Альтруизм (СИ) [Chantale] (fb2) читать постранично

========== Who I Was ==========

1999 (?) год

Меня зовут Драко.

Моё имя — это единственное, оставшееся от забытого и потерянного меня, константа-осколок от того, кем я был.

Мне неизвестно наверняка, какой сейчас год, но они говорят, что я пробыл в коматозном состоянии все три — надеюсь, хотя бы навыки арифмантики меня сейчас не подводят.

Они — то бишь, колдомедики. Пока я видел только их. Они вьются надо мной роем, водят надо мной волшебными палочками, восторженно шепчутся и недоуменно хмурят брови. Будто я самое лучшее и худшее, что с ними приключилось за рабочий день. Или за всю жизнь, я ещё не разобрался.

Может, и хорошо, что только их.

Отец бы не простил мне слабости, у матери надорвалось бы сердце.

А друзья и враги бы одинаково радовались моей беспомощности в мире, который, судя по всему, был не готов к тому, что я однажды открою глаза.

1999 (?) год

Я испытываю определенный душевный дискомфорт от того, что мне некуда и некому выплеснуть свои мысли. Не то, чтобы я был из тех магов, которые любят перекипать от своих эмоций, что котёл с зельем, оставленный на огне. Я ведь не какой-то там Поттер. Но когда у твоей Вселенной больше нет оси, тебе нужно за что-то держаться, иначе потеряешь равновесие. Я, впрочем, никогда на самом деле не жил вне турбулентности, кто бы там что ни воображал — или что бы я из себя не строил. Поэтому и привычка вести дневник у меня была всегда, и никто об этом не знал, даже мама.

Тут, в стенах Мунго, я испытываю почти компульсивное желание писать.

Спасибо одной из медиведьм, которая раздобыла для меня письменные принадлежности и записную книжку с обветшавшими уголками, но чистыми листами.

Мне не подобало её о чём-то просить, и я изначально пытался призвать домовика из Малфой-мэнора, однако никто так и не появился. Мне любопытно, выжжен ли я уже из семейного древа, потому что отцу был ни к чему отпрыск-овощ? Родили ли они уже другого наследника? Я бы предположил, что у нас попросту больше нет домовиков, но это такой же нонсенс, как идея, что мы могли растерять всё наше состояние или что Тёмный Лорд по-настоящему мёртв.

1999 (?) год

Они спрашивают: «Что Вы почувствовали или увидели в момент, когда очнулись, Драко? А до этого? Помните ли Вы, что с Вами произошло три года назад, Драко?».

Меня это забавляет, потому что я не могу им дать никаких чётких ответов, и у них так потешно скорбно вытягиваются лица. А ещё потому, что никто меня больше не называет «мистер Малфой» в этом новом мире, и это делается словно бы напоказ, специально. А раньше ко мне все только так и обращались, даже когда я был одиннадцатилетним заносчивым снобом, — и кстати, пожалуй, так и не перерос в себе этого.

Я не чувствую себя плохо от того, что я как будто и не отвечаю им. Не думаю, что, будь иначе, это сослужило бы мне лично какую-то службу. Я прекрасно себя чувствую. К тому же, они на мои вопросы тоже реагируют в довольно расплывчатых репликах, но чаще и вовсе их игнорируют. Поэтому я так и не разузнал, что конкретно со мной произошло.

Ещё мне снятся сны, или, вернее, это словно один и тот же сон, после которого у меня остаётся ощущение, будто я в безопасности, это странное чувство покоя и лёгкости. Подробностей, однако, я не запоминаю.

Мне кажется, что я видел этот сон раньше, но там словно чего-то не хватало, и поэтому я от него не просыпался.

1999 (?) год

Прошло уже несколько дней с момента, как я очнулся, и свита колдомедиков немного подустала от меня и собственной неспособности к анализу моей ситуации.

Будучи оставленным на собственный произвол, я решил выйти из палаты «в мир да в люди», — но только так, чтобы меня не вернули немедленно обратно. Это было как-то по-гриффиндорски, что смущало меня, но я успокаивал себя мыслью о том, что иначе не получил бы необходимой мне информации.

Я долго бродил по этажу, где находится моя палата, и обнаружил, что тут тихо, словно в склепе. Не сказать, чтобы я часто бывал в Мунго, но у меня было совсем иное представление о происходящем здесь: колдомедики и медиведьмы, снующие туда-обратно, обеспокоенные лица посетителей, больные, уставшие томиться в четырёх стенах — вот как я.

В итоге я нашёл лестницу и спустился на этаж. Судя по табличке, что я обнаружил на стене, я оказался в отделении отравления растениями и зельями. Впрочем, догадаться об этом мог и пуффендуец, судя по тому, как позеленел и склонился к полу какой-то парнишка, издавая утробные горловые звуки.

«Чего тебе?» — спросил он, увидев, как я подошёл к нему.

Я узнал его. Это был Эрик Ромни, чистокровный с Когтеврана на три года младше меня. Я, кажется, молчал какое-то время, даже бровь приподнял в эдакой эталонной