Погадай на моих костях (СИ) [Lacysky] (fb2) читать онлайн

========== “Дорогому брату” ==========

Карету мотало из стороны в сторону, и Стефан прикрыл глаза, вдыхая спертый воздух, пропахший старыми чемоданами и истертым деревом. Скрип колес и топот копыт лошадей сливались в монотонную мелодию, навевая дрему. До дома совсем немного, и Стефан решил занять себя чтением, не привыкнув сидеть без дела. Похлопав себя по сюртуку, он вынул из внутреннего кармана аккуратные очки в медной оправе. Достал из чёрного потертого саквояжа книгу и углубился в чтение, пока хватало тусклого света от небольшого окна. Карета мелко тряслась и качалась, гремели колёса.

Стефан захлопнул книгу, не в силах сосредоточиться, и выглянул в окно, за которым простирались пейзажи Трансильвании. Его мысли были так же туманны, как и сама природа вокруг. Он думал о Драгоше.

Страшное известие от матери раскололо устроенный и чинный мир Стефана. За нагромождением слов и следами слёз на бумаге скрывалась страшная правда. Драгош пропал. Исчез в тумане. Стефан бросил все дела в Бухаресте, отменил приём пациентов и помчался домой, сам не зная, на что надеясь. Путешествие смазалось в мутное пятно, наполненное запахом лошадей, стуком копыт, тесными каретами и бессонницей.

Стефан попытался устроиться поудобнее на жёстком сиденье и снова взглянул в окно, за которым растекались сумерки. Дорога к дому вела через лес, и ему каждый раз было не по себе проезжать сквозь деревья, чьи ветки задевали стены кареты, будто царапали чьи-то когти. И туман наматывался на колеса, тревожил лошадей, оседал незримой взвесью на одежде.

Чтобы отвлечься, Стефан вместо книги достал свой путевой дневник. Мягкая кожаная обложка уже поистерлась и хранила тепло прикосновений автора. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено посвящение:

Дорогому брату. Тебе врачевать раны и спасать жизни, мне успокаивать метущиеся души. Помни, какие бы призраки нас ни разделяли, я всегда буду рядом.

Длинные пальцы перелистывали слегка потрепанные страницы с замусоленными уголками. Заметки были полны исправлений, чернильных клякс и набросков, а почерк скорее был похож на древние письмена — разобрать его можно было с трудом. Стефан перебирал записи о пациентах, вспоминал назначения и рекомендации. Это помогало справиться с холодком, который проходил по спине каждый раз, когда он ехал через лес. Наконец Симон, кучер их семьи, замедлил лошадей, а вскоре карета с мягким толчком остановилась.

Стефан тут же распахнул дверь и спрыгнул на хрустящий гравий, поведя затекшими плечами и вдыхая прохладный воздух. Вечер наполнялся фырканьем лошадей, паром от их разгоряченных тел… и неизменным туманом.

Дом семьи Антонеску всегда будто витал в нём. Как только начинали сгущаться сумерки, сизая дымка стелилась по дорожкам небольшого парка, обнимающего мрачное нагромождение каменных строений. Местный люд шепотом рассказывал приезжим о проклятии дома и злой силе, что таится в старых стенах. Стефан просто знал — во всём виноваты призраки, которые чуяли силу Антонеску и тянулись к тому, кто может их услышать. К Драгошу. И пока Стефан учился лечить людей, его младший брат пропадал на кладбищах и в старых склепах.

Дом выглядел нежилым. Только в одном окне на нижнем этаже горел свет. Стефан по старой привычке скользнул взглядом по левому крылу дома, обычно ярко освещенному. Но сейчас это были провалы глаз мертвеца. Симон снимал скромный багаж Стефана, пока тот собирался с духом переступить порог, за которым его не ждали крепкие объятия Драгоша. Поёжился и обернулся к Симону.

— Запряги Мельбу.

— Ме-е-ельбу? Куда вы собрались на ночь глядя?

«Туда, где гуляют призраки, и кости перестукиваются под землёй», — подумал Стефан, но вслух ответил:

— Надо, Симон.

— Вы бы в дом вошли. Зябко, — тихо ответил кучер и закашлялся. Стефан окинул его профессиональным взглядом.

— Простуда?

— Старость, господин. Да не тратьте на меня время! Вас уж заждались.

Стефан кивнул сам себе и направился к дому, захватив с собой только потертый саквояж.

Внутри было приторно душно и пахло полиролью для дерева. Матушка всегда мёрзла и велела топить камины жарче, да ещё в каждой комнате так, что дотягивало даже до прихожей. Стефан оставил пальто на вешалке, оправил сюртук и направился в диванную. Он на мгновение замер на пороге, привыкая к уюту дома. Беатрис Антонеску, немолодая женщина, чьи волосы подёрнулись сединой, расположилась в кресле у камина с книгой. Пламя бросало на её лицо причудливые отсветы, отражалось на блестящей тёмной ткани платья.

На двух низких диванах пестрели красно-золотые подушки с кисточками. Сколько себя помнил Стефан, они были здесь всегда. На кофейном столике стоял поднос с чайным сервизом и остывшим пирогом, к которому Беатрис даже не притронулась. Напротив входа было окно с широким подоконником. Драгош обожал залезать туда в детстве и прятаться за тяжелыми бордовыми занавесками с какой-нибудь книгой. Впрочем, Стефан заставал его там, скрюченного и склонившегося над очередной загадочной историей, каждый раз, когда возвращался домой.

Стефан отогнал от себя воспоминания и шагнул в комнату, ставя саквояж на секретер. Звякнули склянки, и Беатрис вскинула голову, охнула и тут же вскочила.

— Стефан!

Зашуршали юбки, и не успел Стефан опомниться, как попал в крепкие объятия матери, морщась на слишком густой запах ладана и бергамота. Беатрис почти сразу шагнула назад, с тревогой вглядываясь в лицо старшего сына. В уголках её глаз прибавилось морщин, а светло-серые глаза подёрнулись пеленой боли.

— Я не знала, когда ты приедешь. Распоряжусь по поводу ужина, — Беатрис потянулась за колокольчиком, но Стефан перехватил её руку и покачал головой, мягко улыбаясь.

— Не стоит. Я немного передохну и отправлюсь за Драгошем.

Беатрис вздрогнула и осела на ближайший диван, руки сжались в кулаки, в глазах мелькнул ужас.

— Как ты собираешься это сделать?

— Я уже велел Симону запрячь Мельбу.

Стефан прошёлся по комнате, окидывая взглядом каждую деталь, невольно ища признаки присутствия брата.

Над камином висел семейный портрет с изображением семьи Антонеску: отец, мать и двое сыновей. Драгош никак не хотел стоять спокойно, и тогда Стефан достал с чердака своих старых солдатиков и увлёк брата игрой. Так и нарисовал художник: мальчишка шести лет с серьёзными серыми глазами и темными кудрявыми волосами со своей маленькой армией.

— Н-но, Стефан… Он просто исчез. Никаких следов, обрывка ткани или отпечатков на земле. Полиция разводит руками.

Беатрис всхлипнула и коснулась лба рукой, уже предчувствуя приступ головной боли.

Стефан промолчал, отведя взгляд от портрета, и переключившись на коллекцию чернильниц Драгоша. Многие из них привёз сам Стефан из своих путешествий по Европе. Воспоминания саднили и бились изнутри. Он не может позволить младшему брату пропасть. Вряд ли полиция искала так, как нужно. Вряд ли спрашивала призраков.

— Где он пропал? — Стефан развернулся к матери, заложив руки за спину, и прищурил взгляд. Беатрис покачала головой то ли не желая говорить, то ли неуверенная в словах.

— Последний раз его видели на кладбище в Сигишоара. Он сказал… сказал, что хочет проверить одну теорию.

— Драгош отправился пешком в Сигишоару?

Стефан даже растерялся от такой опрометчивости. Впрочем, брату было свойственно придумать себе приключение, а потом пропасть в нём. Но идти через лес, туман и размытые весенние дороги….

— Бог с тобой! Конечно, верхом, — Беатрис подошла к окну, шурша юбками. — Он где-то там. Потерялся среди призраков. Они зовут меня с собой, но я боюсь дотронуться до их ледяных призрачных тел, витающих над землёй.

Она подняла руку и едва коснулась пальцами холодного стекла. На её лице лежала печать печали, которая ведома только тем, чьи сердца теряли близких. Казалось, мысли Беатрис унеслись куда-то вдаль, сквозь туман и лес, окружающий дом. Женщина вздрогнула, когда Стефан положил подбородок ей на плечо и обнял. Его тепло и едва уловимый запах лечебных мазей и настоек перехватили дыхание. Он был рядом, живой, настоящий. Но Беатрис знала, что вот-вот он уйдёт, не оглядываясь.

— Я найду его, обещаю. Драгош не достанется мертвецам.

Теплые руки матери легли на его ладонь, сжались, переплелись.

— Мне страшно, Стефан. Как ты отнимешь Драгоша у призраков, если твой дар принадлежит миру живых?

Она вывернулась из объятий сына и подошла к кофейному столику, пробуя пальцами, остыл ли чайник. Стефан смотрел на парк, заложив руки в карманы брюк. Деревья выглядели скоплением изогнутых монстров, замерших по велению чьей-то злой воли. Жаль, что не он видит призраков и не может отправиться за ними.

— Чай совсем холодный. Попрошу Анну приготовить кофе.

В безмолвии ожидания она посмотрела на старшего сына. Стефан часто витал мыслями где-то далеко и словно очерчивал некую границу вокруг своей жизни. Только Драгош мог понять, что творится у брата на душе. Беатрис любила обоих, как только может любить материнское сердце. И сейчас всё внутри сжималось от мысли, что он уедет сражаться с призраками за брата… и не вернётся.

В роду Беатрис по женской линии передавался дар ведьмовства. Они умели ворожить, общаться с призраками, отгонять зло, даже справляться с проклятиями. Бабушка Беатрис всему научила внучку, а мать поддерживала навыки и знания. Но дар оказался ничтожно мал, она лишь слышала голоса и изредка видела души мёртвых, которые остались привязанными к земле.

Потом у Беатрис родились сыновья. Больше детей у неё не будет — она знала это точно. И сначала вздохнула с облегчением. Шутка судьбы — оказалось, дар раскололся на две части: всё, что касалось врачевания и созидания оказалось в руках Стефана. А мёртвые души достались Драгошу.

— Мне пора, — Стефан больше не мог находиться дома, ощущая, как сами стены давят и душат. Ему не было страшно идти за туманом, только не сейчас. Драгош всегда был рядом, даже когда Стефан этого не хотел. Теперь его очередь.

Беатрис вздохнула и подошла к сыну, взяв его руки в свои.

— Обещай, — твёрдо произнесла она, сложив воедино всю свою веру и бесстрашие. — Обещай, что вернёшься. Я не могу потерять вас обоих.

Стефан наклонился и поцеловал её в лоб, после чего быстро вышел из комнаты, захватив с собой неизменный саквояж.

========== Твердь земли ==========

Стефан вернулся домой далеко за полночь. Устало опустился на диван в прихожей, как был — в пальто, застёгнутом не на те пуговицы, и ботинках, забрызганных грязью. Он сидел в темноте и одиночестве, согнувшись от бессилия.

Драгош появился почти бесшумно, как призрак. Может, он уже стал им? У Стефана мелькнула мысль, а заметил бы он, занятый спасением чужих жизней, что Драгош перестал быть из плоти и крови?

— Он умер? — тихо спросил брат, прислонившись к стене напротив.

Стефан лишь кивнул, слова будто стёрлись из памяти, остался только запах крови, холод мертвеца и застывший взгляд. Он засвидетельствовал последний вздох, назвал время смерти и вымыл руки под тихую молитву священника. Теперь Стефану самому было тяжело дышать. Возможно, дело в запахе ладана, который пропитал одежду. Драгош подошёл ближе и стиснул плечо брата.

— Теперь это моя забота, если он останется на этой земле.

Стефан смотрел на свои руки, которые не смогли удержать жизнь. Её стоптала смерть, скомкала среди грязных бинтов.

— Отпусти его, — Драгош опустился рядом на колени, обхватил руки Стефана и заглянул в глаза. — Слышишь?

— Я не смог. Понимаешь? Повреждения… — Стефан сглотнул, закрывая глаза. Он думал, что за столько лет привык проигрывать смерти. Но каждый раз будто первый. — Не совместимы с жизнью.

Ему будто в рот земли набили. Сухие корявые слова, от которых так и несёт смрадом могил. Стефан поднял взгляд на брата, не зная, как объяснить. В зрачках Драгоша он видел отражение себя самого, будто сам стал призраком и навсегда отпечатался в темных глазах.

— Тебе врачевать раны, мне говорить с призраками и оплакивать мертвецов, — прошептал Драгош. — Но я рядом, Стефан. Тебе не надо меня ни врачевать, ни отпускать. Я твоя твердь земли.

Они склонили головы, касаясь друг друга лбами. А потом Драгош поднялся и потянул за собой брата.

— Пойдём. Тебе надо выпить.

***

Стефан оставил Мельбу у ограды кладбища, надежно привязав поводья к тонкой, но крепкой осине. Взял одну из седельных сумок и фонарь и перешагнул через низкую ограду.

Это была земля мёртвых, и их безмолвием плескалась ночь. Он чувствовал, как сотни истлевших глазниц наблюдают за ним даже из-под земли. Кости…. у Стефана дергались пальцы от ощущения бесчисленного количества костей под своими ногами. Он слышал, как они стучат друг об друга, нашептывая, что здесь не место владеющему даром жизни. Их не починить, не отврачевать.

Стефан расстегнул ворот рубашки и ослабил шейный платок, чтобы легче было дышать, и продолжил путь. Свет фонаря подсвечивал мрак вокруг, но не разгонял его. Чьи-то пальцы замирали в миллиметрах от его спины, Стефану хотелось всё время оглянуться, смахнуть с себя пристальные взгляды как налипшую паутину. Наконец он вышел к широкой дороге и старой покривившейся лестнице. Это было если не сердце кладбища, то весьма близко к нему.

Стефан поставил фонарь на одну из ступеней вместе с сумкой и снял сюртук. Пот струился по позвоночнику. Имя брата набатом билось в голове.

Драгош, Драгош… Вернись, брат. Ты нужен мне.

Было слышно, как неподалеку собака роет землю. Стефан не хотел знать, какими делами заняты призраки кладбища. Возможно, его бы это свело с ума. Но ему надо было их увидеть, а перед ним были только холодные надгробия и круг света от фонаря.

— Я готов идти за вами! — крикнул он в ночь. — Покажитесь!

Кажется, где-то тихо засмеялись. Пускай. Но его кровь — это кровь Драгоша. А тот умел видеть призраков. Стефан достал из сумки скальпель и полоснул по очереди каждую ладонь и простёр руки в стороны. Он был похож на жреца, приносящего жертвы забытому божеству, и его алтарь был землёй кладбища Стигишоары.

— Я ищу Драгоша. Чуете кровь? Я окроплю каждый камень здесь, чтобы вы знали — брат пришёл за братом.

И призраки пришли, проявились, выросли рядом. Невесомые, полупрозрачные фигуры, сохранившие свой последний миг навечно. Вокруг них вился аромат ночных фиалок и канифоли. Их бесплотные фигуры плыли над землёй, и еле слышный шорох сопровождал их, будто мыши скреблись под полом.

— Твой брат хотел стать мёртвым, — прошелестел призрак молодой женщины. Как песок, который просыпали ночью на камень.

— Твой брат посягнул на тайны, которые не нужны живым, — раздалось протяжно за спиной. Стефан резко обернулся, но сзади уже никого не было. И тут же фигура призрака возникла прямо перед его лицом, заглядывая неумолимой смертью в глаза. Он почти чувствовал на себе прикосновение вырытой для него могилы.

— Верните его, — Стефан сжал кулаки, ощущая, как кровь течёт с пальцев, орошая землю кладбища. Он готов был принести в жертву самого себя.

Бездушный смех был похож на хлопанье крыльев ворона. Запах фиалок усилился. Призрак подался назад, Стефана словно потянуло невидимыми нитями и тут же отпустили так, что он едва не потерял равновесие. Призраки стали истончаться.

— Слишком поздно, — голоса звучали издалека. Как эхо в подземных пещерах.

— Это кровь брата моего, и ею я начерчу дорогу в ад для вас!

Стефан рванулся к ближайшему призраку, собирая весь свой дар жизни, всё своё искусство исцеления в одном порыве и желании — дотянуться до бестелесной материи. Его ладонь прошла насквозь, как сквозь туман. Визг разорвал ночь, и призрак отшатнулся, в его полупрозрачном теле мерцала дыра. Стефан закусил губу от боли — ладонь будто опустили в сухой лёд.

— Антонеску, постой!

Рядом возник призрак некого древнего воителя, закованного в доспехи. Он вытянул вверх руку, призывая к переговорам. Стефан вытер рукавом рубашки кровь из-под носа. Он сам не знал, как надолго его бы хватило.

— Твоя кровь иная, но в ней вкус Драгоша, — глухо обронил рыцарь. — Мы мертвы, но не хотим уходить. Мы вернём твоего брата через твои кости.

— Ко-о-ости, — прохрипел призрак рядом и тут же подался назад под пронзительным взглядом Стефана. Тяжёлое дыхание вырывалось хрипами из груди.

— Мы коснемся твоих костей и позовём маленького Антонеску обратно, — сказал рыцарь. — И вы больше не потревожите это место.

— Я согласен. Мне надо расписаться кровью? — улыбнулся Стефан, и от этой улыбки у любого прошёл бы мороз по коже. Его глаза блеснули огнём безумия. Рыцарь качнул головой.

— Нет, Стефан. Нам достаточно костей.

Миг колебания, и призраки припали к нему, проникли под кожу, рассекая ткани, перебирая своими пальцами по его костям. Стефан упал на колени, не в силах устоять от невыносимого холода и боли.

Время растянулось для него в бесконечность, наполненную ледяными прикосновениями, поцелуями остывших губ, приторным запахом фиалок. И сквозь пелену боли Стефан видел, как рядом возникает из воздуха фигура Драгоша, похожего на призрака, прозрачного и совсем не живого. Имя брата сорвалось с губ. Призраки коснулись позвоночника, заставляя выгибаться, процарапали когтями по рёбрам. Стефан вытянул руку, желая дотронуться до Драгоша. Но призраки его не отпускали, а брат всё ещё мерцал призрачным светом.

Стефан знал — всё напрасно. Кончики его пальцев хватали только воздух. И у него больше нет сил.

Он не сможет исцелить того, кто был его твердью.

Драгош останется призраком.

Дай мне дотронуться до тебя…

Пальцы хватали воздух, перед глазами всё плыло.

Драгош!

Призраки отступили внезапно, резко, оставив его в одиночестве среди могил. Стефан чуть не рухнул вперёд…

И рука брата сжалась на его пальцах. Опираясь на Драгоша, Стефан поднялся с земли, стараясь не сильно шататься. На него смотрели распахнутые от удивления глаза брата. Волосы, как всегда, в полном беспорядке, из карманов пальто торчали листы бумаги.

— Стефан, какого чёрта ты тут делаешь?! Ты что, могилу рыл?

Он не знал, что сказать, лишь жадно всматривался в лицо Драгоша. Для брата явно прошло совсем мало времени.

— Да так, с призраками болтал, — криво ухмыльнулся Стефан. Всё тело ломило и болело, глубокие порезы на ладонях саднили.

— О-о-о, и как? Что они тебе рассказали? Знаешь, я тут наткнулся на одно любопытное исследование. Минутку, — Драгош начал рыться в карманах пальто, ругаясь на отсутствие света. Стефан смотрел на него, пьяный от счастья. И тут брат спохватился, замерев и нахмурив брови. — Подожди, ты же в Бухаресте. Как ты так быстро…

— Драгош, ты неделю как пропал. Призраки сказали, что ты залез не в те тайны мёртвых.

Драгош посмотрел на него пристально, потом взъерошил волосы и выдохнул, осматриваясь вокруг.

— Неделю, говоришь… не помню. Стефан, а… Стефан!

Тот медленно опустился на землю и посмотрел на брата снизу вверх, прищурив глаза. Туман стелился у ног. Драгош опустился рядом.

— Я устал. Призраки… кажется, мы невзлюбили друг друга.

Драгош обхватил его за плечи и поднял, закидывая руку себе на шею.

— Я отведу тебя домой, Стефан. Больше никаких прогулок по кладбищу без меня, понял? Чёрт, ты что, поправился в своём Бухаресте? Никогда не был таким тяжёлым. И скажи, что у тебя есть с собой виски. Нет, знаешь, так дело не пойдёт. Мы сейчас заскочим в один кабак, ух, какое там пиво! Я знаю хозяина, он даст нам ночлег, а завтра…

Стефан слушал сбивчивую речь Драгоша, еле переставляя ноги.

Конечно, Драгош. Как скажешь. Это уже всё неважно. Главное, ты рядом. Мне врачевать раны, тебе говорить с призраками. Только если они не заберут тебя.

========== Обещай ==========

— Мне страшно, — Драгош натянул одеяло до подбородка, сильно зажмурив глаза.

Стефан вылез из кровати и прошлепал к брату, чувствуя под ногами почти ледяной пол.

— Драгош, — позвал он, забираясь с ногами на кровать брата. Кожа покрылась мурашками. — Чего ты боишься?

— Их, — худая рука показалась из-под одеяла, указывая в сторону окна. Стефан недоуменно посмотрел за мутное стекло с отражением крохотного огонька свечи.

— Там никого нет.

— Даже ты мне не веришь, — в голосе прозвучала обида. Одеяло натянулось ещё выше, до самых глаз.

— Я верю. Драгош! Эй!

Стефан щёлкнул его по носу через плотную ткань.

— Если мы чего-то не видим, не значит, что этого нет. Просто…

Он потер переносицу, не зная, как объяснить.

— Расскажи мне. И вместе мы справимся с любым страхом.

Одеяло опустилось, и два тёмных зрачка посмотрели прямо на Стефана.

— Ты веришь в призраков?

***

Призраки всегда говорили с Драгошем.

Их шёпот едва заметным гулом кружился вокруг. У всех свои тайны, и после смерти мёртвые души жаждали поделиться ими с тем, кто готов услышать.

Драгош никогда не уезжал из дома: родные туманы вокруг особняка таили в себе как призраков, так и спокойствие одиночества, когда никто не косился взглядом на молодого человека, беседующего с пустотой.

Но сейчас он сжимал в руках небольшой саквояж, вздрагивая от грохота карет по мостовым Бухареста, и мял в руках записку с адресом Стефана.

Тут тоже были призраки.

Драгош некоторое время наблюдал за прыгающей по классикам девочкой в нежно-зелёном платье и с двумя тугими косичками. Он помахал ей рукой, но тут же поймал несколько странных взглядов прохожих — полупрозрачная фигура девочки испарилась. Остаточный след жизни. Что ж, надо идти.

Пять ступеней к дому Стефана оказались самыми высокими в его жизни.

Но кулак уже стукнул несколько раз в тяжёлую дверь небольшого городского дома в одном из переулков Бухареста. Драгош поставил на ступеньку саквояж, но тут же спохватился и поднял его, побоявшись, что дно промокнет. Через ещё несколько метаний по поводу несчастного саквояжа и грязного от мартовских дождей камня ступеней дверь открылась, явив крючковатый нос и тяжёлый тёмный взгляд исподлобья.

— Вам назначено?

Драгош растерялся, не зная, считать ли своего брата достаточным поводом для утвердительного ответа. Он хмурился, подбирая слова и косясь на ограду вокруг маленького садика у окон первого этажа.

— Да, — данное заключение далось непросто. В конце концов, он изрядно подмёрз за всё то время, что добирался от вокзала до дома Стефана. Пешком и плутая по незнакомым улицам, путаясь в названиях и поворотах.

— На какое время?

— На ближайшее. Я его брат.

— Так что вы сразу не сказали! Проходите, нечего мёрзнуть, март ещё холоден.

Дверь распахнулась, обдавая теплом дома и привычным запахом лекарств ещё с тех времён, когда Стефан практиковался во врачевании у них дома.

Пожилой слуга принял у Драгоша пальто и проводил его в гостиную, шаркая и прихрамывая на одну ногу.

В камине уютно потрескивал огонь, согревая не столько своим теплом, сколько самой своей пляской. Драгош приткнул саквояж под кофейный столик между двумя креслами прямо у камина, с наслаждением опускаясь в одно из них.

— Вы, наверное, голодны с дороги. Но ужин будет только к восьми, — произнёс слуга, замерев неподвижной статуей на пороге комнаты. — Давайте я вам сделаю чай?

— Нет-нет, спасибо. Впрочем… если вдруг у вас есть кофе…

— Будет сделано. Ваш брат сейчас занят с пациентом, но как только он закончит, я доложу о вас.

Драгош лишь кивнул в ответ и протянул закоченевшие от мартовских ветров ладони к тёплому пламени. Пальцы приятно покалывало от жара.

Сердце кололо холодом. Драгош поморщился, потирая грудь. Возможно, напрасно он решил приехать.

Отогрев руки, Драгош прошёл по комнате, рассматривая её как нечто личное Стефана. В детстве они делили всё пополам, даже если он получал от брата куда более любопытные игрушки, чем мог дать взамен. Возможно, поэтому и сейчас казалось, что у брата всё куда интереснее, чем у него самого.

В шкафах ютились книги, посвященные медицине, строению человеческого тела и методам лечения болезней, одни названия которых повергали в ужас. На соседних полках тома античной литературы, Дефо и Свифт, Шекспир, заметки путешественников. Драгош провёл пальцами по плотным корешкам, ощущая подушечками пальцев вензеля названий и авторов. Стефан всегда любил читать о путешествиях и приключениях. Ему бы пошло быть первооткрывателем.

Где-то здесь ещё пряталась маленькая комнатка с естественнонаучной коллекцией, посвященная ботанике и анатомии. Стефан много про неё рассказывал, и сейчас Драгошу не терпелось заглянуть туда.

— Ваш кофе, — от голоса слуги он вздрогнул, не различив шороха походки.

Медный поднос с кофейным сервизом звякнул об стол. Горьковатый терпкий запах щекотал ноздри, маня обещанием такого же вкуса.

— Мастер Стефан сейчас подойдёт.

— Спасибо.

Слуга удалился своей шаркающей походкой.

Драгош оторвался от изучения графических пейзажей на ящичках секретера, заметив на одной из полок аккуратно разложенные кости животных. Он тут же подошёл ближе, не зная, нарушит ли привычный порядок Стефана своим любопытством.

Кости всегда привлекали его. Очищенные от лишнего, они как само свидетельство смерти.

У призраков не было костей. Только голоса, полные тайн.

— Драгош! Глазам не верю!

Он развернулся на каблуках, встречаясь взглядом с братом. Стефан стоял на пороге гостиной в рубашке с распахнутым воротом и чуть примявшемся жилете. Как всегда, окруженный запахом горьких лекарств и спирта. Протерев рукавом рубашки очки, он нацепил их на нос, глядя на брата немного сверху вниз.

— Здравствуй, — с некоторым смущением ответил Драгош, чуть не роняя хрупкую косточку. — Надеюсь, я тебя не сильно побеспокоил.

— Вовсе нет. С пациентами я на сегодня всё. Садись, кофе стынет.

Стефан прошёл к столику у камина, приняв присутствие брата как должное. Звякнула ложечка о край чашки, когда он помешал сахар.

С ним всегда было вот так. Неважно, сколько они не виделись, но Драгош знал, что к брату можно прийти в любое время. За советом или просьбой, и тот не будет задавать лишних вопросов. Ему хватало терпения дождаться, пока младший брат взорвётся новой фантастической историей про мертвецов или призраков.

Драгош обожал кофе. Как можно крепче, без молока, горький. Иногда с щепоткой каких-нибудь специй. И сейчас после долгой дороги наслаждался горячим напитком в границах изящного белого фарфора.

— Как ты? — мягко спросил Стефан, глядя на брата поверх очков. Немного покровительственно, но на самом деле с искренней заботой.

После истории с кладбищем голоса призраков стали назойливее, коготками царапая виски и заставляя просыпаться по ночам от их историй. Они приходили даже в снах, и никакие травы Стефана и ритуалы не помогали.

Впрочем, ему всё равно пришлось вскоре уехать в Бухарест к пациентам и своей практике.

— Долгая дорога от дома, — уклончиво ответил Драгош, опуская третий кусочек сахара в кофе. Пожалуй, хватит. Помешивая напиток изящной ложечкой, он сел напротив брата на самый краешек кресла.

— Оказывается, в Бухаресте тоже живут призраки. Прямо у тебя под окнами девочка прыгала по классикам.

— Ты уверен, что не перепутал призрака с обычным ребёнком?

— О да! Знаешь, их ни с чем не спутать. Глаза ярче, чем у людей, полупрозрачные руки и такие движения… Будто они плывут в воздухе. И существует несколько способов проверки…

— Убить кровью?

— Да, и это тоже. Хотя с тех пор я перерыл море информации, нигде такого не встретил.

Драгош заерзал на кресле, отводя взгляд в сторону шкафов с ровными рядами книг.

— Спасибо тебе. Я не хотел, чтобы так вышло.

— Ты уже говорил об этом с десяток раз. И, кажется, написал несколько раз в письмах. Главное, у меня получилось тебя вернуть. Я не мог потерять брата.

Пальцы стиснули фарфоровые бока чашки.

— Стефан… Я не просто так приехал.

— Что-то случилось, — кивнул тот. Спокойный и готовый принять любую правду.

Драгош шумно выдохнул и взглянул прямо в тёмные глаза брата.

— Я умираю.

Тот ни единым жестом не выдал своих чувств. Только тишина между ними потяжелела от его слов. Драгош поспешно заговорил, глотая слова и торопясь сказать сразу обо всём.

— Понимаешь, я бродил слишком долго среди призраков, забрёл не туда… впрочем, неважно. Я вернулся — ты меня вытащил. А вместе с этим… ещё что-то. Как зуд под кожей. То, что я вижу краешком глаза в зеркале. От этого болит голова и… мне страшно. Как никогда.

Стефан аккуратно поставил пустую чашку на поднос. Каждый жест — как сжатая пружина.

— Матери, конечно, не сказал?

Драгош яростно закачал головой, чуть не расплескав на брюки остатки кофе. В отличие от Стефана чашка в руках дрожала.

— С чего ты взял, что умираешь?

— Я чувствую смерть. Она дышит в моих рёбрах, заставляя порой пропускать удары сердца. Колет холодом.

Стефан вдруг вскочил с кресла, рывком преодолевая расстояние до окна. Затрещала створка, распахиваясь и впуская свежий ветер. Воздух пах скорым теплом весны и жизнью. Драгош смотрел на напряженную спину брата, жалея о своём приезде и больше всего — о своих словах. Он всегда чувствовал себя немного неприкаянным, живя на грани жизни и смерти. Возможно, смерть — не так уж и плохо.

Стефан — свет надежды для того, кто истекает кровью.

Драгош — тот, кто закроет глаза мёртвому, испустившему последний вздох.

Но он бы хотел ощущать пальцы брата на своих веках, когда придёт его срок.

— Ты не умрёшь, — Стефан отвернулся от окна, явно приняв для себя какое-то решение. — Сегодня я покажу тебе Бухарест. Мне нужно пару дней завершить дела. И потом мы поедем домой искать способ изгнать эту пакость из твоего тела.

— Нет-нет, Стеф, не надо! Я сам справлюсь…

— Я не могу спасти всех, Драгош. Но я не прощу себе твою смерть. Пойдём. Весна в Бухаресте прекрасна.

Бухарест походил на Париж.

Так говорил Стефан, и Драгош верил. Он никогда не путешествовал в отличие от брата, предпочитая разгадывать тайны у себя под боком.

Грохотали трамваи. Французские пекарни манили запахами свежей выпечки, а по просторным проспектам сновали кареты. Стефан рассказывал о своей жизни здесь, вспоминал случаи из врачебной практики, забавные и грустные.

Они прогуливались по набережной Дымбовицы, вспоминая детство и кроша хлеб уткам.

Драгош подмечал призраков, раскиданных как осколки жизни по всему городу. Но они молчали, задумчивые и тихие, дав ему возможность отдохнуть от своих историй.

Когда начали зажигаться бензиновые лампы на улицах, Стефан предложил вернуться домой.

Они ужинали вдвоём в гостиной у камина, толкаясь локтями за тесным кофейным столиком. Расправившись с жареной картошкой и запеченной курицей, оба сидели у огня, молчаливые и задумчивые.

В изящном бокале в руках Стефана красиво переливалось вино густым вишнёвым цветом. Он всегда любил румынские вина в отличие от брата, в чьём бокале плескался бренди. Крепче. Словно Драгош во всей красе хотел ощущать вкусы, запахи, саму жизнь.

Сердце легонько покалывало, но холодок внутри чуть отпустил. И всё-таки он знал о неотвратимости своей смерти.

— Стефан?

— Да?

— Обещай, что отпустишь меня, если придётся. Не притянешь обратно призраком. Так порой делают родные, неосознанно…

Он запнулся, пожимая плечами, не зная, как лучше объяснить. Но Стефан и так понимал.

— Я обещаю. Только не хорони себя раньше времени.

Через два дня они покинули Бухарест, направляясь в родную Трансильванию и её туманы.

========== Я удержу тебя ==========

Комментарий к Я удержу тебя

Картинка: https://www.flickr.com/photos/kyle_thompson/7518191944/

Музыка: https://www.youtube.com/watch?v=55kY3oX8mJ0

Стефан всегда слышал биение сердца брата.

Возможно, всё дело было в одном даре — или проклятии — на двоих. В самые тёмные часы, когда смерть уводила за собой ещё одну душу, он закрывал глаза и тянулся к брату. И чувствовал гулкие и энергичные удары.

Когда Драгош заплутал в призраках, Стефан всё ещё слышал их, мерные и живые. Тогда у него не было сомнений в том, что тот жив.

Теперь с каждым днём оно билось медленнее, пропуская один-два удара. Драгош в такие моменты сердито и недовольно дёргался, досадуя на неприятные помехи.

Кто-то за глаза называл его некромантом. И неудивительно — Драгош говорил с мертвецами, зажигал свечи вокруг случайно найденного черепа и мог изгнать злого духа из стен дома.

А потом он получал письма-приглашения провести спиритический сеанс, чтобы передать весточку недавно почившему родственнику. Драгош с досадой восклицал:

— Как им объяснить, что с ними уже не выпить чай? И не поболтать о здоровье внуков? Тайны мертвецов не для живых.

Для Стефана он оставался младшим братом. С тёмным и давящим бременем призраков за спиной.

Любой дар требует платы.

Возможно, в случае Стефана она обернулась проклятием для брата.

— Приехали, — выдохнул Стефан, толкая брата в плечо. Тот вздрогнул всем телом, распахнул сонные глаза, явно не до конца понимая, где находится. Карета дёрнулась в последний раз под утихающий цокот копыт и твёрдые команды Симона. За окнами плыл туман с запахом фиалок.

— Как же болит голова. И холодно, — устало и понуро заметил Драгош, не торопясь на свежий мартовский воздух. Пальцы в вязаных перчатках в отчаянии теребили пуговицы тёплого пальто.

Драгош выглядел бледнее, чем обычно, с тёмными синяками под глазами и будто с истончившейся кожей.

Призрачнее.

За поездку Стефан его осмотрел — и не раз. Брат не был чем-то болен. Из него просто уходила жизнь.

В детстве Драгош часто болел и рос едва ли не самым хрупким среди своих ровесников. Даже простые царапины и ссадины затягивались дольше, чем у остальных. Он злился и будто назло рвался в новые приключения.

Стефан быстро узнал, где в их доме лекарства и бинты. Находил брата взобравшимся на несусветно высокую ветку яблони в саду и устраивался внизу с книгой сказок.

— Стефан, почему?! Почему у меня всё наперекосяк? Шрамы даже от ссадин остаются!

— Драгош, слезай.

Стефан был до тошноты терпеливым, Драгош невыносимо упёртым.

Но даже Беатрис не могла уговорить младшего выпить какой-нибудь горький отвар. И только суровый взгляд Стефана в итоге имел силу.

Теперь брат постоянно мёрз, быстро уставал и тянулся к любому теплу: к каминам, к крепкому грогу со специями и даже шерстяным шарфам, в которые кутался так, что торчали одни тёмные глаза.

— Держи, — Стефан достал из саквояжа маленький пузырёк из тёмного стекла. Лимонная трава, базилик и кое-что ещё. — По две капли на виски и затылок. Отгонит не только боль, но и сонливость.

— Мы же написали матери, что приедем?

— Я ещё в Бухаресте отправил телеграмму.

Нахлобучив на голову котелок, Драгош резко распахнул дверь экипажа. Упруго выпрыгнул на хрустящий гравий, потягиваясь затекшим телом.

Стефан выбрался следом, с некоторым подозрением оглядывая потемневший от времени камень стен.

Дом Антонеску тихо дремал в сизой колыбели тумана.

Старые дома хранили свои истории и тайны — и порой их лучше не тревожить.

У их семьи их тоже хватало. Их мать была не первой женщиной с потусторонним даром, которая связала себя с Антонеску. Бабка по отцовской линии верила, что видит будущее и оставила после себя дневники. Драгош и Стефан даже пытались в них разобраться, но тёмно-бордовые неровные каракули, так похожие на подсохшие следы крови, оставались бессмысленным набором символов.

Прадед вообще женился на девушке, которая оказалась безумной и считала, что умеет летать. Однажды она шагнула в окно, оставив мужа вдовцом, а детей — сиротами.

Антонеску просто везло не на тех женщин.

Драгош с любопытством оглядывал всё вокруг, как в первый раз. На самом деле, высматривал призраков в обрывках тумана на ветвях деревьев. Души тех, что замерли на пороге между мирами.

Возможно, он сейчас ощущал себя слишком близко к этой грани. И Стефан не собирался позволить ему шагнуть за неё.

В дом они вошли вместе, едва не толкаясь плечами, как бывало в детстве по возвращении с очередной шальной прогулки.

Драгош любил гулять по ночам.

Стефан с рассветом ждал у ворот, заспанный и немного хмурый. Каждый раз боялся, что тот не вернётся — его утащат призраки. Драгош в ответ лишь смеялся, щуря возбужденный после тайн ночи взгляд, и шёпотом обещал показать дорогу обратно.

И время от времени, когда туман редел, он шёл за братом. Лампа в руке, запасные свечи и спички. Стефан всегда считал брата смелее, сам шарахаясь от давящей тяжести кладбища.

Беатрис в домашнем платье фисташкового цвета и в окружении сладковатого запаха ладана нетерпеливо ждала обоих в просторной и светлой столовой с уже накрытым ужином. Шурша юбками, она вскочила им навстречу, чтобы крепко обнять обоих, Стефана — чуть дольше, Драгоша — с неловкой попыткой пригладить тому волосы и с едва заметным вздохом:

— Совсем бледный стал.

За ужином она расспрашивала о Бухаресте, последних светских новостях (как будто Стефан разбирался!) и тревожно наблюдала за молчаливым Драгошем.

— Где отец? — Стефан оставался спокоен, по крайней мере, для матери. Он надеялся хотя бы в этот приезд застать его, но матушка лишь качнула головой. Блеснули тусклым золотом серёжки в ушах.

— По делам в Берлине. Пишет, что всё хорошо, скорее всего, скоро вернётся.

Их семье принадлежало дело по добыче цветных металлов, которое приносило немалый доход. И отец всего себя посвящал бизнесу, надеясь однажды передать его сыновьям. И пока Стефан осваивал спасение человеческих жизней, Драгош не только прогуливался по кладбищам, но пытался хоть что-то понять в ведении дел. Получалось не очень.

— Драгош, как ты убедил брата приехать в гости? — Беатрис улыбнулась, как только умеют матери, чьи сыновья сидят рядом и в кои-то веки не торопятся ни растрепать души, ни разбить коленки.

— Мы решили навестить Элен, — ответил за него Стефан. — Надо посоветоваться по одному вопросу.

Элен была их кузиной по матери. В отличие от Драгоша, который легко видел призраков, она лишь подмечала их следы, зато умела видеть ауры и гадать.

Возможно, она подскажет что-нибудь.

— Что-то случилось?

— Вовсе нет, — внезапно встрял Драгош. — Просто иногда приятно возвращаться домой.

Стефан понимающе хмыкнул, вертя в руках хрустальный бокал с густым вином с привкусом летних ягод. Его даже не смутил пристальный взгляд матери, которая прекрасно знала, что бесполезно спрашивать старшего сына.

Спать все разошлись почти сразу после ужина — Беатрис и так не любила вечерние часы, а Драгош и Стефан вымотались после тряской поездки.

Под твоей кожей что-то притаилось.

К нему тянулись обрывки мёртвых мыслей, скребли острыми коготками по затылку. Драгош погружался в них всё глубже и глубже, перебирая одну за другой.

Он искал ответы.

Что у тебя за спиной, Драгош?

Он резко обернулся — и не увидел ничего. Только мрак.

Драгош медленно падал назад в туман, полный призраков и их голосов. Студёные прикосновения текли от шеи вниз, жалили сквозь тонкую рубашку, назойливо лезли под кожу.

Въедались сыростью в сами кости.

Кто ты?

Он — тёмная сторона жизни. Шепчущийся с мертвецами. Зачем ему быть живым?

Впервые у него не было сил вынырнуть из их объятий. Его ждал вечный сон под тяжёлым надгробием.

Драгош падал в собственную могилу.

Стефан проснулся от толчка. В камине тлели угли, как оранжевые зрачки притаившегося зверя. Что-то было не так.

Он быстро вылез из кровати и чуть не бегом бросился в сторону комнаты брата. Пусто. Чертыхаясь и одевшись впопыхах, Стефан рванул вниз, кубарем скатился по лестнице и выскочил в непрогляднуюночь.

— Драгош!

Вместе с криком изо рта вырвались облачка белёсого пара. Зря он не прихватил хоть какой-нибудь фонарь.

Кожа под тонкой тканью рубашки покрылась колкими мурашками от призраков вокруг.

После той ночи на кладбище Стефан не научился их видеть или слышать, но чутьё на их враждебное присутствие обострилось.

Шаг, другой. В босые ступни больно впились мелкие камушки. Стефан не обращал внимания.

— Драгош!

Он шёл напролом сквозь густой воздух, ощущая, как тянет зажившие порезы на руках.

— Ты где?

Эхо разошлось волнами в разные стороны. Возможно, ему показалось, но из тумана донёсся чей-то тихий смех. Дурной морок.

Драгош нашёлся у старой высохшей яблони. Неподвижный, в тёмном пальто и шарфе поверх одной рубашки, с застывшим матовым взглядом, он сидел в выпирающих корнях. Среди деревьев распахивались сладковатые клубы тумана, вертясь в фантасмагории расплывчатых фигур.

Сердце еле билось.

Стефан распахнул ворот рубашки Драгоша и быстро растёр ладони, призывая дар исцеления. Тёплые руки легли на ледяную кожу, пульсирующая энергия хлынула в какую-то чёрную дыру внутри брата.

Острая боль пронзила Стефана от кончиков пальцев до самого сердца, и он почувствовал, как темнеет в глазах, а тело наливается тяжестью. Взгляд Драгоша оставался неподвижным.

Голова закружилась от слабости, но сердце билось уже ровнее и увереннее.

Хватит ли у него сил пробиться сквозь мрак внутри Драгоша?

Я умираю, Стефан.

Нет.

— Драгош, я держу тебя. Давай, примени своё упрямство! Борись!

Стефан надавил сильнее, стискивая зубы. Тошнотворная слабость утягивала его куда-то вслед за братом, как вдруг тот с хрипом дёрнулся вперёд, откашливаясь, как висельник, чья верёвка оборвалась.

— Наконец-то!

Тяжело дыша, Стефан без сил откатился от брата на твёрдую землю. Он чувствовал себя вымотанным и выжатым досуха. Мелкие веточки неприятно вжимались в спину сквозь мокрую от пота рубашку. Пальцы подрагивали от накатившей дурманящей слабости.

Драгош тяжело мотнул головой и уставился на брата. Во мраке ночи в глубине зрачков блеснуло нечто чужеродное. Острое, как кончик кинжала. Яд, от которого кипит кровь.

— Как же плохо, — тут же охнул Драгош, согнувшись пополам. — Прости, Стеф. Они звали… и я надеялся узнать хоть что-то.

— И как?

Стефан не злился — ему просто было страшно за брата, растерянного и испуганного.

— Их слова тише примятых трав. А мне не хватает сил сконцентрироваться.

— Вот поэтому мы завтра едем к Элен, — Стефан с трудом поднялся на ноги, отряхивая с измятых брюк налипший мусор. — Пойдём, я уже замёрз до чёртиков. Нам не помешает добрая порция грога.

— Ты ещё и босиком! Ох, только не простудись…

— Ну, пожалуй, это лучше, чем уходить к призракам.

Драгош цепко схватился за крепкую руку брата, и Стефан едва не вздрогнул от его ледяного прикосновения.

Ему показалось, что она будто истончилась и вот-вот выскользнет из пальцев.

Я удержу тебя, Драгош. Прорвусь сквозь любые кошмары.

Пока бьётся твоё сердце.

========== …И в самой тёмной ночи ==========

Комментарий к …И в самой тёмной ночи

Музыка: Adam Hurst - Incantata - > https://music.yandex.ru/album/1801032/track/16454940

Картинка:

https://i.pinimg.com/564x/36/a9/f0/36a9f0cbe8affecdc99fdd1fd8ec401c.jpg

https://i.pinimg.com/564x/5e/66/e9/5e66e90113588169db43fa26aca01fee.jpg

А ещё мне сделали трейлер!

- > https://www.youtube.com/watch?v=So-pUw9zYJw&feature=youtu.be

Стефан проснулся от ощущения, что он задыхается, и не сразу понял, где находится.

Дома. Он дома после долгого обучения и прохождения практики в Германии.

В зыбких предрассветных сумерках весь мир казался смазанным и серовато-тусклым.

Что-то давило ему на грудь тяжёлым монолитным камнем. В стылый воздух комнаты изо рта вырывались белёсые облачка пара. Стефан дёрнулся в попытке освободиться от груза, но безуспешно. С ужасом он понял, что руки и ноги онемели до самых кончиков пальцев.

Он прикрыл глаза, прогоняя липкую и настырную панику. В мире был только один звук и ритм, который сейчас имел значение.

Сердце брата во сне билось мерно и медленно.

«Драгош!»

Как наивно думать, что тот отзовётся на едва слышный шёпот.

Драгош слышал только мертвецов и их невнятное бормотание, порой странные тягомотные песни и глухие удары из-под земли метущихся мертвецов. Для него мир соткан из зыбких призраков, погребальных цветов и праха.

«Драгош…»

Стефану казалось, рёбра ломались под неведомой тяжестью. Едва приподняв с подушки тяжёлую голову, в темноте он различил некий силуэт, куда темнее, чем сама темнота ночи вокруг.

Где-то сбоку замелькал уверенный и тёплый огонёк свечи, а с ним послышались торопливые шаги.

Стефан навсегда запомнил тот момент. Сосредоточенный и молчаливый Драгош на фоне окна, вокруг его фигуры тени ночи мешались с трепыханием пламени свечи в вытянутой руке. Младший брат, который слышит зов брата.

— Уходи, — его уверенный голос был похож на глухой раскат грома.

Тишина заскребла по груди Стефана. Дрогнуло пламя свечи в кованом подсвечнике.

— Тебе здесь не место. Твой путь окончен, обрети покой, у тебя теперь есть право на смерть.

Драгош терпеливо выжидал, прикрыв глаза. Потом медленно кивнул и мазнул свечей широкий круг в воздухе в сторону окна. Стефан тут же ощутил, как тяжесть с груди исчезла, а некий серый силуэт растворился сквозь стекло в мутный рассвет.

— Драгош.

— Да, Стефан? — голос брата звучал едва ли не отстранено. Словно он ещё не вернулся с какой-то иной стороны, в которую только что погружался. — К тебе прицепился призрак. Не так… След оборвавшейся жизни.

— Он больше не вернётся?

— Нет. Я отпустил его.

— Куда уходят призраки, Драгош?

Брат молчал и смотрел в окно. Возможно, он ещё различал странный силуэт. Стефан с трудом сел на холодной до дрожи кровати, чувствуя себя вымотанным и уставшим.

— Я не знаю. И… даже я не хочу ответа на этот вопрос, — Драгош вздрогнул и с удивлением огляделся вокруг. — О, да тут у тебя жуткий холод! Давай-ка перебирайся ко мне. Немного виски, горячего камина и пара одеял должны помочь.

Стефан смотрел на искреннюю тревогу и суету младшего брата. И знал, что этой ночью тот больше не сомкнёт глаз, чтобы следы чужих жизней не посмели снова войти в их дом.

Драгош всегда думал о смерти.

Наверное, с первых расплывчатых фигур призраков, которые молчаливо кружили рядом с поместьем их семьи. Он помнил, как прижимался носом к холодному окну и вглядывался в их плавные движения над землёй, гадая, что им нужно.

А потом пришли голоса.

Они втекали внутрь мыслей холодными струйками, туманными образами и невнятными историями о мире, куда нет дороги живым. Драгош время от времени видел моменты их смерти и ощущал ужас и панику оборвавшейся жизни.

Стефан часто находил его прячущимся в отдалённых уголках большого парка среди корней деревьев, около тёмного камня фонтана или под старой яблоней. Садился рядом и рассказывал увлекательные истории о дальних странах и путешествиях, о сокровищах под землёй в тысячелетних гробницах и о неведомых фантастических зверях.

Возможно, такие истории нравились и призракам.

Или они просто не хотели находиться рядом с тем, кто принадлежит такому живому миру. Так или иначе, но голоса на некоторое время пропадали.

Став старше, Драгош овладел даром общения с мертвецами благодаря старым книгам в тёмных переплётах, а после — и через них самих и ответы на многочисленные вопросы. А вместе с тем полюбил спокойствие кладбищ. Он прогуливался среди каменных надгробий, накренившихся крестов и умиротворяющей тишины душ и отпечатков жизни. Имена и подписи могильных плит для него разворачивались целыми историями. Касаясь кончиками пальцев холодных камней и выщербленных от времени надписей, он прикрывал глаза и видел мелькающие картины прошлого.

И пока Стефан изучал анатомию, Драгош вызывал духов умерших через свечи треугольником вокруг черепа.

А ещё он всегда приглядывал за Стефаном.

Старший брат, который каждый раз тревожился от густых туманов родных земель, порой и не подозревал, что призрак умершего цеплялся за него как за своего последнего провожатого за грань. Повисал рваным кусочком серого покрывала, настырный и едва заметный, прокрадывался в сны, отнимал покой.

Драгош не всегда был рядом.

Но каждый раз при встрече несколько секунд внимательно вглядывался куда-то за спину Стефана. На всякий случай.

Смерть всегда была рядом с ним. Он ощущал её под ладонями, вокруг себя и других.

Смерть — это холодные призраки, головные боли от шёпота, кости под землёй и каменные надгробья. Он понимал её…

Но Драгош никогда не думал, что смерть — это пропущенные удары собственного сердца и мерные шаги в тот мрак, откуда нет возвращения, только если он сам не хотел стать всего лишь бесплотным голосом.

Тем холодным шёпотом без слов, от которого так болит голова.

Домой они вернулись уставшие и промёрзшие до костей.

В тот момент вряд ли они походили на сыновей благородного семейства в испачканных землёй брюках, с осевшей влагой тумана в волосах и в рубашках с закатанными рукавами.

Им часто говорили, что они слишком похожи друг на друга. Драгош подумал, что сейчас наверняка как никогда раньше, несмотря на четыре года разницы.

Оба молча прошли в тёмную гостиную к остывшему камину и мягким диванам. Стефан зажёг лампу на столе. Опершись руками на письменный стол, долго смотрел в ночь сквозь стекло.

Напряжённый, тихий и серьёзный, он был похож на того, кто может победить саму смерть.

Драгош несколько раз порывался что-то сказать, но слов не находилось.

Он чувствовал себя совершенно потерянным. Сердце снова пропустило удар, заставляя замереть дыхание и стиснуть стакан в пальцах.

Однажды у него не останется ни единого вздоха, только густой мрак и безмолвие.

С детства они делили между собой тайны и загадки. Тёмными ночами Драгош шёпотом рассказывал внимательному Стефану истории призраков, которые давили изнутри.

Про кровавые убийства и жестокие пытки, про погребальные костры и монетки на глазах мертвецов как плата для загробного мира.

И Стефан ни разу не сомневался в словах брата.

А потом звал с собой в конюшню и делился секретами заговоров лошадей, которые начинали нервничать в присутствии младшего брата.

Сколько себя помнил Драгош, Стефан с детства уезжал из дома подальше от неприятного покалывания призраков под кожей. У него были дальние дороги, дребезжащие кареты и путевые дневники, выдержки из которых он отправлял длинными письмами на желтоватой бумаге. Драгош читал с удовольствием, вот только, увлёкшись новым исследованием или освоением семейного дела, легко мог забыть, как давно было последнее письмо. И спохватывался с очередной весточкой.

Драгош всегда ждал его возвращения — и знал, что тот вернётся. Обязательно.

— Ты не умрёшь, — Стефан глухо повторил фразу, сказанную ещё в Бухаресте. И в его голосе звучало то же упрямство, что свойственно брату.

— Я был весьма близок к этому сегодня.

— Драгош! Ты смирился? Сдался? Вот так просто?

Вместо ответа он уткнулся взглядом в граненый стакан с виски, пытаясь подобрать верные слова. Внутри словно были перевернутые песочные часы, чей песок ссыпался тонкой струйкой через узкий желоб. Время слишком быстротечно, когда оказываешься на пороге смерти.

Он чувствовал, как холодеют кончики пальцев с каждым днём. Головные боли и ночные неясные кошмары, от которых стынет кровь, забирали капля за каплей его жизнь.

Драгошу было страшно — вот только в глубине зрачков Стефана он видел отражение иного страха. Потерять младшего брата, который оказался слишком любопытен и отчаян в своих исканиях и путешествиях в мир призраков.

Но Драгош боялся не смерти — он не мог себе позволить оставить брата одного.

Стефан всегда казался ему сильнее и выдержаннее. Жизнь стоит того, чтобы за неё бороться до самого последнего вздоха.

У призраков нет ничего, только пустота и холод.

Стефан нёс свет жизни. У Драгоша была бесцельная тьма мертвецов.

— Нет, — твёрдо ответил он, вскакивая с мягкого дивана. — Ты сам столько раз повторял. Когда нет диагноза…

— Ещё всё можно исцелить. Только воздержись пока от прогулок с призраками. Они плохо на тебя влияют.

Драгош серьёзно кивнул и предложил немного поспать перед завтрашней дорогой.

Под утро пошёл дождь. И вместе с ним в окна досадливо бились призраки.

После завтрака Драгош поспешно испарился в сторону конюшни, горячо поддержав предложение брата отправиться к Элен не в душном экипаже, а верхом.

Стефан ещё некоторое время обсуждал с Беатрис семейные дела и планы отца о развитии их дела. В свои двадцать восемь у него была своя практика в Бухаресте и репутация во врачебных кругах, но отцу и матери было важно кому-то передать и бизнес.

Драгош был готов, но Стефан тоже всегда интересовался делами и подробностями, хотя и считал, что хороший управляющий поможет справиться его младшему брату.

В полумраке конюшни таилась прохлада кирпичных стен, пахло овсом и конским потом. Покашливающий Симон в одном жилете поверх рубашки негромко беседовал с Драгошем, удерживающим поводья серого в яблоках скакуна. Тот нетерпеливо переступал крепкими ногами и тыкался тёплой мордой в плечо своего хозяина.

Обычно лошади опасались и дёргались от Драгоша к его великому расстройству. Животные не любили кружащие отголоски смерти вокруг него. Отец, видя огорчение младшего сына, долгое время не бросал попыток найти для него подходящего коня.

Так однажды появился неказистый на первый взгляд жеребец.

— Его хотели пристрелить. Но случилась осечка, — почти невозмутимо произнёс тогда отец, наблюдая за восторгом в глазах сына.

— За что? — Драгош осторожно протянул руку к морде с пугливыми прозрачными глазами. К теплу и мягкому фырканью.

— Хозяин сказал, что не подходит для скачек. А покупателей не находилось.

В итоге жеребец оказался крепким, выносливым и дружелюбным.

— Я назову его Призраком.

— Это твой конь. В конце концов, он почти пережил смерть.

Драгош всегда говорил, что есть нечто особенное в тепле лошадей. Его нисколько не смущало проводить часы в полумраке конюшни, среди кожи сёдел и сбруй, запаха овса и лошадиного пота. Призрак любил яблоки, и Драгош притаскивал их с того самого дерева, на коре которого с давних времён детской клятвы остались вырезаны инициалы DS.

День выдался на удивление погожим, а в воздухе тянуло теплом весны, так что час езды до дома семьи Элен в разговорах о детских воспоминаниях пролетел незаметно.

Дорога вела вдоль кромки мрачного леса с кривыми деревцами, и Стефан радовался, что им не надо заезжать под их свод. Драгош выглядел немного повеселевшим и бодрым, возможно, именно благодаря конной прогулке и свежему воздуху.

К тому же, при свете дня призраки и кошмары немного отступили.

Фигурку Элен они заметили издалека, ещё от высоких кованых ворот подъездной аллеи.

Поместье было куда больше их, из светлого камня, с аккуратными балкончиками вдоль верхнего этажа и обвитое не призраками, а зелёным плющом.

Кузина неспешно прогуливалась по дорожке из гравия в тёмном платье бордового цвета и аккуратной шляпке с кружевом вуали.

Высокая и тонкая, она всегда привлекала взгляды мужчин. Многие ухаживали за ней, но получали в ответ лишь загадочную улыбку и тихий уверенный ответ, что в ней слишком много тайн для обычных сердец.

Родители отчаялись найти ей достойную пару: Элен была упряма, строптива, любима и могла напугать любого слабонервного рассказами о призраках.

Стефан знал, как они на пару с Драгошем за ужинами у соседей разыгрывали целые мистические спектакли.

Пугались многие. Но мало кто подозревал, насколько истинны те рассказы о ночах на кладбище и заунывных голосах похороненных заживо.

— Драгош, Стефан!

Вопреки каким-либо приличиям Элен крепко обняла каждого из братьев, стоило им спешиться и передать поводья терпеливо ожидающим конюхам.

— Рады тебя видеть, — мягко улыбнулся в ответ Стефан, ощущая вокруг кузины лёгкий запах роз, которые она так любила.

Он всегда считал, что ей идёт тёмно-бордовый, который так сочетается с вьющимися тёмными волосами и чёрным кружевом тонких перчаток, так любимых Элен.

Она тут же подхватила его под локоть и огорченно пожаловалась:

— Драгош так и не рассказал о своих последних похождениях. Я изнываю от любопытства!

— Именно за этим мы и приехали. Нам нужна твоя помощь.

— О-о, что-то случилось?

Стефан замедлил шаг и обернулся на брата.

Вокруг светлого поместья семьи Элен сейчас не было ни туманов, ни шёпота мертвецов. Но Драгош замер на месте, вглядываясь в нечто, видимое только ему одному.

Его сердце пропустило очередной удар. И Стефан едва успел рвануть к брату, чтобы подхватить прежде, чем тот рухнул на колени на влажный гравий.

Драгош вцепился пальцами в плечи брата, тяжело дыша и стиснув зубы то ли от боли, то ли от отчаяния.

От былой бодрости не осталось ни следа.

Элен оставалась в стороне, собранная и встревоженная в ожидании необходимых распоряжений. Она знала, что есть нечто только между братьями, а если надо — они попросят о помощи.

Шальной и чуточку безумный взгляд Драгоша пугал Стефана сейчас куда больше мертвецов, которых он ощущал кожей. Они были здесь. И их шёпот мог легко сводить с ума или навевать кошмары.

— Стефан, где мы?

— Мы приехали в гости к Элен, — Стефан ничем не выдал своей паники, которая перехватила дыхание и выкрала весь воздух из лёгких. — Ты не помнишь?

— Нет. Я… всё как в тумане. Я был где-то… и вернулся, да?

Стефан смотрел в чуть расширенные зрачки Драгоша и чувствовал себя совершенно беспомощным. Что дальше? Потеря рассудка?

Маленький брат выскальзывал из жизни не только с пропущенными ударами сердца. Он словно сам терял слова и воспоминания.

Возможно, призраки вернули его не целиком, оставив себе частичку Драгоша в виде страшной платы за возврат из тьмы.

— Идём в дом, — Стефан оставался спокойным ради брата, но внутри клокотало безумное отчаяние. — Я расскажу тебе всё.

За плотно закрытыми дверьми маленькой тёмной гостиной в зелёных цветах творились таинства.

Элен обладала лишь малой толикой то ли тёмного колдовства, то ли ворожбы, доставшейся по наследству от сестры Беатрис. Но именно она была первой после Стефана, кому Драгош поведал о том, что видит призраков.

Тогда малышка Элен шёпотом и с округлившимися глазами поведала, что тоже видит какие-то белёсые фигуры. Мимолетные и тут же тающие, стоило посмотреть прямо на них.

С возрастом её дар обернулся возможностью заглядывать в будущее — или тайны прошлого — и чувствовать присутствие призраков.

Её они не беспокоили, но легко отзывались на спиритических сеансах, так популярных в светском обществе.

Выслушав внимательно рассказ Стефана, она задала один-единственный вопрос:

— Где ты был, Драгош? Какие тайны тебя притянули?

— Я не помню. Те записи, которые меня толкнули на прогулку по кладбищу Сигишоары, исчезли на следующий день. Возможно, я их сжёг.

— Именно это нам и надо узнать.

Сейчас все трое сидели за столиком в полумраке свечей и задёрнутых тяжёлых штор, хотя за окном только начинались сумерки. Полумрак расслаблял и помогал сосредоточиться.

Пограничное состояние дня, по мнению Драгоша и Элен, отлично подходило для разговоров с миром призраков — или духов.

Стефан ощущал себя неуютно и скованно. Аура смерти вокруг брата и кузины давила на плечи, неприятным холодком касалась позвоночника и затылка. Кожа покрылась мурашками, и он вздрогнул от тёплого прикосновения рук Элен.

— Стефан, ты нам нужен, — она знала, как ему тяжело, и теперь лишь просила быть рядом. — Призраки могут быть опасны, но им твой дар тоже не нравится.

— Всё в порядке.

Он переглянулся с напряженным всем телом Драгошем и коротко кивнул в ответ на тревожный взгляд. Всегда рядом и вместе согласно старой детской клятве, закрепленной мазками крови на коре яблони.

Элен закрыла глаза и крепко сжала руки братьев.

— Усмирите все мысли и чувства. Сосредоточьтесь на одном вопросе. Духи, ответьте! Что случилось с Драгошем?

В маленькой гостиной среди кресел, столика для гадания и старого пианино воцарилось гнетущее безмолвие.

Стало так тихо, что любой шорох или звук казался бы громом среди ясного неба.

Качнулся деревянный стол на одной ножке, и Стефан ощутил, как сжалась сильнее ладошка Элен.

Ни за что не отпускать, даже если весь мир пошатнётся.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь. Свечи вспыхнули множеством огней вверх и тут же опали до мелких дрожащих язычков. Воск застывал тут же спиралями и странными линиями на свечах, а по ногам потянуло холодным сквозняком.

Немного побледневшая Элен наклонилась вперёд и с некоторым придыханием повторила вопрос:

— Духи, к вам взываем! Куда уходил Драгош?

На письменном столе рядом мелко затряслись чернильница, старинные часы и портрет в овальной рамке.

Стефан резко обернулся на звук клавиш пианино в углу комнаты рядом с книжным шкафом, но Драгош пнул его ногой под столом — не время для посторонних мыслей, когда так близко мертвецы.

Стефан смотрел на брата и видел в глубине его зрачков призрачный свет — такой, как был у тех фигур на кладбище Сигишоары. Заныли сами кости от прикосновения чужеродной энергии, тягучей и тёмной, как воды рек, что текут в миры мёртвых.

Элен вскрикнула и выгнулась дугой назад, удерживая контакт.

На мгновение все свечи разом потухли, а шторы отдёрнулись сами по себе, впуская лунный серебряный свет и вместе с ним — туманные фигуры.

Для Стефана вся гостиная словно погрузилась в серебряный свет, искажающий формы и предметы до неузнаваемости. С их круга сцепленных рук на чёрном бархате словно стекала туманная дымка — прямо к груди Драгоша.

Стефан в немом ужасе смотрел на брата. Его черты исказились и обострились, волосы стояли дыбом, как наэлектризованные.

Сердце еле-еле билось. Как тиканье часов с заевшим механизмом. Тик. так.

Ти-и-к.

Та-а-а-а-ак.

Жизнь не покидала Драгоша — он сам забирал её от Элен и Стефана под рёбра, в тонкие сжавшиеся пальцы и солнечное сплетение.

— Где ты был, Драгош? — едва ли не по слогам глухо спросила Элен, резко распахнув глаза.

И голос, иной, древний, словно из склепа ответил из его уст:

— Хойя-Бачу.

Драгош немигающе смотрел на явно испуганную Элен, и губы растягивались в страшном оскале. Стол снова качнулся и приподнялся над полом, надрывно взвизгнуло клавишами пианино, свечи то вспыхивали, то опадали, а по тёмным бордовым обоям плясали странные фигуры.

Стефан сжимал руку брата и кузины, мысленно отсекая их от чего-то, что пришло в эту комнату с лунным светом и перестуком шагов где-то сверху. Весь дом словно наполнился шепотками, бормотанием голосов и хлопаньем дверей.

— Элен! — кто-то дёрнул ручку двери гостиной, но она не поддавалась.

Стефан ощущал, как что-то вдавливается в него, заставляя расцепить хватку и отпустить выскальзывающие и холодные пальцы.

Ему было плевать, если дом обрушится прямо на них, но он не мог позволить нечто в Драгоше завладеть им до конца.

Потому что сердце брата ещё билось.

— Уходи! — Элен зло зашипела на Драгоша, который сейчас скорее походил на призрака с контрастом тёмных волос и чёрного сюртука с бледной кожей, нежели на человека. Лунный свет омывал его с ног до головы, а бормотание голосов становилось всё громче.

Всё плыло и кружилось.

Стефан держал обоих и протягивал ниточку между жизнью и смертью. Тонкий мост, по которому ещё можно вернуться из призрачных мест обратно.

Драгош!

Он заблудился. Не помнил себя, не ощущал.

Тьма и мрак, холод и привкус смерти топили в себе. Но сквозь них прорывались иные слова.

И в самой тёмной ночи ты увидишь свет. Свет тех огней, что приведут тебя домой.

Рука брата в твоей руке.

Он слышит каждый удар твоего сердца. Просто держись за жизнь.

Не ускользай.

Живи.

Сердце пропустило ещё один удар.

Его глаза закрылись — и сам Драгош весь обмяк и едва не рухнул лицом на чёрный бархат. Всё стихло.

Элен тяжело дышала, и тонкая струйка крови текла из носа.

Лунный свет уже не слепил, а комната возвращалась в привычный вид, правда, теперь тут был полный беспорядок.

— Стефан, отпусти. Что бы это ни было, оно ушло.

Только теперь он понял, с какой силой стискивал ладонь Элен и тут же разжал онемевшие пальцы. Едва не опрокинув стул, он подскочил к Драгошу, проверил пульс и дыхание, заглянул под закрытые веки.

Элен пересела в глубокое тёмно-зелёное кресло у камина с потухшими углями. Прозвонил колокольчик, и дверь почти тут же распахнулась, впуская перепуганную матушку и двух служанок.

Стефан не обращал внимания на суету вокруг и причитания матери Элен, пока осматривал Драгоша.

Это был всё ещё его брат, а не то жуткое создание из кошмаров, что предстало перед ними чуть раньше. Стефан бы сказал, что у него сильное истощение и слабость как после долгой и мучительной болезни.

— Давай переложим его на диван, — предложила Элен, кутаясь в поданную служанкой шаль из чёрной тонкой шерсти.

Когда всё более-менее утихло, а обморок Драгоша перешёл в крепкий сон, Стефан с Элен пили кофе в большой гостиной, уставшие и задумчивые.

— Хойя-Бачу? — полувопросительно произнесла Элен, разливая молоко из серебряного молочника по двум чашечкам.

Сейчас она предпочитала всё сделать сама, чтобы спокойно поговорить наедине. Стефан смотрел на пышный букет цветов на столе у широкого окна, за которым клубилась ночь.

Элен всегда любила живые цветы, Париж и старинные соборы.

Она каждый раз тосковала, когда не удавалось уехать в новое путешествие или хотя бы в Бухарест.

Стефан подумал, что общение с духами словно давало ей возможности путешествовать в иные места и времена, касаться отпечатков давно ушедших людей. Возможно, как и Драгош, который стеснялся своего чудачества и разговоров с призраками, а потому туманы рядом с поместьем были для него куда ближе долгих дорог.

Стефан думал о том, что сам он эгоистично бросал каждый раз брата наедине с призраками. Возможно, будь он чаще дома, Драгош не ринулся бы в глубины леса.

— Стефан?

Голос Элен вернул из блуждающих горьких мыслей в настоящее с крепким запахом кофе, простором светлой гостиной и шелестом платья кузины. Призраков сейчас рядом не было.

— Хойя-Бачу — лес, который славится мрачными легендами и историями. О нём говорят многое, оттуда редко возвращаются. Ступи под свод скрученных деревьев — и пропадёшь навек.

— Но Драгош пропал у кладбища Сигишоары…

— Возможно, пути призраков ведут не напрямик.

Элен закусила губу и нахмурилась. В тишине они пили кофе, каждый думал о своём. Стефан смотрел в окно, за которым снова начинался монотонный и мелкий дождь. Оба вздрогнули, когда от дверей послышался хриплый голос Драгоша:

— Я должен вернуться в Хойя-Бачу. Все беды оттуда.

И в этот миг он смотрел только на Стефана, чуть вскинув подбородок и сложив руки на груди.

Призрачный свет в глубине его зрачков немного мерцал.

========== Не поддавайся видениям ==========

Комментарий к Не поддавайся видениям

Музыка к части про лес: https://www.youtube.com/watch?v=8KdjGZtABv4

— Вы прибыли в очень мрачные места. Говорят, этот лес проклятый.

Тучный старик с густыми усами и бородой в видавшем виды сюртуке прошёлся по зале трактира, заложив одну руку за спину. В другой кубок с вином.

Снаружи небольшого каменного домика в ближайшей к Хойя-Бачу деревушке уже густел вечер. Внизу собрались немногочисленные постояльцы: пожилая дама в сопровождении то ли дочери, то ли сиделки, хрупкого юного создания, братья Антонеску с Элен и этот самый старик.

Усиленно делая вид, что погружена в чтение Библии, дама бросала в сторону обоих братьев подозрительные взгляды. Старик же разговорился со Стефаном об их планах, пришлось уклончиво отвечать, что дальше их дорога лежит через лес.

— И чем же он проклят? — подал голос Драгош из глубокого кресла у камина.

Он словно пытался впитать в себя всё тепло трескучего горячего пламени, кутался в свой необъятный шарф и пил терпкий грог, но в голосе скользнуло привычное любопытство.

Одним глотком осушив кубок, старик остановился у маленького окошка и посмотрел на тихую улочку, вглядываясь в сумерки.

— Там пропадают люди. Заходят в лес… и не выходят обратно. Никогда.

— Какой ужас! — воскликнула дама, осеняя себя крестом и бормоча молитву.

Девушка рядом в блёклом сером платье явно выглядела чуть более заинтересованной.

— Это ещё что! — живо обернулся старик, довольный вниманием к своим рассказам. — Хуже, когда с ума сходят. Помню, пару лет назад был случай. Паренёк забежал за отбившейся овцой, а вернулся спустя неделю. Весь седой, трясущийся от ужаса и совершенно безумный.

Занятый записями в дневнике, Стефан слушал такие байки вполуха под скрип пера по бумаге.

Путевые заметки помогали успокоить мысли, сосредоточиться и подумать о том, что делать дальше.

Дорога заняла куда больше времени, чем они думали. Последние два дня лил дождь, как из ведра, все дороги превратились в жидкую грязь, в которых вязли тяжёлые кареты, а иногда и лошади.

Из всей их компании ругался только Симон. Драгош отчаянно пытался вспомнить, что же толкнуло его тогда в Хойя-Бачу, какая история или открытие. Элен же сносила дорожные тяготы, как ни в чём не бывало.

Стефан давно с ней не виделся, и в те часы, когда не приходилось мёрзнуть в грязи на стылом мартовском ветру, он с удовольствием беседовал с кузиной.

Сейчас это была их последняя остановка, дальше только на лошадях. Ни один кучер, даже Симон, не соглашался везти их под своды деревьев проклятого леса, о котором ходило столько тайн и легенд.

Ещё днём, когда они добрались до мрачного каменного домика, оплетенного красноватым плющом, Элен сказала, что дальше не поедет.

— Я не уверен, что оставлять тебя здесь одну достаточно безопасно, — разумно заметил Стефан, оглядывая сомнительное полутёмное заведение с огарками свечей на простых деревянных столах.

Хотя всё выглядело опрятно и аккуратно, а немолодая уже хозяйка с морщинками в уголках глаз и доброй улыбкой подала прекрасный обед.

— Чушь! Я вполне могу о себе позаботиться.

— Но я не понимаю, почему ты хотела ехать с нами?

Тогда он почувствовал себя едва ли не идиотом под прямым взглядом Элен.

— Вы должны разобраться с этим одни. Это только ваше дело. Лес меня может просто не принять или растворить. Но я зажгу огни, чтобы вы нашли дорогу назад.

— Мы увидим их издалека, — кивнул до того молчавший Драгош, вяло ковыряясь вилкой в тушеной свинине. — Только не меньше трёх. А лучше семь.

— Конечно.

Стефан недоуменно посмотрел на обоих, явно теряя нить беседы. К тому же, за всю поездку брат говорил так мало, что каждая фраза казалась удивительным событием.

Элен, прекрасная даже в тёмно-синем дорожном платье, улыбнулась Драгошу и, как показалось Стефану, едва заметно подмигнула.

Тем же вечером он по заведенной традиции осмотрел Драгоша. Брат всё ещё был слаб, а сердце пропускало удары всё чаще и чаще. Барахлило, как испорченный механизм часов.

А то, что появилось тогда на сеансе у Элен, тщательно пряталось внутри.

Но чем ближе лес Хойя-Бачу, тем беспокойнее и нервознее становился Драгош. На вынужденных остановках часто отходил подальше от кареты и вглядывался в нечто, видимое только ему.

Однажды вечером посреди туманного и зыбкого нигде и на очередном постоялом дворе, Драгош признался, что голоса слишком назойливые.

— Они тянут куда-то, — шепнул он, когда оба пытались уснуть, ворочаясь на жёстких матрасах под шорох дождя за стенами дома. — А их истории… совсем не чёткие. Я не могу почувствовать ни одну из них.

— А как твои воспоминания?

— Иногда мне кажется, что их воруют призраки, чтобы почувствовать себя более живыми.

Стефану определенно не нравился лес Хойя-Бачу, о котором до этого он только слышал сплошные небылицы.

Постоялые дворы на их долгом пути не оказались исключением.

Стоило кому-то прознать, что компания из трёх молодых людей направляется в места, окутанные кровавыми историями, в самое сердце Трансильвании, как сразу начинались охи, вздохи и напутствия.

Кто-то говорил про осиновые колья, другие про святую воду и обязательно нательный крест. Но ни одного проверенного метода, конечно. Люди или возвращались в полном порядке, или не спасали никакие молитвы и обереги.

Закончив с дневником, Стефан закрыл его, задержав пальцы на мягкой коже обложки и прислушиваясь к стуку сердца брата. Медленному и неохотному, но живому.

За эти несколько дней призраки мало беспокоили их обоих. Возможно, здесь их и нет. Или все прячутся в глубинах леса и местных кладбищах.

Тем страннее прозвучал возглас Драгоша:

— Не садитесь в это кресло!

Хрупкая девушка тут же замерла, схватившись руками за мягкую и слегка вытертую спинку. Повисла напряженная и гулкая тишина, а все взоры устремились на странного молодого человека, подавшегося сейчас вперёд.

— О, позвольте узнать, почему?

— Оно занято старухой, которая замёрзла много лет назад лютой зимой. И теперь постоянно греется у огня.

Изящно поднявшись с диванчика в углу, где она читала книгу, Элен привлекла внимание на себя:

— Мой кузен всего лишь шутит. Такие развлечения популярны среди наших знакомых, к тому же, мы ведь и правда направляемся в таинственный Хойя-Бачу. Впрочем, почему бы не устроить вечер историй о призраках?

Стефан заметил, как дёрнулся от этих слов Драгош, крепче сжав деревянную кружку с грогом. Дама строго позвала к себе свою спутницу, скользнувшую к ней спугнутым олененком. Старик тут же припомнил какой-то случай с проклятым портретом и обязательной историей про его жертвы.

Правда, вскоре все разморились от подогретого вина, горячих обсуждений про правдивость таких историй и позднего времени. Даже Элен поднялась к себе, пожелав братьям спокойной ночи перед долгой дорогой.

Оставшись наедине с Драгошем, Стефан подошёл к нему и положил руку на плечо, передавая свою уверенность в нём.

— Драгош, я знаю, что это не шутки. Я верю. И Элен тоже.

— Всё в порядке.

— Нет. Я знаю, что нет. Просто многие другие не поверят, даже если сунуть им призрака прямо под нос.

— Там и правда сидела старуха. И ей было очень холодно. Я бы предложил ей свой шарф, но она быстро исчезла.

Стефан ни на секунду не усомнился в словах брата. Однажды тот притащил на кладбище скрипку и совершенно отвратительно сыграл для какой-то заблудшей души, чтобы та обрела покой.

К сожалению, куда чаще призраки требовали чего-то более… кровавого.

А ещё Стефан помнил, как в детстве к ним в гости приезжали друзья родителей, кажется, отец даже вёл с ними дела. Тогда оба брата обрадовались компании пухлого светловолосого мальчика, так похожего на херувима (так сказала матушка).

Тогда Драгош тоже увидел какую-то мутную фигуру в старом зеркале в гостиной и тут же рассказал Стефану.

Мальчик-херувим рассмеялся на такую глупость и со всей прямотой заявил, что Драгош — или фантазёр, или безумец.

Стефан тогда узнал, что костяшки пальцев болят, если ими ударить кого-то в нос.

Для вида огорченный поведением сыновей отец даже провёл небольшую лекцию о мирных путях разрешения конфликтов, во время которой Драгош прятал улыбку за изучением носков ботинок. Стефан сдержанно молчал, бросая предупреждающие взгляды в сторону мальчика-херувима.

Но стоило гостям покинуть гостиную на прогулку по саду, как мама обронила, что нет ничего страшнее предрассудков и ограниченности сознания. Зеркало она велела убрать на чердак и занавесить тканью. На всякий случай. А про мальчика потом говорили, что он жаловался, что по ночам ему чудится что-то в окне. Драгош ухмылялся при этих словах.

— Знаешь, не все призраки вредят, — Драгош поднялся из кресла, с благодарностью опираясь на брата. Поморщился и потёр рукой грудину от неприятной боли. — А другие просто не знают, как сказать, чего хотят. Они забывают, как это — быть живым. Быть человеком.

— Но ты же не призрак.

— Я забываю. Куда больше, чем ты думаешь. Вчера утром я не смог вспомнить, как тебя зовут. Помнил, что «ст…». И всё.

Стефану показалось, что потолок стал ниже, а вся комната сжалась до них двоих. До тёмного взгляда, серьёзного и понимающего. Он не представлял свой мир без брата, это просто не укладывалось в голове.

Хойя-Бачу — уже завтра они будут там. И Стефан знал, что обнажит себя до самой души, если понадобится справиться с чем-то внутри брата.

— Почему ты не сказал?

— А разве с этим что-то можно сделать?

— Мне это важно, Драгош! Важно знать, что с тобой происходит! Я не готов тебя потерять.

Стефан схватил кочергу и резко поворошил тлеющие угли в камине. Яркие искры посыпались на мягкий ковёр и тут же гасли.

Возможно, также тухнут души. Погасшие фитильки свечей с дымчатым следом, тающим в воздухе тонкой струйкой.

— Смотри, я передумаю и стану призраком. Буду приходить к тебе по вечерам и рассказывать байки.

— Не смешно, знаешь ли.

— Тогда страшные байки!

Стефан обернулся на улыбающегося брата. Наверное, именно в тот момент он понял, что для Драгоша не так страшен сам переход за грань. В конце концов, он чувствовал энергетику смерти едва ли не с самого детства.

И чем дальше, тем больше становился похож на призрака.

— Я сыграю тебе на скрипке в таком случае, — пробурчал Стефан, вспоминая тот случай на кладбище и жуткую пронзительную мелодию из-за ограды.

— Эх, вот что надо было взять с собой в лес! Ладно, пойду спать. Выдвигаемся после завтрака.

Оставшись в полном одиночестве, Стефан уселся в пресловутое кресло и снова открыл свои записи о состоянии Драгоша для «клинической картины медицинского случая», как любил говорить старенький профессор в немецком институте.

Так вот — клиническая картина никак не выходила.

К тому же, его преследовало ощущение, что сам слабеет с каждым днём. То лёгкое головокружение, то вдруг накатившая слабость, то тошнота. Неприятный набор симптомов на пороге проклятого леса.

Всё равно не так страшно, как потеря памяти Драгоша.

Допив уже остывшее вино со специями, Стефан отправился спать.

Истошный крик ужаса разрезал ночь.

В одних штанах и распахнутой рубашке Стефан рванулся в узкий тёмный коридор, ощущая панику Драгоша, как липкие прикосновения по коже. Словно тоже была его частью.

Брат сидел на коленях на кровати, распахнутыми глазами глядя за маленькое мутное окошко. В руках дрожал огарок свечи с метущимся огоньком. Прежде, чем Стефан и выбежавшая из своей комнаты Элен успели что-то сделать, Драгош вскочил, заметался по комнате в поисках своей сумки.

Он рассыпал лихорадочными движениями крупную соль вдоль подоконника, вокруг кровати и у порога, не обращая никакого внимания на ошарашенных брата с кузиной.

Бормотал что-то себе под нос, и вряд ли в этих словах было хоть что-то отблагочестивой молитвы. Стефан тихонько позвал его по имени, делая шаг вперёд, но Драгош замер, приложив палец к губам. И какая-то безумная улыбка скользнула по губам.

— Они чуют нас.

— О чём ты? — мягко спросила Элен, выступая вперёд. Она сама была, как призрак, в белой ночной рубашке с распущенными тёмными волосами.

Такие фигуры в окнах старинных заброшенных особняков пугают любопытных гостей.

— Призраки. Их здесь много, они толпятся вокруг вас, а вы даже не чувствуете.

Сердце Стефана словно пронзил осиновый кол, так популярный в местных землях. Он мог различить, когда Драгош говорил о призраках… и зачатки безумия в глубине зрачков.

Драгош закончил с солью, которая теперь блестела в слабом лунном свете, и достал какой-то пучок трав. Потрескивая и тлея над огоньком свечи, он пах чем-то сладким и терпким.

— Не бойтесь, призраки вас не потревожат, — шепнул Драгош, тёмные волосы слиплись от пота, пальцы нервно выводили вокруг них широкие круги, от запаха трав хотелось чихать.

Элен крепко сжала руку Стефана и потянула за собой в коридор, вынуждая выйти из комнаты и плотно закрыть дверь. Остальные постояльцы, если и выглядывали на шум и крик, то уже скрылись снова внутри своих комнат.

Стефан не сразу понял, что на несколько мгновений просто перестал дышать. Упёрся рукой в стену, собираясь с мыслями.

— Ты же знаешь, что это был не Драгош, правда?

Элен выглядела спокойной, но то и дело бросала взгляд на закрытую дверь в комнату кузена. Оттуда даже в коридор вытягивало густым запахом трав.

— А что? Что с ним происходит? Кого мы видели на сеансе у тебя в доме?

— Нечто, что закралось внутрь него. Какой-то… дух, вытягивающий жизнь.

— И что теперь с ним делать, а? Вырезать скальпелем?

Злость давила изнутри, выжимая остальные эмоции. Стефан вдруг почувствовал себя уставшим и пустым. Бесполезным. Прикрыв глаза, как часто это делал в минуты отчаяния, он потянулся к привычному стуку сердца Драгоша.

И не услышал ничего. Абсолютная тишина.

— Драгош!

Рванувшись обратно в комнату, Стефан едва не выломал дверь плечом и замер на пороге.

В распахнутое окно втекал холодный ночной воздух, везде на полу смазанные полосы соли и разбросанные веточки трав и сухоцветов, среди которых без сознания лежал мертвенно-бледный Драгош.

Сейчас никаких призраков — Стефан бы почувствовал их присутствие рядом.

Отрешившись и заперев на несколько минут чувства под замок, он опустился перед братом на колени, проверяя пульс.

Не брат.

Перед ним просто пациент, которому стало плохо в душной комнате от недостатка воздуха. Закатав рукава широкой рубахи, Стефан велел Элен принести его саквояж, таз с водой и заодно загасить «проклятые травы».

Он обратился к своему дару, что ощущался едва ощутимым теплом под кожей. Провёл кончиками пальцев по лицу Драгоша, по его рёбрам под тонкой тканью шёлковой рубашки, по предплечьям, нащупывая точку нарушения жизненной энергии.

Ему почудилось, как нечто вязкое и тёмное обхватило запястья и рвануло вниз в бездну. Оно наверняка пряталось до этого слишком надёжно так, что Стефан ни разу не ощутил при осмотре брата.

Стефан вспомнил кладбище Сигишоары — тогда ему удалось прожечь даром жизни бестелесного призрака. И пустил сейчас весь свой дар внутрь Драгоша, как и тогда.

Его дёрнуло острой и горячей болью, на ладонях выступила кровь.

Но липкое и вязкое распалось и отпустило.

Стефан тяжело осел на дощатый пол с рассыпанной солью, тупо глядя на брата.

Он не был похож на живого, скорее, на призрака на грани перехода из одного состояния в другое.

Элен торопливо вернулась в комнату с саквояжем и сказала, что разбудила служанку, чтобы та набрала и нагрела воды, скоро принесёт.

— Хорошо. Мне понадобится целый таз и много тряпок.

— Что ты будешь делать?

Стефан ответил не сразу. Стряхнув со штанов налипшую крупную соль, прошёл к окну, чтобы закрыть его.

— Врачевать. И тебе лучше уйти. Это только между мной и Драгошем.

— Стефан! Я могу помочь!

— Нет.

Под окнами лентами стелилась дымка тумана, будто поземка. С грохотом окно закрылось. Стефан принялся раскладывать медицинские инструменты на маленьком столике около кровати, размеренно и аккуратно. Он не знал, что сейчас в глазах Элен выглядел едва ли не так же пугающе, как порой Драгош со своими ритуалами с мертвецами.

Стефан помнил те ночи, когда брат возвращался со своих прогулок ослабленный, прижимающий руку с порезами к груди.

— Я снял проклятие с той шкатулки. Дух больше не будет никому мстить.

Когда Элен наконец вышла, недовольно хлопнув дверью, а явно испуганная служанка принесла медный таз с подогретой водой и ворох тряпок, Стефан достал скальпель и медленно рассек руку от запястья до локтя так глубоко, как мог себе позволить.

Кровь стекала струйками в воду, окрашивая её в жертвенный тёмно-бордовый.

Стефан присел у кровати Драгоша, занеся скальпель и над его тонкой рукой.

Кровь Антонеску всегда влекла призраков — куда чаще, чем того хотелось бы кому-то из них, питала их и отгоняла. И теперь Стефан мешал свою кровь с кровью брата и поил его разбавленной водой с привкусом металла. Отдавал всю свою энергию жизни, которая текла в его крови.

Сердце Драгоша снова билось, медленно и неохотно.

Обработав порезы и прибрав всё в комнате, Стефан вернулся к себе и уснул раньше, чем голова коснулась подушки.

— Мы заблудились.

Драгош слишком резко дёрнул поводья, вызвав недовольное фырканье Призрака. Копыта их лошадей терялись в густом желтовато-сером тумане, стелящемся по земле.

Никаких звуков, даже голоса среди искривленных деревьев звучали приглушенно и тихо.

— Как можно заблудиться там, где нет дорог? — устало спросил Стефан, оглядываясь по сторонам и похлопывая свою лошадь по тёплой шее.

Драгош пожал плечами.

При въезде в лес дорога всё-таки была. Даже достаточно широкая для кареты или двух всадников. Но вскоре она превратилась в узкую тропку среди зарослей кустарника и низких изогнутых арками деревьев.

Здесь не слышно карканья воронья, птиц или иных звуков, только какие-то неясные шепотки на границе сознания.

Драгош не помнил ничего о событиях прошлой ночи с того момента, как ушёл спать. Тем удивительнее было проснуться утром с мерзким привкусом крови во рту и рассыпанной солью по всей комнате.

Паутинка холода внутри разрослась и забирала всё больше сил. Встревоженная Элен даже предложила утром никуда не ездить, но оба были непреклонны. У них просто не было другого выхода.

Хойя-Бачу хранил много тайн. И смертей. Мерно покачиваясь в седле в ритме неторопливого шага Призрака, Драгош прикрыл глаза, пропуская через себя энергию смерти, ощущая, как она проходит сквозь него и будоражит кровь.

…мой ребёнок! я отнесла его в лес, он был так голоден…

…моя битва никогда не кончится. Мой меч так тяжёл. Я так устал.

…где я? Кто я? Почему так холодно?

Драгош сильнее стиснул поводья, отгоняя назойливые голоса. Но призраки и мертвецы уже ощутили рядом того, кто может их слышать. Среди голых ветвей, в сером и тусклом свете дня мелькали полупрозрачные фигуры. Ближе и ближе.

Где-то вдалеке двое детишек в одинаковых нарядах гонялись за белёсым мотыльком. Драгош слышал их заливистый смех. На мгновение замерли и посмотрели прямо на него пустыми провалами глазниц… и синхронно побежали дальше.

Возможно, этого ничего нет, только силуэты, обманчивые и странные, сотканные из тумана и воображения.

Это было место потерянных душ и злых мыслей. Иллюзий и мутных огоньков, которые так легко принять за маяк дома или оставшейся за спиной трактира.

Лес дышал и тянул в чащу лентой зеленоватого свечения, притягательного и мерцающего.

— Какой план? — раздался голос Стефана. Едва слышный и тихий, словно его скрадывал не туман, а призраки вокруг.

— Провести ритуал по призыву духа.

— Где?

— Когда мы приедем к нужному месту, я пойму. Но скоро.

Ответ звучал странно и немного безумно, но для Стефана его было достаточно.

Здесь Драгош ощущал себя одновременно на своём месте и всё-таки неуютно. Как за той самой границей дозволенного, которую он уже однажды перешагнул. Назойливые мысли лезли внутрь — оглянись, всмотрись, забирайся глубже.

Голова трещала от боли и суетливых голосов, которые теперь сливались в какую-то мешанину. Но Драгош твёрдо знал — ещё немного дороги, и они будут на месте.

Лошади нервничали, всхрапывали и пятились так, что пришлось спешиться и вести их в поводу. Даже заговоры Стефана оказались бесполезны.

Наконец Драгош вывел Призрака на маленькую полянку с поваленным с одной стороны деревом и несколькими трухлявыми пнями.

— Здесь.

— Чем мне помочь?

— Я не знаю, что это будет и чем обернётся. Так что главное, не поддавайся видениям.

Обычно для вызова мёртвого духа Драгош использовал что-то принадлежащее ему — или проделывал такой ритуал на самой могиле.

Сейчас он сам стал чем-то для духа. Но всё-таки положил на пень старый и любимый череп.

Ветер несколько раз гасил три толстые и увесистые свечи на пне, но Драгош был упрямее. Справившись с ними и дождавшись ровного пламени, он достал флягу с заранее заготовленным напитком, настоянного три цикла луны на корне полыни.

Горький и терпкий, с вяжущим вкусом на языке. Половину Драгош вылил прямо на землю вокруг пня со свечами, как дар мертвецам. Где-то вдалеке послышался странный звук, то ли вой, то ли стон. Сейчас неважно — Драгош тянулся мыслями к тому, что было внутри.

И оно откликнулось — почти сразу, как дремавший до поры-времени зверь на зов хозяина.

Неявная фигура без лица, от неё веяло холодом и мраком, таким, от чего сжималась сама душа от прикосновения к этому созданию.

Драгош покачнулся на ватных ногах и вцепился руками в пень, опираясь на него. Перед глазами всё плыло, а сердце жгло холодом. Он знал — все призраки Хойя-Бачу сейчас тянутся сюда.

— Что ты? — хрипло обратился он к фигуре, которая забирала его дыхание, слова и воспоминания.

Твоя смерть. Голос ударил в голову, сжимая её в тиски.

— Ты убьёшь меня?

Ты и так почти мёртв. Я заберу то, что по праву моё.

— Почему?

Однажды ты уже был здесь, среди нас. Ты говорил с нами, шептался с нами. Ушёл слишком глубоко за границу жизни.

— Я вернулся…

Он заблудился тогда — и терял себя. Драгош вспоминал истории призраков, бесконечные, требовательные. Мир гас перед глазами, растворялся среди тумана и мерцающих огней.

Тебя вернули. Жизнь. Но ты — смерть. Я — смерть. Твой собственный дух. Остаток твоего посмертия.

Драгош с ужасом посмотрел на фигуру, которая витала перед ним.

На часть своей души, которая умерла тогда в путешествии по Хойя-Бачу в поисках ответов о границах жизни и смерти. О том, что ждёт за порогом.

Призраки звали его всё это время, как своего. Ему уже не надо быть живым.

Но почему он всё ещё жив?

— Стефан!

Смех отдался гулом в голове, перед глазами плясали противные огоньки, не давая разглядеть ничего толком. Он не видел Стефана, не ощущал его рядом с собой.

Только внезапное одиночество среди леса мертвецов и гула голосов.

Жизнь вытянула тебя обратно. Вернула — но ты связан с ней. Ты пьёшь жизнь, чтобы быть живым. Ты убиваешь собственного брата.

— Стефа-а-ан!

Покорись. Обрети покой. Или так и будешь тянуть жизнь. Смерти не место рядом с живыми.

Драгош стиснул зубы, ощущая, как с каждым шагом у него становится всё меньше вдохов и выдохов, как сердце затухает. Его касались призраки, он ощущал под пальцами бестелесные ладошки детей, чувствовал рядом дыхание усталого рыцаря.

— Ст…

Ничего нет. Драгош хватал ртом воздух, пытаясь выговорить слова, которых нет. Слепо шарил пальцами, не сразу понимая, что роет ногтями сырую землю.

Где-то неистово ржали кони.

Ты уже один из нас.

Так просто и легко — умереть. Почти, как сон. Шаг в небытие и тишину без голосов, ноющего сердца и постоянного холода. Ведь ничего больше не будет.

Всё это время он жил благодаря брату с того дня на кладбище Сигишоары и возвращения благодаря его сделке с призраками. Но призраки всегда требуют свою плату.

Они не получат ещё и его брата.

Только ещё один последний вздох…

Сердце Драгоша остановилось.

========== Одной крови ==========

Из дневников Драгоша Антонеску

Однажды я стану призраком, как и все те, что зовут меня за собой. Порой я ухожу с ними по иную сторону в мглу и тайны мертвецов. Всегда плохо помню те путешествия. Как дурные сны, от которых нет покоя, но наутро забываешь.

Но я знаю, что даже тогда Стефан слышит моё сердце. Он никогда особо не говорит об этом, да и не нужно.

А я знаю, что он возвращается вопреки тому, что ему неуютно от них рядом. Хотел бы я, чтобы призраки не трогали его. Но они не понимают. Чуют что-то в нём, на что он отзывается дрожью в плечах и опасливым взглядом.

Хотел бы я, чтобы он увидел мир таким, каким его вижу я. Всего лишь на пару мгновений.

Стефан, ты всегда был для меня проводником к свету. Не давал затеряться во мраке призрачных фигур, что по ночам витают за окнами. И когда я не могу уснуть от слишком яркого света луны, я закрываю глаза.

Ты слышишь стук моего сердца.

Я слышу эхо твоего дыхания в своей крови. И сжимаю ладонь с пустотой ночи — и чувствую в ней твои пальцы, которые наверняка сейчас спасают чью-то жизнь.

Чувствую тебя в моей крови.

В самих костях.

Потому что ты — моя жизнь. А я никогда не стану твоей смертью. Только тем, кто оградит от призраков.

Помни, мы одной крови.

Стефан никогда не любил родные туманы Трансильвании.

Но всегда любил возвращаться домой. К старой яблоне в саду под окнами дома, к старинному особняку с потемневшим камнем стен, к старым слугам и, конечно, своей семье.

Тонкий запах ладана вокруг матушки, старой бумаги и табака для трубки вокруг отца, ночных фиалок в невесомом тумане.

Но среди всего этого ещё был Драгош. Маленький Антонеску, который знал, как общаться с призраками, неважно, хотят они зла или добра.

Тогда после долгой учёбы в Германии Стефан нашёл брата в конюшне за изучением нового седла и сбруи. Косые лучи летнего солнца падали через узкие окна под самым потолком на него в одной рубашке и брюках, путались в тёмных взлохмаченных волосах.

Стефан негромко окликнул брата по имени и улыбнулся искреннему удивлению.

— Как ты… как ты добрался? От тебя не было телеграммы!

— Не знал, какие будут дороги и сколько придётся пробираться.

— Но Симон за тобой не ездил.

— Да, я нанял карету в последнем постоялом дворе. Тряслась всю дорогу, теперь даже поясница болит…

— Стефан.

— А кучер вообще еле бормотал что-то…

— Стефан.

— Да?

— Не хочу тебя расстраивать, но ты ехал в карете-призраке. Вокруг тебя мутные пятна, как отпечатки душ.

Холодок прошёл по позвонкам, заставляя вздрогнуть даже в душном полумраке конюшни. Но он даже ничего не ощутил тогда: ни привычных липких прикосновений, ни дыхания за спиной. Только тряску рессор, скрип колёс и спёртый пыльный воздух.

— Возможно, призраки просто привели тебя домой, — Драгош повесил обратно седло, бросил на полку сбрую. И улыбнулся уголками губ едва ли не смущенно, — возможно, они знали, что сегодня вся семья Антонеску собирается вместе.

***

Стефану казалось, что влажный лесной туман касался самих костей.

Так же, как и призраки тогда на кладбище Сигишоары. До острой рези в руках и кончиках пальцев, до ломоты в каждом позвонке.

Цепкие призрачные пальчики сжимались на запястьях, утягивая за собой в глубину леса.

Драгош исчез для него в тот момент, когда зажёг три толстые свечи вокруг черепа. Всё вокруг стало полупрозрачным, как сквозь тонкую плёнку весеннего дождя.

Стефан попытался дотронуться до кривой мшистой ветки ближайшего дерева — и пальцы прошли насквозь. Сам мир качнулся и переплыл в иное состояние.

Призрачное.

И теперь Стефан видел вокруг себя покачивающиеся, как в медленном танце, разные фигуры призраков. Стылые, немного мерцающие, зеленоватые. Их губы двигались.

Без единого звука и слов.

Кружение и водоворот, дети и старики, провалы глазниц, истлевшая одежда и белёсые волосы.

Стефан задохнулся от их присутствия. Каждый вздох становился каплей жизни… для кого-то. Вот только перед ним не было Драгоша. Где-то вдалеке неистово ржали кони, наверняка били копытами по воздуху и рвались с привязи.

— Драгош, — голос предательски и горько дрожал.

Ничего нет, ничего нет, ничего нет…

Стефан всегда верил в призраков. Потому что Драгош видел их, пропускал через себя тайны и замогильные истории, а мать вечерами рассказывала семейные истории.

В них призраки всегда виновны.

Они сводили с ума, принуждали, требовали крови.

Позже он ощущал касания и надоедливый запах ночных фиалок, от которого матушке помогала тяжёлая сладость ладана.

И смутные опасения и неудобство от их присутствия прорастали внутри. От того, что Драгош рассеян по утрам после кладбищенских прогулок, от стука ножек стола по полу на сеансе Элен, от маленьких девочек с эхом нескольких голосов за окнами второго этажа.

Сейчас он явно был по ту сторону. За гранью, в невесомом и дымчатом межмирье, где призраки куда живее бесплотных веток деревьев.

— Где мой брат?

Вместе со словами в воздухе облачка пара, под тугим сюртуком и пальто рубашка насквозь мокрая от слишком иной энергии. В едином движении призраки поворачиваются в одну сторону, медленно и тяжело поднимая руки.

Указывают.

Сердце брата еле бьётся сейчас в жёсткой клетке рёбер. Фигура Драгоша где-то впереди, живая, яркая.

Кости под кожей налиты свинцом и до невозможности болят.

В тех местах, где на них запечатлены поцелуи врат в такой мир. В мир, откуда вернулся Драгош. Под подушечками пальцев вместо мягкой тёплой пульсации что-то невесомое и тонкое.

Стефан был готов располосовать всего себя, разлить всю кровь по мёртвой проклятой земле леса Хойя-Бачу, чтобы влить жизнь в брата.

Призраки танцевали. Кружили с лёгким шелестом вокруг пня с тремя свечами и съёжившимся Драгошем, чьи пальцы снова и снова хватали сырую землю.

К нему склонилось нечто.

Даже не призрак, а что-то жадное, вынимающее жизнь секунда за секундой. Чёрные нити, как длинные пальцы, тянулись к Драгошу, проникая сквозь одежду и даже кожу — в самое сердце. Стефан видел, как с рук брата в землю с шипением стекает багряная и горячая кровь.

То ли сам древний лес, то ли мёртвый дух принимали дар.

Как сквозь толщу воды, с мелкими и резкими вдохами Стефан шёл к брату. Сейчас здесь в иной реальности, невесомой и едва ли не хлипкой он видел хрупкую связь между собой и Драгошем.

Две тонкие натянутые струны. Одна чуть подрагивала, прозрачно-голубая, как вены под кожей, по которым бежит жизнь.

Другая, темнее, как пепел среди потухших углей.

Призраки льнули к этой связи, перебирали её пальцами.

Путеводная нить, чтобы зацепиться за краешек мира и не соскользнуть куда-то за край.

Однажды Стефан сказал, что те, кто остаются, возможно, трусливы. Драгош от этих слов пришёл в полное возмущение, долго распинался про их суть, приводя едва ли не научные аргументы, а потом, увидев полное замешательство брата, вдруг вздохнул:

— А ты хотел бы уйти туда один? Возможно, каждый из них ищет попутчика. Или подглядывает за нами. Тебе ли не знать, как это страшно — умереть.

Сейчас Стефан понимал. Вокруг было слишком много мёртвых, их боли и тоски. И теперь всё чётче он слышал их истории, задыхаясь от монотонных голосов и несвязного бормотания.

Но у него свой маяк.

Стук сердца, такого живого, что казалось оно бьётся сейчас из одного только упрямства.

И струна брата медленно таяла, оставляя в воздухе перистый след, как от пролитых на влажную бумагу чернил. Пальцы проходили насквозь, как и через всё вокруг. А руки призраков вдруг сжимались всё плотнее на запястьях.

Могильным холодом, гнилой почвой, перегнившими листьями и выбеленными костями.

Тварь, чем она ни была, вдруг шагнула к Драгошу, ближе и ближе, коснулась его плеч, и от этого прикосновения тот взвыл. Страшно, потерянно, дико. Не от боли, а от чего-то уходящего или потерянного безвозвратно.

Стефан ощутил его боль, как свою. Выстрелы в самые кости.

И сердце Драгоша остановилось. Как показалось — навсегда.

Призраки кружили, бились вокруг этого создания в какой-то бессильной злобе. Всё с теми же пустыми лицами и безмолвием рваных слов.

…помоги нам.

…он уничтожит нас. заберёт наши души…

…держи брата.

…мы пусты, мы разбитые мечты и угасшие жизни…

…он нужен нам…

…соль, соль, соль, мерзкая соль…

Однажды он навредил призраку своим даром жизни, собранным одной волей. Сможет и сейчас, пока тонкая струна Драгоша не распалась совсем, переплетенная с пульсирующей жизнью. Стефан знал — брат ещё не шагнул за грань. Дар пополам, но кровь одна. Тяжелее вздохи, но Драгош ещё не выскользнул из этого мира.

Стефан посмотрел на свои руки, в сером сумраке леса едва ли не такие же призрачные, как и всё вокруг. Сейчас ему просто надо ощутить дар Драгоша. И ко всем чертям собачьим упокоить эту тварь!

Призраки витали над черепом и свечами, быстро, туда-сюда, как мотыльки.

Их всё больше, плотнее воздух от них. Безумный хоровод мертвецов под сводом искривленных деревьев в глубине леса, из которого нет возврата.

Стефан кинулся резко к духу, одним движением, собрав всю волю в один удар призрачного скальпеля в руках, которым стал дар его жизни.

Взметнулись полы плаща. Стефан пружиной оттолкнулся от земли и завис на мгновение в ночном воздухе.

И тут же приземлился рядом с Драгошем, вставая яростным щитом между ним и его смертью. Боль и гнев — тоже оружие. Разорвал их касание, ощутив, как отпустило Драгоша.

Оставь его, человек. У него почти нет жизни. Я всё забрал. Он мой.

— Нет. Его кровь — моя кровь. Придётся тебе справиться со мной тоже.

Глупо, так глупо. Я заберу вас обоих. И выберусь из этого леса на свободу.

— Давай! Тебя не отпустят. Ты — нечто, на что стекаются все призраки леса.

Я — смерть. Часть твоего брата. Я и есть твой брат. Посмотри же.

В следующее мгновение Стефану показалось, что у него помутился рассудок.

В глубине тёмного духа и правда проглядывал силуэт Драгоша. Бесформенное до этого лицо преобразилось в такое знакомое. Только глаза, наполненные первозданной тьмой, мертвы.

Перед ним был его брат. И в то же время не он.

Тот, кем Драгош мог бы стать однажды — повелителем мертвецов, крадущим жизнь, иссушающий человеческие души и тела. Не холод, а колючее ничто коснулось воздуха рядом со Стефаном, и его отшатнуло от ужаса.

Драгош оставил здесь меня. Он пришёл сюда избавиться от своего дара. И бродил, как ты сейчас, среди призраков. Он почти умер здесь, оставив меня здесь. Бросил! Я — его сила. Я — смерть.

— Уходи, — глухо предложил Стефан. — У тебя есть целый лес, в конце концов. Мы тебе не нужны.

Нет! Но я могу не трогать тебя. Заберу только одного… Ан-то-нес-ку. Зачем тебе брат? Зачем ты ему, вечно вдали от дома? Зачем жизни быть рядом со смертью?

Шагнув назад по мягкой почве, Стефан едва заметно вытянул бесплотную и невесомую руку чуть в сторону.

— Одному врачевать раны, другому успокаивать метущиеся души.

— Какие бы призраки нас не разделяли…

— Я всегда буду рядом, — закончили они одновременно.

Призраки взвились вокруг дымками и облачками, касаясь не братьев, а того нечто, что чуждо даже им. Ни мёртвый, ни живой, но жаждущий жизни и тепла.

И в своей призрачной руке Стефан ощущал крепкую и уверенную ладонь Драгоша, который теперь стоял рядом, сосредоточенный и тихий. С виду нельзя было сказать, что он делал, но хрупкая струна его дара выгнулась дугой, расточая энергию смерти.

Умерщвление души, вечный покой, холодный мрак гробниц, горьковатый запах трав против злых духов.

И Стефан, как мог, напрягши всю свою волю, сплетал иное с этой силой.

Наговоры и заветы, свет надежды и исцеления, немного живой крови и ловкие движения пальцев.

Невесомое кружево жизни, трепетное и ломкое.

Тяжёлое полотно смерти, горькое и туманное.

Дух ёжился и сопротивлялся, скрёбся и полз к ним, припадая к земле, всё ещё в облике Драгоша, скалился так, что с клыков в землю капала густая ядовитая слюна. Его сильная воля сминала энергию жизни и смерти в каком-то цепком отчаянии.

Силы Драгоша угасали.

Посмотри на меня, Драгош. Посмотри в глаза — ты ведь хотел этого. Хотел стать сильнее. Впусти меня.

— Драгош, не слушай его, — Стефан сжал руку брата — но её не было, пальцы прошли насквозь.

Задыхаясь и от мельтешения призраков вокруг, он с трудом различал мутную фигуру брата рядом с собой. Тёмное пятно перед тусклыми расплавленными свечами.

Дух съёживался всё сильнее и сильнее, воя дико и страшно, метался среди границ и стен из круга призванных призраков и лучей от трёх оплавившихся свечей. Они не давали ему выйти из этих границ.

Стефан боялся. Он не знал, не навредит ли брату, ударив его часть души ещё сильнее. Возможно, этот дух всё ещё забирал его жизнь, крал по судорожным вздохам.

Но он знал, что призраки их отсюда не выпустят. А в сердце брата слишком много холода и мало ударов жизни. Бесконечный танец с призраками — или чуть больше усилий.

Той ночью лес скрипел и подрагивал всем своим существом.

Рядом Драгош пошатнулся, хватаясь за ближайший ствол дерева у края полянки. Пальцы соскользнули с гладкой коры, вцепились в хлипкую ветку, бесшумно сломали её от усилий. Ни звуков, ни дыхания, только дух всё ещё пил жизнь.

И Стефан, зажмурив глаза, собрал в свою нить весь дар, без остатка. Сквозь него будто прошёл разряд молнии. Даже призраки отшатнулись, разбежались шире, как круги на воде от брошенного камня.

Крика не было. Только тишина вокруг. Дрожа от усталости и напряжения, Стефан открыл глаза ровно в тот миг, когда дух в последнем порыве скользнул в сторону Драгоша, прошёл насквозь, стараясь зацепиться за него… но тщетно.

Чёрными брызгами разлетелся между ветвей деревьев, сгинул среди корней деревьев Хойя-Бачу, успокоенный навек.

И Драгош, теряя сознание, медленно сполз по стволу прямо на холодную землю.

На изломе ночи с неистовым криком тот, кто никогда не смог стать живым, исчез.

Лес затих.

И призраки медленно таяли, исчезали среди деревьев зеленоватыми огоньками вместе со своими историями. Всё тише и тише. Спокойнее. Их покой был потревожен, среди них появилось зло, и они звали того, кто может его побороть.

Теперь им снова спокойно можно блуждать в самой чаще. И делиться со случайными путниками своими историями.

Стефан не сразу понял, что лежит на сырой земле, дрожа от холода. И кончики его пальцев касались Драгоша.

Касались.

А грудь вздымалась и опадала. Влажная листва налипла к саднящим ладоням, к промокшим брюкам и испачканному пальто. В чернильном небе плыли сероватые облачка, между ними едва приметный серп месяца.

Вокруг звуки ночных мелких хищников, уханье совы и шорох среди кустарников.

Прикрыв глаза, Стефан впитывал в себя мир. Пара мгновений прежде, чем севшим голосом окликнуть брата. Тихонько:

— Драгош… ты… ты в порядке?

Его сердце билось.

Но ответа не было.

Он вскочил на колени, не обращая внимания на резкое головокружение и подкатившую дурноту. Драгош был без сознания. Но почти тут же открыл глаза и, вцепившись в вымазанный грязью сюртук Стефана, уткнулся тому в грудь, прижимаясь, как в детстве, когда мёрз зимними ночами.

— Драгош, всё хорошо, я рядом.

Тот ничего не ответил, только мотнул лохматой головой.

— Что? Что случилось?

Молчание.

— Драгош, поговори со мной!

Возможно… возможно…

— Ты потерял голос?

Короткий кивок и крепче пальцы на шерстяной ткани.

— Он всё-таки что-то забрал у тебя! Если бы я мог что-то сделать…

Спустя некоторое время, когда Драгош перестал трястись от холода, укутанный в пальто Стефана, он молча убирал огарки свечей со старого пня. Двигал губами по привычке, надеясь что-то сказать.

Не получалось.

То ли призраки, то ли тот дух забрали свою жертву.

Лошади, к удивлению, всё-таки не сорвались с привязи. Храпели и нервничали, но вскоре успокоились от ласковых слов и хрустящих яблок из дорожной сумки. Хойя-Бачу сейчас походил на самый обычный лес, и впереди вилась узкая тёмная тропка к огонькам вдалеке.

Драгош предупреждающе вскинул руку и покачал головой, указывая в другом направлении. С досадой от некоторого непонимания показал семь пальцев.

— Но я зажгу огни, чтобы вы нашли дорогу назад.

— Только не меньше трёх. А лучше семь.

Впереди мерцали за низкими сухими деревьями только пять. И Драгош повёл вглубь леса подальше от очевидного выхода и ясной дороги. Сквозь колючие кусты и раскисшую, едва ли не болотистую землю, где воздух постепенно становился более сырым.

Стефан не знал, верить ли огням.

Но он верил Драгошу.

И вскоре увидел то же, что и он. Где-то там совсем вдалеке маячили мелкие светлячки. Вспыхивали и гасли тут же. Ровно семь, рассеянные в клубящейся ночи.

И неожиданно за несколько шагов лес расступился. Стефан готов был поклясться, что услышал глухое ворчание и мягкий толчок в спину из тумана.

— Вас не было неделю.

Вздохнув, Элен плотнее закуталась в шерстяную шаль и разлила горячий кофе на три чашки. Немного уставшая после многих бессонных ночей, сейчас она снова выглядела спокойной.

— Нам казалось, всего одну ночь.

— Призраки обманчивы. И дороги среди них. Я зажигала огни каждый вечер на перекрестке. Симон теперь точно считает меня безумной! Но заставили же вы меня поволноваться, Антонеску.

— Главное, мы вернулись.

Элен мельком посмотрела на молчаливого Драгоша, уткнувшегося взглядом в тёмную гущу кофе.

Он наверняка видел в ней что-то своё.

Уже отдохнувшие и выспавшиеся, они сидели на всё в том же придорожном трактире, греясь у камина и никуда не торопясь.

Всё позади.

Только Драгош за последние два дня так и не произнёс ни слова.

Стефан знал — ему просто нужно время. Не каждый день умирает осколок души. Но призраки словно и сами угомонились с тех пор.

Сердце Драгоша билось мерно и ровно.

В утреннем тонком свете Драгош смотрел в сторону Хойя-Бачу.

Голоса призраков всё ещё колыхались где-то там, в подсознании. Он всё ещё видел лёгкую грань, молочные фигуры то там, то тут. Та самая замёрзшая старуха гуляла около конюшни, пугая и беспокоя лошадей.

Драгош улыбался.

Не было больше холода и мрака за спиной, колкой боли в груди и прикосновения смерти.

И время от времени под кончиками пальцев перетекало тепло.

В ту ночь в Хойя-Бачу их дар смешался. Драгош ощутил тогда свет, к которому хотелось дотянуться. Наверняка для Стефана мир тоже поменялся.

Они ещё… поговорят об этом.

Однажды.

Сейчас всё позади.

— Поехали?

Стефан появился рядом с аккуратным чемоданчиком, в очках, собранный для дороги. Наверняка будет в дороге делать путевые заметки.

Драгош поймал его взгляд.

И в глубине зрачков брата он видел отражения призраков Хойя-Бачу.

Уверенный, спокойный и такой живой…. его старший брат. Драгошу хотелось сейчас объяснить, рассказать. Но он сделает это потом.

Однажды осенним вечером объяснит. Или напишет историю в своих дневниках.

Драгош знал — теперь Стефан тоже чуточку по-другому ощущает мир вокруг. Возможно, он перестанет бояться призраков, как это было раньше.

Не говоря ни слова, Драгош запрыгнул в уже запряженную карету, за ним — брат. Элен уже устроилась в уголке, как и всегда, в строгом платье, с тонкой вуалью на лице.

И это была Элен, которая, едва ли не строго посмотрев на обоих, сказала:

— Поехали домой.