и нижней пластин, видна выбоина от мощного удара, а слева — борозда, проделанная каким-то рубящим оружием или острием копья. Шлем гораздо больше в длину, чем в ширину; он не имеет цилиндрической формы, присущей изображениям на миниатюрах и печатях XIII века. Передняя часть у него несколько отдалена от лица; вполне вероятно, это сделано для того, чтобы улучшить циркуляцию воздуха. В нынешнем состоянии шлем весит немногим более двух килограммов; с обтяжкой и накладками его вес, вероятно, составлял около двух с половиной килограммов. Самые ранние из шлемов этого типа были снабжены пересекающимися полосками металла, другие, более поздние, украшались крестами с цветочным орнаментом на концах, нарисованным краской или выложенным золотой фольгой. Сам шлем при этом также мог, для защиты от ржавчины, покрываться позолотой или раскрашиваться. Кроме шлема, для защиты головы от ударов, использовались и другие средства. Прежде всего, это прически — ведь в XIII веке короткие стрижки отсутствовали. Волосы убирали под маленькую полотняную шапочку-подшлемник, которая плотно прилегала к голове, причем два ее отворота закрывали уши и завязывались тесемками под подбородком. В результате получалась заметных размеров мягкая прокладка, смягчавшая пришедшийся в голову удар. Иногда поверх подшлемника надевали маленькую, тесную стальную шапочку, а поверх всего этого накидывали кольчужный чепец. Бывало, что и на чепец еще надевали нечто вроде свертка из набивной материи наподобие головного убора зулусов; он должен был поддерживать шлем и сохранять нужное расстояние между ним и головой рыцаря. К концу XII века во Франции появился весьма популярный в Средние века тип шлема — «шапель де фер» («железная шляпа»); в Англии этот шлем назывался «шапе». По сути дела, это был все тот же неглубокий шлем-кастрюля, однако с приделанными к нему коническими полями; позднее такие поля появились на шлемах самых различных форм, включая полусферические и конические. Шлемы этого типа были как цельнокованые, так и клепанные, собранные из нескольких деталей. Они давали хороший обзор, и, несмотря на их несколько пониженные защитные свойства, некоторые рыцари предпочитали «шапель де фер» всем остальным шлемам. Иногда рыцари носили их поверх кольчужного капюшона. А для пехотинцев «шапель де фер» был основным средством защиты вплоть до середины XV века. Большой щит, имеющий форму английского воздушного змея, широко применялся на протяжении всей второй половины XII века, но лишь в Скандинавии он остался практически неизменным. Чем дальше к югу, тем больше изменений вносилось в его конструкцию, причем первым и наиболее заметным отличием стала спрямленная верхняя кромка. Анна Комнина, дочь императора Византии, в своих описаниях крестоносного воинства, шедшего через Константинополь на Иерусалим, сообщает, что щиты воинов были покрыты металлом и сильно блестели. К 1150 году некоторые рыцари стали использовать поверхность щита для нанесения геральдических изображений. Например, надгробная фигура Жоффруа IV, графа Анжуйского, прикрыта щитом от лодыжек до плеча; верхняя часть щита совершенно прямая, он имеет небольшой умбон, а вся его поверхность покрыта золотыми львами, предками львов британского герба{106}. Как уже говорилось, в поединках на мечах такой щит давал определенное преимущество своему хозяину перед воином с круглым щитом, поскольку его нижний заостренный конец предохранял левую ногу от секущих ударов, наносившихся под нижний край щита{107}. Такими щитами пехотинцы и спешившиеся рыцари могли выстроить «стену» и отразить любую кавалерийскую атаку, однако значительный вес превращал их в тяжкую ношу для воинов. Вот почему, как только у рыцарей появились защитные чулки, а затем и наколенники, надобность в таких щитах отпала сама собой. С первых лет XIII века щит всадника сильно сократился в размерах, которые составили теперь около 75 сантиметров от основания и до верхнего края{108}, а его очертания приобрели форму современного утюга. Посредством сложной системы удерживающих ремней щит можно было носить на руке и манипулировать им, отражая удары. Длинный ремень — гуж служил для того, чтобы вешать его за спину; раньше всего такие ремни появились на больших норманнских щитах. Как правило, щиты были деревянными, их обшивали кожей как снаружи, так и изнутри, а поверхность в обязательном порядке расписывали и даже покрывали позолотой. Иногда щит оклеивали пергаментом. Поверхность его могла быть как прямой, так и изогнутой — примерно так же выгибались наружу прямоугольные щиты римских легионеров. Щиты, имеющие изгиб, лучше защищали своих обладателей{109}, но управляться с ними было сложнее, чем с плоскими щитами, которые проще закреплялись на руке. Поскольку спереди щит теперь часто представлял собой сплошной рыцарский герб, от металлического умбона на нем отказались, ограничившись оковыванием по краям металлом. Круглые щиты к концу XII века стали совсем маленькими и плоскими, у них появился металлический умбон; такие щиты назывались «баклер»{110}; их применяли воины, сражавшиеся пешими на мечах. Еще одним элементом рыцарского снаряжения, имевшим, впрочем, не столько защитное, сколько декоративное значение, стали ближе к концу XIII века наплечные щитки — эспаулеры или элеты, имевшие форму квадратов, прямоугольников, ромбов или дисков; их крепили к плечам любым доступным образом. Никакой ценности как защитные приспособления они не имели, так как выделывались из непрочных материалов. Д. Николь подчеркивает, что материал, из которого изготавливались эспаулеры («вареная кожа», фанера или тонкий картон), не позволял их использовать для чего-то большего, кроме опознавания{111}. Эспаулеры практически всегда несли на себе герб, и это была, в общем-то, немаловажная функция. Ведь далеко не всегда на рыцаря можно было посмотреть со стороны его щита, а геральдические изображения на сюрко, как об этом уже говорилось, наносились не всеми. Это было, по мнению Э. Окшотта, не что иное, как «веселый пустячок», призванный «улучшить» внешний вид их владельца и показать окружающим, кто он такой{112}. Надо сказать, что среди рыцарей хватало людей, озабоченных своим внешним видом. В погоне за модой или ради щегольства они не останавливались ни перед чем, лишь бы «показать себя». Например, Пьер Гавестон, известный фаворит короля Эдуарда II, носил щитки, обшитые парчой и украшенные жемчугом!{113} Д. Николь приводит описание «идеального» рыцаря, сделанное в 1170 году Анаутом Гуилхемом де Маршаном: «Имей хорошего коня… чтобы он мог быстро бежать и нести тебя и твое оружие. Приготовь свои доспехи, копье, меч и хауберк, а также сюрко. Конь должен быть хорошо выезжен, а когда сделаешь это — положи на него доброе седло и узду и по-настоящему хорошие доспехи, чтобы ничего не было упущено. Попона коня должна иметь такую же эмблему, что и седло, и быть такого же цвета, что твой щит и вымпел (пен-нон) на конце копья. А еще тебе понадобится конь, чтобы везти твой двойной хауберк и твое оружие…»{114} Д. Николь подчеркивает, что именно знакомство европейских рыцарей с восточной культурой в ходе крестовых походов привело к тому богатству их одежд и оружия, которое уже в XIII веке повсеместно воспринималось как должное и воспевалось в стихах. Вот что говорится в поэме XIII века «Галеран»:Глава десятая. О рыцарях «переходного периода»
Знакомясь с рыцарским вооружением «эпохи кольчуги», мы дошли до середины XIII века. Прежде чем двигаться дальше, стоит сказать о том, что именно современные ученые изучают, чтобы добыть интересующие их сведения. Казалось бы, изучать Средневековье значительно проще, чем незапамятные времена Древнего мира. Однако это утверждение далеко не так справедливо. Дело в том, что в древних погребениях, как правило, находится много предметов, сопровождавших усопшего на «тот свет», а христианский обряд погребения таких «наборов» не предусматривает. В результате до нас дошло очень мало подлинных образцов — они просто не сохранились. И вот тут нам на помощь приходят эффигии…Эффигии как исторический источник
Эффигия (от лат. effigies) — это скульптурное надгробие, изображающее представителя знати лежащим, коленопреклоненным или стоящим и выполненное из камня, дерева или металла. Нередки парные эффигий — фигуры мужа и жены и даже одной жены сразу с двумя мужьями и наоборот! Ту же роль, что и эффигий, выполняли брэссы — плоские гравированные изображения, сделанные на медных либо бронзовых листах и наложенные на каменную надгробную плиту. Очень часто фигуры изображались со скрещенными руками или соединенными в молитве ладонями и с ногами, покоящимися на фигуре льва или собаки; одни фигуры лежат горизонтально, другие находятся в вертикальном положении. Ценность эффигий как исторического источника исключительно велика, так как это едва ли не единственные памятники средневековой рыцарской культуры, дошедшие до наших дней в хорошей сохранности. Эффигий и брэссы, наряду с изображениями на печатях и другими немногочисленными подлинными предметами рыцарского быта, помогают нам понять, как выглядели доспехи и оружие[4]. Ведь подлинники оружия и особенно доспехов XII—XIV веков сейчас можно пересчитать по пальцам. Сохранилось несколько «больших шлемов», одна-единственная кольчуга целиком, три меча типа фальшион (или фальчион) и так далее. Цельнокованых «белых доспехов», о которых мы подробно поговорим далее, сохранилось значительно больше, однако многие из них представляют собой новоделы, относящиеся к более позднему времени. Так что, если бы не существовало эффигий, о раннем рыцарском снаряжении мы знали бы главным образом по дошедшим до наших дней миниатюрам из рукописных манускриптов. Эффигий, однако, выгодно отличаются от рисованных изображений тем, что выполнены в полный рост и на них самым тщательным образом переданы все детали костюма и воинского снаряжения усопшего. Хотя многие из эффигий были повреждены, все же они сохранились лучше, чем украшающие городские площади статуи, поскольку находятся в помещениях; святость места охраняла их от людей, а кровля — от капризов погоды. И сегодня едва ли не в каждой английской и во многих западноевропейских церквях мы можем увидеть хотя бы одну-две эффигий; самые ценные из них огорожены, так как признаны памятниками национальной культуры. Общепринято, что наиболее раннее изображение такого рода хранится в Музее де Тесс французского города Леман. Это плита с могилы Жоффруа Плантагенета, которого мы видим в доспехах и со щитом в руках. Щит украшен золотыми львами — древнейшим из известных нам гербов. А в кафедральном соборе в Солсбери находится датируемая приблизительно 1230—1240 годами эффигия его внука Уильяма Лонгспи, умершего в 1226 году{116}. Изображения щитов этих двух рыцарей обычно приводят как пример первого реального подтверждения передачи в наследство гербового щита от одного владельца другому. Правда, по мнению английских историков, существуют и более ранние эффигии. К ним относятся изображение Роберта Беркли из собора в Бристоле, созданное в 1170 году; находящиеся в храмовой церкви в Лондоне изображения Жоффрея де Мандевиля, первого графа Эссекса (1185 год), и Уильяма Маршала, второго графа Пемброка (1231 год){117}, а также некоторые другие эффигии, в том числе и безымянные. Особенно много эффигии появилось в XIII—XIV веках, хотя создавались они и позднее. Все эти изображения представляют нам рыцарей в полном снаряжении, с мечами, кинжалами и щитами, причем у одних фигур, лежащих горизонтально, голова покоится на специальной подушке, а у других под головой или рядом с ней лежит боевой шлем. Сначала эффигии были распространены только в Англии, но очень скоро они появились во Франции, Германии и Испании, а затем в Швейцарии, Италии и Дании. Средневековые скульпторы скрупулезно передавали мельчайшие детали вооружения, включая пряжки на ремнях и кольца на кольчугах. Поэтому благодаря эффигиям мы можем точно определить, когда возникли и как долго существовали те или иные перекрестия и навершия у рукояток мечей, какие у рыцарей были шлемы и нашлемные украшения, какие щиты, латы и налатные одеяния они носили. Фигура уже упоминавшегося Жоффрея де Мандевиля имеет на голове типичный «шлем-кастрюлю» и странный «подбородник», похожий то ли на металлическую пластину, то ли на толстый кожаный ремень. Подобный шлем мы видим и на миниатюре конца XII или начала XIII века, изображающей убийство Томаса Беккета. Любопытны две фигуры с западного фронтона кафедрального собора в Уэльсе, датируемые 1230 годом{118}. Шлем левой фигуры снабжен единой для обоих глаз смотровой щелью и вертикальными прорезями для дыхания, по двенадцать с каждой стороны. Щит у нее практически треугольный, с умбоном; следовательно, умбоны на щитах в это время рыцарями использовались. И на эффигиях, и на брэссах обычно очень хорошо воспроизводится фактура кольчужного полотна, что в свое время способствовало рождению целого ряда остроумных гипотез относительно изготовления кольчуг. Однако сегодня считается, что реально существовал один вид плетеной кольчуги, а изображенные на скульптурах «полосы» демонстрируют варианты плетения — например, не стандартный вариант 1 к 4, а более плотный, 1 к 8. В отдельных случаях в кольчугу мог вплетаться кожаный ремень, который пропускали через ряды колец для большей жесткости и прочности кольчужного полотна. Во всяком случае, именно так считают английские историки, и, в частности, К. Блэр{119}. Изучая эффигии, можно заметить, что все они представляют образцы вооружения, выполненные в единичном экземпляре, то есть «поточного производства» доспехов не существовало, хотя, разумеется, кольчуги с капюшонами были очень похожи одна на другую. Однако различия имелись даже среди них. Например, на изображении конца XIII века из аббатства Доре в Герефордшире кольчужный капюшон явно надет поверх тарелкообразной шапки-мисюрки, предшественницы подшлемника-цервельера; видимо, так было задумано специально, чтобы вдобавок ко всему еще и надежнее зафиксировать на голове «большой шлем»{120}. Однако даже и среди непохожих друг на друга доспехов встречаются поистине оригинальные, такие, которые особенно резко выделяются из общего ряда, — свидетельства того, что человеческая фантазия и в прошлом не знала пределов. Так, на надгробной плите ломбардского рыцаря Бернардино Баранзони (ок. 1345—1350 годы), хранящейся в музее Лапидарио Экстенза в итальянской Модене{121}, бацинет, надетый поверх кольчужного капюшона с оплечьем, зачем-то снабжен еще и дополнительной короткой кольчужной бармицей. Кольчуга рыцаря имеет широкие рукава до локтей, однако из-под них видны другие рукава, уже узкие, снабженные выпуклыми налокотниками! Интересно, что широкие рукава кольчуг характерны в основном для Италии, тогда как в Англии они обычно узкие. А вот во Франции, где после Великой французской революции вообще-то уцелело очень мало таких изображений, есть эффигия Ульриха де Хусса (ок. 1345—1350 годы, музей Антерлинден, Колмар){122}, у которой рукава кольчуги очень широки; из-под них видны защитные пластины, состоящие из двух деталей, соединенных между собой ремнями с пряжками. Следует отметить, что итальянские эффигии от английских отличает и наличие у многих из них наплечников и наголенников изготовленных из тисненой кожи и закрепленных поверх кольчужной брони{123}. Видимо, это связано с какими-то особыми эстетическими предпочтениями итальянского нобилитета.Начало «переходного периода»
По мнению К. Блэра, самое раннее указание на применение пластинчатой брони находится в отчете Гиральдуса Камбрензиса о набеге датчан на Дублин 16 мая 1171 года. Согласно этому описанию датчане были одеты либо в длинные кольчуги, либо в одежду из металлических пластин. Другое упоминание содержится в сообщении Гийома ле Брето-на о поединке между Ричардом, графом Пуату, и Уильямом де Барром, которые имели под кольчугой и акетоном доспехи из металлических пластин. Бретон умер около 1225 года; следовательно, такая броня в первой четверти XIII века уже существовала. Правда, не известно, насколько часто ее применяли. Отсутствие иных упоминаний о ней свидетельствует о том, что такая защита была редкостью и широкого распространения еще не имела. Тем не менее сомнению не подлежит, что доспехи из цельнокованых металлических пластин уже начинают распространяться. В первую очередь оружейники постарались защитить рыцарю колени, которые в дополнение к шоссам из кольчуги сначала стали прикрываться стегаными наколенниками, а затем добавились еще выпуклые металлические пластины в форме коленной чашечки. Клод Блэр пишет, что ему не удалось найти упоминаний об использовании пластинчатых наколенников и набедренников в документах раньше конца XIII века, то есть применять их начали приблизительно с 1300 года. Позже эти элементы защитного вооружения упоминаются все чаще. Что же касается доспехов типа кирасы, то тут нам на помощь приходит безымянная эффигия из Пешеворского аббатства в Вустершире (1270-1280 годы){124}; на ней в боковой прорези сюрко отчетливо просматривается скрепленная ремешками кираса. Значит, в это время такие кирасы уже носили; непонятно лишь, из какого материала их делали, — в равной степени это могли быть и кожа и металл. В кирасе изображен и Гилберт Маршал, четвертый граф Пемброк, умерший в 1241 году, то есть очевидно, что в Англии кирасы у рыцарей появились уже в середине XIII века. А надевали их поверх кольчуги, но под сюрко, поэтому на миниатюрах их обычно не видно! Кстати, на коленях у четвертого графа Пемброка отчетливо видны наколенники. Они есть и у нескольких других скульптур, относящихся к этому времени. О мастерстве оружейников свидетельствует эффигия дона Бернальдо Гулля де Экстенза (умер в 1237 году){125}, рыцаря испанского короля Жуана I Арагонского; кольчужные рукава на этой эффигии переходят в кольчужные перчатки, а на ногах надеты латные пластины с наколенниками. Так что можно говорить о том, что между цельноковаными доспехами и «эпохой кольчуги» был «переходный период», когда металлические пластины носили вместе с кольчужными доспехами. Причем где-то процесс замены старых доспехов новыми шел быстрее, а где-то медленнее, и эффигии это наглядно подтверждают. Например, датские рыцари, судя по эффигии в соборе города Упсала умершего в 1327 году Биргера Персона{126}, даже спустя сто лет после появления на доспехах металлических пластин все еще довольствовались старомодной кольчугой и простыми шоссами без каких-либо пластинчатых дополнений.Доспехи и цепи
В конце XIII века у рыцарей вошли в моду цепи, прикреплявшиеся к рукояткам мечей и кинжалов. Другой конец цепи крепился у рыцаря на груди, но как именно это делалось, из рисунков в манускриптах не ясно. Зато на брэссе сэра Рожера де Трампингтона из Трампингтонской церкви в Кембриджшире (ок. 1326 года){127} хорошо видно, что цепь от шлема прикреплена к веревочному поясу. На скульптуре с надгробия Джона де Нортвуда (ок. 1330 года) из Минстерского аббатства на острове Шеппи (графство Кент) цепочка от шлема идет к выступающему из розетки крючку на груди. На других, более поздних, эффигиях эти розетки парные, а цепочки пропущены через прорези на сюрко и уже под ним каким-то образом закреплены либо на кольчуге, либо на кирасе. В XIII—XIV веках цепи можно увидеть едва ли не на каждой статуе, особенно в Германии, где они обрели особенную популярность. Зачастую их целых четыре, хотя зачем нужно было столько, не совсем ясно{128}. Трудно представить, как человек сражался, держа в руке меч с четырехфутовой цепью (причемнередко золотой!), прикрепленной к рукояти; она наверняка мешала, поскольку могла обмотаться вокруг руки, в которой рыцарь держал оружие, зацепиться за голову лошади или за оружие противника. Если же рыцарь выпускал во время схватки меч из рук, цепь непременно должна была запутаться в стременах и подтянуть меч к руке было проблематично… Тем не менее рыцари игнорировали это неудобство. Возможно, замечает Э. Окшотт, они, в отличие от нас, знали, как нужно действовать, чтобы цепи им не мешали{129}. А вот на мемориальной пластине рыцаря Уильяма Фицральфа, умершего в 1323 году{130}, цепи отсутствуют; зато поверх кольчуги на руках и ногах в его доспехах есть металлические щитки, от которых недалеко и до полного латного облачения! Эффигии подтверждают то, что одежда рыцарей имела геральдический характер; на многих из них мы видим изображения гербов и на щитах, и на шлемах, и на сюрко. Например, в геральдическом жупоне (так именовался укороченный сюрко) изображен рыцарь Питер де Грандиссон (умер в 1358 году){131}, раскрашенная эффигия которого с так называемым «почечным» кинжалом на поясе находится в Герефордском соборе. А раскрашенная эффигия сэра Роберта дю Бойса (умер в 1340 году, похоронен в городской церкви в Ферсфильде, Норфолк) отличается от других тем, что и шлем, и сюрко с красным крестом на груди, и даже перчатки белого цвета у нее покрывает геральдический горностаевый мех{132}. Сразу же возникает вопрос, как это выглядело в реальности? Демонстрируют эффигии и такой элемент рыцарского вооружения, как эспаулеры. Чаще всего в качестве иллюстрации их применения приводится фигура Вильяма де Сетванса (Чатем, Кент, ок. 1322 года){133}. Однако на ней не видно, что же все-таки изображено на эспаулерах. В этом плане куда интереснее эффигия Ламберта де Эби (ок. 1312 года); здесь на эспаулерах хорошо заметен герб рыцаря, повторенный также и на щите. Ходить в доспехах долгое время считалось неприличным, и это тоже нашло отражение во многих эффигиях; причем очень часто на доспехи не накинута котта-безрукавка, а надета самая настоящая одежда, из-под которой самих доспехов практически не видно. Пример — эффигия Йоханна Каммерера, умершего в 1415 году. Именно эффигии позволяют нам понять, что рыцари имели в обычае носить на голове не один шлем, а сразу два, которые надевались один на другой. Бацинет имел соответствующий вырез для лица, а надевавшийся на него «большой шлем» с прорезями для глаз и вентиляционными отверстиями закрывал лицо целиком; поразить защищенного таким образом рыцаря ударом в голову было совсем нелегко! Впрочем, бывало и так, что рыцари носили бацинет постоянно, а перед схваткой снимали и водружали на голову «большой шлем» с гербовой фигурой самого диковинного вида, поскольку нашлемные фигуры отвечали самым невероятным причудам и вкусам. На иных шлемах, как, например, на шлеме немецкого герцога Альбрехта II (умер в 1350 году), красовались разноцветные рога впечатляющих размеров, дополнявшиеся короной! Крепились они не к самому шлему, а на что-то вроде покрышки, надевавшейся на него сверху. При этом они были сделаны из чего-то совсем легкого, вроде папье-маше или тонкой выделанной кожи, но имели прочный каркас и при скачке не отваливались. Кстати, короны вошли в моду с распространением после 1300 года бацинетов особой формы — с заостренной верхушкой. Короны указывали на ранг рыцаря, дополняя геральдические изображения на сюрко, щите и конской попоне. До нашего времени таких корон дошло немного; одна из них, случайно найденная в польском Сандомире, ныне хранится в соборе Св. Станислава в Кракове. Каждый из четырех зубцов этой короны декорирован 65 полудрагоценными камнями. Впрочем, сандомирская корона не идет ни в какое сравнение в этом смысле с бацинетной короной короля Кастилии, сделанной из золота и украшенной драгоценными камнями. По сообщению хроники 1385 года, она имела стоимость, равную 20000 франков{134}, а это по тем временам невероятно большие деньги.Конец «переходного периода»
Эффигии свидетельствуют, что «переходный период» от кольчуги к броне завершился к 1400 году; именно в это время появились первые цельнокованые доспехи с кирасой из двух половинок и «юбкой-колоколом» из металлических полос. Правда, от более поздних классических «белых доспехов» эти латы отличались наличием устаревшего кольчужного капюшона с оплечьем, закрывающим рыцарю плечи, немного грудь и часть спины. Что находилось под оплечьем, не известно, однако причины, по которым от него впоследствии отказались, понятны. Кольчужные кольца представляли настоящую «ловушку» для наконечника копья, а нужно было сделать так, чтобы он проскальзывал по доспехам. Интересно, что забрала на бацинетах появились даже раньше, чем сами цельнокованые доспехи, а стоячие металлические воротники-подбородники, защищавшие шею от удара копья, рыцари стали носить в середине XIV века. По мемориальной доске, посвященной сэру Хью Гастингсу, в церкви Св. Марии в Элсинге (Норфолк){135}, мы можем судить, что такой подбородник-бувигер и бацинет с забралом на двух боковых петлях, откидывающимся вверх, этот рыцарь носил в 1367 году. При этом бувигер закреплялся у него поверх оплечья из кольчуги! Д.Эдж и Д. Паддок сообщают, что дон Альваро де Кабрера-младший, похороненный в каталонской церкви Сайта-Мария де Беллпуиг де Лас Авелланас в Лериде, умер в 1299 году. Следовательно, этим годом (или близким к нему) датируются его эффигия с поножами из металла, доходящими до самых лодыжек, цельнокованым воротником, латными перчатками с раструбами до локтей и местным вариантом сюрко с подбоем из пластин, выдающих себя фигурными головками в виде небольших розеток{136}. Похожий воротник имеет и более поздняя фигура Бернардо де Майнориса (ок. 1330 года) из другой каталонской церкви, Санта Мария де ла Сео{137}. Это вполне может свидетельствовать о достаточно широком распространении таких доспехов — именно в Испании и именно в это время. Другим значительным нововведением «переходного периода» стал выступающий вперед конус на забрале бацинета, с проделанными на нем отверстиями для притока воздуха. Дышать в таком шлеме стало значительно легче, вот только из-за своего вида этот тип шлема получил характерное прозвище «бундхугель» — «собачий шлем». Одна из наиболее необычных эффигий находится опять-таки в Англии — в церкви в Кенгсингтоне. Скульптор запечатлел неизвестного рыцаря, чьи кольчужные доспехи покрыты монашеским одеянием{138}. Ответа на вопрос, ходил он в таком виде постоянно или стал монахом незадолго до смерти, мы, вероятно, не получим уже никогда. Прогресс в области совершенствования вооружений двигался настолько быстро, что уже в первой четверти XV века на групповой эффигии леди Маргариты Голландской и ее двух мужей — Томаса, герцога Кларенса (умер в 1421 году), и сэра Джона Бофора, эрла Сомерсета (умер в 1410 году){139}, из кафедрального собора в Кентербери на бацинетах рыцарей мы видим уже не кольчужное, а латное «ожерелье». Стальной «воротник» закрывает всю шею и имеет характерное V-образное ребро жесткости посередине. Поверх своих уже явно «белых доспехов» обе фигуры одеты в плащ-табар, открывающий руки, но по-прежнему закрывающий доспехи до самых бедер. Отношение к «голым доспехам» уже начало меняться, о чем свидетельствуют эффигии, где поверх рыцарских доспехов нет и клочка ткани. Впрочем, тот же самый табар с геральдическими изображениями, надетый поверх лат, мы видим на брэссе Ральфа Верни, умершего в 1547 году, то есть через сто с лишним лет. Новшества в элементах доспехов очень часто соседствовали с откровенно устаревшими деталями. Например, эффигия сэра Томаса де Фревиля (ок. 1400 года, Литл-Шелфорд) имеет уже практически полные «белые доспехи», с глубокой «юбкой» и овальными бесагю — щитками для защиты подмышек от колющих ударов копьем и мечом, но все это сочетается с устаревшим кольчужным оплечьем. Несомненным новшеством в этом снаряжении были бесагю. Кстати, известны бесагю оригинальнейшей формы в виде двух соединенных между собой прямоугольных пластин, с ребром жесткости посредине и с закругленными вверху краями. Их мы можем наблюдать на эффигии сэра Реджинальда Кобхэма, эрла Варвика (умер в 1446 году), в Лингфильдской церкви в графстве Варвик{140}. Латунное скульптурное изображение Ричарда Бошана, еще одного эрла Варвика, выполненное около 1450 года, показывает его уже в полных «белых доспехах», причем миланского образца. Интересно, что подголовником эрлу служит турнирный шлем типа «жабья голова», который украшают корона и голова лебедя{141}. Эффигия же сэра Уильяма Уодгэма (умер в 1451 году) демонстрирует нам доспехи фламандской работы. Левый наплечник значительно больше правого и заходит на кирасу, и это говорит о том, что от щитов к этому времени рыцари уже отказались. Любопытно, что если мечи у рыцарей на эффигиях и брэссе, обычно висят на портупее, лежащей на латной «юбке» наискось, то кинжал изображен на них так, как если бы ножны были к ней просто приклепаны, чтобы не потерять его ни при каких обстоятельствах. Вначале, когда пояс, к которому крепились ножны меча, носили на бедрах, на нем находилось место и для кинжала. Во всяком случае, у эффигии Джона де Лайонса, датируемой 1350 годом, шнурок, на котором кинжал подвешен к поясу, спущенному на самые бедра, просматривается очень хорошо. Но потом от пояса отказались в пользу портупеи, а кинжал остался на старом месте, вот только прикреплять его стали иначе — и, по-видимому, прямо к латной «юбке». Никаких иных возможностей не просматривается ни на одной из фигур! Рассказ об эффигиях будет неполным, если не сказать о самой известной эффигии Англии, ничего особенного британским историкам не открывшей, но зато идеально сохранившейся. Речь идет о скульптуре старшего сына короля Эдуарда III — принца Уэльского Эдуарда, по прозвищу Черный Принц, умершего в 1376 году и погребенного в Кентерберийском кафедральном соборе{142}. На его саркофаге изображен черный щит с тремя белыми страусовыми перьями. Это так называемый «щит мира», предназначенный для турниров, и именно ему, а не черному цвету доспехов, скорее всего, принц, носивший геральдический жупон, украшенный леопардами Британии и лилиями Франции, был обязан возникновению своего прозвища. Представить рыцарское вооружение Западной Европы эпохи перехода от кольчужных доспехов к цельнометаллическим без обращения к столь важному историческому источнику, как эффигии, невозможно. Хронология эффигии — это, в сущности, наиболее полная хронология рыцарского вооружения, начавшаяся в «эпоху кольчуги» и закончившаяся полным доминированием «белых доспехов»!Глава одиннадцатая. Рыцари из «Шахнаме»
Мы уже говорили о том, что рыцари, вернувшиеся в Европу после своего изгнания из Сирии и Палестины, принесли с собой моду на чисто восточное богатство одежды и вооружения. Уже в начале XIII века дорогая отделка рыцарского снаряжения стала восприниматься европейцами как собственная традиция. И в этом, и во многом другом, касавшемся вооружения, Европа следовала за Востоком, где защитные доспехи «рыцарского типа» начали применять намного раньше, чем на Западе, — уже в 620 году тяжеловооруженные восточные всадники с головы до ног были покрыты кольчужными доспехами{143}. Из этого, однако, не следует делать заключение, что развитие воинского снаряжения в Европе шло по тому же пути, что на Востоке. Конечно, было много общего, но в то же время восточный вариант «эпохи кольчуги», равно как и период распространения кольчужно-пластинчатой брони, имел свои существенные отличия от западного.О рыцарях из Пенджикента и Тебриза
В среднеазиатском Пенджикенте можно видеть фрески, на которых доспехи воинов ничем не отличаются от кольчуг, что появились в Западной Европе четыре века спустя! В то же время Д. Николь считает, что согдийцам, жителям междуречья Амударьи и Сырдарьи, в X веке было известно несколько видов пластинчатых панцирей, один из которых, по-видимому, из-за ширины составляющих его пластин назывался «В ладонь шириной»{144}. Тяжеловооруженные всадники в доспехах из металлических пластин отмечаются в IX—XI веках и в государствах Арабского халифата. Поэты описывали это войско как «состоявшее из множества зеркал», а арабские историки добавляли, что оно смотрелось «подобно византийскому». То есть и сами всадники, и их кони были облачены в доспехи из хорошо отполированных металлических пластин, которые ярко сверкали в солнечных лучах{145}. Таким образом, Ближний и Средний Восток в период с VII по XI век могли похвастаться наличием сразу двух комплектов защитного вооружения — кольчужного и пластинчатого, использовавшихся одновременно, что, к сожалению, плохо подтверждается иллюстративным материалом. В том, что сохранилось его так мало, виноваты вторжения сначала турецких, а затем и монгольских завоевателей{146}. Известно изображение всадника в чешуйчатых доспехах, сохранившееся на фрагменте деревянного щита из крепости Муг вблизи Самарканда, но оно относится к XIII веку. На всаднике доспехи в виде длиннополого кафтана с плотно прилегающими наплечниками и заключенными в наручи предплечьями, оставляющими открытыми обе кисти{147}. К другим источникам из числа заслуживающих внимания историк Р.Робинсон относит «Историю мира» Рашида ад-Дина, написанную и проиллюстрированную в Тебризе в 1306—1312 годах. На воинах, изображенных на ее миниатюрах, надеты длинные чешуйчатые доспехи с разноцветным узором, который образован чередованием орнаментированных пластин и лакированных кожаных чешуек. Шлемы у них круглой формы с выступающим центральным декоративным острием, причем надбровная их часть нередко дополнительно усилена металлической пластиной. Кожаный, кольчужный или стеганый назатыльник ниспадает на кольчужную рубаху, причем в Центральной и Южной Персии, по мнению Робинсона, чисто кольчужные доспехи преобладали. Персидские воины носили даже кольчужные плащи зарих-бекташ и одновременно с ними надевали еще и панцири из покрытых бархатом железных пластинок — по сути дела, аналогичные европейской бригандине{148}. Лошадей они защищали попонами из простеганного хлопка{149}. На миниатюрах XIV века обычно изображены воины, одетые в чешуйчатые доспехи, а к их простейшим по форме шлемам прикреплены кольчужные бармицы. Сами шлемы невысоки, закругленной и конической формы. Иногда изображаются науши. У большинства шлемов в выступающей части имеются шипы или трубки, хотя плюмажи еще отсутствуют. В конце XIV — начале XV века защитные приспособления для рук на Востоке приобретают вид трубчатых наручей, состоящих из двух соединяющихся пластин, в виде конуса сходящихся к кисти. Ноги — самую уязвимую часть тела всадника — защищали отдельными щитками и наколенниками, которые приплетались к кольчуге или же вделывались в саму тканую основу, закрывавшую бедро. Обували ноги в сапоги, при этом голень и икры закрывали трубчатой формы поножами из двух пластин, соединенных при помощи петель, что можно увидеть на целом ряде миниатюр первой трети XV века{150}.Рустам — иранский рыцарь
Английские историки Р.Робинсон, Й.Хит и Д. Николь часто обращаются к эпической поэме Фирдоуси «Шах-наме», которая написана в конце X — начале XI века[5]. Последуем за ними и мы.Очевидно, что кольчуга использовалась и самим Рустамом, и точно так же она служила броней для его коня. В поэме об этом сказано так:Перевод В. Державина
В «Шахнаме» неоднократно подчеркивается (что лишний раз говорит о том, что писал ее человек, хорошо знакомый с военным делом): шлем на голову воины надевают перед тем, как облачиться в кольчугу. Это значит, что шлемы иранских воинов имели коническую форму. Именно шлемы такой формы надевали прежде кольчуг, поскольку, имея на голове конический шлем, надевать кольчугу легче — она скользит по гладкой поверхности.Перевод С. Липкина
Один из главных героев поэмы, богатырь Рустам, носит поверх кольчуги шкуру тигра; это хотя и странно, но все-таки вполне возможно для легендарного богатыря. Как бы то ни было, этот штрих подтверждает, что на Востоке было в обычае носить поверх доспехов богатые одеяния.Перевод В. Державина
Р. Робинсон ссылается и на рукопись 1340 года, разъятую на части и разбросанную по многим европейским и американским коллекциям, на миниатюрах из которой хорошо видны шлемы с бармицами, полностью закрывающими лица воинов; остаются лишь маленькие отверстия для глаз. Подобные шлемы можно обнаружить и среди множества образцов, характерных для Восточной Европы, и среди шлемов из погребений VII века в Швеции, относящихся к вендельскому периоду, который знаменует собой окончание железного века у германских народов. В Гулистане (Узбекситан) хранится рукопись «Шахнаме», миниатюры в которой выполнены неизвестным художником гератской школы в 1429 году. На одной из них с передачей мельчайших деталей изображены воины, носящие поверх кольчуг чешуйчатые оплечья, а некоторые — еще и набедренники с наколенниками. На миниатюрах из относящейся примерно к 1440 году рукописи «Шахнаме», которая хранится в британском Королевском Азиатском обществе, видны бармицы, закрывающие нижнюю половину лица. Часть воинов защищена чешуйчатыми бармицами с кольчужной пелериной, прикрывающей плечи. Одни воины облачены в чешуйчатые доспехи — похожие, замечает Р. Робинсон, встречались еще у римлян и парфян{151}, — другие поверх пластинок одеты в длинную одежду из ткани.Перевод С. Липкина
Восточные воины в XIV-XV веках
Иен Хит, рассматривая вооружение восточных воинов с 1300 по 1500 год, отмечает большую роль в развитии оружейного дела в Персии Газан-хана (правил в 1295—1304 годах), который сумел повсеместно организовать производство доспехов и оружия. Проживавшие в городах оружейники получали государственное жалованье и должны были ежегодно поставлять в шахскую казну свои изделия, что давало от 2000 до 10000 комплектов вооружения в год. Доминирующим типом доспехов всадника в это время был хуяг — ламеллярный или ламинарный «корсет» с длиннополым кафтаном. Пластинки хуяга могли быть из железа или бронзы, их нередко раскрашивали или покрывали эмалью. Одинаково широко использовались как доспехи монгольского типа, так и доспехи местных, иранских форм; щиты были небольшие, покрытые кожей (позднее их стали делать из металла) с четырьмя умбонами на лицевой поверхности; такие щиты появились в Персии в конце XIII века и сохранялись вплоть до конца XIX.{152} На миниатюрах начала XV века примерно половина персидских всадников изображена на лошадях, которые защищены доспехами{153}. Что касается пластинчатых панцирей, то древнейшей формой нагрудных и наспинных доспехов, Р. Робинсон называет зерцало — простой металлический диск, закрепленный с помощью перекрещивающихся кожаных ремней. На Востоке, в частности в Индии, такие диски носили поверх стеганых доспехов, подбитых металлическими пластинками{154}. На миниатюрах из уже упоминавшейся гулистанской рукописи «Шахнаме» воины носят такие диски только на груди. Другие доспехи из пластин, но уже не дисковой, а прямоугольной формы, носимые спереди и сзади, — это чарайна («четыре зеркала»), представлявшая собой, в сущности, кирасу из четырех скрепленных между собой пластин; чарайна была весьма популярна на Востоке в течение всего XVI века и даже в более позднее время. Чаще всего ремешки чарайны завязывались на спине или по бокам, но иногда нагрудная пластина делилась посередине надвое и скреплялась при помощи особой петли, что позволяло надевать ее подобно куртке или жакету. В качестве защиты для ног нередко использовались кольчужные штаны, в которых кольчуга была нашита на ткань и усиливалась стальными пластинками, вставленными между рядами колец. Колени на них прикрывались чашеообразными щитками и шипами, украшенными гравировкой, — то есть здесь налицо комбинированная, а не чисто кольчужная броня, изготовленная по индийским образцам{155}. До нас дошли изображения сарацинских воинов XII века, которые, сражаясь с крестоносцами, были облачены в пластинчатые рубахи с длинными рукавами, что лишний раз подтверждает: традиция использования восточными народами как кольчужных, так и пластинчатых доспехов началась достаточно давно и не прерывалась в течение многих столетий.Сходство и различия
В одной из своих работ Д. Николь приводит интереснейший факт: на керамическом блюде конца XII — начала XIII века из Рагги (Сирия) изображен восточный всадник с европейским рыцарским щитом в форме «утюга», украшенным зубчатым орнаментом{156}. Возможно, щит — это трофей или покупка, однако и то, и другое предположение позволяют сделать вывод, что мусульманские воины, случалось, использовали вооружение европейского типа. Определенное сходство вооружения рыцарей Запада и Ближнего Востока порождало схожий боевой опыт, близость военной тактики, одинаковые приемы обучения молодых воинов. Арабы, в частности кавалерия Фатимидов, так же, как и рыцари-европейцы, предпочитали сражаться копьем и мечом. Между тем турки-сельджуки, пришельцы из глубин Азии, предпочитали всем видам оружия лук и стрелы, причем стреляли с коня{157}. Этот способ ведения войны вошел в практику рыцарей-мусульман; с течением времени его довели до совершенства и даже описали в различных трактатах и наставлениях, изучение которых входило в обязанность воинов. Д. Николь пишет, что в соответствии с требованиями воинской тактики опытный стрелок-мусульманин должен был попадать с расстояния 75 метров в мишень диаметром 1 метр. При этом первые пять стрел следовало держать в левой руке вместе с луком и успеть выпустить их за две с половиной секунды и тут же выхватить из колчана следующие пять стрел. Поводья во время стрельбы отпускались, и, чтобы не потерять их, к ним привязывался ремешок, петля на другом конце которого надевалась воином на большой палец правой руки. Таким образом, он мог свободно стрелять и при необходимости моментально взять в руки поводья! В традиции Ближнего Востока была стрельба залпами из положения, при котором лошади стрелков стояли неподвижно. То есть конные лучники сначала обстреливали неприятеля и только затем его атаковали. При организованном отступлении они время от времени останавливались и стреляли по преследователям. В трудах аль-Тарсуси, известного автора XII века, писавшего свои трактаты для самого Саладина, даются в отношении действий против крестоносцев следующие рекомендации конным лучникам: «Когда ты стреляешь в вооруженного всадника, который имеет доспех или же находится слишком далеко от тебя, стреляй в коня, чтобы его спешить. Когда ты стреляешь по всаднику, который стоит неподвижно, то целься на уровень седельной луки. Если твоя стрела полетит вверх, то ты ранишь всадника, а если вниз — коня! Если всадник стоит к тебе спиной, то целься ему между лопаток. Если он приближается к тебе с мечом, то и тогда стреляй, но будь внимателен, чтобы он не успел поразить тебя, если ты промахнешься. Никогда не стреляй безрассудно!»{158} Далее в наставлении указывалось, что «в момент стрельбы по противнику меч стрелка должен быть обнажен и висеть у него на запястье правой руки, а копье быть под левым бедром и направлено вперед». При отсутствии меча копье должно было находиться у него справа, чтобы он мог сразу же его схватить и ударить приближающегося врага{159}. У каждого приема стрельбы и даже у отдельных их элементов имелись собственные названия, им соответствовали определенные команды. Последнее было очень важно и для самих лучников и для их командиров, которые могли быть уверены, что в бою воины будут действовать слаженно, как одно целое! Обычно стрельба велась тремя способами. При первом натяжение тетивы и прицеливание происходили одновременно; при втором — натяжение производилось медленно, потом следовала пауза и выстрел. Третий способ состоял в частичном натяжении лука, прицеливании, после чего лук «дотягивался» и пускалась стрела. При «мягком» средиземноморском (или, как его еще называли, «франкском») способе стрельбы тетиву натягивали тремя пальцами: указательным, средним и безымянным, причем древко стрелы зажималось между указательным и средним пальцами. При персидском способе пальцы использовались в других комбинациях, а при турецком (или монгольском) способе тетива натягивалась одним большим пальцем, на который было надето особое кольцо. Сила натяжения восточных луков составляла от 60 до 75 килограммов. Поражающие возможности стрелы зависели от формы ее наконечника, которых существовало несколько видов. Так, для стрельбы по воинам, одетым в доспехи, рекомендовались стрелы с закаленными наконечниками в виде «рыбьего хвоста». Наконечники типа «лопатка», «шпинат», «ивовый лист» или «гусиная лапа» применялись против стеганой мягкой брони, а широколезвийные (или же в виде полумесяца) — против незащищенного противника и не прикрытых доспехами неприятельских коней. Дальность полета стрелы зависела от вида наконечника и типа тетивы. Каждому воину полагалось иметь две тетивы: для стрельбы на разные расстояния. Кольца для каждой тетивы были свои. Надо упомянуть и об арбалетах. Сила натяжения арбалета при наличии у всадника стремени в период Третьего крестового похода достигала 150 и более килограммов{160}, то есть была вдвое больше, чем у самых сильных восточных луков. Исламский вариант арбалета — маджра, известный на Востоке уже с IX века{161} (о нем упоминается и в «Шахнаме»), применялся и на войне, и на охоте. Позже западные мастера превзошли восточных, убойная сила европейских арбалетов оказалась значительно выше, и это во многом предопределило победу христиан в битве при Арсуфе в 1191 году. Впрочем, что именно применять в сражении — луки или арбалеты, — в значительной степени зависело от тактики ведения боя. Помимо стрельбы из лука и арбалета, восточные всадники весьма разнообразно использовали копье: атаковали с копьем наперевес (прием, характерный и для европейской конницы), наносили удары копьем двумя руками. Такой удар разрывал даже двухслойный кольчужный панцирь, да так, что наконечник копья выходил из спины противника{162}. Иногда специальный дротик — хазбан — носили в налучье, специальном чехле для лука. При необходимости его можно было быстро извлечь и метнуть во врага. Атакуя врага, восточные всадники сначала стреляли из лука, затем действовали копьем и только после этого пускали в ход орудие самого ближнего боя — меч, булаву и топор; примерно тот же арсенал был у всадников на Западе{163}, исключая, пожалуй, лук, который европейцы применяли нечасто. В восточных наставлениях по технике ведения боя мечом были свои особенности. Так, например, арабским всадникам рекомендовалось в первую очередь ударить мечом по мечу противника так, чтобы отрубить ему указательный палец, который находился на перекрестии. А затем уж, когда враг ронял меч, нужно было одним ударом лишить его головы. Среди приемов владения мечом у арабов на первом месте была именно рубка, а не укол! Арабский писатель и полководец XII века, участник сражений с крестоносцами Усама ибн Мункыз, пишет в автобиографической хронике «Книга назиданий»: «Я схватился с ассасином… Он держал кинжал у предплечья, и я ударил его так, что перерубил ему и клинок и предплечье, отчего на лезвии моего меча оказалась небольшая зарубка. Кузнец в моем городе сказал, что он может ее удалить, но я сказал, чтобы он оставил все как есть, так как это самое наилучшее клеймо для моего меча. И отметка эта сохранилась по сей день»{164}. Д. Николь отмечает, что арабские, персидские, турецкие и индийские кузнецы производили высококачественные мечи, причем более легкие, нежели европейские. Так, например, тонкий клинок меча галайя имел около 5 сантиметров в ширину и от 90 до 115 сантиметров в длину, а более широкий салмани — соответственно 7—8 и 90 сантиметров[6]. Дошедшая до нас сабля IX — XI веков из Нишапура имеет ширину 3,5 сантиметра и длину клинка — 71,5 сантиметра. По мнению Д. Николя, более поздние восточные клинки имели похожие параметры, — правда, кривизна их со временем стала увеличиваться{165}. Весьма популярны были на Востоке топоры и булавы. Длина рукояти топора (для боя в пеших порядках) иной раз могла достигать 150 сантиметров. Длина булавы обычно не превышала 100 сантиметров, но встречались, если верить источникам, и «двуручные» образцы значительно больших размеров. Впрочем, в отношении величины этого страшного оружия могли быть и чисто поэтические преувеличения — вот какое описание мусульманского рыцаря середины XIII века из турецкой эпической поэмы приводит Д. Николь:Практически аналогичное описание встречается и в сочинении французского поэта Бенуа де Сент-Мора «Роман о Трое» (между 1155 и 1160 годом):Перевод С. Липкина
Последние комментарии
21 часов 53 минут назад
1 день 10 минут назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 23 часов назад