Я виноват, Марьям [Камал Ибрагимович Абуков] (rtf) читать постранично

Камал Ибрагимович Абуков
Я виноват,‭ ‬Марьям



Абуков К.И.‭ ‬Я виноват,‭ ‬Марьям:‭ ‬повести‭ ‬/‭ ‬пер.‭ ‬с кумык.‭ ‬В.‭ ‬Михальского.‭ ‬М.:‭ ‬Советская Россия,‭ ‬1978



1

Я здоров и молод.‭ ‬Мои товарищи считают,‭ ‬что я преуспел в жизни по всем линиям.‭ ‬До сегодняшнего дня я слыл счастливчиком.‭ ‬Все было у меня:‭ ‬интересная работа,‭ ‬любимый сынишка,‭ ‬красивая жена,‭ ‬благоустроенная городская квартира.
Я очень занят,‭ ‬я всегда был занят‭ ‬— работа забирала так много сил,‭ ‬что‭ ‬на раздумья не оставалось времени.‭ ‬Я вечно спешил,‭ ‬вечно не успевал сделать всего,‭ ‬что хотелось.‭ ‬У меня не было времени анализировать свою жизнь,‭ ‬у меня,‭ ‬казалось,‭ ‬даже не было времени,‭ ‬чтоб ответить себе на один-единственный вопрос,‭ ‬который всегда меня мучил подспудно:‭ «‬Почему мне так плохо,‭ ‬так буднично и бесприютно в моем благополучном доме‭?»
Сейчас,‭ ‬когда‭ ‬я блуждаю по пустому спящему городу,‭ ‬когда со всех сторон окружает меня молчание,‭ ‬когда впереди целая ночь,‭ ‬бесконечная и неизвестная,‭ ‬как Млечный Путь,‭ ‬я найду время,‭ ‬я все припомню.‭ ‬Все‭!
Три огромные белолистки росли возле нашего аула.‭ ‬Они стерегли его с трех сторон,‭ ‬а с четвертой‭ ‬— бежала по камешкам чистая речка.‭ ‬Аксакалы утверждали,‭ ‬что эти белоголовые,‭ ‬седые тополя‭ ‬— ровесники нашего аула.‭ ‬В дни радости и веселья их ветви,‭ ‬словно руки,‭ ‬весело хлопали зелеными ладошами листьев.‭ ‬В дни тревог и горестей‭ ‬они высоко поднимали свои головы и замирали неподвижно,‭ ‬словно отлитые из стали,‭ ‬и днем и ночью готовые заслонить людей от беды.
Тот великан,‭ ‬что рос с западной стороны аула,‭ ‬повидал много людского горя:‭ ‬дерево росло на тропинке,‭ ‬ведущей к кладбищу.‭ ‬Капли‭ ‬дождя на его листьях и струйки талого снега на его голых ветвях мне всегда казались слезами.‭ ‬Всех умерших проносили мимо тополя,‭ ‬и,‭ ‬наверно,‭ ‬от горя засохла его верхушка.
Страж на востоке ограждал аул от суровых ветров,‭ ‬по народному поверью,‭ ‬приносящих с собой беду.‭ ‬Его крона была широкой и плотной,‭ ‬все удары ветра,‭ ‬все бури обрушивались на бело-зеленый шатер листьев и затихали в нем,‭ ‬теряя свою злость и силу.
На северной стороне всем,‭ ‬кто шел в аул с добрым сердцем,‭ ‬на краю дороги,‭ ‬все насквозь просвеченное солнцем,‭ ‬улыбалось третье дерево.‭ ‬А если случалось,‭ ‬кто шел в аул с черными мыслями,‭ ‬солнечные лучи гасли в его ветвях и дерево строго хмурилось.‭ ‬Каждый,‭ ‬кто уходил из аула,‭ ‬перед дальней дорогой приходил помолчать под его благословенной кроной.
Когда я‭ ‬первый раз бежал от своего горя,‭ ‬ноги привели меня к этому дереву.‭ ‬Мне показалось тогда,‭ ‬что оно наклонилось,‭ ‬погладило меня по голове и мудро прошептало:‭ «‬Молод ты,‭ ‬зелен для таких испытаний,‭ ‬сынок,‭ ‬жизнь прожить‭ ‬— не поле перейти...‭ ‬Но ничего‭ ‬— время залечит твою рану.‭ ‬Иди,‭ ‬сынок,‭ ‬иди,‭ ‬ты еще ничего не видел,‭ ‬а земля такая большая...‭ ‬Еще будешь счастлив,‭ ‬сынок‭!»
Через много лет,‭ ‬когда я вернулся в родной аул,‭ ‬дерево было срублено.‭ ‬Оно больше не осеняло дорогу в аул своей могучей,‭ ‬пронизанной солнцем зеленой говорящей кроной.‭ ‬Все было пусто и голо вокруг...‭ ‬Дорогу в аул стерег черный,‭ ‬обугленный пень,‭ ‬стерегла,‭ ‬казалось,‭ ‬сама смерть.‭ ‬Я задохнулся от возмущения,‭ ‬я не поверил своим глазам.
Кто позволил погубить красоту и мудрость‭? ‬Чья рука поднялась‭? ‬Чей топор вонзился в могучее живое тело‭? ‬Неужели никто не заступился за великана,‭ ‬который каждому был другом‭? ‬Где же был народ‭?
Мой голос бессильно погас,‭ ‬ярость сменилась стыдом.
Я вспомнил Марьям...‭ ‬Я вдруг увидел,‭ ‬как бьется тоненькая,‭ ‬голубоглазая девочка,‭ ‬как бьется в жестоких руках своих похитителей,‭ ‬как зовет на помощь:‭ «‬Джемал,‭ ‬Джемал,‭ ‬люди,‭ ‬по-мо-ги-те‭!!!»
Но никого не докричалась она,‭ ‬даже меня,‭ ‬даже меня,‭ ‬своего любимого.
Я гладил обугленный пень и клялся вырастить на его месте новое дерево.‭ ‬Тогда мне казалось,‭ ‬что это хоть как-то заменит утрату.
Но я не посадил нового дерева.‭ ‬Я только собирался,‭ ‬все собирался столько лет подряд...‭ ‬А годы шли,‭ ‬и боль утихла,‭ ‬и я уже привык въезжать в родной аул по пыльной,‭ ‬выжженной солнцем дороге,‭ ‬не осененной живой,‭ ‬зеленой кроной.
Я не сказал,‭ ‬что все три дерева были срублены,‭ ‬срублены одной рукой.
Белолистые великаны были гордостью аула,‭ ‬без них кажется он теперь беззащитным,‭ ‬безликим.‭ ‬И небо над аулом бесцветное,‭ ‬и речка обмелела...‭ ‬И песен меньше,‭ ‬и сказок.‭ ‬А может,‭ ‬мне все это кажется,‭ ‬потому что я стал взрослым‭?
Вокруг моей души тоже вырублены деревья‭; ‬теперь она голая,‭ ‬как обугленный пень.
Мне нужен человек,‭ ‬который может слушать меня не перебивая.‭ ‬Я не хочу,‭ ‬я не должен,‭ ‬я не могу больше молчать‭! ‬Я расскажу о Марьям,‭ ‬о