Нас нет (СИ) [Jaynie] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
========== Глава 1 ==========
Вторник, 07:10
Александра спиной чувствует тепло его тела и дыхание, щекочущее ей волосы.
— Уже проснулся? — бормочет она, и собственный скрипучий после сна голос давит на слух.
Вильям обнимает её и притягивает к себе, целуя в затылок. В кольце его рук уютно и безопасно.
Последние два месяца Александра больше нигде не чувствует себя как дома, потому что дом — это место, где есть часть тебя. После смерти бабушки от неё ничего не осталось. Остался лишь Вильям, всегда только Вильям.
Александра переворачивается на постели, и тут же звонит будильник. Она подскакивает, чтобы его отключить, но Магнуссон удерживает её и утыкается носом в волосы девушки.
— Пора в школу. Вильям… — но выбраться из объятий не так-то просто. — Мы же опоздаем.
— Мы опоздаем, если ты его выключишь, — шепчет парень прямо ей на ухо. — Ты же вырубишься, как только он перестанет звенеть.
Александре нечего ему возразить, и она перестаёт вырываться, поудобнее устраиваясь в кольце его рук, стараясь игнорировать звон, давящий на барабанные перепонки.
Это уже вошло у них в привычку: проснувшийся до будильника Вильям, Александра, выключающая ненавистную мелодию и тут же падающая обратно в постель со словами о том, что лишние пять минут сна ещё никому не вредили.
Вильям как-то даже спросил у неё, как бы она успевала на уроки, если бы не он, на что девушка ответила: «Так я именно поэтому с тобой и встречаюсь», — за что получила поцелуй в нос, лоб, щёки и, наконец, в губы, пока не созналась, что их отношения — конечно же, результат нежного чувства.
— Я делаю это, потому что хочу побыть с тобой ещё немного, — пробует Ольсен, но Магнуссон выпускает её из объятий, откидывается на спину и просто смотрит пристальным, изучающим взглядом, от которого она вся приходит в волнение.
Александра убирает с его лица волосы и улыбается, просяще и как-то по-особенному.
Вильям знает, что никто и никогда не видел её такой. Владеющая собой, всё кругом контролирующая, опрятная и безукоризненно вежливая на людях, она превращается в маленького капризного медвежонка, не способного открыть глаза по утрам.
Снежная королева всегда оттаивала в его постели, и подо льдом её бесцветных миндалевидных глаз скрывалась восьмилетняя девочка, взявшая его за руку на похоронах его маленькой сестры.
— Ещё пять минуточек, — тянет Александра и целует парня в уголок губ.
В этот момент, когда она нависает над ним, и он чувствует, как под сорочкой бьётся её горячее сердце, Вильям готов дать ей всё и даже больше. Но ничто в его лице не выдаёт этого.
Александра несколько секунд ждёт, потом вздыхает и поднимается, но Вильям вновь притягивает её к себе. Трель будильника, наконец, замолкает.
— Пять минут, — говорит Магнуссон.
Проходит не менее получаса. Вильям слушает, как сопит Александра, уткнувшись лицом в его шею. Телефон парня вибрирует, и, даже не глядя, он знает, что это Крис.
«Эй, вы где?»
«Опять?!»
«Разбуди свою женщину сейчас же»
«Я жду ещё пять минут»
«Плевать, всё равно ненавижу урок норвежского»
«Поехал за кофе. У вас полчаса»
— Эй, — Вильям легонько тормошит Александру за плечо. — Крис уже поехал за кофе.
— Ра-а-ано, — зевает Ольсен, и вслед за её словами приходит сообщение.
«Я собираюсь поставить её айс-кофе на солнце, пока все кубики льда не растают, и вся эта жижа не начнёт пениться».
Вильям молча показывает сообщение девушке, и та щурится, вчитываясь. Магнуссон видит, как расширяются её зрачки.
— Почему ты сразу не сказал мне, что мы опаздываем?!
В общем, утро начинается так же, как и последние два месяца.
***
Четверг, 13:16
Александра знает, что все смотрят на столик Пенетраторов, а значит — и на неё тоже. Ей не то чтобы нравится внимание, просто она научилась его принимать.
Вся эта банда альфа-самцов, награждающих свои трофеи чёрными толстовками, кажется ей ребячеством, но так уж получилось, что Вильям главный в этой группировке.
Образ Снежной королевы, который ей придумали школьники, не был запланированным. Всё началось с толстовок.
Александра совершенно случайно о них узнала, — увидела, что на спине у одноклассницы красным выведено «Вильям». Это случилось на первом курсе, когда название «Пенетраторы» ещё не укоренилось в подсознании людей, зато парни уже успели запомниться.
Вся школа судачила о том, как поступит Александра. Устроит ли разнос своему парню? Выцарапает ли глаза девчонке?
Но Александра Ольсен не сделала ничего из того, что от неё ожидали. Во время обеда она молча встала, подошла к своей дрожащей однокласснице Малин Эдегор и спокойным, хорошо поставленным голосом любезно спросила:
— Разве не я должна носить эту толстовку?
И Малин отчего-то просто стянула толстовку, оставшись в одном бюстгальтере, а затем, прикрывшись руками, убежала. В школу она не вернулась.
Никто так и не узнал, что именно произошло и каким образом одна девушка сумела так напугать другую, зато воспоминание об этом превратилось в историю, которой любили пугать новых учеников.
В любом случае, с тех пор, когда кто-то говорил о Вильяме, неизменно добавлял и имя Александры.
Девушки смотрели на её тонкие черты лица, безразличное лицо и фигуру, скрытую под платьем-карандашом, и восхищались ею в той же мере, что и ненавидели.
Может, оно и к лучшему, что у такого холодного парня как Вильям Магнуссон была такая же равнодушная ко всему девушка.
Людям невдомёк было, что вечером того дня, когда за Александрой закрепился образ Снежной королевы, в квартире Вильяма между ними двумя завязалась потасовка. Парень сухим голосом приказал: «Сними её сейчас же», — а девушка вцепилась в края толстовки и упрямо отвечала: «Отчего же? Разве это не для меня?»
В конце концов Вильяму удалось стянуть с неё толстовку вместе с остальной одеждой, и они лежали в кровати, и он гладил её лицо.
Больше они об этом не разговаривали, но Александра сохранила толстовку в дальнем углу шкафа.
Она вспоминает о ней сейчас, сидя в столовой, где почти треть девушек носит чёрные сигнальные пятна, на которых едва ли не у всех значится одно и то же имя — «Крис».
А виновник этого сидит напротив неё и широко улыбается, когда мимо проходят две первокурсницы и, хихикая, что-то ему говорят.
Тот отвечает, и девчонки краснеют, но глаза одной из них — коротко стриженой, с милым эльфийским лицом — продолжают бесстыже разглядывать парня.
Александра смотрит на них не более секунды, затем — на Криса, и он успевает перехватить её взгляд. Его собственный становится дразнящим и немного вызывающим, в чём-то даже приглашающим.
Одной рукой Александра проводит по волосам Вильяма, опустившего голову ей на колени, а другой — переворачивает страницу Уголовного кодекса Норвегии. Она старается игнорировать раздражающий взгляд, но всё-таки немного меняет позу, выпрямляя спину.
— Да ладно, Ольсен, давай, знаю, ты хочешь это сказать, — заискивающе говорит Крис.
Вильям приоткрывает один глаз, смотрит на свою девушку, улыбается и, точно происходящее уже вошло в привычку, продолжает дремать — или делать вид.
— Ну же.
Александра сжимает страницу большим и указательным пальцами, исподлобья глядит на Криса и всё-таки не удерживается:
— Глава 19, параграф 193.
Шистад упирается локтями в стол и наклоняется вперёд:
— И?
— «Лицо, добивающееся сексуального контакта для себя или другого, злоупотребляя положением, зависимостью или доверчивостью, наказывается тюремным заключением сроком до 5 лет», — хоть Александра и замолкает, выражение лица у неё многозначительное.
— И?
— Плюс статья за совращение малолетних.
Шистад хлопает ладонью по столу, некоторые ученики оборачиваются, но Ольсен даже не моргает. Это и правда вошло у них в привычку.
— А что насчёт меня? Это меня тут совращают. Ты вообще видела этих девчонок? — взгляд Криса мечется от Александры к Вильяму, но последний не выглядит заинтересованным их разговором. — В твоём кодексе есть статья и на этот счёт?
Девушка пожимает плечами и, не обращая внимания на мнимое возмущение парня, возвращается к чтению.
Пару минут они сидят мирно, а затем Крис комкает шарик из салфетки на своём подносе и запускает его в Александру. Та приподнимает бровь.
— Что, я опять подпал под какую-то статью?
Бледная тень улыбки касается губ Александры.
***
Понедельник, 15:16
Александра очень хорошо знает это выражение на лице Вильяма, — так может смотреть только ребёнок на своего родителя. Отца Магнуссона здесь нет, но даже его голос в трубке меняет сына.
Сколько бы раз Ольсен это ни видела, сердце её всё равно сжимается.
Она всегда любила Вильяма, но в такие моменты — особенно сильно. Ей нравилось, что его любовь была неким тайником, который он показывал лишь самым близким людям; он не разбрасывался чувствами, как Крис, и знал им цену.
— Уходишь? — просто спрашивает Александра, едва Вильям нажимает «отбой».
— Отец хочет, чтобы я съездил к кое-кому. По поводу той сделки, — парень неопределённо кивает, и она вспоминает, что он что-то говорил ей об этом на прошлой неделе.
— Было бы неплохо расширить бизнес ещё и в Осло, — соглашается с важностью этой поездки и её исхода Александра, покрепче прижимая к груди тетрадь и пару учебников. — Сказать мисс Нильсен, что ты прогуливаешь из-за отца? Уверена, она поймёт, учитывая, сколько мистер Магнуссон платит этой школе.
Магнуссон-младший пожимает плечами. Ему плевать, что подумает учительница, главное — Александра всё понимает.
— Удачи, — говорит девушка.
Вильям целует её в лоб у порога классной комнаты, не замечая, что они мешают остальным студентам, и скорее чувствует, нежели видит, что Александра улыбается.
— Увидимся дома, — прощается он. — Я напишу Крису, чтобы отвёз тебя.
Девушка кивает и, в отличие от первокурсниц в коридоре, провожающих Вильяма взглядами, тут же заходит в класс.
Крис, уже занявший место, смотрит на неё и тут же вопросительно разводит руками.
— Вильям уехал по делам, — говорит ему Александра и усаживается за парту перед ним.
— Мог бы позвать с собой, — ворчит Шистад.
— Никто в здравом уме не возьмёт тебя на важную встречу. — Ольсен открывает тетрадь, повторяя прошлое занятие, и замечает: — Тем более, разве тебе не нужно подтянуть биологию?
— Я хорошо знаю биологию.
— Ты хорошо знаешь анатомию. Особенно ту её часть, что касается строения женского тела.
Крис перегибается через парту и склоняется к Александре. Ольсен замечает это лишь тогда, когда жар его слов опаляет её ухо:
— У тебя есть статья и по этому поводу?
Александра разворачивается. Крис так и напрашивается на щелбан, но они оба знают, что она этого не сделает.
— Ты пытаешься дразнить меня тем, что у меня есть амбиции? — вместо этого спрашивает Ольсен. — Что плохого в желании стать прокурором? Думаешь, быть безалаберным бабником гораздо лучше?
— Ну, я чертовски в этом хорош.
Александра смотрит ему в глаза:
— А я хороша в законах.
И в эту секунду в класс заходит учительница. Александра разворачивается обратно, и Крис тоже усаживается на месте, как положено, но перед этим успевает шепнуть: «Да, чертовски хороша». Это вызывает у девушки сдержанную улыбку.
Сколько бы раз Крис ни выводил её из себя, он всегда заканчивал на этой ноте. Ни она, ни он не воспринимали это как флирт, и между тем это не было и дружеским жестом.
В их отношениях всегда словно был злой умысел, мимолётное желание немного ранить другого. Может, оттого, что они не выбирали компанию друг друга, может, потому, что если бы не Вильям, они бы и вовсе не общались.
Александра уверена, что, не будь она девушкой Вильяма, Крис — этот любимец девушек с самоуверенной улыбкой — никогда бы ей не понравился. И она бы тоже его не привлекла — Крис не любил заморачиваться и добиваться кого-то. Он приходил на всё готовое.
Но и это нежеланное общение временами приносило ей удовольствие. Как вот сейчас, когда они оба остались довольны собой.
Следующие минут двадцать для Александры пролетают быстро. Судя по кислым минам сокурсников, они думают иначе, но Ольсен любит учиться, хотя не все предметы даются легко.
Но хорошее настроение Александры быстро сходит на нет, когда мисс Нильсен начинает говорить о смерти. Не в прямом смысле, но тема жизненного цикла живых организмов в любом случае неизбежно к ней ведёт.
Александра выпрямляется и старается записывать, не надумывая себе лишнего. Всего лишь урок, ничего такого. Но когда учительница говорит о рождении и взрослении, она вспоминает себя — как росла в любящих руках бабушки.
Ольсен кажется, что сейчас в своей памяти она может прокрутить целый фильм о том, как её собственные кости становились крепче, а кости бабушки иссыхали, как истончались белые волосы, дрябла и морщилась кожа, как, в конце концов, всё это обратилось в прах.
Ладонь девушки сжимается на тетради, сминая лист. Не думать, не думать, не думать.
Но тревожное чувство не исчезает. Александре кажется, что стены вокруг сжимаются, и необъяснимый страх, исходящий из самого её нутра, прогрызает себе путь наружу.
У Александры Ольсен начинается паническая атака.
Это для неё не впервой. Девушка поднимает дрожащую ладонь и на удивление сухим голосом просит выйти. Мисс Нильсен замолкает на полуслове, моргает, но разрешает.
Александра выходит из класса на ватных ногах и не помнит, как доходит до туалета. Ей кажется, что её шатает из стороны в сторону, что всем кругом очевидно, что она не в порядке, но на деле никто не заметил разницы.
Почти никто.
Крис замечает, как побледнела девушка. Для него это важный знак: ему не понаслышке известно, насколько хорошо владеет собой Александра Ольсен, и если уж у неё кровь от щёк отхлынула — это очень плохой знак.
Вильям предупреждал его об этом. Не то чтобы они рассчитывали, что всё будет именно так, но Магнуссон чего-то подобного ожидал. Шистад думает, не поэтому ли тот не позвал его с собой: друг просто не смел оставить Александру одну хотя бы на минуту.
— Я тоже выйду. Зов природы, биология — это круто, и всё такое, — Крис тоже встаёт с места и улыбается преподавательнице. Даже мисс Нильсен не удерживается перед ним. А Александра ещё говорила, что ему нужно подтянуть биологию. Пф-ф, у него всё схвачено!
Оказавшись в пустом коридоре, Крис переходит на бег, и улыбка с его лица исчезает. «Она может не понимать, где она и что происходит вокруг неё, даже может стать опасной для самой себя».
В это Шистаду верится с трудом: у Александры всегда всё под контролем. Но лицо Вильяма, когда он говорил ему это, не оставляло место для сомнений.
Дверь дальше по коридору хлопает, и Крис бежит туда. Это оказывается женский туалет. Парень врывается внутрь, и там пусто, только одна кабинка заперта.
— Ольсен? Эй, это же ты?
Никто ему не отвечает. Но молчание отчего-то убеждает Криса, что это действительно она.
— Ты как?
Тишина.
— Александра? — он стучит в дверь кабинки. За ней раздаётся шорох, от которого по спине у Криса бегут мурашки. Ольсен должна ответить. Она не из тех, кто отвечает молчанием. — Чёрт, Алекс, ты в порядке?
Крис редко когда называет её Алекс, — она это ненавидит. Но он слишком на нервах, чтобы выговаривать её имя целиком.
Очередной удар, кулак отзывается болью.
— Крис.
— Алекс? Всё нормально? Эй, ответь.
— Ты можешь сходить в аптеку?
На лбу Шистада выступает холодный пот. «Она даже может стать опасной для самой себя».
— Ты поранилась? — Крис дёргает ручку, та, конечно, не поддаётся. — Открой.
— Нет, я… Мне нужны прокладки.
На пару секунд Крис Шистад выпадает из реальности, уверенный, что ослышался.
— Что? Зачем они тебе?
— Ты не поверишь, — выдыхает за дверью Ольсен. Крис не высказывает предположений, и она отвечает, как неразумному ребёнку: — У меня начались месячные.
«Нет, у тебя паническая атака», — хочет сказать Крис, но думает, что это будет выглядеть глупо. Ну что за женщина, никогда не приходит к ней одна проблема, всегда — несколько.
— Никогда не думал, что окажусь в такой ситуации, — только и может, что выдавить он.
— Поверь, я тоже.
Александра прислоняется лбом к двери кабинки и шумно выдыхает. Её ещё немного трясёт, но рациональная часть её мозга, заметив проблему, — красное пятно на белом платье, — сразу начинает искать решение.
Как-то нелепо, что ноющее потягивание внизу живота снижает тревожность.
— Скоро вернусь. Будь тут.
Ольсен смотрит на своё испорченное платье:
— Об этом можешь не волноваться.
***
Понедельник, 16:12
Александра ждёт, сидя на унитазе. В другое время она предпочла бы постоять, но ноги после происшедшего ещё плохо её держат.
Она не уверена, почему в этот раз месячные начались на неделю раньше, но догадывалась, что организм испытывает стресс, и панические атаки делу не помогают.
Ольсен складывает руки на коленях и старается не волноваться. Ничего страшного. Однако на деле это страшно. И она не знает, что бы делала, если бы рядом не оказалось Криса. Позвонила бы Вильяму, сорвав его с важной встречи? Ради всего святого, как это глупо…
Шистада нет уже довольно долго, что удивительно, поскольку от школы до аптеки — не более трёх минут.
Несмотря на то, что ждёт, Александра всё равно вздрагивает, когда дверь туалета хлопает. И не подаёт голоса до тех пор, пока Крис не заговаривает сам:
— Не знал, какие покупать, так что взял все.
Александра моргает и не понимает, что он имеет в виду, пока сверху над дверью не появляется пакет. Она встаёт и открывает его.
Внутри оказывается не меньше двадцати пачек прокладок и тампонов.
— Ночные? — интересуется она. — По-твоему, сейчас ночь?
— Эй, я вообще-то старался!
И несмотря ни на что, Александра улыбается. Это так глупо, нелепо и абсурдно, — вся эта ситуация, где она, одолеваемая тревогой, сбегает с урока, у неё внезапно начинаются месячные, и на помощь приходит Крис Шистад.
— Спасибо.
Шистад молчит. Он слышит улыбку в её голосе, и это немного сбивает с толку. Парень отходит к раковинам и ждёт, когда девушка закончит. Дыхание его, наконец, восстанавливается. Дурацкая ситуация.
Дверь открывается, и Александра выходит, — всё ещё бледная, но уже без этого отчуждённого выражения на лице. Уложенные русые волосы, щедро политые лаком, слегка растрепались, и отчего-то этот её вид вызвал у Криса ощущение злости за её уязвимость.
Ему хочется отвезти её домой, передать обратно Вильяму и забыть, что всё это вообще произошло.
Шистад подходит к Александре, держащей пакет обеими руками, снимает с себя толстовку, под которой оказывается футболка, и завязывает рукава на талии девушки.
Щёки Александры слегка краснеют. Дожили — Крис Шистад помогает ей скрыть пятно на платье.
— Давай, отвезу тебя домой. А…. и ещё. Вот, — он что-то пихает ей в руки, и Ольсен с удивлением читает название обезболивающего. — Вдруг пригодится.
Александра кивает. Она чувствует слабость и благодарность за понимание, с которым Крис отнёсся к ней сейчас. Без подколов, шуток, тупых предложений — просто сделал, что следовало.
Так на него непохоже. Или похоже? Что она вообще о нём знает, кроме очевидного?
Всю жизнь Александра полагалась лишь на двух людей — свою бабушку и Вильяма. Ей и в голову не приходило, что парень, который, по сути, был для неё никем, мог оказаться настолько надёжным.
— Спасибо, Крис.
Шистад поднимает на неё взгляд, пару минут молча смотрит, а затем улыбка всё-таки растягивает его губы:
— Не за что, Алекс.
— Не называй меня так.
— Думаю, после такого я могу называть тебя, как захочу.
Нет, это всё тот же Крис Шистад, — бабник, наглец и глупый мальчишка. Всё тот же Крис Шистад, — лучший друг её парня.
И всё-таки что-то уже изменилось.
========== Глава 2 ==========
Вторник, 12:23
Слухи следуют за Александрой с самого утра.
Она делает вид, что не замечает ни взглядов, ни шепотков, которые тут же сменяются неловким, выжидающим молчанием, стоит ей появиться. Внимание, словно тонкий шёлк, соскальзывает с её кожи, едва тронув. По крайней мере, Александра старается, чтобы именно так оно и было.
Ольсен знает: если не выказывать чувств, вскоре всё прекратится. Ни одна история не живёт долго в стенах этой школы без реакции объекта обсуждений просто потому, что это придаёт разговорам пикантности, осмысленности, нескончаемости.
Если Александра покажет, что слухи о ней и Крисе волнуют её, — люди продолжат говорить об этом, и Вильяму придётся слышать — краем уха, случайно, ненароком — о своей девушке и лучшем друге, о том, что они наверняка творят за его спиной.
И это ранит.
Магнуссон ничего не говорит, когда слышит, как все обсуждают уход Криса и Александры вчера из школы: «Они шли рядом, совсем близко, и на ней была его толстовка!», — но девушке мучительно знать, что слухи кружат над Вильямом, словно вороны.
Она не знает, кто распустил слух, кто видел их, выходящих вместе, и чья больная фантазия сразу же сгенерировала для происшедшего подобное оправдание.
Почему человек, сделавший это, не подумал, что это нормально — они из одной компании, самые близкие люди Вильяма Магнуссона?
У Александры нет ответа. Ей не стоит и думать об этом, но отчего-то она чувствует вину и стыд. Словно действительно сделала что-то, за что её могут осудить, что-то, за что Вильям никогда не сможет её простить.
Хочется объясниться, хотя в этом нет никакой нужды. Просто Александре не нравится, что кто-то смеет вторгаться в их мир и пытаться задеть Вильяма через неё.
Сердце её сжимается. Александра берёт Вильяма за руку, пока они идут по школьному коридору.
Пожатие его крепкой тёплой руки, незримая поддержка, кроющаяся в этом прикосновении, сильное чувство, спасающее её из года в год, приносит покой.
И маска Снежной королевы, дрогнувшая на секунду, вновь проявляется на её лице.
Александра сможет это пережить, сможет не показать людям, как её задевают их домыслы, безосновательные подозрения, — и всё лишь из-за того, что в какой-то миг она и Крис остались одни, без Вильяма. И это при том, что все знают, сколь много времени они проводят втроём. Что бы они сказали, увидев её с кем-то ещё?
— Эй, уже слышали? — Крис догоняет их в коридоре. Он запыхавшийся и с блестящими глазами, и Александра почти уверена, что только что парень был с очередной девушкой.
Если бы народ не видел, что Александра сейчас с Вильямом, решил бы, что эта девушка — она?
Вильям поворачивает голову и смотрит на друга, но тот улыбается и глядит на Александру:
— Мы с тобой вчера переспали. Правда, так и не понял, где это случилось. Некоторые утверждают, что мы занимались сексом, пока Вильям спал за стенкой, — ухмыляется Шистад.
В эту секунду Александре хочется его ударить.
А ещё её посещает мысль, не мог ли пустить этот дикий слух сам Шистад? Ему нравится её дразнить, нравится оставлять за собой последнее слово, и, главное, он любит разговоры о себе и девушках.
Александра тут же отметает это предположение. Крис мог бы подразнить её подобным образом, но с Вильямом он бы так не поступил.
Есть границы, которые не переступает даже Крис Шистад.
Его дружба с Вильямом всегда казалась Александре какой-то досадной ошибкой, — с той самой минуты, как они познакомились с Крисом шесть лет назад, — но со временем она с неохотой признала, что друг из Криса получился что надо. Каким бы засранцем он ни был, сколько ни опробовал постелей, — если Вильяму требовалась помощь, он бросал всё. И наоборот.
Это был пример настоящей мужской дружбы, и Александра знала, что ни один из них не разрушит её из-за девушки, из-за неё — в том числе.
И она любила их за это — даже Криса, этого идиота с его извечными тупыми шуточками и похотливой улыбкой. При других обстоятельствах Александра с тем же успехом возненавидела бы его.
— Я уехал утром, кстати. Тебя ведь не смутили скомканные простыни, Вильям?
— Хватит, — одёргивает Александра и сама удивляется тому, насколько сух её голос.
Между бровями Криса пролегает маленькая складка, словно парня удивляет враждебная реакция девушки на его шутку.
— Брось, Алекс. Мы все знаем, насколько это нелепо. Особенно учитывая особенность твоего организма, которая проявилась именно вчера… — Крис морщит нос, продолжая улыбаться. — Представь, насколько было бы неудобно.
Ольсен нехотя думает о платье, которое она застирала, но пятно так и не сошло. Толстовка Шистада тоже осталась в стирке.
— Алекс? — переспрашивает Вильям.
— А, да, — спохватывается Крис. — Мы с Алекс пришли к выводу, что уже довольно хорошо знаем друг друга, чтобы я называл её Алекс. Верно, Алекс?
— Заткнись, Шистад.
Эта фраза, вернее то, как она была произнесена, — убийственно тихо — заставляет парней посмотреть на девушку. Мертвенно-бледная Александра смотрит на Криса так, словно, если бы могла, прожгла бы его насквозь.
— Ты чего? — сдаёт позиции Шистад, и улыбка сползает с его лица. — Это же просто шутка.
— Ты в порядке? — почти одновременно с ним спрашивает Магнуссон.
— Да, — отвечает Ольсен и выдыхает. — Мы можем просто… поговорить о чём-то другом?
Александра не может объяснить Вильяму, откуда пошли слухи, не может утешиться в его руках, когда вокруг полно падальщиков. И ей не хочется мусолить эту тему таким образом; это не смешно, совсем не смешно, Шистад.
Александра выглядит немногим лучше вчерашнего, и у Криса в голове мелькает мысль, не было ли у неё сегодня приступа. И почему она так остро отреагировала на какую-то чушь, выдуманную школьными сплетницами?
И тут же — другая мысль, более яркая, отрезвляющая: «Не может ли этот слух вызвать у неё приступ?». Крис Шистад не разбирается в медицине и причинах панических атак, однако сама возможность этого вызывает в нём отторжение.
Александра может на ровном месте ощутить тревожность, а тут — нелепая история о её измене Вильяму, да ещё и с ним.
Прежняя Ольсен вряд ли придала бы этому значение, но нынешняя — рыдающая навзрыд Снежная королева у гроба своей бабушки — способна и не на такое.
Вильям просил его присматривать за ней, помогать, если ей понадобится помощь, и Крис согласился, — вяло, без энтузиазма, и только потому, что тот — его лучший друг. Но сейчас он не вспоминает о своём обещании.
За все годы, что он дружил с Вильямом, он так и не узнал, кто такая, по сути, Александра, — что она любит, чем занимается и прочее.
И всё же одно ему известно: Александра Ольсен знает законы Норвегии даже лучше тех, кто их придумал. Потому она не должна сейчас так понуро опускать голову, нет, ей стоит на весь коридор негромким, но звонким голосом назвать статью за клевету и последствия за неё. Она должна сделать это, чтобы он мог тут же крикнуть: «Засуди их всех, Алекс!», — и Ольсен смогла бы наконец улыбнуться — сдержанной, искренней улыбкой.
В этот момент Крис Шистад ненавидит человека, который лишил его этих минут.
***
Вторник, 20:16
У Александры болит живот, и она лежит на боку, подтянув к себе колени. Вильям лежит сзади с закрытыми глазами, обнимая её.
Ольсен знает, что он не спит, знает, что он вообще-то собирался встретиться с друзьями, но остался с ней, потому что ей плохо. И дело даже не в тягуче-ноющей боли, а в мыслях, которые роятся в её голове.
Но когда Александра пробует их озвучить, Вильям хриплым голосом прерывает:
— Почему ты вообще об этом думаешь?
Александра рада, что сейчас не видит его лица и ей не нужно смотреть ему в глаза. Беспокойство комом сидит в груди, и она не может ни дать ему объяснения, ни избавиться от него.
— Потому что мне не нравится, что тебе приходится это выслушивать.
Магнуссон улыбается ей в волосы:
— Я знаю, что между вами ничего нет. Знаю, что ты любишь меня, — его дыхание на миг прерывается: — и знаю, что ты самая прекрасная девушка на свете, потому что тебя бесит Крис Шистад.
— Он меня не бесит, — возражает Ольсен. — Я просто считаю, что он придурок.
— И это я тоже знаю. И люблю тебя за это.
— За то, что считаю твоего друга идиотом? — не понимает Александра.
Рука Вильяма соскальзывает ей на живот, и боль немного отступает.
— Ты сказала, что он придурок. Теперь он ещё и идиот?
— У меня для него много прозвищ.
— А ты, оказывается, много о нём думаешь, — смеётся Магнуссон, но чувствует, как Александра в его руках напрягается, снова попав в круговорот невесёлых мыслей.
— Слушай, о том, что случилось…
— Не надо. Я доверяю тебе.
— Но…
— Ш-ш-ш… — Вильям прижимается плотнее, и тревога забывается. Александра не знает, зачем принимает таблетки, выписанные врачом, — она их ненавидит, — когда у неё есть Вильям. — Тебе не нужно объясняться. К тому же Крис ещё вчера рассказал мне о том, что случилось.
— Крис? — в голосе Александры прорезается удивление. Она переворачивается на кровати и оказывается нос к носу с Вильямом: — Мы сейчас об одном и том же Крисе говорим?
— Тот, который придурок и идиот, ага, — улыбается Магнуссон и заправляет прядь волос ей за ухо. — Мне жаль, что меня не было рядом. Прости.
В бесцветных глазах Ольсен расцветает смятение. Не этого она ожидала от обоих этих парней. Почему Вильям просит прощения? Почему Крис рассказал ему о случившемся?
— Ты просишь прощения за то, что мне помог Крис и из-за этого пошли слухи, будто мы крутим роман за твоей спиной? — с неверием спрашивает девушка.
— Никто не говорил про «крутить роман». Было только что-то о том, что вы переспали, — поправляет её Магнуссон, и когда Александра мрачнеет, с улыбкой говорит: — Никогда не слышал ничего тупее. Вы с Крисом постоянно цапаетесь.
Ольсен укладывается на живот, поражённая этой реакцией Вильяма на слух. Не то чтобы он был ревнив, но это его веселье не на шутку её удивляет. Ком в груди рассеивается, и она тоже пробует улыбнуться:
— Если бы ты смотрел мелодрамы, то знал бы, что от ненависти до любви — один шаг. Или, может, мы так себя ведём, чтобы ты ничего не заподозрил.
Вильям прищуривается: Александра говорит дразняще, хоть сама этого и не замечает.
— К тому же, — продолжает она, — девочкам нравятся плохие мальчики.
— По-твоему, я — хороший?
— Нет, — пожимает плечами Ольсен, видя, как потемнели глаза Магнуссона. Она наклоняется к нему и выдыхает прямо ему в рот: — Ты лучший.
Вильям приподнимается и целует её. Александра забывает обо всём, — о тревожности, слухах, Крисе; забывается всё, кроме этого человека, которого она любит, сколько вообще себя помнит.
В кармане брюк Вильяма звенит телефон, и уже второй раз за день Александре хочется испепелить Криса Шистада.
— Алло, — отвечает на звонок Вильям, что не нравится девушке, которая целует его в уголок губ и спускается к шее. — Ты не вовремя, — парень сверлит Ольсен взглядом, но затем выражение его лица становится замкнутым. — Что? Зачем? — Александра замирает, а Вильям минуты две молчит. — Ясно. Хорошо.
— Что случилось? — спрашивает девушка, едва Вильям кладёт трубку.
Тот качает головой, но во взгляде его плещется нечто мрачное, и Александра продолжает выжидающе смотреть на него, пока он рассеянно перебирает пальцами её волосы.
— Вильям?
— Ничего. Крис узнал, кто распространил слух. Забей.
— Что? — восклицает девушка и усаживается, выпрямляясь. — Забей? Вильям, это не та ситуация, когда я хочу забить. Мне нужно узнать, почему этот человек так поступил, почему сделал такие выводы. Кто это был?
Магнуссон поджимает губы. Он бы хотел сам с этим разобраться, хотел, чтобы Крис позвонил в другое время, когда Александры не было бы рядом.
Её пошатнувшаяся из-за смерти бабушки психика и так портит ей жизнь и заставляет его сердце сжиматься всякий раз, когда, даже вернувшись домой, Александра временами выглядит такой же отчуждённой и холодной, как в школе.
Бывало и такое, что в голове у неё мутилось, и она спрашивала, почему он не отвёз её домой, туда, где она жила с бабушкой. Каждый раз он старался отвечать спокойно: «Александра, мы уже два месяца живём вместе».
Александра изменилась, и часть него знала, что она сильно скучает по бабушке и чувствует себя покинутой. Вильяму не хочется, чтобы она задавалась ещё и вопросом, не собирается ли и он её оставить. Он не собирался. Никогда.
— Я разберусь с этим.
— Кто это был, Вильям?
Магнуссон представляет, что, не дождавшись ответа, она не сумеет выкинуть навязчивую мысль из головы. Кто его знает, на что способна Александра, когда чего-то хочет.
— Просто какая-то девчонка, влюблённая в Криса. Забей, Александра. Она просто приревновала его к тебе.
«Приревновала? — Ольсен отпустило. — Меня? К Крису?»
— И думаешь, она стоит даже того, чтобы выяснять у неё, почему она так поступила и требовать извинений?
— Крис спит со всеми подряд. А она приревновала ко мне?
— Это потому, что ты такая удивительная.
Александра закатывает глаза.
— И всё-таки, я могу узнать имя?
— Мона Хольтер, — имя не вызывает никаких ассоциаций ни у кого из них.
Александра никогда не думала, что похождения Криса когда-нибудь затронут её; это был словно какой-то другой мир, который никак не пересекался с миром, в котором жила она; миром, где она знала лишь одну любовь — к Вильяму.
Внутри появляется жжение, словно кто-то скребётся.
Ольсен не понимает, что это за чувство, но точно не злость, которую она вполне могла бы испытать к Шистаду за то, что вмешал её в свои любовные дела. Может, это даже немного благодарность — за то, что он сказал им правду.
Александра не знает, зачем он вообще полез в это, почему не дал слухам просто улечься. К чему было выяснять, кто стал виновником сплетен? Даже она об этом не подумала, для неё важнее всего было объясниться с Вильямом.
«Зачем Крис это сделал?»
Девушка знает наверняка, что это не из-за Вильяма. Тот совсем не рад тому, что правда вскрылась, и точно ждёт, что Александра вскочит и пойдёт выяснять отношения с той девчонкой.
Тогда почему?
Ответа не находится.
Жжение в груди усиливается.
Поступок Криса походит на заботливый жест, но Александра не обманывается: зачем ему о ней беспокоиться, особенно без влияния на него Вильяма? Но ощущение очень приятное.
Словно в жизни Александры появился ещё один важный человек; словно их снова было двое, как и всегда в её жизни.
***
Среда, 09:12
Крис удивляется, когда Александра подходит к нему в коридоре и вместо приветствия говорит:
— Спасибо.
Шистад смотрит на Магнуссона, который только что приехал вместе с Александрой, и моргает. Вильям едва ведёт плечами, и Крис выдыхает.
По крайней мере, Александра в своём уме и выглядит здоровой, — сегодня лицо у неё не измождённое и даже какое-то оживлённое.
— Пожалуйста, — пожимает плечами Крис. — А за что? Я опять нарушил какую-то статью, и ты, наконец, можешь привлечь меня к ответственности?
Александра улыбается.
— За то, что серьёзно отнёсся к слуху и узнал, кто его распустил.
Крис не верит в сказанное. Он был уверен, что Вильям отругает его за то, что полез в этот улей, а Александра разозлится ещё больше. Но она кажется умиротворённой, словно тот факт, что она узнала виновника, как-то всё исправил.
— Просто подумал, что уж у такого человека точно хватит фантазии написать мою биографию, — улыбается Шистад в ответ, ожидая, что девушка смерит его коронным «когда-нибудь я убью тебя» взглядом, но этого не происходит.
Александра Ольсен сильно изменилась за последние два месяца. Стала более… уязвимой. Но сейчас она вновь выглядит уверенной в себе, и ему это нравится.
Крис уже готов начать спрашивать, к каким статьям она хочет привлечь Мону, а затем перейти к обычной для них перепалке: под какие статьи подпадает он сам, как рядом с ним возникает не кто иная, как сама Мона Хольтер.
— Крис.
И девчонка улыбается. Вильям и Александра никак не реагируют на её появление, потому что не имеют ни малейшего понятия, кто это.
Но самое лучшее в этой ситуации — Мона тоже не знает, что он в курсе того, что это она распространила слух. Шистад даже улыбается ей — широкой, плотоядной улыбкой.
— Да?
— Я… В следующую субботу у меня вечеринка. Я подумала… Может, ты мог бы прийти?
Крис оглядывает её крохотную фигурку. Когда они только встретились, девчонка показалась ему милой с этим своим эльфийским лицом и тёмными, коротко стрижеными волосами.
Но, встретив взгляд её синих глаз, его глазам стало неприятно; этот взгляд был ярким и почти болезненным после бесцветных глаз Александры.
Шистад усмехается:
— В субботу? М-м, не думаю, что получится, — и он приобнимает Александру за плечи, удивляя тем самым и Ольсен, и Хольтер. — В этот же день вечеринка у Вильяма, думаю, и ты будешь там, верно? — он смотрит на Александру, а та отвечает ему взглядом «что с тобой не так?» — Так что не смогу. Не люблю вечеринки, на которых нет моих друзей.
Мона хлопает ресницами, а улыбка у Шистада становится то ли злой, то ли торжествующей, и его пальцы сильнее сжимаются на плече Александры:
— Ты же знаешь, Мона, как мы с Алекс любим проводить время друг с другом.
На лице Ольсен мелькает понимание, и она внимательно смотрит на покрасневшую девчонку.
— Если обоих моих друзей не будет на твоей вечеринке, мы с Алекс не сможет заниматься сексом за спиной Вильяма. Ну куда это годится?
В эту секунду, в эту и никакую другую, Александра должна не выдержать и залепить ему затрещину. Но она просто стоит, не предпринимая попытки даже смахнуть его руку.
— Думаешь, можешь распустить слух обо мне и моей подруге и считать, что всё нормально? Мне плевать, если ты скажешь, что я спал с тобой, — взгляд его темнеет, и челюсть сжимается. — Но не смей разевать рот на Алекс. Она тебе не ровня.
Хольтер пятится. В глазах её блестят слёзы.
Когда Мона сбегает, маневрируя между учениками, Крис смеётся и убирает руку с плеча Александры:
— Так о чём мы там говорили?
— У меня будет вечеринка? — спрашивает у него Вильям.
— А, да, — вспоминает о своей оплошности Крис. — Может, закатим вечеринку? Алекс, ты как?
В голове у Александры не осталось никаких мыслей.
— Я сам приглашу народ. Идёт?
Очевидно, что Вильям соглашается или вовсе не отвечает, предоставляя Шистаду делать, что тому вздумается. Крис начинает отдаляться от них по медленно пустеющему после звонка коридору.
Александра чувствует, что ноги приросли к полу. Сзади неё стоит Вильям, ожидая, когда она двинется с места, она чувствует его — чувствует каждой клеткой своего тела.
Но не оборачивается. Оборачивается Крис.
Шистад разворачивается, точно уверенный, что они следует за ним, и улыбается своей привычной ненавистной Александре улыбкой, постоянно вызывающей у неё желание то ударить его, то и вовсе убить.
И впервые его улыбка не кажется ей наступательно-вражеской. Может, она и вовсе никогда не была такой.
В ушах шумит. В голове — хаос.
Александра не знает, что пошло не так, почему она стоит на месте и смотрит на то, как Кристофер Шистад с этой своей чёртовой улыбкой ждёт, когда они к нему присоединятся. Этот придурок, этот идиот, этот человек, который только что — возможно ли это? — встал на её защиту.
Словно он имел на это право. Словно они и правда были друзьями.
Друзьями?
========== Глава 3 ==========
День вечеринки, суббота, 13:26
Александра отнимает телефон от уха и смотрит на экран, но никакой ошибки нет: ей и правда звонит Крис Шистад.
Это не должно быть странным, но именно так и выглядит. За все годы их общения они разговаривали по телефону не более двух раз, и то тогда, когда Александра отвечала на мобильный Вильяма. Им незачем было звонить друг другу.
Потому, когда девушка слышит голос Криса, по коже пробегает холодок. Что-то случилось? Что-то с Вильямом?
Она не видела Магнуссона с утра: оставив на её лбу тепло своих губ, он сказал, что скоро вернётся. Александра по привычке не стала спрашивать — знала, что не расскажет.
Пусть Ольсен и встречалась с предводителем Пенетраторов, одной из них она, конечно, не была, да и не могла быть. И их дела её не касались.
Как и все в школе, она знала, что они противостоят другой банде — Якудзам. Было время, когда Александра не слышала о них месяцами, — хорошее время, — а бывали дни, когда Вильям возвращался к ней с синяками.
Может, ей стоило поговорить с ним об этом, сказать, что так дело не пойдёт.
Ведь они не раз об этом спорили: Вильям говорил, что даже если он уйдёт, вражда не прекратится, и его друзья всё равно будут получать тумаки и ссадины; Александра указывала на то, что об этом пусть заботятся их девушки, а ей важно, чтобы он был в безопасности.
Ни к какому решению они не пришли. Магнуссон лишь обещал, что постарается обойтись без драк, но временами всё так же приходил взъерошенный и со сбитыми костяшками на руках.
Александра встречала его на пороге и обнимала, утыкаясь лицом ему в грудь, слыша, как тяжело бьётся сердце Вильяма, и чувствуя, как ледяная рука страха отпускает её собственное сердце.
В такие моменты она любила Вильяма наравне с обидчивой ненавистью за то, что он снова заставил её волноваться; любила сильнее, горячее и неистовей, чем в обычные дни. И была счастлива — просто потому, что он жив.
Когда в трубке раздаётся голос Шистада, — какой-то нервный и напряжённый, — Александра думает, что в этот раз с Вильямом случилось что-то действительно страшное.
И в те секунды, что Крис молчит, она боится услышать, что Вильяма больше нет.
— Алекс, — наконец произносит парень, и девушка затаивает дыхание. — Это конец.
— Крис? — слабо зовёт она.
— Вильям… — к горлу Александры подступает ком, и она ждёт продолжения. — Вильям сказал, что не станет помогать мне с вечеринкой.
— Что?
Ольсен уверена, что ослышалась.
— Вечеринка, — повторяет Шистад. — Та, которая будет сегодня у вас с Вильямом.
В голове у Александры как будто что-то взрывается:
— Ты шутишь?
— Какие шутки, — сразу оскорбляется парень. — Знаешь, сколько народу обещало прийти? А у нас ничего нет: ни еды, ни выпивки. И Вильям сказал, что он вообще никого не звал, так что я должен сам с этим разобраться.
Александра потирает переносицу.
— Шистад, ты звонишь, чтобы сказать, как сильно ты облажался с вечеринкой? Ты издеваешься? — голос её всё-таки срывается. — Я думала, что-то случилось. Думала, вы опять нарвались на Якудз, и Вильям… и…
Девушка резко выдыхает, и на том конце телефона повисает тишина. Вернее, не совсем. Только сейчас Александра различает далёкие голоса, разносящиеся, как эхо.
— Ты в порядке? — в конце концов, спрашивает Крис. Александру удивляет то, что он не вопит о важности своего дела и как будто действительно чувствует за собой вину. — Прости, Алекс. Я не подумал.
Шистад сразу понимает, что чуть не совершил невероятных размеров промах, и Александра чувствует: он это понял. С недавних пор Вильям относится к ней почти как к хрустальной, и Крис начинает делать то же.
Забота — это, конечно, приятно, но не тогда, когда близкие люди смотрят на тебя, как на бомбу, готовую взорваться в любой момент. Александре вовсе не хочется, чтобы о ней волновались каждый миг; она может с этим справиться.
Девушка старается успокоиться. Ничего страшного не случилось. Нужно прийти в себя и показать Крису, что она в порядке.
— Ничего. Всё нормально, — говорит Александра.
Шистад молчит, явно ей не поверив.
— Так с Вильямом всё хорошо? — спрашивает она.
— Э-э… да. Кажется, он был с Джулианом. Какая-то фигня с автобусом, к которой меня не допустили, потому что я обещал крутую вечеринку, а подготовил к ней только себя.
Уголки губ Александры дёргаются вверх:
— Окей. Ну, а мне ты зачем позвонил?
Далее следует настолько долгое молчание, что Ольсен не уверена, не отключился ли Шистад. Но он всё-таки говорит снова — глухим, каким-то незнакомым голосом:
— Ты нужна мне, Алекс.
Сердце её замирает. По какой-то непонятной причине девушку бросает в жар, и она не знает, что сказать.
— Н… нужна? — Александра заикается едва ли не первый раз за свою жизнь.
— Помоги подготовить вечеринку. У нас есть ещё… — молчание, — восемь часов. А, Алекс?
Дыхание выравнивается. Да, зачем ещё она могла понадобиться Крису?
Девушка откашливается:
— С чего вдруг? Это была твоя идея, мы с Вильямом никого не звали.
— Да брось, Алекс. Ну, пожалуйста, — Крис говорит этим своим льстивым, просящим голосом, который приворожил к нему немало девушек. — Мы же друзья.
— Мы не друзья, — как-то чересчур скоро отрицает Александра.
— Да, — соглашается Шистад, и в голосе его слышна улыбка, которая тут же всплывает в памяти Ольсен. — Мы закадычные вечеринкособиратели.
Девушка закатывает глаза, пусть тот её и не видит.
Ни о каких «мы» между ней и Крисом и речи быть не может, да и вечеринка оптимизма ей не внушает. Александра уже давно нигде не появлялась и была не против так всё и оставить.
И всё-таки что-то удерживает её от того, чтобы положить трубку.
Может, она понимает, что один парень не справится; может, вспоминает, что и он недавно ей помог; а может, Александре просто нравится слышать этот голос, в одну минуту выводящий её из себя, а в другую — заставляющий улыбаться.
— Слушай, как тебе идея купить колпачки? — что-то шелестит, и до Ольсен доходит, что он звонит ей из магазина.
Александра фыркает.
Кристофер Шистад только и умеет, что выпивать да клеить девушек, о какой организации вечеринки может идти речь? Он даже не удосужился заказать закуски и притащить хотя бы пару коробок пива.
— Попробуй померить, — советует она, и, судя по шуршанию, именно этим Крис и занимается. — Ага, а теперь сдвинь колпачок на лоб. Хорошо, на нос. Теперь — на рот. Молодец. Оставайся в таком положении, пока я не приду, Шистад. И постарайся больше не разговаривать.
***
День вечеринки, суббота, 14:44
Ходить с Крисом за покупками оказывается на удивление весело. Парень озирается по сторонам и тянет руки ко всему, словно никогда прежде не бывал в магазине.
Впрочем, учитывая, с какой скоростью и чем именно он заполняет тележку, Александра понимает, почему ему никто и никогда не доверяет организацию вечеринок. Наверное, именно поэтому Вильям и сказал ему делать, что хочет, — в расчёте на то, что тот как раз ничего дельного не придумает, и вечеринки не будет.
— Ты постоянно бываешь на вечеринках, но такое ощущение, что понятия не имеешь, что там находится, — говорит Александра.
— Засуди меня, — лениво отвечает Крис, толкая тележку вперёд. Александра шагает рядом, высматривая в супермаркете направление на отдел с алкоголем. — Зато я всегда знаю, какие девушки там бывают.
Ольсен приподнимает брови:
— Ну-ну. Назови хоть одно имя.
Шистад морщит лоб и задумывается. Александра подавляет желание улыбнуться.
— Ты, — наконец восклицает он, довольный собой донельзя: — Александра Ольсен.
— Впечатляет.
Крис улыбается, из-за чего от уголков его глаз разбегаются морщинки. Когда так происходит, Александра знает, что улыбка искренняя. В такие моменты парень выглядит как шкодливый ребёнок, и кажется ей почти милым.
Милым?
Александра хмурится и переводит взгляд в сторону, делая вид, что осматривает товары. Крис Шистад не может быть милым. Разве что — иногда — очаровательным…
Не находись они в общественном месте, Александра бы хорошенько помотала головой, чтобы избавиться от этих мыслей раз и навсегда.
Откуда вообще они взялись?
Крис ей даже никогда не нравился. Да, другом для Вильяма он был отличным и присматривал за ней по наводке Магнуссона, — «и не только поэтому», — но в остальном представал перед миром тем ещё засранцем.
И всё-таки… Всё-таки отчего-то, когда она теперь на него смотрела, то видела, как он молча завязывает рукава своей толстовки на её талии, протягивает обезболивающее и защищает перед Моной. Александра ощущала слабость и какую-то потребность в том, чтобы вернуть ему эту заботу.
Александра вспоминает даже то, как резко он замолчал, когда понял, что его звонок напугал её своей неожиданностью.
Девушка не понимает почему, но сейчас, когда Крис улыбается, ей не хочется оскалиться в ответ и начать обыденную для них перепалку; сегодня его улыбка её смущает, и почему-то ей за это стыдно.
Александра поднимает голову, смахивает с плеча русую прядь волос и сухо просит:
— Перестань улыбаться.
— Почему? — Крис, естественно, не слушает. Напротив — начинает улыбаться ещё шире, и Александра снова слышит, как бьётся её сердце.
— Выглядишь как клоун.
Ольсен ускоряет шаг, надеясь избавиться от этого странного ощущения. Сравнила его со шкодливым ребёнком, а сама — ничем не лучше.
Крис ставит одну ногу на тележку, отталкивается другой от пола и догоняет девушку. Возле своей спины она слышит его голос, негромкий, едва ли не интимный:
— Не знал, что клоуны нынче такие сексуальные.
Александра резко разворачивается и сталкивается с ним. Тележка, с которой он успел спрыгнуть, продолжает ехать и задевает девушку. Ольсен спотыкается на ровном месте, и Крис удерживает её за запястье.
Под его пальцами неистово бьётся её пульс, и Александра ощущает, как поднимается температура. Она смотрит на Шистада с выражением, которое редко можно застать на её лице, — выражение, означающее, что её застали врасплох.
Крис видит, как глаза Александры, не имеющие никакого определённого цвета, темнеют, и какая-то трогательность прорисовывается в чертах её лица.
Тележка медленно едет дальше, и двое замечают это, только когда она едва не наезжает на мужчину, что тут же объявляет это отборным трёхэтажным матом.
Александра дёргает на себя руку, но Крис держит так крепко, что она лишь пошатывается и оказывается к нему ещё ближе. Ольсен осознаёт, что у него карие глаза, — раньше ей не было до этого дела.
— Крис, ты… ты можешь отпустить меня.
Шистад вперивается в неё взглядом, который она всей душой ненавидит, — изучающим и вовсе не нахальным. Александра и себя ненавидит за то, что взгляд этот что-то в ней пробуждает, заставляет волноваться, пускает по телу мурашки.
Она снова дёргает рукой, и на этот раз у неё получается освободиться. Запястья, где ещё секунду назад были пальцы Криса, касается холод.
— Какого чёрта ты делаешь? — спрашивает Ольсен.
Крис моргает, и задумчивое, сосредоточенное выражение его лица меняется на привычную улыбчивую гримасу:
— А ты, оказывается, неуклюжая.
— Это ты с тележкой управиться не можешь. Как ты за руль вообще садишься? — огрызается Александра.
— А как же статья за оскорбление твоих чувств? — притворно удивляется Шистад. — Мы что, даже не поспорим? Ну же, Алекс, скажи, что я подпал под какую-то статью. Мне нравится, когда ты так делаешь. Это придаёт пикантности нашим отношениям.
На языке у Александры вертится что-то о том, что нет у них никаких отношений, но она решает, что глупо останавливать на этом внимание. Крис просто шутит. Крис всегда лишь шутит, а она принимает всё всерьёз.
— Ага, это, и то, что вся школа до сих пор считает, что мы спим вместе.
Ольсен произносит это как бы невзначай, однако во рту вдруг становится сухо после этих слов.
Крис смотрит на неё так, словно они незнакомы, и вдруг начинает смеяться:
— Надо же, ты поддержала мою шутку. И поехала со мной по магазинам, не пообещав при этом засудить за поощрение рабского труда. Спасибо, кстати.
Александра смотрит на его улыбку с обречённостью и внутренне содрогается, поняв, что совсем не против улыбнуться ему в ответ. Может быть, Крис всё-таки немного, самую малость, ей нравится, — когда она не хочет его убить. Но не более. За все эти годы она ни разу не посмотрела на него, как на мужчину; он был рядом с Вильямом, но Александра не думала, что, возможно, он был и рядом с ней.
Александра сглатывает и продолжает разговор, лишь бы не улыбаться, не думать, не останавливать взгляд на его лице. Девушка идёт в винный отдел и оборачивается через плечо, так, словно это ничего для неё не значит, хотя, по правде, обычное движение стоит ей невероятных сил.
— Не стоит благодарности, — милостиво говорит она. — Просто помоешь полы до прихода гостей, и мы в расчёте.
Улыбка сползает с лица Криса.
Александра с облегчением выдыхает.
***
Воскресенье, 00:01
Ей нужно увидеть Вильяма.
Это важно для Александры — обнять его, прижаться, почувствовать руки, сомкнувшиеся на её спине, и понять, что мысли о Крисе ничего не значат.
Ей не нравится Крис Шистад. Совсем. Никогда. И её сердце ничего к нему не чувствует; не может быть такого, что все эти годы ничего не было и вдруг, из-за какой-то ерунды… случайной заботы… Ну что с ней такое?
«Крис мне не нравится».
То есть нравится, но как друг её парня… как её друг… как, как…
Но Вильяма всё нет и нет. И на звонки он не отвечает.
Ольсен осторожно обходит пьяную рыжую первокурсницу и только сейчас понимает, что сама выглядит не намного лучше неё. Вернее, выглядит-то она так, словно всё у неё под контролем, однако мысли путаются, и в глазах начинает двоиться.
Не стоило ей столько пить. Нужно дождаться Вильяма, и вся её тревога улетит прочь; но пока его нет, Александра не может усидеть спокойно. Беспокойство маленькой птицей с острым клювом бьётся в её груди.
Александра сворачивает у одного из кресел на кухне и чуть не спотыкается о чьи-то ноги. Не важно. Просто дождаться Вильяма. Вильям со всем разберётся; он знает её лучше неё самой.
Кто-то перехватывает её руку.
Крис удерживает её за запястье. Снова. Почему сердце бьётся так громко, вы разве не слышите? Почему внутри всё бунтует и волнуется и требует хотя бы попробовать… попробовать…
Шистад сдвигает со своих колен какую-то блондинку и наклоняется:
— Алекс, ты уже напилась, что ли?
— Вильям.
— Ясненько, — Крис поднимается на ноги, не обратив внимание на то, что блондинка обозвала его не самым приятным словом, прежде чем развернуться и пойти искать себе другого парня на эту ночь. — Пойдём, уложим тебя баиньки.
— Вильям.
— У вас с Вильямом совсем другие «баиньки», я уверен, — понимающе-увещевающим голосом говорит парень, придерживая Александру за плечи и разворачивая в сторону спальни.
Ольсен слегка склоняет голову, и Крис подставляет ей плечо. Это приятно — чувствовать опору; она и забыла, что положиться можно не только на Вильяма…
«Вильям. Вильям. Вильям».
— Крис.
— Вспомнила, как меня зовут? Значит, мозг не пострадал.
— Меня сейчас вырвет.
Крис останавливается, и хватка его становится сильнее.
— Только не на пол, Алекс. Я помыл его, если ты помнишь.
Она молчит, только чувствует, что они меняют курс и движутся теперь в сторону ванной. Александра с трудом переставляет ноги, но благодаря поддержке Криса это почти незаметно.
Шистад заводит её в ванную, ногой толкает дверь и помогает девушке опуститься на бортик ванны.
— Хочешь, чтобы я подержал тебе волосы? — то ли шутит, то ли нет Крис.
Когда Александра не отвечает, он усаживается перед ней на корточки и повторяет вопрос, подозревая, что она начинает засыпать вразрез своим словам. Голова девушки клонится вперёд, и Ольсен упирается лбом в плечо Криса.
Через минуту она чувствует, как сотрясается его тело, и понимает, что он смеётся. Александра отстраняется — совсем чуть-чуть, чтобы видеть лицо парня.
— Не думал, что когда-нибудь увижу тебя такой пьяной, — улыбается Шистад.
Александра моргает, глаза её почти закрываются. Её тянет в сон.
Но она всё равно бормочет:
— Хватит улыбаться.
— У тебя какие-то проблемы с моей улыбкой?
Девушка почти соскальзывает с бортика, но удерживается, а Крис дёргается, и его рука замирает в считанных сантиметрах от её талии. Александра опускает взгляд на его руку.
Он её не касается, но кожу покалывает.
— Да.
Крис старается не выдать своих эмоций. «Да»? Что за «да»?
Но Александра не спешит продолжить. Веки её смежаются, и на какой-то миг Шистад боится, что она сейчас упадёт назад, и вскакивает, и ладони его почему-то удерживают её лицо.
Логично было бы схватить её за плечи, а он… Что он делает?
Александра приоткрывает глаза и смотрит на него затуманенным взглядом. И Крису хочется… хочется…
— Да, — повторяет Ольсен. — Она сводит меня с ума, твоя чёртова улыбка.
Крису хочется, чтобы она заткнулась и чтобы никогда не останавливалась.
— И твои шутки…
Крис надеется, что её стошнит, и она замолчит. Крис надеется, что она продолжит.
— И твоя забота… И то, что ты помог мне…
Крис ждёт, что сейчас вернётся Вильям, и желает, чтобы он никогда не возвращался.
— И ты тоже.
Александра закрывает глаза. Крис Шистад верит, что наутро она ничего не вспомнит, но надеется, что не забудет.
========== Глава 4 ==========
Воскресенье, 07:51
Александра переворачивается на бок, и её рвёт.
Вильям усаживается сзади и приподнимает девушку, прежде чем придержать ей волосы. Рвотные позывы сотрясают тело Ольсен, она старается дышать глубоко, но каждый раз, ощущая отвратительный привкус на языке, снова задыхается. Спазмы сжимают горло, и её всё рвёт, рвёт и рвёт.
Перед глазами — пелена, это слёзы застлали взор, и она даже не видит, что, слава богу, её тошнит не на пол, а в таз. Александра может чувствовать только кульбиты, которые совершает оставшееся содержимое желудка, и тёплое дыхание Вильяма на своей макушке.
— Тише… Всё хорошо, милая, всё хорошо, — шепчет Магнуссон, и всё её тело снова сотрясается и горит.
Руки Вильяма обвиваются вокруг её талии, и становится легче. Мерзкий кислый привкус во рту, конечно же, никуда не исчезает, но звук его голоса действует успокаивающе.
— Вот так, молодец.
Александра откидывает голову на плечо Вильяма, и из груди её рвутся рваные вдохи. Парень больше ничего не говорит, баюкая девушку в своих объятиях.
Александра вся потная, измождённая, с лихорадочно блестящими глазами на осунувшемся за ночь лице. Она смотрит пустым взглядом в потолок, ощущая, как рядом бьётся любящее сердце, и ненавидя себя каждой фиброй души.
— Ничего. Ты в порядке, теперь ты в порядке.
И слёзы снова бегут по щекам Александры. Она сама себе отвратительна — за то, что выглядит настолько слабой, за то, что опять заставляет Вильяма видеть её настолько жалкой, за то, о чём думала…
Ей хочется выплюнуть эту желчь, но это уже даже не желудочный сок, а что-то в её мыслях, в её голове; что-то грязное, отвратительное, недопустимое.
— Прости меня… прости.
Объятие Вильяма становится крепче и увереннее. Александра всё продолжает шептать, но он только сильнее её удерживает, боясь, что та чужая и сломленная Александра вернётся, — пугливая, незнакомая ему девушка, плачущая на похоронах бабушки.
— Я с тобой. Слышишь? Я с тобой.
Александра сжимает дрожащими руками его руки, оставляя следы от ногтей, но боли Вильям не ощущает. Даже сейчас, потерянная и поддавшаяся панике, Александра Ольсен остаётся той, кем была всегда, — константой в его жизни.
***
09:01
Александра оправляет домашнее платье и подбирает под себя ноги.
Девушка выглядит чересчур бледной, на губах нет ни кровинки, но она наконец-то вымыта, причёсана и собрана. У неё больше не дрожат руки, и глаза смотрят на Вильяма как и прежде — со спокойной лаской и тихой любовью.
Но Магнуссон всё равно окидывает Ольсен долгим пронизывающим взглядом, прежде чем отойти от дивана и пойти на кухню. Он может видеть её и оттуда, но расстояние между ними нервирует его все те минуты, что необходимы для заварки чая.
Александра тем временем включает свой почти разряженный телефон, медленно нажимает на экран и подносит к уху. Вильям ни о чём не спрашивает и практически игнорирует происходящее: даже когда девушка кладёт телефон подле себя, он всего-навсего вынимает заварку из кружки и идёт обратно.
Ольсен принимает кружку. Магнуссон не садится до тех пор, пока не убеждается, что она пьёт — медленными глотками, степенно, если не сказать чинно. Вся такая светская и серьёзная, с мокрыми губами, которые ему хочется поцеловать.
Александра улыбается.
Она отставляет кружку на стеклянный столик, поворачивается к Вильяму всем корпусом и делает то же, что и всегда, когда между ними повисает эта странная ненавистная тишина: широко разводит руки.
Ни дать ни взять хрупкая птичка, которая вот-вот взмахнёт крыльями и улетит; и словно чтобы не дать этому случится, Вильям подаётся ей навстречу и обнимает, ощущая, как её ладони опускаются на его спину.
— Прости меня, — снова говорит Александра, но на сей раз в её голосе нет ни отчаяния, ни страха. Этот голос проникает внутрь него, всё рушит и собирает заново. — Прости, что раз за разом заставляю тебя волноваться.
Вильям знает, что чувствует, но не может облечь в слова — всё это не важно. Его беспокойство, её панические атаки — это не имеет значения. Для него нет ничего сложного; всё просто, если Александра здесь рядом.
— Я не собиралась напиваться. Я знаю, что в моём состоянии пить не следует, — она говорит негромко, стараясь подобрать каждое слово, и это, как и всегда, отзывается в Вильяме болью. Александра не должна подбирать слова рядом с ним. — Наверное, я просто сильно по тебе скучала.
И стена между ними рушится.
Александра чувствует, что Вильям улыбается. В эту секунду она ни в чём не сомневается и не понимает, как вообще может сомневаться. И она любит его, просто любит, и всегда будет любить.
О чём вообще думал её глупый пьяный мозг? Удостовериться? В чём? Вильям с ней, даже если его прямо сейчас нет рядом; он под кожей, в венах, в мыслях, во всей ней.
— Господи, — в конце концов, говорит Ольсен. — Я так сильно тебя люблю.
Вильям смеётся. Этот грудной смех заражает и Александру, и вот они смеются уже оба. Девушка даже не замечает, что Магнуссон отстранился и смотрит на неё, и в его глазах она находит всё.
— Знаешь, — произносит Вильям, — возможно, тебе стоит пить почаще.
Он берёт её лицо в ладони, и к Ольсен возвращаются краски.
— Скажи это ещё раз.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я…
И когда Вильям целует Александру, кровь приливает и к её губам. В этом поцелуе нет ни одного вопроса, но есть тысяча ответов, и каждый из них звучит одинаково: «Я люблю тебя».
В этот момент Александра почти не вспоминает свой приступ, спровоцированный вовсе не алкоголем, как подумал Вильям, а чувством вины за то, что никогда не должно было ей присниться.
Даже о Крисе она почти не думает — о том, как он держал её за руки последние дни, о том, как эти небрежные касания удерживали её от падений.
— Прости меня, — шепчет Александра, уже скорее для себя, чем для Вильяма.
Парень гладит её волосы и всё ещё улыбается:
— Перестань извиняться. К тому же Крис сказал, что ты вела себя хорошо и рано легла спать. Никто не знал, что тебя ждёт такое экстремальное пробуждение, — Вильям пытается перевести всё в шутку, но Александра вздрагивает, услышав имя Криса.
— Крис? Ты с ним разговаривал? Что он сказал?
«Какого чёрта он не отвечает на мои звонки?»
Вильям пожимает плечами:
— Только то, чтобы мы не смели пачкать его чистый пол. Он оставил тебе тазик.
Между бровями Александры появляется складка. Значит, вчера Крис отвёл её пьяную спать? Она помнит, как он вёл её, но ей почему-то казалось, что сначала они свернули в ванную…
— Лучше бы он убрал бутылки, — бурчит Ольсен. — И ту рыжую из нашей кухни.
Александра помнит, как проснулась ранним утром от звука открывшейся двери и приглушённого голоса Вильяма, выпроваживающего заснувшую гостью.
— Перед уходом он ещё пробурчал что-то о том, будто бы осведомлён, что за убийство в нашей стране сажают, и ты не должна распускать руки.
— Я? — удивляется Александра и морщит лоб. — Что он сделал?
Ответа у Вильяма не находится.
Внутри у Александры дремлет какое-то знание, и она с опаской обходит его стороной. Ей кажется, что она помнит, или ей всего-навсего мерещится собственный голос: «Я тебя… убью и зак… закупаю… нет, закопаю», — и на коже появляются мурашки.
Сердце стремительно бьётся, обгоняя тихий, похожий на эхо ответ: «Я уже говорил, ты и так меня убиваешь».
Это не может быть правдой, потому что Крис точно не нёс её на руках до спальни, не укрывал одеялом, пока она угрожала ему расправой. Шистад никак не мог принести ей таз — но Вильям сказал, что это всё-таки был он — и наказать, чтобы она блевала туда, а не на чёртов чистый пол!
Всего-то это просто не могло быть.
Потому что всё это было лишь сном, не так ли?
***
Ей нравится чувствовать его губы на своём животе.
Александре жарко, и она всего лишь сказала, что хотела быть снять дурацкую одежду. Помощи от Криса никакой — блузку он снимает медленно, и ей становится ещё более душно, чем было.
Она немного выгибается в спине и быстро снимает блузку, не взирая на взгляд Криса — одновременно раздражённый и вожделеющий.
— Ты такая неромантичная, Алекс.
— Нечего слюнявить мой пупок, — отвечает Александра, и в её бесцветных глазах загорается огонёк, который так ненавидит Крис.
Ольсен это знает, потому что Шистад всегда начинает раздражать её, когда она немножко расслабляется. Но сегодня всё по-другому.
Александра улыбается Крису — это простая чистая улыбка, совсем даже не хмельная, что немного её удивляет. Она же столько выпила!
— Иди сюда, — она и сама не верит, что произносит это, но слова звучат как-то правильно.
Александра притягивает Криса, так, чтобы его глаза были напротив её, и, ощущая на себе его тяжесть, чувствует себя неимоверно слабой и немного… может быть… чуть-чуть… счастливой.
— Ты так сильно меня бесишь, — признаётся она и запускает пальцы ему в волосы.
Крис улыбается — от его улыбки что-то в ней умирает и рождается заново — и говорит то, что она и боится, и хочет услышать. Его шёпот опаляет ей ухо, и она невольно стонет:
— Засуди меня за это.
Александра не уверена, но, возможно, она целует его первой. И даже так ощущает эту улыбку, и это и раззадоривает, и злит; девушке хочется исполосовать кожу Шистада ногтями, укусить его и сделать что угодно, лишь бы стереть его улыбку.
Но Крис заводит ей руки над головой и углубляет поцелуй. Александра ощущает, что барьеры внутри неё рушатся, что настоящая Снежная королева гореть не может, а она просто сгорает.
— Алекс, — Крис выдыхает имя прямо ей в губы. — Алекс…
Она боится открыть глаза и посмотреть на него. Почему она боится? Почему не открывает глаза, почему не смотрит на него, почему ничего больше не может сказать?
Во тьме безопасно.
— Я не должен был целовать тебя, Алекс.
«Должен. Ты должен был», — думает она и чувствует ярость за то, что он сказал это. Ей хочется его ударить, хочется сказать, что она его убьёт и закопает.
— Ты просто меня убиваешь, — шепчет Крис, словно её услышав, и у неё больше нет сил — она должна посмотреть на него, должна что-то сделать…
Но перед её глазами вовсе не Крис. Это Вильям.
Александра подскакивает на кровати так резко, что тело, не успев отойти от сна, отзывается головокружением. Ольсен перегибается через кровать, и её рвёт.
***
Ночь вечеринки, 00:01
— Она сводит меня с ума — твоя чёртова улыбка. И твои шутки… И твоя забота… И то, что ты помог мне…
Мона замирает перед приоткрытой дверью ванной комнаты. Этот проклятый голос она узнала бы из тысячи. Чёртова Александра Ольсен.
— И ты тоже.
— Алекс…
Мона прижимается к щёлке, не веря ушам. Она догадывалась, но это… это слишком… очевидно. Сердце отзывается болью, когда она и впрямь видит Криса, удерживающего лицо Александры в своих ладонях.
Глаза Ольсен закрыты, а губы беззвучно движутся, и пусть Хольтер видит только спину Шистада, она видит и другое — как большими пальцами он поглаживает щёки девушки.
Мона скрипит зубами. Она так и знала. Всё дело в этой Ольсен.
Хольтер оборачивается, чтобы убедиться, что никто на неё не смотрит, — все пьяны, но проверить всё равно не мешает. И только после этого она достаёт из кармана телефон и включает камеру.
Наверное, Александра опять что-то говорит, но совсем тихо, даже Крис нагибается, чтобы услышать.
— Засуди меня за это, — вроде как отвечает на что-то Крис и замирает. Если бы Мона не знала, кто такой Кристофер Шистад, решила бы, что он… сомневается?
А потом Мона едва может подавить вскрик, настолько это её выбешивает и выбивает из колеи, — Крис приближается к Александре и целует её.
Он целует её как-то отчаянно, даже требовательно, и всё-таки слишком, слишком мягко и бережно.
Мона дрожит. Она не знает, отвечает ли ему Александра, знает только, что та сидит на бортике ванны и не отстраняется. И Крис тоже не отстраняется, точно ждёт ответа, отклика или чего-то ещё.
— Алекс… Алекс…
Эти минуты кажутся Моне вечностью. Её сердце просто кровью обливается, когда она слышит голос Криса, зовущий кого-то другого, а не её!
Когда Крис наконец прерывает поцелуй, — почему-то Мона уверена, что именно он, инициатор, и прервал его, — глаза у Александры всё ещё закрыты, но девушке кажется, что по телу той бежит дрожь.
Кажется, Шистад тоже это замечает, потому что берёт её руки в свои. Мона замечает, что Александра, вначале заваливающаяся вперёд от невозможности держать себя прямо, сидит на удивление ровно.
Несколько минут они молчат, пока Крис уже обычным голосом не произносит:
— Я не должен был целовать тебя, Алекс.
«Вот именно!» — хочется крикнуть Моне.
— Ты просто меня убиваешь.
И в этот момент Мона Хольтер понимает, как сильно ненавидит Александру Ольсен — за то, что отнимает чужое; за то, что та может получить что угодно, не пошевелив и пальцем; за надменность и холодность, да даже за то, что поступает так с Вильямом!
И главное — за то, что Крис смотрит на неё так, как должен смотреть на Мону.
Крис поднимается на ноги, осторожно помогая подняться и Александре, но в конце концов просто берёт её на руки.
Мона выключает видео и отходит.
Она провожает парочку нервным взглядом, но, подсаживаясь к подвыпившим друзьям, с которыми пришла, выглядит гораздо спокойней, чем себя ощущает. Хольтер дожидается, когда Крис выходит из спальни Александры, — не позднее, чем через пять минут, — и дышать становится чуточку легче.
И телефон приятной тяжестью греет руку.
========== Глава 5 ==========
Понедельник, 13:04
Мона даёт Петеру подзатыльник, когда он протягивает ей телефон. На улице льёт как из ведра, а этот зубастый идиот, называющий себя её братом, даже в пакет его не запихнул! И это после того, что случилось!
Воскресенье у Моны не задалось. Проснувшись, она обнаружила, что кто-то пролил коктейль на её телефон, и он больше не включается. Пришлось обратиться за помощью к Петеру, и что?
Вторая половина понедельника, а он только и смог, что восстановить аудиозаписи и контакты!
— А что с видео?
— Работаю. Пока только звук вытащил, но, думаю, скоро и видеоряд подлатаю.
Мона выдыхает. Хорошо, значит, не всё потеряно. Да и запись — уже не так плохо.
Окинув брата презрительным взглядом, Хольтер всё-таки благосклонно кивает.
— Ладно. Сделай побыстрее, — и, даже не попрощавшись, она разворачивается на каблуках и возвращается в школу. Да ну и чёрт с ним, с видеорядом, она и с записью может свернуть горы! Стоит только дать её послушать Вильяму, и дело в шляпе.
Она шагает по коридору, напевая какую-то песенку, подбодрённая и окрылённая. Настроение на высоте, и даже увидев Александру, Мона не перестаёт улыбаться. Наоборот — улыбка её становится шире.
Её не бесит даже то, что она и без того видит каждый день, — как Вильям открывает перед Александрой дверь, как идёт рядом, не касаясь её, но так, словно он и щит для неё, и барьер, и опора, и всё на свете.
Подобная идиллия обычно вызывает раздражение, граничащее с завистью. Но не сегодня, нет, только не сегодня. Потому что Мона, в отличие от всех кругом, видит, что это блеф, и Александра Ольсен никакая не королева, и подражать тут нечему. Просто жалкая фальшивка.
Александра проходит мимо Моны, скользнув по ней равнодушным взглядом. Былая злость поднимается в душе Хольтер, но тут же угасает. Уже сегодня она сотрёт эту маску!
Но часть Моны чувствует, что что-то не так. Например, то, что сегодня их только двое, — Александра и Вильям, — и Крис не догоняет их в коридоре, чтобы снова сцепиться с Ольсен или улыбнуться так, что сердца всех девушек, находящихся близко к нему, начинают биться в унисон.
Криса просто-напросто нет в школе.
Мона не знает, что сердце Александры тоже чувствует подвох — гораздо ярче и болезненнее.
Ольсен не видела Шистада с самой вечеринки и волновалась, сама не зная о чём. Судя по словам Вильяма, Крис просто уложил её спать, а потом ей приснился этот глупый-глупый-глупый сон. Но в действительно же ничего не случилось, верно? Ну вот вообще ничего?
Александра пребывала в растрёпанных чувствах, хоть никому об этом не говорила — даже Вильяму — и вела себя, как обычно. Пожалуй, если Вильям не беспокоится о Крисе, то всё нормально. Может, тот завис на другой вечеринке или с какой-нибудь девушкой…
Александра проглатывает комок в горле.
Это же Кристофер Шистад, а чего она, собственно, от него ждёт?
Александра чувствует разочарование в себе. Размышляет не пойми о чём, и чем она лучше остальных? Возможно, ей стоит присоединиться к фанаткам Шистада, поорать немного в его славу и больше никогда не думать о том, где он и в порядке ли.
«Но он же в порядке?»
— У тебя такая глупая девушка, — говорит Александра, поворачиваясь к Вильяму.
Парень берёт её за руку и улыбается:
— Зато красивая.
— Так вот почему ты со мной встречаешься? — улыбается она в ответ, пока Магнуссон немного отступает, чтобы пропустить её в столовую.
— Естественно, — кивает Вильям. — Ну, может, ещё потому, что люблю тебя.
Магнуссон любит этот момент с восьми лет: когда в бесцветных глазах Александры, словно первые ростки после зимы, пробиваются чувства. Иногда, когда он всё теряет, когда ярость заполоняет нутро и он готов рвать мир на клочки, Вильям смотрит в эти глаза, и всё встаёт на места.
Его константа.
— Не смотри на меня так, — просит или требует Александра.
— Как?
«Как Крис».
— Как будто ты смотришься на мне гораздо лучше, чем это платье.
Ольсен вдруг тихо смеётся, увидев выражение его лица, но некоторые ученики оглядываются, уверенные, что пропустили какую-то шутку. А Александра думает, что, должно быть, дома ей придётся поплатиться за эти слова.
— Ты выглядишь очень голодным, — дразнит Александра и проходит дальше, бросая: — Пойдём, а то я слышала, что мужчины на голодный желудок становятся очень агрессивными.
Вильям подходит к ней сзади почти вплотную и шепчет:
— Если ты думаешь, что я сдержусь из-за людей вокруг, то сильно ошибаешься.
По коже Александры бегут мурашки.
«Может быть, я надеюсь, что ты не сдержишься».
Александра ощущает себя слишком раскованной и свободной; эти черты ей не присущи, обычно за них в их компании отвечает… Крис. Жар, поднимающийся внутри неё, пропадает, словно на девушку вылили ушат воды.
Кристофер продолжает её раздражать, даже отсутствуя.
Вильям здоровается с остальными Пенетраторами, и Александра им улыбается — вежливо, но довольно холодно. Некоторые из них до сих пор улюлюкают, когда Вильям ведёт её дальше, за отдельный столик.
Девушкам не место за столом Пенетраторов, а Вильям… слишком Вильям, чтобы её оставить.
— Можешь сесть с ними, если хочешь, — предлагает Александра, хотя прежде ничего подобного никогда не предлагала. Как-то само собой разумелось, что они всегда сидели вместе — они и Крис.
— Я собираюсь принести тебе еды, а потом мы продолжим тот интересный разговор.
Вильям опять отвлекает её от всех проблем, и это одна из причин, почему она его любит. Александра кивает, и парень отходит за обедом.
Где-то в этот момент должен появиться Крис, который спросит, под какую статью он подпал на сей раз. Но его нет, и Александра думает, какая статья могла бы светить ему за отсутствие.
— Привет.
Александра поднимает ясный, спокойный взгляд. Она не выражает удивления или каких-либо других эмоций, когда видит сияющую Мону.
— Привет.
— Хотела извиниться перед тобой. Мне не стоило распространять слухи, не имея доказательств.
«Тебе не стоило вообще открывать рот. Пользуйся им по другому назначению… ну там, поесть, например», — звучит в голове Александры голос Криса. Ольсен практически ненавидит его за то, что его здесь нет и он не может сказать что-нибудь в этом духе, пошлое и бьющее наотмашь, а потом улыбнуться.
Александра откидывает эти мысли прочь и говорит то, что и должна:
— Спасибо, что извинилась.
Мона выглядит такой нетерпеливо-счастливой, что Александре кажется, ту сейчас разорвёт. Это было бы неплохо: Ольсен не нравится это миловидное лицо.
— Нет, ты не поняла. Я хотела извиниться за тот случай. Но теперь у меня есть доказательства. И на сей раз я хотела бы услышать твои извинения за всю ложь.
Александра скорее ощущает, нежели видит взгляды, направленные на них. В воцарившейся тишине она отчётливо различает шаги Вильяма, и это позволяет ей сохранить невозмутимость.
— Прости, но я понятия не имею, о чём ты говоришь.
— Ну же, Алекс, лучше расскажи сама.
Краткая форма собственного имени, произнесённая этим елейным голоском, вызывает в Александре желание ударить девушку. Но Вильям уже здесь, стоит за её спиной, укрывая от всех взглядов, молчаливого интереса, и самое главное — выпадов этой девчонки.
— Если не хочешь опозориться перед всеми снова, уходи и не неси чушь. Оставь Александру в покое. Я не стану повторять дважды.
Улыбка Моны немного меркнет, и девушка ёжится, но с места не двигается. Бросив на Ольсен ещё один неопределённо-торжественный взгляд, она обращается уже к Магнуссону:
— Ты не понимаешь, Вильям. Она тебя обманывает. Она лжёт всем в лицо и строит из себя недотрогу, а на самом деле… — Вильям делает к ней шаг, и Мона, словно испугавшись, выставляет перед собой телефон и нажимает на кнопку.
«Это сводит меня с ума, — твоя чёртова улыбка. И твои шутки… И твоя забота… И то, что ты помог мне… И ты тоже».
Александра не может поверить, что голос, который она слышит на записи, принадлежит ей.
— Алекс…
Ольсен едва подавляет желание вскрикнуть, когда шёпот Криса звучит непозволительно громко в оглушающей темноте — он кажется ейопасно-интимным, даже трогательным.
Вильям вырывает телефон из рук Моны и швыряет его на пол — запись замолкает, когда экран трескается. После парень поднимает обманчиво спокойный взгляд и говорит:
— Неужели я неясно выразился? Оставь. Александру. В покое, — Вильям произносит слова как обычно, но почему-то они звучат как угроза.
— Ч-что? — лепечет Хольтер. — Ты же слышал, что она сказала! Крис сводит её с ума! А если и дальше послушать…
— Я в жизни не встречал никого настолько… тупого.
— Они це..!
Звук пощёчины не даёт Моне договорить. Она прижимает ладонь к горящей щеке и, не веря, смотрит на поднявшуюся Александру. В глазах у той — вековые льды. Сдержанную ярость Александры осязают все и вспоминают о той пропавшей девушке, надевшей толстовку Вильяма. Большинство прячет взгляды.
— Да, Крис действительно сводит меня с ума, — чётким голосом заявляет Александра. — Он чёртов кретин, бабник и саркастичный недоумок, у которого шило в заднице. И каждый раз, когда он говорит в моём присутствии, то старается вывести меня из себя. Но ещё он друг, который всегда одолжит свою толстовку и заткнёт рот всем, кто хочет причинить мне боль. И это меня бесит — то, что, будучи таким неисправимым идиотом, он является хорошим человеком. Думаешь, я могу сказать ему это на трезвую голову? Да он будет ходить за мной по пятам со своим тупым: «Алекс, мы теперь лучшие друзья или как? Какие там привилегии у лучших друзей?»
Мона ошарашена, как и все в столовой. Обычно Александра не пускается в тирады, но сегодня она всё ещё остаётся собой, и через мгновение многие начинают улыбаться.
— И если кто-нибудь из вас передаст ему эти слова, я… я… очевидно, я ничего не смогу сделать, — заканчивает Александра, опускаясь обратно на стул. Эта речь отняла у неё много сил; является ли она правдой?
Что за импульс заставил её встать и сказать всё это? Что-то, похожее на страх. Что могла ещё сказать Мона, что ещё она слышала той ночью, о которой сама Александра мало что помнила?
Она и правда сказала всё это Крису?
Вильям опускается на стул рядом и берёт её за руку.
— Кажется, мы закончили, — резюмирует он.
Люди глядят на Мону, которая застыла, не в силах поверить в то, что всё повернулось вот так. Она даже не постеснялась поднять разбитый телефон и с ужасом убедилась, что он не работает. Самое главное… они не услышали самое главное…
Как выжившая в цунами среди не тронутых им людей, он стоит и смотрит в глаза той, которая снова победила.
«Я уничтожу тебя. Уничтожу любой ценой», — думает Мона, но сегодня — сейчас — она поджимает хвост и убегает из столовой.
Сердце Александры грохочет в груди.
— Возможно, я скажу Крису, что ты считаешь его хорошим человеком. Думаю, он потребует назвать статью за оскорбление его чувств, — говорит Вильям.
Александра пытается улыбнуться. Со всех сторон на неё поглядывают с доброжелательным интересом, но она всё ещё чувствует себя в западне.
— Ты в порядке?
— Я всегда в порядке, — тут же отвечает Александра и удивляется, потому что не врёт. Она знает: Вильям беспокоится о возможном приступе, но, несмотря на то, что сердце так сильно колотится, разум остаётся ясным.
Вильям пододвигает к ней тарелку.
— Эй, Александра! — кричит Джулиан, один из Пенетраторов. — Теперь я действительно верю, что ты могла убить Малин!
— Её никто не видел с первого курса, — поддерживает его рядом сидящий Боркис. — В каком шкафчике ты её замуровала?
— Заткнитесь, — беззлобно кидает им Вильям.
— Если не хотите оказаться в соседнем с Малин шкафчике, — продолжает Александра, и только на эту секунду мир её снова оказывается собран.
Но тут телефоны почти тридцати парней начинают вибрировать одновременно, и Александра поворачивается к Вильяму, надеясь, что ошиблась, что этот день закончится на Хольтер.
Сердце почти останавливается, когда она видит серьёзное, убивающее её выражение на лице Вильяма.
«Пожалуйста, — думает она. — Пожалуйста, не говори, что…»
— Мне нужно уехать.
«Нет».
Вильям гладит её по голове:
— После уроков возьми такси и сразу поезжай домой. Напиши мне, как приедешь. Я вернусь так быстро, как только смогу.
«Не уходи, тогда и возвращаться не придётся».
Но Александра, конечно же, этого не говорит. Она никогда ничего не говорит, только ждёт, сминая в руках подушку, в надежде, что он вернётся живой.
— Хорошо, — только и произносит Ольсен.
Прежде чем подняться и уйти, Вильям целует её в макушку.
Александра почти не ощущает этого прикосновения. Впервые за день неоднозначные мысли о Крисе и Вильяме: «О чём я только думаю?», — уступают место одной-единственной мольбе.
Она даже не чувствует ненависти к Якудзам, которые снова хотят попробовать отнять у неё тех, кого она любит. Александра, как мантру, мысленно повторяет: «Пусть никто не умрёт. Пожалуйста, пусть сегодня все будут живы».
***
Понедельник, 20:44
Каждая прошедшая минута как удар.
Александра старается не думать о плохом, но получается из рук вон.
— Всё будет хорошо, — говорит она сама себе, и пустая квартира отзывается неуверенным эхом. — Вильям будет в порядке.
Вильям?
Этот жуткий единый звук, раздавшийся из телефонов Пенетраторов, раздался и из телефона Криса? Ну конечно, как же иначе. Где бы и с кем бы он ни был, он не мог пропустить этот сигнал.
Значит, ей должно быть легче, — Крис не позволит, чтобы с Вильямом случилось что-то плохое.
Но кто позаботится о Крисе?
Сердце Александры, и без того истерзанное, болит всё сильней.
С ними же всё будет хорошо, да? Не может быть такого, чтобы…
Стены квартиры давят. Александра ненавидит оставаться одна — это напоминает ей о дне, когда она вернулась домой и увидела свою бабушку мёртвой.
Ольсен выходит из квартиры и спускается на улицу, не позаботившись взять ни куртку, ни зонт.
Дождь всё продолжал идти, а улицы Осло опутал туман.
Здесь, среди этой серости, Александре показалось, что время и вовсе остановилось. И это было мучительнее тянущихся часов.
Она не знает, сколько там простояла. Не знает, когда начало темнеть, и в окнах стал загораться свет. Холод щиплет лодыжки, а тонкое платье пропиталось водой и тяжело висело на ней.
Александра не двигается и дышит через раз.
«Пожалуйста».
Она не сразу замечает фары, осветившие её продрогшую фигуру, и не узнает номерной знак машины Вильяма. Возможно, это всё глубокий беспробудный сон — этот промозглый вечер, этот голос, зовущий её из тумана.
Александра смаргивает.
Вильям ещё только вылезает из машины, но уже зовёт её, уже что-то кричит, и Александра срывается с места, чтобы добраться до него быстрее, чем он до неё, чтобы почувствовать его тепло, ощутить биение родного сердца. Но замирает.
Дверь переднего пассажирского места открывается, и она видит Криса.
Его вид ошеломляет её больше, чем вид Вильяма. Она ненавидит то, каким Магнуссон возвращается после разборок с Якудзами, ненавидит, но знает. Для неё это не в новинку.
Но кровоподтёки на лице Криса, сбитые костяшки пальцев, даже его неровная походка — всё это вкупе поднимает в её душе такую бурю, что сегодняшний проливной дождь кажется не более, чем каплей в этом океане.
Александра не плачет. Она уверена, что это дождь стекает под ней, что она сама практически превратилась в дождь, но из груди вырывается всхлип.
— Вы живы, — выдыхает Александра. — Слава богу, вы живы.
И это всё, что она говорит, прежде чем подойти к Крису и обнять, — немного зло и обиженно, слишком сильно, чтобы его покалеченные рёбра наверняка отозвались болью. Но вместе с тем — крайне осторожно, почти что… почти что…
— Я так испугалась. Ты не представляешь, как я испугалась, Крис…
Крису хочется оттолкнуть её, а может, просто пошутить: «Кажется, ты перепутала парня», — но он чувствует, как она продрогла и ослабла, как она напугалась. Он не может не обнять её, не может не вдохнуть запах мокрой кожи. Не может не сказать:
— Прости, Алекс.
Александра никогда и никому не признается, что в этот момент звук его голоса — единственное, что она хочет услышать; что всё это время, с самого своего пробуждения после вечеринки, она боялась, что больше никогда не услышит, как он называет её Алекс.
И тогда Александра плачет.
Сквозь слёзы, за плечом Криса она видит Вильяма и всё плачет, плачет и плачет — потому что любит их и потому, что у неё нет на это никакого права. Плачет, потому что Вильям был с ней всегда, и любовь к нему должна быть выше всего, но Крис… Крис занозой засел в сердце, и она не знает, что это за уголок, в котором он решил осесть. А может, он был там всегда и тихо ждал своего часа, — или всё-таки нет.
«Я люблю, но как именно?»
Александра крепче обвивает шею Криса, и странная, ранящая мысль пронзает её насквозь: «В этот раз ты не удержишь меня от падения, правда?»
Его объятие говорит ей лишь одно: «По крайней мере, мы упадём вместе».
========== Глава 6 ==========
Понедельник, 20:51
Втроём они возвращаются в квартиру, и с каждого ручьями стекает вода.
Вильям накидывает на плечи Александры свою кожаную куртку, но смысла в этом уже нет — платье девушки на девяносто процентов состоит из дождя и липнет к телу, вырисовывая каждый изгиб. Крис старается на неё не смотреть.
— Переоденься, — говорит Магнуссон Александре.
Она молча кивает, плечом оттискивает Криса и проходит дальше, в спальню. В голове словно перекати-поле, и Ольсен рада этой пустоте; рада, что может занять руки, вытаскивая из шкафа другое платье — штаны она не носит в принципе.
Что-то падает к её ногам.
Александра опускается и поднимает с пола толстовку — ту самую, которую одолжил ей Крис. Она пахнет стиральным порошком, но это всё равно его вещь, и смотреть на неё спокойно невозможно.
«Хорошо, что она осталась у меня, — так рассуждает рациональная часть Александры. — Нужно отдать Крису, чтобы он мог тоже переодеться в сухое».
И тут же девушка спорит сама с собой: «Но уже почти ночь. Он же не будет спать в толстовке».
Александра внутренне содрогается: «О чём это я? Крис поедет домой, он не останется тут на ночь», — но думать она может что угодно, а всё равно ведь знает, что никуда она ему уехать не позволит.
Сердце её наполняется необъяснимой уверенностью в происходящем. Она даже пытается подавить вину, когда запихивает толстовку в дальний угол шкафа, — туда же, где лежит толстовка с именем Вильяма, отнятая у Малин, — оглядывает полки с одеждой Вильяма и достаёт две пары брюк и футболок.
Положив их на кровать, Александра быстро переодевается сама и бросает мимолётный взгляд в зеркало. Это всклокоченная девушка с лихорадочно блестящими глазами кажется ей совсем чужой.
Александра приглаживает мокрые волосы, утирает не высохшие капли на лице, берёт одежду для парней и выходит из комнаты.
Она находит их сидящими на диване в полном молчании. Александра окидывает их изучающим взглядом, прежде чем сказать:
— Раздевайтесь.
Крис тут же вскидывает на неё взгляд, но пусть каждый атом Александры и отзывается на него, она заставляет себя подавить волнение и глухим, без эмоций голосом говорит:
— Не обольщайся, Шистад. Я должна удостовериться, что ваши рёбра не сломаны, потому что сама собираюсь их сломать.
Крис переводит взгляд на Вильяма, но тот не выражает никакого удивления. Магнуссон вообще ведёт себя странно — даже ничего не сказал, когда его девушка обняла не его.
Возможно, дело было в этой тихой силе, таящейся внутри Александры. Сейчас Кристофер не мог поверить, что ещё пятнадцать минут назад она стояла под дождём, дрожала и казалась такой маленькой и хрупкой. Вот о чём говорил Вильям, прося его быть с Алекс поосторожнее?
Вот, что это значит — «Александра психически нестабильна»?
Вильям боится, что у неё снова случится паническая атака из-за того, что он заставил её за него волноваться? Он чувствует за собой вину?
Крис не знает, почему ощущает злость; неверная мысль — «Какого чёрта он вообще постоянно заставляет её волноваться?» — вторгается в его мозг. Парень понимает, что их борьба с Якудзами — это то, от чего ни один из Пенетраторов не сможет отказаться, к тому же шанс того, что кто-то из них серьёзно пострадает, равняется одному из ста.
Это же не мафиозные разборки.
И всё же для Александры, очевидно, достаточно и этой крошечной вероятности.
— А одежду ты нам когда выдашь? — Крис всё ещё старается шутить, чтобы разрядить обстановку.
Александра не улыбается, но кажется уже не такой грозной.
— Как только ощупаю вас от и до.
— От и до? Как неприлично, Алекс.
Девушка бросает на него взгляд, который приводит его едва ли не в смятение:
— Засуди меня за это, — отвечает она.
Александра не удосуживается посмотреть на реакцию Криса и поворачивается к Вильяму. Какая-то тень злости, боли и глубокого сердечного чувства пробегает по её лицу.
Крис, наблюдающий за этим, ощущает, как изнутри у него поднимается нечто, что он пытается подавить в себе последние два месяца — с того момента, как увидел эту неприятную ему девушку такой, какой смог её полюбить.
Чувство это было вовсе не ревностью, — по крайней мере, не в том смысле, как её понимают другие. Эта девушка не могла принадлежать ему изначально, потому то, что теплилось внутри него, он не мог выказывать наружу.
Вильям снимает футболку привычным движением, и Крис думает, что это обыкновенная для него процедура после встречи с Якудзами. А потом эти двое, наверное, отправляются в спальню и…
Крис закрывает глаза, когда пальцы Александры касаются разбитой губы Вильяма. Он не открывает глаз до тех пор, пока по шороху не понимает, что друг наконец-то получил свой комплект одежды.
— Прими душ, — говорит Александра. — А потом я обработаю ссадины. Твоё счастье, что ничего не сломано.
«Наверное, обычно они принимают душ вместе», — нехотя думает Крис, и часть него — более эгоистичная — рада, что он здесь и сегодня этого не случится.
И тут же становится душно, когда Вильям уходит.
В тот момент, когда Александра опускается на диван рядом с Крисом, он готов попросить Вильяма вернуться и, не переодеваясь в сухую одежду, пойти домой, чтобы больше никогда не попадать в плен бесцветных глаз.
— Ты то ли медлительный, то ли непонятливый, — вздыхает Александра и тянется к нему, чтобы самой стянуть и куртку и футболку.
Крис подаётся назад, чтобы увеличить между ними расстояние, но чем он дальше, тем ближе к нему Александра.
— Да что ты как ребёнок, ради бога! — восклицает она, и, если куртку он снимает сам, то за футболку принимается уже Ольсен. — Я не собираюсь делать ничего такого!
Но она делает. Едва её руки касаются торса Криса, и парень понимает, что — всё. Синяк на рёбрах ноет от одного только взгляда Александры.
— Будь со мной нежной, — по-прежнему шутит Крис, потому что это вернёт их обратно — к тем отношениям, в которых они состояли всегда. Нужно только дождаться её ледяного: «Это уж как получится».
— Хорошо, — вместо этого отвечает Александра, и Крис готов её убить.
Он ненавидит, как округляются её губы, когда она говорит; ненавидит, как равномерно вздымается грудь, рождая дыхание, после преобразующееся в слова. Он ненавидит, что в эту секунду любит её сильнее, чем полчаса назад, а через минуту будет любить даже больше.
Александра тыкает пальцем прямо в синяк.
— Эй! Это ещё за что?
— Ещё не придумала. Считай, что это профилактическая мера, — произносит Александра, но уголки её губ немного приподнимаются. Она слегка поворачивает его голову, чтобы рассмотреть порез на шее. — Ты до чёртиков напугал меня. Не отвечал на мои звонки и в школе не появился. Если бы ты не приехал сегодня с Вильямом, я бы, пожалуй, решила, что…
Ольсен сглатывает.
— Решила, что..? — спрашивает Шистад, ожидая продолжения.
— Не знаю… что ты умер.
Крис поворачивает голову так резко, что Александра не успевает отпрянуть, и их лица оказываются в десяти сантиметрах друг от друга.
Александре становится то ли плохо, то ли, напротив, хорошо, когда их взгляды встречаются.
— С чего мне умирать, Алекс?
Впервые Александра опускает взгляд первой. Это что-то будит в Крисе, — какая-то неправильность её душевного падения, — и он пальцами приподнимает подбородок девушки.
— Алекс?
— Я всегда думаю о плохом. Глупость, конечно, — она даже говорит так, словно извиняется. — Знаю ведь, что ты отсыпался или где-нибудь напивался, или был с девушкой… Но я… Я просто…
Ему отчаянно захотелось заглушить ранящие беспомощные слова, прижаться губами к губам Алекс и убедить её в том, что бояться нечего. Но ей следовало бояться — его; того, что он хотел сделать, что уже сделал…
— Я не тот человек, о котором тебе нужно волноваться, — в конце концов, произносит он и отпускает её подбородок, но Александра удерживает его руку в своих ладонях.
— Но я волнуюсь.
— Алекс…
— Я волнуюсь, — уже более уверенно продолжает Александра. — Вне зависимости от того, хочешь ты этого, или хочу ли я… Я не хочу сказать, что ты должен чувствовать ответственность из-за того, что я вся такая нервная и мозги у меня набекрень… Хотя ты и ответственность — это как я и мёлье… (Прим. автора: национальное норвежское блюдо ассорти из отварной трески, икры и печени.) Ненавижу его.
У неё такие ледяные ладони — она всё ещё не согрелась после улицы. Крис не собирается этого делать, но всё равно переворачивает руку, накрывая её ладони.
— К тому же ты тоже беспокоился обо мне. Пусть и из-за Вильяма, ты всё равно не раз мне помог. Даже уложил спать, когда я напилась, — и тут Александра прикусывает язык.
Она вспоминает собственный голос, записанный Моной на телефон, — но это ещё ничего. Гораздо страшнее и опаснее — сон, который он видела в ту злополучную ночь.
Глаза у Криса темнеют.
— Ну, ты же девушка моего друга, — буднично произносит он, но, несмотря на это, Ольсен чувствует какое-то изменение между ними.
Страх, или, может, какое-то понимание снова поселяется в её душе. Александра не хочет знать правду, но отворачиваться от неё она не в силах.
— Той ночью… я… что-то сказала?
И по лицу Криса Александра понимает, что уж он-то точно знает, что тогда случилось.
— Что?
— Я мало что помню. И если честно, не совсем понимаю, что из этого правда, — признаётся Александра. С растерянностью она смотрит на свои руки в его ладони, и ей вовсе не хочется, чтобы Крис их отпускал. — Но сегодня Мона решила, что было бы неплохо выставить меня в самом неприглядном свете перед всеми, — особенно перед Вильямом. Кажется, она была на вечеринке и записала на телефон, как я говорю, что без ума от тебя.
— Она что?
Крис дёргается и порывается встать с дивана, но Александра его останавливает.
— Вильям разбил её телефон до того, как удалось услышать остальное. Но если Мона… Я хочу сказать, что не думаю, будто она оставит всё вот так. Поэтому, пожалуйста, — Ольсен делает акцент на последнем слове, — скажи мне сам. Если есть что-то ещё, то я хочу узнать об этом от тебя.
— Ничего не случилось. Ты несла какую-то чушь, а потом отрубилась. Я отнёс тебя в кровать, точка, — отрезает Крис. — Не думай об этом больше. С Моной я разберусь сам.
Александра пристально смотрит на него, словно ища ответ, и находит его. В отрицании Криса девушка улавливает правду, и сомнения развеиваются. Сердце её и так знает, что произошло, хоть мозг и не помнит; помнят руки, помнят губы, которые горят в опасной близости от губ Шистада.
Александра отнимает руки и встаёт с дивана:
— Хорошо. Рада, что всё так.
Они оба слышат, как открылась дверь ванной комнаты.
Александра улыбается, спокойно и сухо:
— Твоя очередь идти в душ. Я оставлю здесь мазь и пластырь, не забудь воспользоваться ими, как выйдешь.
Крис ничего не говорит.
Он ненавидит, но не знает, кого: Якудз — за то, что не воспользовались одним шансом из ста и не убили его; Мону — за то, что никак не желала оставить в покое Алекс; Вильяма — за то, был его лучшим другом, а предавать лучших друзей нельзя; или себя — за то, что даже сейчас он всё равно продолжал желать Александру Ольсен.
Не ненавидел он только Алекс.
Потому что, даже будучи его великой проблемой, она оставалась и его великой надеждой.
***
Вторник, 08:17
Александра просыпается от того, что Вильям пальцем поглаживает её веки.
Она приоткрывает один глаз, и, как и всегда, обида на него тает от того, сколько любви заключено в его улыбке.
Вообще-то у него, наверное, должны быть к ней вопросы, и правильные, — например, какого чёрта она обнимала его друга под проливным дождём и не связано ли это с записью Моны?
Но Вильям ни о чём не спрашивает, — к ней у него гораздо больше терпения, нежели к другим.
Прежде она бы всё равно попыталась оправдаться, но сегодня ей совсем не хочется говорить ни о чём таком. Александра не может дать полный и внятный ответ, почему сделала всё то, что сделала.
Ольсен молчит и о том, что вставала на рассвете, чтобы проверить, как там Крис, заснувший на их диване. Для начала она убедилась, что он всё же обработал раны, и только после этого укрыла его одеялом, обещая себе, что это последний раз, когда она волнуется за него не просто как за друга своего парня, и пошла обратно.
Александра себя презирает. Она знает, что всё это неправильно — то, что в присутствии одного из этих парней забывает о другом. У неё нет оправданий и нет сил, чтобы что-то изменить.
Но ей придётся — придётся подавить в себе всё, что она чувствует к Крису, пока оно не разрослось и не поглотило её. Она — Вильяма, и это не обязательство, а добровольный выбор, потому что даже сейчас ей всё ещё хочется быть с ним, и потерять его равно смерти.
— Как спалось? — спрашивает Вильям.
Вместо ответа Александра придвигается к нему поближе и обнимает, вдыхая родной запах. Вильям целует её в лоб и устраивается так, что её макушка утыкается ему в подбородок.
Несколько минут они лежат молча.
Потом Вильям говорит:
— Я тут подумал: может, нам стоит немного отдохнуть? Последние дни были довольно насыщенными. Уедем куда-нибудь на неделю. Как тебе?
— А как же школа?
— Плевать на школу.
Часть Александры хочет отказаться, — та часть, которую она пообещала себе больше никогда не слушать. Поэтому она произносит:
— Тогда, может, навестим твоего отца?
— Думаю, он обрадуется.
— Ему не останется ничего другого, когда мы появимся на пороге его дома, — улыбается Александра.
И хоть они с Вильямом лежат в одной постели и по-прежнему любят друг друга, Александра не может с чистой совестью сказать, что всё обойдётся.
Вильям делает её счастливой, но теперь счастье кажется неполноценным без того, кого она успешно игнорировала все эти годы. У неё всегда было двое людей, которые её любили и которых любила она, и Александра не умела жить иначе.
Ей следовало догадаться об этом раньше, понять, что её любовь к Кристоферу Шистаду была лишь вопросом времени.
========== Глава 7 ==========
Десять лет назад
Александра берёт мальчика за руку.
Тот поднимает на неё пустой, слишком взрослый взгляд для ребёнка восьми лет.
Скорбь ещё не расцвела в нём, только какое-то сердитое чувство — за то, что его оставили.
— Это твоя сестра? — спрашивает девочка, указывая на большое фото, выставленное напоказ — похожее стояло на церемонии похорон её родителей. — Красивая.
Мальчик не отвечает. Он, кажется, вообще не понимает, что рядом с ним кто-то находится.
Александра смотрит на пластырь на его щеке, но больше ни о чём не спрашивает. Она знает, что это не тот момент, когда хочется говорить с живыми; это момент признания мёртвых.
Некоторое время и она так стояла, только смотрела не на изображение миловидной девочки, а на лица тех, кто должен был оставаться с ней до самой её старости.
Александра ещё не понимает, что мамы и папы нет. Слёзы соберутся после и будут проливаться долгими днями, но пока что она не верит.
Такое просто не могло с ними случиться, — не могло случиться с ней. Родители часто оставляли её с бабушкой, но всегда возвращались. Значит, вернутся снова?
Александра хмурится. Бабушка сказала, теперь они на небесах и счастливы, но если это так, почему она сама до сих пор плачет на плече у своей знакомой?
Александра знала эту знакомую поверхностно, но ей было жалко её даже больше, чем себя, — надо же, нужно разделить и их горе, и горе семьи этого мальчика, раз уж она здесь.
— Бабушка говорит, что родители на небесах, — как-то скептично говорит Александра. — Если это так, то твоя сестра там же, и они за ней присмотрят.
Мальчик моргает. Девочка перед ним очень хорошенькая, ухоженная и, что называется, с иголочки, но такая же осунувшаяся и потерянная, как и он сам. Он не знает, зачем она с ним говорит и откуда берёт слова.
— А кто присмотрит за нами? — бурчит он.
Александра крепче сжимает его ладонь:
— Я могу присмотреть за тобой, если хочешь. А ты — за мной. И мы будем жить долго-долго и не бросим друг друга, как бросили они.
Мальчик смотрит ей в глаза, — долгим, ищущим взглядом, — а потом переводит взгляд на их руки. Тёплая детская ладошка, держащая его, выглядит единственной правильной вещью на этом карнавале безумия.
Наверное, он долго не отвечает, потому что девочка внезапно отпускает его ладонь, и он отчего-то пугается и удерживает её.
— Вильям, — выпаливает он. — Меня зовут Вильям.
Девочка не улыбается, но взгляд её становится мягче, и в бесцветных глазах он видит всё, что искал, сам того не зная; и уже тогда Вильям понимает, что эта девочка станет константой, вокруг которой будет строиться его жизнь.
— Очень приятно, Вильям. Меня зовут Александра.
***
Два с половиной месяца назад
Вильям не знает, что делать, когда Александра плачет.
Слёзы — вещь, которую он не выносит в принципе, но когда плачет именно она — всё внутри него обрывается и рушится. Эти моменты их жизни он старался забыть, и зачастую ему это удавалось. Но сегодня Александра не плачет; то, что с ней происходит, даже истерикой назвать нельзя, настолько уничтожающе это выглядит.
Когда ноги Александры подкашиваются и она оседает возле гроба своей бабушки, Вильям думает, что это конец.
— Какого… — начинает Крис, но тут же замолкает, как замолкают все. Потому что вид рыдающей Александры пугает каждого.
— Заводи машину, — бросает ему Вильям, прежде чем подбежать к Ольсен и обнять её, пытаясь поднять.
Крис не двигается с места. Его, конечно, именно за этим и позвали — быть водителем, так как машина Вильяма в ремонте, — но к такому он не был готов.
Надменная девушка, с которой они находились в состоянии холодной войны, девушка, о которой Крис иногда говорил: «Понятия не имею, что ты в ней нашёл, Вильям», — девушка, которая терпела его исключительно из-за своего парня, — эта девушка больше не существовала.
На её место пришла Алекс — с бушующей внутри неё бурей и с глазами, в которых разразились грозы. Просто Алекс, которая ходила с ним по магазинам, волновалась за него и ответила на его поцелуй; просто Алекс, с которой он хотел, но не мог остаться.
***
Среда (через неделю), 9:07
Александра отвечает на ласки Вильяма, только когда, прислушавшись, убеждается, что Магнуссон-старший ушёл на работу.
Ей кажется, что они никогда не были так близки, хотя это, конечно, не правда. Но вся эта неделя, что они провели вместе вдали от суеты Осло, была просто верхом совершенства. Александра забыла о своих сомнениях, она была счастлива, и Вильям был счастлив тоже.
Не было панических атак, Якудзы не вмешивались в их жизнь, Криса будто не существовало. Лондон казался островом, на который они сбежали; но волны уже окружали землю, и, предчувствуя скорый конец, Александра старалась взять всё больше, любить сильнее, чем когда-либо.
Словно им с Вильямом осталось недолго, словно «их» уже почти не было.
Руки Александры пробираются под футболку Вильяма, и одна ладонь останавливается на его груди — там, где стремительно бьётся сердце. Её собственное сердце ухает внутри, и она не знает, от любви это, или от оглушающего отчаяния.
Вильям снимает футболку, открывая ей полный обзор — каждый миллиметр его тела она знает наизусть — и нависает над ней.
Ей этого мало, — ей всегда его мало. Она никогда не устаёт его любить.
И, словно услышав её мысли, Вильям склоняется и шепчет ей на ухо: «Люби меня», — а потом целует шею, спускаясь ниже. Она почти всегда спит в короткой комбинации, и сегодня — не исключение, так что уже через минуту её обнажённое тело пылает под его губами.
Во всех касаниях Вильяма звучит обещание, которое отчего-то разбивает ей сердце. Немая просьба продолжает звучать: «Люби меня», — и Александра любит, как только умеет, но всё кажется ей недостаточным.
Как будто любить его абсолютно больше невозможно.
Она отказывается в это верить. Кожа к коже, два горячих дыхания, два потных тела и всё та же просьба.
Её тело реагирует на него почти с животным желанием; Александра отказывается от нежности, от прелюдий — сама целует Вильяма, ощущая, что они горят оба, что, может быть, Вильям чувствует то же, что и она, и потому — словно времени и впрямь не оставалось — входит в неё слишком быстро, сильно и грубо.
Александра стонет и надеется, что этого будет достаточно, что Вильям удержит её хотя бы силой. Ей хочется, чтобы он приказал ей остаться, забыть о…
Она движется, стараясь уловить темп его движений, и на каждое безмолвное «люби меня» мысленно отвечает, будто бы споря: «Люблю».
Александра и Вильям горят, горят неудержимо и безрассудно; парень находит её руку и сжимает — сравни напоминанию о том, как они оказались здесь, как их руки впервые нашли друг друга.
Но когда ладони разжимаются, Александра, всё ещё тяжело дыша, ощущая себя как в дурмане, с ужасом понимает, что горели они всего лишь для того, чтобы сгореть.
***
Пятница, 8:52
Многие смотрят на Мону то с насмешкой, то просто неприязненно, но она удерживается одной мыслью: Вильяма и Александры нет уже примерно неделю.
Хольтер считает, что её поступок в столовой всё-таки не прошёл бесследно; ей нравится думать, что та запись заставила их уехать, что раскол между этими двумя случился.
Возможно, она бы оставила всё как есть и отпустила бы свою ненависть к чёртовой Александре Ольсен, если бы не одно «но»: Крис, вернувшийся в школу, по-прежнему её игнорировал, а когда замечал — глядел с презрением, смешанным с гневом.
В последний раз, когда она подошла к нему, он перебил её словами: «Понравилось на вечеринке? Много интересного увидела?», — и, наверное, этим хотел высмеять её попытку опозорить Александру. Если бы не это и не слова Боркиса: «Господи, надень уже толстовку с именем Шистада и успокойся!» — она бы даже забыла о восстановленном Петером видео.
Сначала Мона хотела использовать его только на Крисе: можно было бы заставить его встречаться с ней в обмен на обещание никогда не показывать видео Вильяму. Но когда в пятницу в школе, наконец, появляются Ольсен и Магнуссон, Хольтер понимает, что её желание быть с Шистадом — ничто перед жаждой уничтожить Александру.
— Только посмотрите, какие люди! — восклицает Крис, едва завидев друзей. — Ну и где мои лондонские пончики?
— Там же, где и твои манеры, — вежливо посылает его Александра.
Улыбка Криса становится только шире:
— Или вы и есть мои лондонские пончики.
Вильям едва заметно усмехается, а на лбу Александры появляется морщинка. Но Мона отчего-то уверена, что, не будь здесь людей, она бы, скорее всего, закатила глаза. «Чёртова фальшивка» — мрачно думает Хольтер.
— Смотри-ка, Алекс. Сейчас наша с тобой любимая биология. И знаешь, что? Сегодня тема строения женского тела. Я собираюсь быть в ударе.
— Надеюсь, тебя хватит этот удар, и я тебя не услышу, — отвечает Александра.
Их перепалка звучит как обычно, но что-то всё равно не так.
— У меня сейчас урок норвежского, — говорит Вильям. — Должно быть, из-за нашего отсутствия расписание совсем спуталось.
— Скажи «спасибо», что благодаря твоему отцу нас вообще отсюда не выгнали, — улыбается Александра.
Крис тут же встревает:
— Представляю, как вам сложно расстаться, когда вы неделю провели, переплетённые в…
— Ты отвратителен, — заявляет Ольсен.
— А ты вообще пончик, — парирует Шистад.
Дальше Мона не слушает. Она дожидается, когда Александра и Крис зайдут в класс, а Вильям пойдёт дальше — на свой урок, — и неспешно движется к Магнуссону. В руках Хольтер сжимает телефон Петера, куда сохранила видео, и идёт на расстоянии — ей хватило того, что случилось в столовой.
Но это видео Вильям должен увидеть любой ценой, и она просто-напросто отправляет его Магнуссону.
***
10:04
— Я был шикарен, — продолжает убеждать Александру Крис, когда они выходят из класса и движутся к лестнице.
— Никто не просил тебя рисовать, — отвечает на это девушка, но глаза её, так настороженно на него сегодня смотрящие, лучатся весельем.
— Это искусство.
Александра качает головой — едва уловимое движение, которое не выбивает из её причёски ни единого волоска. Они останавливаются на лестничном пролёте между первым и вторым этажом.
— Разве Вильям не должен уже ждать нас здесь? — спрашивает Александра.
И действительно — вокруг них снуют представители всех классов, а Магнуссона не видно. Ольсен даже в окно смотрит, но не обнаруживает его и среди гуляющих учеников.
— Может, задержался в классе, — пожимает плечами Крис. — Пойду посмотрю. Подожди пока здесь.
Александра не реагирует, продолжая смотреть в окно.
Внутри неё живёт предчувствие беды, которое она отгоняет вот уже несколько дней. Всё хорошо — вот они снова встретились все втроём, и они в порядке. В их отношениях случился кризис, но они вернут всё на свои места, иначе и быть не может.
Возможно, ей не стоило так рьяно отбрасывать свои чувства к Крису, и эта внезапная любовь к нему могла бы стать просто нежной привязанностью к другу.
Не может же она не общаться с ним, раз они с Вильямом лучшие друзья. Просто стоит определить границы и не выходить за рамки. В конце концов, что Александра Ольсен умеет лучше всего, как не удерживать всё под контролем.
Тень улыбки касается её губ, и она отворачивается от окна. Взгляд её ловит силуэт Вильяма, поднимающегося по лестнице с первого этажа, хотя Александра уверена, что урок у него был на втором, и именно туда и пошёл Крис.
— Вильям, — зовёт она, но улыбка, появившаяся было на её лице, исчезает так же быстро, как и появилась. — Вильям, что..?
Когда он подходит к ней и смотрит сверху вниз, ей впервые становится страшно в его присутствии. Александра впервые понимает, почему кто-то боится Вильяма: когда в его глазах нет любви, а только эта гнетущая туча, как тут не испугаться?
— Вильям, — собственный голос звучит чуждо — как-то неуверенно и высоко.
— Скажи мне.
Вильям делает к ней шаг, и Александра неосознанно отступает, — движется вдоль подоконника и упирается в стену, зажавшись в угол. Человека, который стоит перед ней, — парня, появляющегося на разборках с Якудзами, парня, являющегося предводителем Пенетраторов, — она не знает.
— Сказать что? — практически шепчет Александра.
Магнуссон поднимает руку: на миг ей кажется, что он сейчас ударит её, — но парень всего лишь протягивает ей телефон. Ольсен смотрит на экран, и перед глазами у неё плывёт.
— Засуди меня за это…
А потом Крис приближается к Александре и целует её. Он целует её как-то отчаянно, даже требовательно, и всё-таки слишком, слишком мягко и бережно.
И Александра не отстраняется, она даже не уверена, кто из них действительно начал этот поцелуй.
— Алекс… Алекс…
Она не открывает глаз, потому что боится столкнуться с тем, что они натворили. Ей хочется остаться в темноте, в которой не существует ничего, кроме тепла его губ.
— Я не должен был целовать тебя, Алекс.
«Должен. Ты должен был», — думает прежняя Александра и нынешняя Алекс. Это было неизбежно — так же, как и восход солнца.
Александра смаргивает, когда картинка на экране застывает, в ушах шумит.
Она поднимает взгляд на Вильяма, — на внешне спокойного Вильяма, внутри которого прорвались плотины, удерживаемые им столько времени ,— а потом переводит взгляд на Криса, появившегося за его спиной на лестнице, ведущей на второй этаж.
Она смотрит на двух людей, которых любит, и её сердце разрывается на части.
— Скажи, что ты не влюблена в моего лучшего друга.
И Александра открывает рот, чтобы сказать то, о чём просит или требует Вильям; она правда хочет сказать это — и не может.
Лицо Вильяма искажается, когда он понимает правду, и Александра ненавидит себя за эту боль в его глазах; ненавидит за слёзы, которые бегут по её щекам, и она никак не может их остановить.
Всё, что она может, — это объяснить то, что случилось на вечеринке. Да, это она может. Вильям должен знать, что она никогда, никогда не изменила бы ему; что бы она ни чувствовала, какие бы сомнения ни рвали её душу, — телом она ему верна.
— Тот поцелуй, — голос срывается, но Александра должна сказать, что думает, — был случайностью. Я была пьяна, Вильям, я даже не помню… То есть… Я бы никогда… Вильям, пожалуйста…
Кто-то из девушек, стоящих неподалёку вскрикивает, а Александра вздрагивает, когда кулак Вильяма опускается на стену. Внутри у Александры всё вибрирует — от ужаса, от своей и его боли, от вида крови на его оцарапанных костяшках.
Вильям отвечает негромко, но с такой осязаемой яростью, что девушка и представить не может, сколько же она на самом деле принесла ему страданий, сколько волнений внесла в его душу, если в результате всё вылилось в это.
В этом они с Александрой похожи — в них бушуют океаны, которые они сдерживают. Но сегодня начался шторм.
— Я не спрашивал тебя о поцелуе, — последнее слово Магнуссон практически выплёвывает, нависая над девушкой. — Я спросил, любишь ли ты Криса.
— Мы бы никогда… Я люблю тебя, Вильям. Крис тебя любит. Мы бы…
Второй удар вызывает куда более громкий визг, и даже Александра ощущает, как крик рвётся наружу.
— Ты его любишь?
— Я…
Александра не знает, где найти правильные слова, она не уверена даже, что они вообще существуют. Всё, что ей остаётся, — смотреть на Вильяма своими бесцветными глазами, в которых он и сам может найти ответ.
Магнуссон тяжело дышит и долго, испытующе смотрит. Александра не знает, как после такого взгляда можно остаться в живых, и что-то внутри неё как будто действительно умирает.
Она готова на всё — что Вильям снова ударит стену или ударит её, что накричит, встряхнёт, — ради всего святого, она может вынести что угодно! Это будет лучше, чем та боль, которая клубится в его глазах, отчего взгляд темнеет. Но огонь в нём внезапно стихает, уступает под натиском чувства, которое объединяло их столько лет.
Возможно, в глазах Вильяма умирает даже она сама.
Александре не нужны слова, чтобы понять: она сделала с Вильямом то, что не мог сделать никто другой.
Она забрала у него и себя, и лучшего друга; она отняла у него восьмилетнюю девочку, которая обещала за ним присматривать.
И Вильям мог бы уничтожить её в ответ, в его силах было стереть её в порошок, но в его глазах Александра видела то, что начисто лишило её почвы под ногами, — он всё ещё любил её.
«Нет. Накричи, ударь, сделай, что угодно, только… только не отпускай меня. Не уходи. Только не уходи».
Он любил её, и всё равнособирался сделать это — оставить её одну. Потому что Александра ничего не боялась сильнее, чем одиночества.
Вильям разворачивается, и Александра тянется к нему, чтобы взять его руку в свою, как десять лет назад. Чтобы они смогли жить долго-долго и никогда не бросать друг друга.
Вильям отмахивается от неё и уходит.
Александра не может поверить, что теряет его — как не могла поверить, что родителей больше нет. Но он действительно уходит — спускается на первый этаж мимо молчащих, всё видевших подростков.
Крис делает шаг вперёд, но останавливается.
Ему хочется догнать Вильяма, объяснить самому — это его вина, это он поцеловал Алекс. Они были пьяны, он всего лишь воспользовался ею, как и другими девушками. Алекс любит только Вильяма, как он вообще мог подумать, что она может променять его на кого-то другого!
Гораздо больше Крису хочется подойти к Алекс и обнять её, сказать, что всё будет хорошо, что…
Но этих слов она ждёт не от него. Алекс смотрит на него, и во взгляде её впервые горит совсем ещё юная, неприкрытая любовь, которая сжигает её. Крис чувствует, что, если останется, если вмешается, пламя разгорится сильнее и пожрёт её целиком.
В конце концов, это всегда была история Вильяма и Александры. Это были его самые дорогие люди, а он — лишний персонаж их истории; истории, в которой каждый должен быть уверен в своём выборе.
Крис не мог быть с Алекс, пока её выбор не будет окончательным. Он примет любой конец, но она должна его озвучить. Точно так же он не мог пойти за Вильямом, пока сердце Александры мечется между ними двумя; и всё это сделал он — поцелуй, который никогда не должен был случиться.
Александра дрожит, она понимает. Крис уходит тоже — в отличие от друга, он поднимается обратно на второй этаж.
Девушка знает, что могла бы броситься за одним из них, что, пожалуй, это и было бы ответом на слова Вильяма. Но эта история не могла закончиться иначе с того момента, как Александра признала, что любит их обоих, нет — что сердцем она хочет любить обоих и любить наравне, а значит не сможет пойти ни за одним из них.
Александра остаётся на месте, потерянная и разбитая; растаявшая на глазах у всей школы Снежная королева.
У Александры Ольсен всегда было два человека, которые её любили и которых любила она. Сегодня она потеряла их обоих.
========== Эпилог ==========
«Я много думала о том, как начну это письмо».
Крис усаживается на диван и в сотый раз смотрит на конверт — имя Александры Ольсен глядит на него оттуда, и это всё, что осталось от Снежной королевы.
Наверное, она растаяла, превратившись в воду, а после — испарилась под солнцем Осло. Иначе куда она подевалась?
Шистад знает, что письмо в почтовый ящик положил Вильям. Несколько дней они не разговаривали друг с другом и между ними царило напряжение; но тот всё равно передал ему письмо, предназначенное для них обоих, — потому что по-прежнему был его единственным лучшим другом.
Письмо было вскрыто, так что Крис не сомневался, что Вильям его уже читал. Почему-то от этого ему стало немного легче: если тот прочитал его и даже отдал второму адресату, значит связь между ним, Вильямом и Алекс была не совсем утеряна.
«… но потом пришла к выводу, что правильного начала не существует, как нет и правильного конца. Всё просто начинается и просто заканчивается, как начались и закончились мы».
Крис шумно выдыхает. Закончились — вот оно как?
«Я говорю ‘закончились’, но кто пишет письмо о том, чего больше нет? Письма пишут те, кто не верит в конец, тем, с кем не хотят ничего заканчивать».
Алекс, как всегда, прямолинейна.
«Была мысль уйти, что называется, по-английски. Но я ненавижу людей, которые ничего не успевают сказать напоследок — как мои родители, как бабушка… Поэтому я пишу это письмо, в надежде, что вы прочитаете его вместе и проклянёте меня; может, даже слепите куклу вуду…»
Крис улыбается. Неплохая идея — сделать куклу вуду, чтобы вернуть Алекс оттуда, где она сейчас; знать бы ещё, где она прячется.
Спросить Крис, конечно, не мог, но догадывался, что Александра использовала деньги, оставленные ей бабушкой; раньше она хотела приспособить их для оплаты коммунальных услуг, но Вильям отказался, сказав, что ей следует отложить их на колледж.
А теперь неизвестно, сдала ли Александра хотя бы школьные выпускные экзамены досрочно, или в её голове с идеальной укладкой появился другой, сумасшедший план на жизнь.
Крис надеется — сдала, и готовится к поступлению в колледж; он надеется, что однажды она будет обвинять кого-нибудь в суде, и он придёт на слушание, чтобы протянуть своё любимое: «Засуди его к чёрту, Алекс!»
«…то есть надеюсь, что вы останетесь теми людьми, которых я знала, и лучшими друзьями».
Сложно оставаться друзьями, когда в отношениях висит вопрос, ответить на который может лишь человек, которого нет рядом.
«Но я знаю, что вы, два идиота, будете сидеть и гадать, изменится ли знак вопроса на точку. Я не могу думать трезво, когда вы оба постоянно рядом; я ужасный человек. В моей жизни всегда должно быть два человека, на которых я могу положиться. Сначала это был ты, Вильям, и бабушка. После её смерти ты, Крис, стал для меня отдушиной. И я не знаю — тянулась ли я к тебе, потому что нуждалась во втором близком человеке, или потому… Я не смогу узнать этого, пока не потеряю вас обоих. Я не смогу ответить вам, пока не останусь одна и не научусь полагаться лишь на себя».
Крис переворачивает страницу.
«Я не прошу вас ждать и даже не уверена, что кто-то из вас не разорвёт это письмо. Я лишь хотела сказать, что мне жаль. И мне хотелось бы, чтобы ничего этого не было; чтобы лишь однажды, через много лет, мы бы сидели втроём в кафе, и я бы сказала: ‘А знаете, было время, когда мне казалось, что я что-то чувствую к Крису’. А ты, Крис, ответил бы: ‘Чёрт, Алекс, на твоём месте я бы присмотрелся ко мне снова!’»
Крис смеётся. Может, за это она ему и нравилась, — за то, что они почти никогда не разговаривали нормально, а только ругались или делали вид, что ругаются.
«Кто знает, может, это не такая уж несбыточная мечта. Я не прошу вас простить меня или понять. Знаю, что вообще не имею права просить вас о чём-то. Но всё же вы — два моих самых дорогих человека. И я прошу вас оставаться близкими людьми друг для друга».
Шистад нехотя переводит взгляд на последние строчки:
«И постарайтесь больше не возвращаться домой в синяках — помните, что мысленно я ломаю вам рёбра.
P.S. Я дам ответ, как только сама его найду; и найду вас, если вам ещё будет интересно. А то вдруг вы найдёте утешение друг в друге.
Всегда ваша Александра-Алекс»
Крис не знает, существует ли закон, по которому можно осудить пропавшего человека, но думает, что было бы неплохо его придумать. Особенно когда этот человек заставляет тебя любить его такими нелепыми фразами.
Крис не сразу приходит в себя. Его выбивает из мыслей стук в дверь.
Он надеется, что это не Мона, с которой он переспал немногим ранее и записал её отвратительные хрюкающие стоны. Его так и подмывало разослать запись всей школе, но он сдержался и дал послушать только самой Хольтер — пусть на своей шкуре прочувствует то, что чувствовала Алекс.
Но за дверью оказывается вовсе не Мона.
Вильям смотрит на друга хмурым, непонятным взглядом. Потом откидывает со лба чёлку и говорит:
— Пошли. Ты же не собирался пропустить вечеринку?
***
Год спустя
Александра проходит возле школы Хартвига Ниссена, которая часто снилась ей в кошмарах, и улыбается. Сегодня это место не причиняет боли, только вызывает щемящую грусть.
«Скажи, что ты не влюблена в моего лучшего друга».
Ольсен до сих пор сожалеет, что не смогла тогда ответить и тем самым оставила глубокие раны в трёх сердцах. Но она, как и всегда, оправляет платье-карандаш, вытягивается по струнке и не выказывает ни единой эмоции.
«Скажи, что ты не влюблена в моего лучшего друга».
Сегодня у неё есть ответ. Возможно, уже поздно, и слова её улетят в пустоту, но Александра наконец-то знает, чего хочет, знает, что чувствует, и сомнений не осталось.
И она идёт к тому, кого, в конце концов, выбрало её сердце.
КОНЕЦ
Последние комментарии
1 день 14 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 18 часов назад