Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
Начальник международного отдела вызвал Мишу на ковер и заставил все переписать: вместо Солженицына вставить Корнея Чуковского, вместо Степанова — Че Гевару, вместо Девы Марии — «Миру — мир!».
Но оказалось, что товарищ Хуан — это еще цветочки.
На следующий год к Мише подселили Дэвида Кокунаду из Центральной Африки.
По-русски Дэвид знал всего три слова: «девочки», «водка» и «расист».
Каждое утро у него начиналось со звуков тамтамов, мощного негритянского хора и криков экзотических животных.
— Дэвид, выключи магнитофон! — колотил кулаком в стену Миша. — Ну имей совесть, в конце концов! Шесть утра!
Но поколебать черного человека не было никакой возможности.
— Ты не должен так со мной разговаривать, — воспитывал он Мишу на ломаном английском. — Я принадлежу к правящей народности нашей страны. Мой папа — личный повар Его Превосходительства. Ты, Миша, будешь сельским учителем, а я буду министром культуры.
К тому же выяснилось, что Дэвид является страстным коллекционером: не бабочек и даже не марок, а просто разнообразного барахла. Уже через месяц ему стало не хватать собственной комнаты, и вскоре к Мише переехал и соседский холодильник, и две коробки из-под телевизоров. В коробках Дэвид хранил стибренные из ресторанов вилки, трусы знакомых женщин и учебники.
Главным сокровищем его коллекции был семикилограммовый чугунный бюст Брежнева, приобретенный на какой-то толкучке.
— Он так похож на нашего главного бога! — умилялся Дэвид.
Вскоре конфликт между соседями перерос в открытое столкновение.
Стоял ноябрь. Голодный, злой и замерзший Миша притащился из библиотеки и тут обнаружил, что в его постели лежит незнакомая девушка. Причем совершенно голая.
— Дэвид сказал, что я могу у тебя пожить, — заявила гостья пьяным голосом и отвернулась к стенке.
Миша стоял над ней, как три медведя над спящей Машенькой.
— Эй, тебя как зовут?
— Вероника, — пробубнила девушка.
— Ты могла бы одеться, Вероника?
— Я не нашла свою одежду.
— Ты что, так пришла?!
— А то я помню!
Через несколько минут Миша выставил из своей комнаты и голую Веронику, и холодильник, и коробки с трусами.
Весь вечер Дэвид орал, как сирена воздушной тревоги. А на следующий день после лекций к Мише подошел его приятель Жека Пряницкий.
— Чует мое сердце, что тебя побьют. Глянь! — показал он за окошко.
Миша осторожно высунулся наружу.
Перед крыльцом института уже собралось все московское отделение племени Дэвида. Судя по телодвижениям, они жаждали крови.
— Что делать-то? — затравленно прошептал Миша. В его голове с трудом укладывалось, что его, комсомольца и активиста, могут растерзать какие-то африканские дикари. Причем не где-нибудь, а в центре Москвы.
— Надо к Зинке идти, — сказал Жека и потащил друга в сторону студенческой столовой.
Из любви к Жекиным блудливым глазам кассирша Зина открыла Мише запасной выход. Задами и огородами он выбрался к метро и сел в поезд.
В голове роились планы обороны: «Шкаф прислонить к двери… Еще можно будет тумбочкой припереть… Эх, зря я холодильник вынес! Он тяжелый».
С величайшими предосторожностями Миша взобрался к себе на этаж. Здесь все было спокойно: все так же дремала за конторкой постовая старушка Марь Иванна, все так же шумел на кухне табунчик вьетнамской общины…
Прокравшись к своему блоку, Миша достал ключи. Но и внешняя дверь, и дверь в комнату Дэвида оказались незапертыми. Громко орал телевизор.
Терзаемый самыми тяжкими предчувствиями, Миша заглянул через щелочку к соседу.
Дэвид сидел на диване, прижав черные ладошки к щекам. В его глазах стоял нечеловеческий ужас.
По телику передавали последние известия: в далекой центральноафриканской стране произошел государственный переворот. Его Превосходительство был свергнут, все его сторонники казнены, в столице шли ожесточенные бои.
Миша на цыпочках отступил в свою комнату.
Через неделю Дэвид и его воинственные соплеменники отправились на родину — отвоевывать министерские портфели.
К пятому курсу Миша окончательно понял, что дружба между народами — это не для него.
— Не дай бог, в этом году опять подселят какого-нибудь африканского царя! — делился он с Жекой своими опасениями. — Надоело! Ненавижу!
— Ничего ты не понимаешь! — отмахивался тот. — Иностранцы — это ж здорово! Шмотки, пластинки, экзотическая любовь…
— Да?! — негодовал Миша в ответ. — А ты когда-нибудь нюхал жареную селедку по-вьетнамски? А слышал, как поют индусы? А знаешь, что такое социальная справедливость по-северокорейски?
— Что? — с искренним любопытством спрашивал Жека.
— Это вымыть половину чайника, а вторую половину оставить соседу по блоку!
— Тогда перебирайся в советский сектор! — разводил руками Пряницкий. — А я — на твое место.
«Перебирайся»… Подобные заявления донельзя раздражали Мишу. Он сам, своим трудом добился этой комнаты. Сколько часов было
Последние комментарии
5 часов 13 минут назад
15 часов 33 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 13 часов назад