Белая западинка. Судьба степного орла [Гавриил Семёнович Колесников] (fb2) читать постранично, страница - 4

всего нужно забросить в тайгу, чтобы геолог мог начать свою многотрудную работу.

В намеченное для разведки место снаряжение завозится зимой, по хорошим зимним дорогам. По этим же дорогам вместе с гружёными машинами едут плотники. Они разбивают в тайге палатку, ставят в ней железную печку, обкладывают своё жильё снаружи пластами снега и приступают к делу: валят лес, рубят таёжные избы, склады для продовольствия и снаряжения, которое непрерывно доставляется по зимним дорогам…

Срубить в тайге избу — это целое искусство. Заледенелые лиственницы становятся твёрдыми, как стекло. Топор скользит по их холодным стволам и тупится. Все работы идут на «свежем» воздухе, а воздух в колымской тайге зимой очень свеж: минус 45 градусов — это обычная температура. Тяжело работать плотникам. Труд их — настоящий подвиг. Но все равно к весне база будет готова. Плотники возвратятся с порожними машинами домой, в обжитые посёлки, а геологи с вьючными лошадьми на поводке и рюкзаками за спиной отправятся в тайгу, к этой базе, на полевые разведочные работы. Они останутся в тайге до зимы, а может быть, и зазимуют там, будут бить борозды и шурфы, брать и мыть пробы, собирать коллекции образцов—будут работать до тех пор, пока не определят промышленную ценность этого кусочка земли. И если он окажется ценным и полезным людям, тогда к нему протянется ниточка дороги, вдоль которой побегут столбы с подвешенными на них проводами — протянется ниточка, которая свяжет этот маленький и никому не ведомый кусочек тайги со всей большой советской землёй…

Мы шли пока без дороги. Шли по таким местам, где ещё никогда не ходили люди. Цель нашего путешествия отстояла от посёлка Грибного на расстоянии 276 километров. На карте горного управления посреди зелёных пятен вековечной тайги алел маленький флажок. В действительности в этом месте стояли срубленные зимой таёжные избы: в одной из них был склад с продовольствием и снаряжением. Это было массивное, наполовину врытое в землю сооружение из брёвен; из брёвен же была прирублена кровля. Сколько же пришлось взорвать мёрзлой земли, чтобы углубить в землю три двадцатипятисантиметровых венца! Другая изба предназначалась под жильё для разведочной партии и отличалась от первой двумя маленькими подслеповатыми оконцами. Третью плотники срубили для лошадей…

Попов уверенно шагал впереди. Он возил на базу все снаряжение, он наблюдал за её строительством, и он твёрдо знал путь. По установившейся традиции я замыкал шествие. Между мной и Поповым недлинной цепочкой тянулись рабочие разведочной партии — двенадцать человек. Все это были люди бывалые, крепкие, знавшие, куда и зачем они идут, и не строившие себе на этот счёт никаких романтических иллюзий.

Мы шли уже две недели и расположились у костра на последний привал. Ещё один переход, и мы—у цели. Люди утомились и ждали конца путешествия, как праздника. Пятнадцатый переход не был, вероятно, тяжелее четырнадцати предшествующих, но показался нам очень трудным. Мягкие мшистые тропы приятны только тем, кто по ним не ходил. Но я не завидую горемыкам, которые пробивались по этим тропам в глубь тайги на 276 километров с двадцатью килограммами груза за плечами, с уздечкой в руках от ведомой на поводу лошади, навьюченной кладью. К концу путешествия лица и руки наши были ободраны колючими иглами стланика, сквозь заросли которого мы продирались. Постоянно мокрые ноги, в ссадинах и болячках, мучительно ныли. Плечи ломило. Одежда наша вполне подошла бы для костюмированного бала весёлых бродяг.

— Ничего, ребята, не робей, — сказал ободряюще Попов. — Сейчас вот по этому распадку спустимся — и дома будем.

Спуск «по этому распадку» оказался необычайно утомительным и длинным: к базе мы подошли уже под вечер.

Попов свалил с плеч рюкзак и первым делом метнулся к складу. Мы стали рассёдлывать лошадей. Вскоре Попов вернулся молчаливый и мрачный. У меня заныло сердце в предчувствии чего‑то недоброго.

— Ну как? Что‑нибудь случилось?

— Сам иди посмотри.

Вместе с Поповым я пошёл к складу. Он был варварски разрушен. Толстые бревна, которыми в накат в два ряда был заделан склад, валялись по всей площадке. Повсюду беспорядочно грудились разбитые ящики с маслом, галетами, консервами, табаком… Я смотрел на эту картину нелепого разрушения подавленный и огорчённый.

— Какие же это негодяи разметали бревна, как щепки?!

— Бурые, и ростом не иначе как с корову. Вот черти косолапые, два наката разорили!

— Медведи? — спросил я недоверчиво и невольно улыбнулся, представив себе, с каким усердием трудились таёжные гости над нашим складом.

— Больше некому. Людей тут сроду не бывало. Да и силищи такой у человека не будет. А ведь разбой‑то свежий! Только что гости восвояси отбыли. Ну, горюй не горюй — собирать давайте, что гости хозяевам оставили.

Усталые и раздосадованные, мы до поздней ночи при свете костров приводили в порядок разрушенный склад. Спали мы как мёртвые — на