I'll Be Strong For You (ЛП) [scottmcniceass] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Это должно было быть шуткой. Он был пьян – четыре рюмки спиртного и две кружки отвратительного теплого пива вскружили ему голову; и после небольшого количества водки идеи Луи показались почти разумными. Но дело даже не в том, что у Луи глупые идеи, а в том, что это, блять, должно было быть шуткой. Поэтому то, что его привезли в больницу с как минимум одним серьёзным переломом (он знал наверняка, что его колено разбито, но и рука к тому же могла быть сломана), тогда как он всего лишь немного выпил, – это полный бред.

Кто-то дотрагивается до его ноги, и Зейн пытается сесть, чтобы сказать, мол, отвалите, но опирается на левую руку, и его тело взрывается болью – он откидывается на носилки и закрывает глаза, дабы не чувствовать накатывающей тошноты. Он не знает точно, от чего она: от алкоголя, боли или того и другого сразу. Вероятно, от того и другого.

Ему очень хочется винить в случившемся Луи, но он вроде бы и не может, потому что Луи предлагает всякие глупости постоянно, и выполнять трюк Зейна никто не заставлял. Это был его собственный выбор, а следовательно – его вина.

Следующие десять минут его жизни – это пятна крови и боль, и мигалки скорой помощи. В какой-то момент Зейн теряет сознание и снова приходит в себя уже в больничной палате - кровать под ним очень неудобная, а его нога и рука забинтованы.

- Итак, Вы очнулись, - говорит кто-то, и Зейн пытается открыть глаза. Веки кажутся ему невероятно тяжелыми, и голова всё ещё кружится. – Вам вкололи довольно много обезболивающего, на случай, если интересно.

- О-о, - стонет Зейн тихо. Это объясняет тяжесть его головы и языка, ну, и ему действительно не больно, хотя, вероятно, должно быть.

- Не потрудитесь объяснить мне, как это произошло? – спрашивает мужчина.

Зейн знает все эти больничные ужимки – улыбки, которым положено быть приветливыми и теплыми – и они просто бесят его, потому что он ненавидит фальшь, а эта улыбка очевидно фальшивая.

- Разве Луи или Гарри не рассказали, что случилось? – спрашивает Зейн. Слова звучат невнятно даже для его туманного сознания, но с этим, видимо, ничего не поделаешь.

- Да, попытались, - отвечает врач. – Но они оба были изрядно пьяны и напуганы, и единственным объяснением, которое я от них получил, были толкотня и крики в мой адрес.

Зейн закатил бы глаза, если бы он помнил, как это делается.

- Напился. Прыгнул на скейтборде через машину. Свалился на неё. Упал. Остальное вы знаете.

- Да, - говорит доктор, пересекая палату. – Если вы посмотрите сюда, - Зейн пытается, но он правда не может. – Вы сломали левое колено в нескольких местах, и у Вас серьёзная трещина голени – я боюсь, что медикаментозного лечения будет, скорее всего, недостаточно. И да, ваша мать в комнате ожидания, и она очень Вами недовольна.

- Можно накачать меня лекарствами, прежде чем она окажется здесь? – слабо спрашивает Зейн, и врач смеется.

- Я позову её, - говорит он. – И мне хотелось бы, чтобы Вы чувствовали себя здесь комфортно, Зейн. Вам придется задержаться в больнице на какое-то время.

Зейн стонет: ему хотелось бы всё ещё быть пьяным.

Его мать в ярости, и это ещё слабо сказано. После получасовой тирады о его пьянстве, она тратит ещё десяток минут на то, чтобы сказать, что Луи Томлинсон оказывает на него дурное влияние (он уже знает об этом, спасибо) и ещё минут пять обсуждает его наказание после того, как он выйдет из больницы.

- Больше никакого скейтборда, - для начала говорит она, и Зейн смотрит на неё, раскрыв рот. – Не смотри на меня так, Зейн, если я снова увижу тебя на скейтборде, ты будешь наказан до выпускного.

- Восемь месяцев, - потрясенно говорит Зейн. Скейтборд для него - это что-то вроде автомобиля. Он нужен ему, чтобы добираться до дома и школы, до торгового центра и прочего. Мать не может отнять его.

- И да, я ещё не закончила, - говорит его мама, улыбаясь. – Кроме того, будет восстановлен твой комендантский час. Ты хочешь гулять каждую ночь, напиваясь и вытворяя глупости? Хорошо, я буду относиться к тебе, как к ребенку. Если в восемь ты не будешь дома, я вызову полицию, и она привезет тебя.

- Ты преувеличиваешь, - говорит ей Зейн.

- Ты на больничной койке, - справедливо замечает она. – Не похоже на то, чтобы я преувеличивала.

Зейн прикрывает глаза, молясь о том, чтобы она передумала позже, когда поразмыслит над ситуацией более рационально.

- И никакого мобильника следующие две недели.

Это последняя капля. Черта.

- Нет, - возражает Зейн. – Серьёзно, мам, нет. Я застрял здесь на неопределенное время. Я, блять, сойду с ума без своего телефона. Ты же несерьёзно это, правда? Мам, пожалуйста…

- Можешь выпрашивать всё, что хочешь, - говорит она ему. – Я не передумаю. Не в этот раз. Ты зашел слишком далеко, и я устала быть снисходительной к тебе.

Зейн и не пытается больше спорить с ней. Очевидно, что в скором времени она не изменит своего решения, а у него и без того довольно хреновое настроение. Пререкания только испортят все. В конце концов, его мама изменит свое мнение. Она поймет, как нелепы её условия, ведь она умная женщина.

- Я принесла это для тебя, - говорит она, наконец, опуская сумку на пол. – Здесь твои вещи и несколько книг, чтобы тебе было чем заняться. Я уже говорила с мамой Луи, и он будет получать домашнюю работу для тебя, так что не думай из-за болезни отделаться от занятий. У тебя будет достаточно времени, чтобы всё сделать.

- Ты просто оставишь меня здесь? – спрашивает Зейн.

- Да, - отвечает мама. – Я увижу тебя завтра во время приемных часов, и это всё, что я пока могу тебе сказать. Наслаждайся больничной пищей, дорогой. Возможно, это заставит тебя подумать, прежде чем в следующий раз прыгать на скейтборде через автомобиль твоего друга.

***

Зейн ненавидит больницы. Во-первых, здесь странно пахнет. Во-вторых, все очень-очень грустные. Никто не хочет попасть в больницу (за исключением, может быть, беременных, но вчера он спускался в родильное отделение, и всё, что он услышал там – это крики рожающей женщины, так что, возможно, они так же несчастны здесь, как и он). Здесь либо тебе больно, либо ты болен или, может быть, даже умираешь, или ты навещаешь кого-то, кому больно, кто болен или, возможно, умирает. Все ходят по коридорам, глядя себе под ноги, будто не хотят смотреть на тебя, или, если речь о медперсонале, с широкими улыбками и высоко поднятой головой (как ослы, думает он).

Но больше всего в больнице Зейн ненавидит то, что он не может никуда пойти без присмотра. Ему нужно в туалет? Он должен вызвать кого-нибудь, кто поможет (этот кто-то не приходит чаще всего) или воспользоваться коляской. И все, кто работают здесь, любят вставать пораньше – так что убирать за больными приходят в районе шести утра, и, по мнению Зейна, это самое ужасное время.

В целом, его чертовски бесит всё вплоть до четверга, когда он решает, что, может быть, в больнице есть что-то, что он не совсем ненавидит.

- Доброе утро, - говорит парень, нерешительно заглядывая к нему в палату. – Не против, если я зайду?

На госте Зейна светло-голубая рубашка, бейджик на которой гласит: «Привет! Я волонтер. Меня зовут Лиам». Имя написано небрежно, жирно, черным по белому.

«Привет, Лиам», - думает Зейн. Он так же думает, что Лиам очень привлекателен. Хорошо, просто у Зейна есть некий типаж, и Лиам подходит под него полностью – по крайней мере, на внешний вид. Наверное, просто невозможно выглядеть лучше: загорелая кожа, крупные бицепсы, скулы, которым позавидовал бы сам Кларк Кент, покрытые едва заметной, неравномерной щетиной. Плечи парня обтянуты голубой волонтерской рубашкой, а джинсы сидят на бедрах достаточно низко, чтобы Зейн мог увидеть линию боксерок, когда Лиам разворачивается, чтобы закрыть за собой дверь. И его глаза теплого, темно-коричневого цвета – Зейн с радостью нарисовал бы их.

- Что ты делаешь? – спрашивает Зейн, потому что, на самом деле, что этот парень делает? Сейчас около десяти утра, так что он не принес ему обед, и его тарелки с завтрака уже убрала пожилая женщина с крошечными глазами.

Лиам поворачивается к нему и теребит край своей рубашки.

– Да, это будет звучать по-настоящему страшно, - признает он, и, черт возьми, выглядит безумно очаровательным. – Я заметил, как ты катаешься по коридорам последние два дня, и мне показалось, что тебе очень скучно здесь, поэтому я решил зайти и поздороваться.

Зейн прищуривается:

- Разве ты не должен заниматься волонтерством?

Лиам теряется на мгновение, а затем опускает взгляд на табличку, прикрепленную к груди, и щеки его розовеют. – Да, правда, волонтерство, - он смотрит на Зейна. – Я на перерыве?

- Звучит неубедительно, - замечает Зейн.

- Я на перерыве, - повторяет он тверже и затем усмехается: - Так как тебя зовут? Я спрашивал, но никто мне с этим не помог.

Зейн считает, что можно было бы помочь, хотя бы ради того, чтобы переспать с ним. И в конце концов он говорит «Зейн» по причинам, которые не может себе объяснить.

- Зейн, - повторяет Лиам, как будто пробуя его имя на вкус. Зейну хотелось бы узнать, какова на вкус кожа Лиама, но он думает, что, если скажет что-то подобное, то Лиам покраснеет ещё сильнее.

Зейн закрывает книгу, которую читал, и старается сесть прямо. Он знает, что дерьмово выглядит сейчас, но это потому, что он никак не ожидал встретить по-настоящему сексуального парня, лежа на больничной койке. «Луи сейчас бы поржал», - думает Зейн.

Лиам устраивается на стуле рядом с его кроватью, на котором обычно сидят во время своих визитов мама Зейна и Луи. Зейн пробовал сесть на него и сам, но он был ещё более неудобным, чем его кровать.

- Я Лиам, кстати, - говорит парень. – На случай, если этого недостаточно, - он указывает на бейджик и дарит Зейну ещё одну ослепительную улыбку. – Сломанная нога, значит. Вот почему ты здесь?

- Очевидно, - говорит Зейн и смотрит на свой гипс, разрисованный Луи – тот изобразил на нем огромный член. Луи хихикал, пока рисовал его, а потом сказал: «Это точная копия члена Гарри. Посмотри, даже венки там, где нужно».

- Так как это произошло? – спрашивает Лиам, наклоняясь немного вперед и упираясь руками в колени, так что становится видна татуировка на его предплечье – четыре стрелки.

- Хм, - Зейн облизывает сухие губы. – Пьяная авария на скейтборде.

Лиаму, кажется, это нравится. – Правда? – спрашивает он, вытаращив глаза. – Что случилось?

И по какой-то причине Зейн в мельчайших подробностях пересказывает ему эту историю, возможно, немного преувеличивая свои способности и раны, которые он получил. Действительно, было не так уж много крови, но глаза Лиама расширяются, он сочувственно морщится, и Зейн не может остановиться.

- Скорее всего у меня останется крутой шрам, - Зейн поясняет: – Не то, чтобы это всё улучшало…

- Тебе не нравится быть здесь, - замечает Лиам.

Зейн кивает головой и пожимает плечами: - Да, это совсем мне не подходит.

Лиам кивает в ответ. - Я ненавижу это место, - признается он.

Зейн наклоняет голову набок и хмурится:

- Тогда почему ты здесь?

Лиам, кажется, начинает паниковать и теряется, но Зейн все ещё ждет от него ответа.

- Это для школы, - говорит он, наконец. – Я завалил некоторые предметы, и единственным способом избежать больших проблем были волонтерские работы.

Он врет, и пусть Зейн совсем не знает Лиама, но он видит это. Лиам ужасный лжец: он вытирает ладони о ткань своих джинсов, когда говорит, и не смотрит на Зейна, как будто тот может видеть его насквозь.

И Зейну становится его жалко. – Отстой, - говорит он. – И надолго?

Лиам пожимает плечами.

- Кто знает, - говорит он. – Но это ведь не так уж и плохо, правда? Что насчет тебя?

- Две недели, - отвечает Зейн. – Мне сделают операцию на ноге или что-то вроде того.

- И у тебя появится ещё один шрам, которым ты сможешь производить впечатление на девушек.

Зейн закусывает губу и немного опускает ресницы:

- Или на парней? - понизив голос, отвечает он. – Что насчет тебя, Лиам? Есть какие-нибудь шрамы?

Зейн видит, как Лиам глотает, и его Адамово яблоко в этот момент. Боже, когда он делает это, родинка на его шее становится ещё более заметной.

- Я должен идти, - вдруг говорит Лиам и встает. – Мой перерыв уже подошел к концу.

И он практически выбегает из палаты, хлопая за собой дверью. Зейн не знает, чего он хочет больше: рассмеяться или взять свои слова обратно, чтобы, может быть, Лиам остался. Но несколько секунд спустя дверь снова открывается, и Лиам спрашивает:

- Могу я увидеть тебя завтра?

Зейн равнодушно пожимает плечами, тогда как внутри него все кричит: «О, да, Боже, пожалуйста».

- Как хочешь. Мне все равно нечем больше заняться.

И снова солнечная улыбка Лиама, одна из тех, что заставляет Зейна чувствовать тепло его карих глаз, и это просто очень-очень глупо, правда.

- Отлично. Увидимся, Зейн.

Зейн ничего не отвечает, но Лиам, кажется, на него не обижается. Он просто неловко закрывает за собой дверь – аккуратнее на этот раз.

После того, как он уходит, Зейн ещё сидит какое-то время, уставившись ему вслед. Что-то неладное с ним, определенно, потому что Лиам полностью его тип внешне, да, но внутренне? Совершенно точно нет. Зейн не встречается с такими людьми. Он выбирает циничных, дерзких, самоуверенных, а не кого-то с жизнерадостной улыбкой и глупыми смешками, и кто, кажется, понятия не имеет, как он привлекателен. Но всё же…

Зейн вздыхает. Он позвонил бы Луи, если бы у него был телефон. Но его нет, и Зейн не помнит номер по памяти, так что ему остается только ждать завтрашнего дня, когда Луи придет навещать его вместе с Гарри. Пока же он ковыряется в книге, пытаясь вернуться к чтению, и совершенно не думает о том, как татуировка смотрится на плече Лиама и над её значением – естественно, нет.

========== Часть 2 ==========

Он не в настроении на следующий день. Нога под гипсом чешется, и всякий раз, когда он смотрит на неё, он видит член Гарри, и это очень неприятно. Маленький телевизор в его палате немного искажает цвета, и Зейн думает, что было бы здорово, если бы мама принесла ему DVD–плеер и несколько фильмов, потому что, смотря их по телевизору, он не перестает думать о том, что тот показывает цвета неправильно. И да, Лиам больше не приходит.

Он ждет его с десяти до двенадцати часов: пытается лечь поудобнее и не опираться на больные места, когда причесывается, но, очевидно, он делает это совершенно напрасно. И Зейну наплевать на самом деле, потому что Лиам по-прежнему его раздражает.

Когда кто-то стучится в дверь, он не надеется, что это кто-то конкретный. Конечно же, нет.

- Кто там? – кричит Зейн.

- Это… Лиам? Я приходил вчера. Волонтер? – отвечает он через дверь, как будто боится, что Зейн каким-то образом мог полностью забыть его за последние двадцать четыре часа.

- Заходи, - говорит Зейн и закатывает глаза.

Лиам появляется в палате с улыбкой на лице и в той же самой волонтерской одежде, что была на нем вчера, за исключением того, что вместо джинсов на нем – штаны цвета хаки.

- Я пришел с подарками, - говорит Лиам, закрывая дверь ногой. В руках он держит масляные бумажные пакеты. – Еда здесь и вправду отстойная, так что я подумал, что ты не откажешься от старого доброго и очень вредного для тебя бургера из Макдоналдса.

Рот Зейна наполняется слюной (и не только потому, что рубашка очень плотно облегает тело Лиама).

- Я точно не откажусь, - соглашается Зейн.

Может быть, он должен был, но, если подумать, вряд ли у него есть хоть какая-нибудь возможность проводить время с Лиамом и вредить своему здоровью. Он мог бы, наконец, улыбнуться или не делать этого до того момента, пока его мама не отменит наказание и не вернет ему телефон.

Точно так же, как и вчера, Лиам опускается на стул рядом с его кроватью. Из пакета он достает два бургера – один отдает Зейну, другой кладет на тумбочку. То же самое проделывает с картошкой фри.

- Я не принес напитки, - извиняется он. – Прости.

Зейн разворачивает свой гамбургер и говорит:

- Ты вообще не должен был этого делать, ты знаешь, так что…

- Да, но мне захотелось, - легко отвечает Лиам. Он встает и идет к корзине, чтобы выбросить пустой пакет, но останавливается, и его взгляд перескакивает на экран дурацкого телевизора Зейна. – Ты смотришь Бэтмена?

Зейн смущается. Луи подшучивает над ним все время, уверяя, что Зейн ещё тот задрот. И в этом есть доля правды, но Лиаму не обязательно об этом знать.

- Это была единственная смотрибельная вещь, которую мама принесла, - врет он. Если быть честным, он смотрел этот фильм около девяти раз, и да, он был одним из его любимых.

- Я – это то, что я делаю, - произносит, копируя Бэтмена, Лиам, и его голос звучит поразительно точно.

- Так ты фанат, - понимает Зейн.

- Да, немного, - признает Лиам, возвращаясь на стул. – Но я до сих пор не посмотрел «Темного рыцаря», к сожалению.

Зейн откусывает немного своего бургера. Он остыл, и сыр не растаял, как нужно, но это так отличается от больничной еды, что парень почти стонет от восторга.

- Я мог бы принести его, - Лиам смотрит на него, и он поясняет: - Мой друг может принести этот фильм. Не проблема. Я и сам хотел посмотреть его.

Лиам поспешно проглатывает кусочек своего бургера – лицо его сияет.

- Это было бы здорово, - восторженно говорит он. – Отлично. Мы могли бы… Ох, мне нравится эта идея.

- Хорошо, - тихо отвечает Зейн.

Остальное время они проводят в тишине. Они едят и смотрят Бэтмена, и Лиам, и Зейн бормочут некоторые реплики персонажей себе под нос, так что становится очевидно, что они видели этот фильм много раз. Всякий раз, как они делают это, Лиам улыбается Зейну какой-то особенной улыбкой, которая на самом деле говорит намного больше, чем могли бы слова.

Лиам убирает мусор за ними и уходит, точно так же неловко помахав на прощание, как и вчера. После его ухода Зейн пытается смотреть другой фильм, но это не то же самое, как когда Лиам рядом и шепчет себе под нос диалоги героев. Совсем не то.

***

Луи приходит около шести, сразу после ужина. Гарри маячит позади него, и его улыбка напоминает Зейну Лиама.

- Ты отлично выглядишь, - замечает Луи и садится на стул Лиа… для посетителей. – Что ты сделал с волосами? – спрашивает он, глядя подозрительно. – Планируешь побег?

Зейн фыркает.

- Это будет трудно, учитывая это, - указывает на ногу. – И у меня был посетитель, так что я подумал, что было бы не плохо привести себя в порядок.

Луи прищуривается, когда Гарри присаживается на край постели.

- Ты не приводил себя в порядок для меня, - говорит Луи. – Когда я в последний раз приходил, ты был немытым и в грязной рубашке.

Зейн закатывает глаза.

- Ох, забей, Луи.

- Нет, - спорит тот. – Давай, рассказывай, как её зовут? Или его.

Зейну интересно, поверит ли Луи, если он соврет, но потом он решает, что, наверное, нет. К тому же, Зейн хочет поговорить о Лиаме, и это немного странно.

- Его зовут Лиам, - отвечает он в конце концов. – Он волонтер. Безумно сексуальный волонтер.

Луи фыркает и недоверчиво смотрит на Зейна:

- Стоило Малику попасть в больницу, как он…

- Это мой член? – внезапно спрашивает Гарри, указывая на гипс Зейна.

- Я же говорил, что это копия его члена, - счастливо отвечает Луи. – Но не меняй тему, Гарри, я хочу узнать всё о больничном увлечении Зейна.

- Всё совсем не так, - отпирается Зейн, и почему он, черт возьми, думал, что поговорить с Луи – это хорошая идея?

- И почему нет? – требовательно спрашивает Луи.

- Потому что он, блин, мать Тереза, вот почему, - Зейн фыркает. – И он меня раздражает, честно. И он улыбается все время. Я даже не уверен, что он человек.

Гарри коротко смеется и смотрит на Луи:

- Ты немного увеличил его, не так ли?

Зейн поворачивается к Луи:

- Тебе лучше заткнуть своего парня, пока этого не сделал я.

- Не драматизируй, - ругает его Луи, и это, наверное, самая лицемерная вещь, которую Зейн слышал, потому что однажды Луи грозился убить девушку из кафе-мороженого из-за того, что она не посыпала его рожок конфетами.

- Всё, забыли, - Зейн садится ровнее и запускает руку в волосы. – Ты не мог бы принести мне завтра фильм с Бэтменом? Он нужен мне.

- Почему? – спрашивает Луи, ухмыляясь. – Готовишься к свиданию с Лиамом? Ох, подожди, он тоже фанат Бэтмена? И ты влюбился в него, не правда ли?

- Отвали.

- Если ты будешь груб со мной, я не принесу тебе фильм, - угрожающе произносит Луи.

- Отвали, пожалуйста, - исправляется Зейн.

Луи улыбается ему.

***

- Это Робин, - говорит Зейн, кивая на персонажа Джозефа Гордона-Левина на экране.

Рот Лиама приоткрыт, и он поворачивается к Зейну с испуганным выражением лица. Он сжимает руку Зейна, но не слишком сильно, вероятно потому, что Лиам лежит на постели рядом с ним. Зейн не просил у него этого, но вместо того, чтобы присесть по обыкновению на стул, Лиам сам обошел его кровать с другой стороны и сел рядом с Зейном, прислонившись к спинке кровати, вытянув ноги перед собой и сложив руки на коленях. Но для начала он снял обувь - Лиам видимо слишком хорошо воспитан, чтобы сидеть на чьей-то постели в ботинках.

- Не рассказывай мне ничего, - немного обиженно говорит Лиам.

Зейн закатывает глаза.

- Я не виноват в том, что этот фильм идет с прошлого года, но ты видишь его только сейчас, - Зейн вдруг заинтересовывается, почему так получилось. – Кстати, почему ты не видел его раньше? Ты же фанат Бэтмена.

Лиам пожимает плечами, глядя на экран.

- Не было времени. Я хотел посмотреть его в кинотеатре, но кое-что произошло.

Зейн слушает его ответ и тянется за Pepsi на тумбочке со своей стороны. Он делает глоток и собирается поставить её обратно, но Лиам забирает бутылку у него из рук. Зейн наблюдает за тем, как Лиам делает глоток и проводит по губам языком, слизывая каплю. Он возвращает бутылку Зейну, не сказав ни слова, и тому, если честно, нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

- Она злая, не так ли? – спрашивает Лиам, имея в виду Миранду, с которой Брюс только что переспал.

- Разве не ты только что просил меня не спойлерить? – спрашивает Зейн.

Лиам стонет.

- Ну, давай же, просто скажи, что она злая. Она выглядит злой. И у неё акцент. Во всех фильмах с преимущественно американским составом, герои с акцентом – злодеи.

- Я не скажу тебе.

- Просто скажи.

- Это разрушит всю интригу, Лиам.

- Зейн, пожалуйста, - скулит он.

- Хорошо-хорошо, она злая. Ты доволен?

- Зейн, - возмущается Лиам. – Зачем ты рассказал мне?

Зейн неверяще смотрит на него и поднимает руки, сдаваясь. Лиам вообще человек? Разве ему не нужно проверить батареи или что-нибудь вроде того, потому что нет ни единой возможности, что он на самом деле реален. Он совершенно точно робот с Солнца или откуда-нибудь оттуда.

- Ты попросил меня, помнишь? – замечает Зейн.

- С тобой невозможно смотреть фильмы, - сообщает ему Лиам. – Разве ты не знаешь, что когда кто-то просит тебя о спойлере, ты ни за что не должен говорить?

Зейн закрывает лицо руками, чтобы Лиам не заметил нежной улыбки на его лице, которую он всеми силами пытается скрыть.

- Ты невозможен, ты знаешь это?

- Ох, заткнись и смотри фильм, - говорит ему Лиам.

- Ты только что попросил меня заткнуться? – спрашивает Зейн удивленно. Лиам совсем не похож на человека, который может сказать кому-нибудь заткнуться.

- Извини, - быстро говорит Лиам, виновато глядя на Зейна. Это тот Лиам, которого Зейн знает вот уже три дня. – Можем мы, пожалуйста, посмотреть фильм?

- Да, хорошо, - соглашается Зейн.

Они не досматривают фильм до конца - кто-то стучит в дверь, когда они уже больше чем на половине. Зейн просит зайти.

- Лиам, дорогой, - говорит медсестра, улыбаясь им, - ты должен…

- Я сейчас буду, - торопливо говорит Лиам, спрыгивая с кровати.

Медсестра хмурится и качает головой, снова улыбаясь:

- Хорошо, мы ждем тебя.

Зейн ставит фильм на паузу, пока Лиам надевает ботинки.

- Прости, - снова говорит Лиам. – Я должен заняться, ну, ты знаешь, волонтерством. Я не могу все время просто дурачиться.

Он нервно смеется:

- Мы досмотрим завтра?

Зейн старается затолкать подальше в себя раздражение и разочарование.

- Да, конечно.

- Пока, Зейн, - говорит Лиам, выходя из палаты.

Зейн хмурится на экран, пытаясь понять, в чем же на самом деле проблема Лиама. Что-то есть, но он никак не может понять, что это. Но он поймет. Ему все равно не найти лучшего занятия, пока он здесь.

Зейну нужно много сил, чтобы вытащить коляску, и ещё больше, чтобы перелезть в неё, не свалившись на пол. Он хватает пачку сигарет с тумбочки и выезжает из палаты после небольших трудностей с открыванием двери.

Холл почти всегда пуст. Большинство людей на его этаже прикованы к постели. И ему неуютно, когда он думает о том, сколько дверей закрыто для того, чтобы скрыть чью-то смерть. Он старается не думать об этом и просто едет как можно быстрее по коридору, пока не достигает лифта.

Он должен отметиться, даже если собирается просто покурить, а затем вернуться обратно. Это правило или что-то вроде того. Он думает, что это глупо, но ничего не поделаешь. Если он попытается выехать за дверь, предварительно не остановившись у регистратуры, то кто-нибудь побежит за ним, чтобы остановить. Он здесь как заключенный.

Снаружи немного холодно, и он думает о том, что неплохо было бы надеть свитер в следующий раз, поджигая сигарету и глубоко затягиваясь.

Он нечасто курит в больнице, по понятным причинам. Во-первых, очень тяжело подниматься с постели и спускаться по всем этим лестницам, только чтобы выкурить сигаретку. Он ленивый – это факт. Во-вторых, он чувствует себя жутко виноватым, потому что в здании позади него есть люди, которые умирают от чрезмерного курения. И, по каким-то странным причинам, он не хочет, чтобы Лиам узнал о его вредной привычке, потому что, скорее всего, ему это не понравится.

Не то чтобы ему было дело до того, что думает Лиам. Или до Лиама в целом. Вообще он вроде как должен раздражать его, но вместо этого заставляет чувствовать себя тепло.

«И все-таки Лиам раздражает меня», - признает Зейн. Он слишком веселый. Он улыбается слишком много. Когда он смеется, его глаза сияют, а щеки краснеют. Ему нравится Бэтмен. Ему нравится Зейн, хотя Зейн придурок. Он просто-напросто великолепен. И черт, Зейн действительно втрескался в него по уши, не правда ли?

Когда Зейн возвращается на свой этаж, он направляется к столу регистратуры. Он, к счастью, маленький, так что женщине за ним не приходится вставать, чтобы поговорить с парнем – это больно бы ударило по его самолюбию.

- Я могу вам помочь? – спрашивает она, приветливо улыбаясь.

- Эм, я ищу кое-кого, - отвечает Зейн. – Волонтер Лиам? Я хотел спросить его…

- Извините, - говорит она. – Мне запрещено разглашать какую-либо информацию, касающуюся волонтеров.

Зейн вздыхает:

- Да? Жаль. Но спасибо в любом случае.

Когда он возвращается в палату и ложится на кровать, он почему-то обеспокоен. В конце концов он звонит домой и просит маму принести ему альбом и карандаши. Возможно, если у него не получается просто выкинуть Лиама из головы, то ему удастся перенести его на бумагу.

***

Зейн понятия не имеет, как человек может быть таким привлекательным и таким неловким одновременно. Сегодня Лиам опять сидит на стуле, и они смотрят Бэтмена. Точнее фильм смотрит Лиам, а Зейн рисует его. Он сидит на кровати, скрестив ноги (что довольно трудно из-за дурацкого гипса, но нестрашно), альбом перед ним, и он рисует Лиама, который то и дело посматривает на Зейна.

- Ты можешь перестать двигаться? – просит Зейн, карандаш зависает над листом. Он пытается нарисовать подбородок Лиама, но тот превращает это в непростую задачу.

- Извини, - быстро отвечает Лиам. – Я просто… обязательно смотреть на меня так пристально?

- Да, - говорит Зейн, опуская взгляд в альбом. Его палец проходится по линиям рисунка, немного размазывая их.

- Я просто… - Лиам запинается и проводит ладонью по волосам. – Я просто не понимаю, зачем тебе это нужно.

- Несколько причин, - говорит Зейн, не глядя на него. – В основном, потому что ты невероятно сексуальный.

Зейн ухмыляется, когда поднимает голову, чтобы посмотреть, как краснеют щеки Лиама; эта картина становится для него слишком знакомой и слишком приходится ему по душе. Лиам снова ерзает, одергивая свою волонтерскую рубашку. Его бейджик висит криво, и Зейн хочет поправить его, но он не делает этого.

- Ты можешь перестать говорить такие вещи? – спрашивает Лиам.

Зейн чувствует себя неловко, но когда он отвечает, его голос звучит дерзко и гораздо более уверенно, чем он на самом деле себя ощущает.

- Почему нет? Это смущает тебя?

- Да, - резко отвечает Лиам. – Это неправда, так что мог бы ты просто не говорить этого?

- Ты идиот, - бормочет Зейн, начиная сердиться. Или, может быть, он слепой – такое тоже возможно. Потому что иначе никак не объяснить того, что Лиам не понимает, как он выглядит. Возможно, он действительно не понимает, и Зейну хочется рассказать ему обо всем том, что ему в нем нравится: начиная с венок на шее и заканчивая выступающими ключицами и идеально розовыми губами.

Когда Зейн смотрит на Лиама и видит его лицо, он понимает, что совершил ошибку.

- Нет-нет, ты не идиот, Лиам, - торопится Зейн. – Просто… просто позволь мне закончить, и я покажу тебе рисунок, хорошо?

Лиам смотрит на него с выражением лица, которое Зейн не может объяснить.

- Хорошо, - соглашается он, немного помолчав.

- Хорошо, - повторяет Зейн и пытается вернуться к своему занятию. – Подними подбородок чуть-чуть.

Лиам делает, как он говорит, и Зейну, наконец, удается изобразить линию его подбородка, чистого и выбритого сегодня. Он не знает, нравится ему Лиам больше с щетиной или нет. Он выглядит младше сейчас и намного более невинным, и Зейн решает, что ему нравится и так, и так, и возвращается к рисунку с того момента, на котором остановился.

Когда фильм заканчивается, Лиам испускает радостный возглас, прежде чем упасть на кровать рядом с Зейном.

- Могу я посмотреть перед уходом? – спрашивает он и тянется к альбому.

- Нет, - резко говорит Зейн, убирая альбом подальше от него; Лиам выглядит обиженным, поэтому он продолжает: - Нет, пока я не закончу. В этом нет смысла. Просто линии и пятна.

Лиам вздыхает, но затем хватает ладонь Зейна и разворачивает её к себе. Большой палец Зейна темный, покрытый карандашом от всех смазываний, которые он сделал. Лиам осторожно берет его, а затем прижимает к своему запястью. Зейн чувствует, как бьётся пульс – раз-два-три-четыре – и затем Лиам отпускает его руку и с улыбкой смотрит на серый отпечаток на своей коже.

- Увидимся завтра, - говорит он, поднимаясь с постели.

- Да, увидимся, - тихо отвечает Зейн.

Дверь за Лиамом закрывается, и Зейн падает на подушку, глядя в потолок. Впервые за то время, что он здесь, он не смотрит Лиаму вслед.

***

Лиам не приходит на следующий день, и Зейн проводит большую часть времени в задумчивости, даже когда приходит его мама. И злится, хотя знает, что не должен. Да, Лиам сказал, что навестит его, но он совсем не обязан этого делать.

Он тратит почти всю ночь, пытаясь закончить рисунок, но у ничего не получается - его память просто не работает. Когда он пытается вспомнить форму носа Лиама или его ресницы и глаза, всё, о чем он может думать – это как Лиам смеется и как он пахнет больницей, но вместе с тем - корицей и сахаром, и что, наверное, и на вкус он такой же.

На следующий день у него операция, и он надеется увидеть Лиама до неё. Но Лиама нет, и хоть Зейн и проезжает по своему этажу и по двум нижним, он не видит его. Когда он возвращается в палату, он почти сминает дурацкий набросок, но останавливается и открывает чистую страницу, на которой вычерчивает четыре темные стрелки до тех пор, пока почти не рвет бумагу.

Он под кайфом. Он плывет, летит, растворяется. Он не Зейн. Он – это всё. Он и воздух, и кровать, и боль, и пыль, что летает по комнате и которую видно только на свету. Ему и тепло, и холодно. Ему и комфортно, и неудобно.

Он совершенно удолбан. И это охуенное чувство. Всё-таки обезболивающие оказывают на него невероятно мощное действие. Он может слышать свой смех и оглядывает комнату, как будто ожидает, что что-то материализуется из воздуха и схватит его, потому что вокруг абсолютно точно что-то есть.

- О, тебя хорошо накачали, да?

Зейн наклоняет голову, понимая, что он в своей палате. Он видит нечеткую фигуру в кресле рядом, но, когда пытается сфокусировать на ней взгляд, у него ничего не получается. И это очень забавно, поэтому он смеется.

- Лиам, - говорит он, потому что ему не нужно видеть, чтобы знать, что это он - пахнет корицей.

- Ты не говорил, что у тебя сегодня операция, – произносит Лиам, и Зейн думает, что он будет ругаться. Он опять смеется. – Ты очень милый под наркотиками, ты знаешь? Я не слышал раньше, как ты смеешься.

Зейн с улыбкой смотрит на него. У него буквально болит лицо, если он не улыбается.

- Тебе нравится Бэтмен, - говорит Зейн по совершенно непонятным причинам. – Мне это нравится. Мне нравишься ты.

- Я вернусь завтра, - говорит ему Лиам. – Твоя мама здесь.

Зейн пытается сесть, но у него не получается.

- Пока, Лиам.

Спустя мгновение кто-то толкает его на кровать.

- Так кто такой Лиам? – спрашивает его мама.

- Лиаму нравится Бэтмен, - говорит Зейн, его голос невнятный. Он внезапно чувствует себя очень уставшим. – А мне нравится Лиам.

Он закрывает глаза, и он больше не кружится. Он падает, тонет, исчезает в темноте.

***

У Зейна все болит на следующий день, и поэтому настроение его даже хуже обычного. Луи заходил и ушел после того, как Зейн накинулся на него из-за того, что он говорил слишком громко и слишком сильно пах одеколоном. Его голова болит, нога убивает, и его задницу сводит от одной и той же позы, но только так он может сидеть, не чувствуя при этом, будто в его ногу входит тупой топор. И ему не дают больше обезболивающего, потому он уже получил свою дозу, но очевидно что то, что он получил, ни хрена не действует.

- Мне зайти попозже? – спрашивает Лиам, глядя на него.

- Ты, блять, вообще стучать умеешь? – требовательно спрашивает Зейн, глядя на него.

- Да, мне точно лучше зайти попозже, - говорит Лиам, потянув уже закрывшуюся за ним дверь.

- Нет… просто… нет, всё хорошо, - вздыхает Зейн. – Я просто засранец. Прости.

Лиам неуверенно заходит в палату, и он по крайней мере осторожно закрывает дверь, в то время как Луи захлопнул бы её за собой. Он снова садится на стул, и Зейн буквально прикусывает язык, чтобы не спросить, почему он не сел на кровать, как бы хотелось самому Зейну.

- Как ты себя чувствуешь? – Лиам сочувственно смотрит на него, нахмурив брови.

- Паршиво, - говорит Зейн. – Это очевидно.

- Да, извини, - Лиам проводит рукой по своим волосам, и Зейну любопытно, какие они наощупь: жесткие и грубые или мягкие и пушистые. – Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?

- Нет.

- Окей, - Лиам наклоняется и облизывает губы, что очень отвлекает. – Я должен…

- Полежи со мной, - говорит Зейн. Он морщится, когда понимает, что только что сказал, и быстро поясняет: - Я просто хочу полежать.

- Эм, - Лиам встает и подается в сторону кровати, но затем останавливается: - Ты хочешь, чтобы я…

- Полежал, - уточняет Зейн. – На кровати.

- Да, понятно, - Лиам кивает и снимает обувь, обходя койку. Он садится рядом с Зейном, который опускает голову на подушку и жестом предлагает Лиаму сделать то же, что через мгновение тот и делает.

- Ты не в волонтерской одежде сегодня, - замечает Зейн. Он хочет потрогать его белую рубашку, хоть ему и нравилась голубая волонтерская. Она стала чем-то привычным, вроде запаха корицы, который он чувствует, и тепла глаз Лиама.

Лиам краснеет, что очень нравится Зейну, и говорит:

- Я не волонтер сегодня.

- Тогда почему ты здесь? – удивляется Зейн.

Они лежат лицом друг к другу, и между ними не так уж много места. У Зейна болит нога, но он скорее отправится в ад, чем шевельнется и перестанет чувствовать исходящее от тела Лиама тепло.

- Я хотел тебя увидеть, - признает Лиам; ему неловко. – Я приходил навестить тебя вчера после операции. И ты был очень милым.

Губы Зейна округляются, потому что он совершенно этого не помнит. Он помнит, как его мама была с ним, когда он очнулся, но визит Лиама напрочь стерся из его памяти. И он не знает, но ему очень интересно, говорил ли он что-нибудь, высказал ли все свои мысли, когда был не в состоянии продумывать каждое слово, слетающее с губ?

- Я говорил что-нибудь? – тихо спрашивает Зейн.

Лиам качает головой (что очень неудобно, учитывая, что его голова лежит на подушке Зейна):

- Что-то непонятное. Не волнуйся.

Слава Богу. – Я не волновался.

Лиам переворачивается на спину, складывая руки на животе.

- Могу я спросить кое-что?

Зейн пытается пожать плечами, но он не может:

- Конечно.

Лиам дарит ему взгляд, означающий, что Зейн понапрасну так ему доверяет. Что ж, хуже для него.

- Мы собираемся снова… я имею в виду, когда тебя выпишут, всё закончится? – он спрашивает, не глядя на Зейна. Он смотрит в потолок, как будто это самая интересная вещь, которую он когда-либо видел.

Если честно, Зейн даже не думал об этом. Прошла всего неделя, но он уже не видит своей жизни без Лиама. И это просто странно, немного жутко и пугает его, потому что он не должен чувствовать чего-то подобного к парню, которого едва знает.

Зейн тоже переворачивается на спину и говорит, обращаясь к потолку:

- Я хочу увидеть тебя снова.

Лиам смеется:

- Если бы я дал тебе свой номер, ты бы позвонил?

Зейн даже не сомневается:

- Да, - он ненавидит себя за это, потому что он не перезванивает мальчикам вроде Лиама. – Или я мог бы стать волонтером. И мы бы виделись постоянно.

Конечно, это шутка. Зейн не собирается возвращаться в больницу, если только человек, которого он любит, не будет, ну, умирать. Это единственный случай. Во всех остальных его придется тащить сюда насильно, тогда как он будет кричать и упираться.

- Нет, - вскрикивает Лиам. Зейн поворачивается к нему, и щеки Лиама не розовые; они красные, и его глаза широко раскрыты. – Я имею в виду, это было бы глупо. Мы можем встречаться и как нормальные люди.

- Я знаю, - говорит Зейн, нахмурившись.

Лиам поворачивается к нему, и они снова смотрят друг на друга. Он проводит пальцами по татуировке Лиама, потому что она нравится ему, хорошо? Он знает, что кожа на ней такая же, как и вся остальная – у него достаточно собственных татуировок, но все равно ожидает почувствовать что-то грубое под пальцами. Но кожа гладкая и мягкая.

- Ты хочешь этого? – спрашивает Лиам, и есть что-то уязвимое в его глазах. – Увидеть меня. Ты можешь сказать нет, Зейн. Я знаю, что иногда ты слишком добр ко мне.

Зейн смеется, потому что, черт, неужели ты правда так думаешь, Лиам? Он не понимает этого. Поэтому он просто наклоняется и накрывает губы Лиама своими, медленно проводя по ним языком. Тот издает удивленный возглас, и Зейн вдруг понимает, что он понятия не имеет, хотел ли Лиам, чтобы его поцеловали. В самом деле, Лиам самый прямолинейный человек из всех, кого Зейн знает. Он никогда ничего не усложняет.

Зейн отодвигается, и извинения уже готовы сорваться с его языка, когда рука Лиама зарывается в его волосы, и он притягивает его голову к себе немного грубо, но Зейна это не волнует. С чего бы? Он целует Лиама, и Лиам тоже целует его, и когда язык Зейна проскальзывает в рот Лиама, на вкус он оказывается как корица с сахаром.

Зейн почти сразу же понимает, что Лиам, вероятно, никогда не целовался прежде, и это очень удивляет его, потому что, ну, вы просто посмотрите на него. Но Лиам колеблется, когда Зейн пытается углубить поцелуй, губы его отвечают медленно, как будто он на самом деле не знает, что делать, и язык его неподвижен, когда Зейн скользит по нему, чтобы сновапочувствовать вкус корицы, которую, как оказалось, Зейн очень любит. Кто бы мог подумать.

Зейн прерывает поцелуй, его ладонь на щеке Лиама, и он заглядывает ему в глаза.

- Просто расслабься, - негромко говорит он. – Доверься мне, хорошо?

Лиам смотрит на него и кивает. Зейн целует его, и в этот раз Лиам отвечает на поцелуй. Но все равно очевидно, что он очень много думает, боится все испортить, так что Зейн стонет ему в рот, чтобы показать, мол, мне все нравится, успокойся, Лиам.

Лиам стонет в ответ, и этот звук идет прямиком к паху Зейна. Зейн приказывает себе успокоиться, черт возьми, потому что очевидно, что Лиам ни с кем не делал этого прежде, и он не захочет своего первого секса сейчас. Не то чтобы Зейн не думал об этом целую неделю. Он думал о Лиаме, сидящем на нем сверху, по лбу которого бегут капельки пота, и думал о том, как он трахает его, порой жестоко и неумолимо, а порой – медленно и осторожно. И он думал о том, как берет Лиама, наблюдая за тем, как расширяются его глаза, и кусая его за плечо в момент оргазма.

И сейчас он не может перестать думать об этом: он разрывает поцелуй, прежде чем чувствует тесноту в штанах, потому что знает, что Лиам не готов, и не хочет давить на него.

- Извини, - тихо говорит Зейн, глядя на ошеломленное, но в той же степени довольное лицо Лиама. – Я хотел сделать это давно, с первого дня как ты пришел.

- И я рад, что ты это сделал, - говорит Лиам, и его губы расплываются в улыбке, которая согревает Зейна до глубины души.

Он издает недовольный стон, чувствуя, что улыбается тоже.

- Смотри, что ты делаешь со мной. Я улыбаюсь.

- Тебе стоит делать это чаще, - говорит ему Лиам. – Мне нравится твоя улыбка.

- Мне нравишься ты, - признает Зейн.

Лиам коротко смеется и говорит:

- Ладно, может быть, я соврал насчет того, что ты ничего не сказал вчера, - глаза Зейна расширяются, потому что, блять, нет. Нет. Список вещей, о которых он мог проболтаться, включает в себя много всего неловкого в лучшем случае и ужасного – в худшем. – Лиаму нравится Бэтмен. Мне нравится Лиам.

- Я не мог этого сказать, - отрезает Зейн.

- Но сказал, - говорит Лиам и выглядит более самодовольным, чем Зейн мог бы себе представить. – Это было очень мило, если тебе интересно.

Зейн ложится на спину:

- Я не милый. Я комок из подростковых переживаний и капризов.

Лиам нежно качает головой и садится. Он поправляет рубашку и скрещивает ноги.

- Ты собираешься закончить этот рисунок? – спрашивает он.

Зейн тоже садится и тянется за альбомом.

- Я попробую, - отвечает он, - если ты постараешься не двигаться.

- Я ничего не обещаю.

Зейн смотрит Лиаму в глаза и понимает, что сделает все, что Лиам попросит, и это действительно пугает его.

========== Часть 3 ==========

Последние несколько дней в больнице он проводит с Лиамом. Иногда тот одет в волонтерскую форму, но чаще – в обычную одежду, и Зейн без слов знает, что в такие дни он приходит, только чтобы навестить его.

Они довольно много целуются и смотрят все фильмы о Бэтмене, которые есть у Зейна и Луи, и Зейн в конце концов думает о том, чтобы попросить маму принести ему Мстителей, потому что Лиам не смотрел и их тоже, и, ну, как это вообще возможно? Хоть они и целуются, но едва-едва, о чем Зейн, конечно, очень жалеет. Но в то же время, когда Лиам занят фильмом, Зейн может сосредоточиться на своем рисунке (который на самом деле уже не портрет, а детальное изображение Лиама, требующее гораздо большего времени, потому что Лиам не может усидеть на месте; ему хочется, чтобы рисунок поскорее был закончен).

Лиам не приходит попрощаться, что заставляет желудок Зейна скрутиться узлом, но у него есть его телефон, крупно написанный на обложке альбома, так что он старается не переживать об этом. К тому же, так, наверное, будет лучше. Он очень быстро привязался к Лиаму, должно быть потому, что в больнице ему было не найти лучшего занятия, чем постоянно думать о Лиаме или проводить время с ним, там было одно сплошное ЛиамЛиамЛиам. Но в реальном мире всё будет по-другому – должно быть. Их отношения станут более нормальными. Он надеется, что они такими станут, потому что он до сих пор не может понять, как Лиаму удалось завладеть его сердцем так быстро.

Он никогда не чувствовал себя более счастливым, чем сейчас – выходя за двери госпиталя, несмотря на то, что мама все ещё злилась на него.

- Я забрала из комнаты твой Хbox, - говорит она ему, когда они идут к машине. – И все каналы на твоем телевизоре заблокированы. Я буду возвращать один из них в те дни, когда ты не нарушишь ни одного нового правила.

Зейн смотрит на неё, открыв рот. Он закрывает его и говорит:

- Я сломал ногу. Черт возьми, мам, я же не совершил преступление!

- Следи за языком, - откликается она. – И может быть в следующий раз ты подумаешь, прежде чем ввязываться во что-то настолько глупое и безрассудное.

Зейн хочет сказать, что не то чтобы это было проблемой для него, но решает просто сесть в машину. Он не хочет ещё больших неприятностей.

Домой они едут в тишине. Зейн игнорирует все попытки матери завязать разговор: он счастлив просто глядеть в окно и думать о своем, зная, что в их доме всегда было и есть место для него, и надеяться, что его удрученный вид заставит маму пересмотреть наказание спустя какое-то время.

Младшие сестры обнимают его, как только он заходит в дверь, а мать смотрит на них и затем отправляет его прямиком в комнату с криком: «Тебе же лучше как-то исправить это, Зейн, или клянусь, ты не увидишь солнечного света до тех пор, пока не постареешь настолько, чтобы выходить куда-либо». Чертов Луи.

Он никогда особо не ценил свою кровать, пока не оказался вдали от неё так надолго. Сейчас же он падает на неё, подтягивая одеяло к лицу, чтобы вдохнуть знакомый аромат, какой есть только у его мягкого и изношенного одеяла. Он очень любит свою кровать.

Проходит совсем немного времени с момента его счастливого возвращения домой, когда он понимает, что мать забрала и ноутбук тоже, и, честное слово, Зейну хочется кричать. Он достает iPod из ящика письменного стола и включает музыку достаточно громко, чтобы заглушить ею все остальные звуки. К сожалению, она ничуть не уменьшает его злости и раздражения, но никто не смог бы сделать этого сейчас. Кроме, может быть, Лиама, но его здесь нет.

***

Через восемнадцать часов он всё ещё в своей комнате. Сейчас только девять утра, и он понятия не имеет, почему проснулся, но, видимо, его внутренние часы перестроились, и теперь он просыпается рано даже тогда, когда ему это не нужно. И Лиам ранняя пташка тоже, так что он надеется, что тот не будет возражать. Или не сочтет его сумасшедшим.

- Зейн, - говорит Лиам, когда отвечает на звонок.

- Привет, - говорит Зейн смущенно. В его собственной комнате, где стены выкрашены в темно-синий цвет с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, и увешаны плакатами, с книжными полками слева, столом справа и окном над кроватью, трудно представить Лиама. Он просто не укладывается в голове Зейна где-то помимо госпиталя, и он не знает, что с этим делать.

- Я и не думал, что ты на самом деле позвонишь, - тихо признает Лиам. Зейну интересно, лежит ли он на кровати сейчас, прижимая телефон к уху? Наверное, да. – Я подумал, может быть, ты врал. Может, не врал, конечно, но ты понимаешь…

- Я говорил, что позвоню, - напоминает ему Зейн.

- Да, - Лиам замолкает на секунду, а потом продолжает: - Что ты делаешь в четверг?

Зейн смеется.

- Провожу день с тобой. Думаю, мы могли бы увидеться после школы, в которую я, кстати, должен вернуться. И это ад, учитывая эти глупые костыли, которые мне выдали. Мне понадобилось минут десять, только чтобы подняться на них по лестнице.

- Костыли – это ужасно, - сочувственно произносит Лиам. – Ты сможешь как-нибудь забрать меня?

И Зейн думает о том, разрешит ли ему мама взять машину. Если бы он отправился куда-то со своими обычными друзьями, то, очевидно, она бы отказала. Но его мама видела Лиама (когда он был под анестезией, о чем он на самом деле до сих пор старается не вспоминать, потому что это очень смущает его) и он понравился ей. Он хорошо влияет на него, по её же мнению. Может, она согласится.

- Подожди минутку, - говорит Зейн.

- Угу.

Зейн откладывает телефон и добирается на костылях до двери. Они натирают ему руки, но он пытался ходить без них, и это было ещё хуже - настолько, что на глаза от боли наворачивались слезы.

- Мам, - зовет он с лестницы. Он не спускается вниз, потому что чувствует, что скорее шлепнется на задницу и проедется на ней, чем сойдет на ногах.

Его мама появляется мгновение спустя, нахмурив брови:

- Я не отдам тебе…

- Я знаю, - говорит он. – Я только хотел спросить, могу ли я взять машину в четверг?

- Какую часть слова «наказан» ты не понимаешь? – спрашивает она.

Зейн закатывает глаза, потому что, блин, с родителями всегда так сложно.

- Я хочу погулять с Лиамом.

- Лиам? – повторяет его мама. – Милый мальчик из больницы? Волонтер?

- Да.

Его мама задумывается на секунду, прежде чем ответить:

- Хорошо, но если ты лжешь, просто чтобы взять машину, то ты пожалеешь об этом.

- Как тебе будет угодно, - соглашается Зейн. – Но спасибо.

Его мама улыбается ему. – Обед будет в два часа, если захочешь есть. Я готовлю суп.

Он кивает и возвращается в комнату. Когда он поднимает трубку, то слышит, как Лиам тихонько напевает что-то, и он прикрывает трубку, чтобы Лиам не узнал, что он вернулся. Он узнает песню (Matchbox Twenty – If You’re Gone) и у Лиама мягкий и приятный голос.

В конце концов он понимает, что, должно быть, ведет себя глупо, подслушивая, и говорит:

- Эй, я вернулся.

Лиам осекается и кашляет:

- Извини, ты слышал это?

- Что? – спрашивает Зейн невинно.

- Ничего.

- Мама сказала, что я могу взять машину, - говорит Зейн ему. – Какой у тебя адрес?

- Забери меня у госпиталя, - говорит Лиам. – У меня волонтерские работы до семи, так что…

Зейн приподнимает брови:

- Немного поздновато для волонтерства, нет? Хорошо, - говорит он. – Увидимся там.

- Увидимся, Зейн, - отвечает Лиам.

Зейн вешает трубку и затем ложится на спину, улыбаясь и глядя в потолок, думая о том, что у Лиама теперь есть его номер, и это нисколько не способствует тому, чтобы держаться от него подальше. Но он и не хочет делать этого, так что ему просто придется как-то жить с этим.

***

- Очаровательно, - говорит Луи с его постели.

Зейн отворачивается от него и поправляет рубашку, глядя в зеркало.

– Отвали, - беззлобно огрызается он. – Он действительно круто выглядит, хорошо?

- Ты втрескался в него по уши так быстро, - сообщает ему Луи. – Мне просто жалко на это смотреть.

- Мне напомнить о том, как ты пел под окнами Гарри, потому что он не разговаривал с тобой в течении четырех дней, когда ты оскорбил его любимую группу?

Теперь уже Луи отворачивается от него.

- Так когда я смогу познакомиться с ним? – спрашивает он немного погодя.

- Никогда, - серьёзно отвечает Зейн. – Ты будешь держаться от него так далеко, как только это, блять, возможно.

- Такой грубый, - смеется Луи. – О, ты стесняешься меня.

- Ещё как, - соглашается Зейн.

Луи закатывает глаза:

- Проехали. Послушай меня, пожалуйста, и не надевай эту рубашку. Иди в полосатой. Эта выглядит так, будто ты стараешься слишком сильно.

Зейн сердито смотрит на него, но меняет рубашку, потому что Луи прав. Собравшись, он отвозит Луи домой, прежде чем отправиться в больницу. Он не может отрицать того, как сильно нервничает, и он ненавидит это в себе, потому что Зейн, блять, не нервничает. Он уверен и собран, но, может быть, все дело в том, что он действительно ни с кем не встречался до этого момента. У него были девушки и парни, но ни одни из этих отношений не были серьёзными; всё, что они делали – это тусовались с общими друзьями и трахались, когда родителей не было дома. Сейчас всё по-другому.

Лиам ждет его у входа, засунув руки в карманы джинсов. Он выглядит хорошо, так Зейн думает, пока Лиам не садится в машину. Вблизи он выглядит вымотанным и уставшим.

- Ты в порядке? – спрашивает Зейн, хмурясь.

Лиам улыбается, но не так солнечно, как обычно.

- Да, я просто немного устал, - признает он. - Тяжелый был день. Я не должен был работать так много сегодня, но кое-что изменилось, и я… неважно. Всё хорошо.

Зейн всеми силами сопротивляется желанию провести пальцами по щеке Лиама, чтобы почувствовать мягкость его кожи.

- Я подумал, мы могли бы поужинать, и после…

- Можем мы… - перебивает его Лиам, выглядя виноватым. – Я уже вроде как поел, - объясняет он. – Можем мы сделать что-нибудь другое? Я правда не голоден.

- Хорошо, - соглашается Зейн, стараясь не паниковать, потому что это все, что он на самом деле запланировал. – Пойдем в кино, - решает он. – Как тебе?

- Отлично, - улыбается Лиам.

- И потом не мог бы ты зайти ко мне ненадолго? – спрашивает Зейн. – Я вроде как должен доказать маме, что гулял с тобой, а не придумывал отмазку, чтобы взять машину и пропустить комендантский час.

- Конечно.

- И я, наконец, смогу закончить эскиз, - добавляет Зейн. – Если ты мне позволишь.

- О, ты просто ищешь предлог, чтобы пялиться на меня, - весело замечает Лиам.

Зейн отъезжает от больницы и говорит:

- Да, именно это я и делаю.

Щеки Лиама покрываются румянцем, и он отворачивается к окну, чтобы скрыть это.

***

В итоге он, конечно же, не рисует. Вместо этого он сидит на Лиаме и целует его, но в этом, правда, нет его вины. Он работал над губами Лиама на рисунке, и, когда тот облизнул их, он не сдержался. Он теряет контроль над собой, когда рядом Лиам - это очевидно.

Ладони Лиама медленно поглаживают его спину, как будто он не уверен в том, что ему позволено делать, а что нет. И в другой раз Зейну показалось бы это очаровательным (хорошо, он правда так думает), если бы он не хотел, чтобы Лиам как можно больше к нему прикасался.

- Лиам, - говорит Зейн, присаживаясь. Его рука все ещё болит, так что он старается не опираться на неё. К тому же, его загипсованная нога тоже придает ситуации неловкости, но он уже испытывал все эти неудобства прежде – в больнице – так что ничего страшного. – Ты думаешь слишком много.

Лиам смотрит на него. Его губы больше не розовые, но красные и припухшие, выделяющиеся на лице ярким пятном, так что Зейну снова хочется целовать их. У Лиама румяные щеки, он выглядит испуганным и находит ладонь Зейна, сжимая её.

- Хорошо, - быстро говорит Лиам. – Извини.

- Не извиняйся, - так же быстро отвечает Зейн. – Просто поцелуй меня так, как ты хочешь, я не буду останавливать тебя.

- Хорошо, - кивает Лиам, и затем Зейн немного наклоняется, чтобы поцеловать его снова.

Одна рука Лиама скользит по его волосам и тянет их так, как ему нравится, тогда как другой рукой он забирается под рубашку Зейна, царапая ногтями спину. И блять, может быть ему не стоило говорить Лиаму делать так, потому что очень трудно просто целовать Лиама и чувствовать при этом, как твердеет член.

Зейн позволяет своей руке скользнуть по ребрам Лиама и под его рубашку, приподнимая край, чтобы почувствовать под пальцами теплую мягкую кожу и впечатляющие мускулы.

- Можно снять это? – спрашивает Лиам, и его рука тянет рубашку Зейна.

Зейн переворачивается, садясь на Лиама, и затем он снимает с себя рубашку и бросает её на пол. Глаза Лиама расширяются, и Зейн дает ему некоторое время, чтобы рассмотреть покрывающие его тело татуировки. Он прослеживает пальцами его ключицу и спрашивает:

- Что это значит?

- Я расскажу тебе в другой раз, - обещает Зейн, потому что он, правда, не хочет думать об этом сейчас.

Без предупреждения Лиам хватает его за бедра и переворачивается вместе с ним. Зейн морщится от боли, но пытается скрыть это, потому что знает, что Лиам будет чувствовать себя виноватым. И он преуспевает в этом, очевидно, и, черт возьми, если Лиам того не стоит.

- У тебя их много, - говорит Лиам, рассматривая кожу Зейна. Это занимает время, как будто Лиам хочет запомнить каждую из них, и Зейна пробивает дрожь, когда пальцы Лиама прослеживают татуировку в виде сердца на его бедре.

- Они тебе нравятся? – спрашивает Зейн. Он никогда не питал иллюзий по поводу собственной внешности. Он знает, как выглядит, и ему нормально живется с этим. Но он знает, что некоторым людям действительно не нравятся татуировки, и по понятным причинам он бы очень расстроился, если бы Лиам был одним из них.

- Да, нравятся, - честно отвечает Лиам. Он прикусывает его губу и шепчет: - Они идут тебе.

- Мне твоя тоже нравится, - тихо откликается Зейн. – И я вроде как немного одержим ею теперь.

Лиам краснеет и целует Зейна, чтобы скрыть это. Тот не возражает. Он запускает пальцы в волосы Лиама, и они каким-то образом и мягкие, и жесткие одновременно.

В конце концов Лиам скатывается с него, и они просто лежат рядом, по-прежнему целуясь, и Зейн инстинктивно тянет рубашку Лиама, чтобы почувствовать больше его кожи на своей, но вдруг Лиам садится к Зейну спиной и молчит. Зейн смотрит на него, и он не может не признать того, что Лиам крупнее, чем он. У него широкие плечи и много мышц, так что Зейн чувствует себя почти что неполноценным, но все-таки это зрелище чертовски его заводит.

Лиам оборачивается к нему, слабо улыбаясь. Зейн ничего не может с собой поделать, он толкает Лиама обратно на кровать. Как он и предполагал – его живот – одни сплошные мыщцы. Его грудь широкая и волосатая, и дорожка волос спускается от пупка ниже. Зейн уверен, что он не встречал никого более красивого за всю свою жизнь, и ему не может это не нравиться.

Зейн действительно хочет запомнить его тело. И однажды, после того, как он покажет Лиаму, насколько тот великолепен, он будет повторять его на бумаге раз за разом, чтобы сохранить для себя. Но до тех пор, он исследует каждый сантиметр его кожи кончиками пальцев, начиная с ключиц и двигаясь вниз по груди. Лиам задерживает дыхание, когда он добирается до его живота, но Зейн продолжает двигаться, медленно проводя по ребрам Лиама и повторяя их очертания. Он убирает руки Лиама с живота и жестом просит его не прикрываться ими, чтобы он мог проследить и его бока, но в следующую секунду Лиам садится и одергивает рубашку.

Зейн не знает, что он сделал не так, но Лиам просто сидит, отвернувшись от него и тяжело дыша. Его голова опущена, и, когда Зейн садится рядом с ним, он видит, что глаза Лиама закрыты.

- Прости, - понуро говорит Лиам. – Прости, мне так жаль.

- Эй, не говори глупостей, - отвечает Зейн быстро. Он хочет дотронуться до Лиама снова, но он не уверен, что тот этого захочет, поэтому Зейн складывает руки на коленях, чтобы удержаться от лишних прикосновений. – Главное, чтобы тебе было хорошо, Лиам, честно.

- Я не об этом, - говорит Лиам тихо. Он смотрит на Зейна и неуверенно улыбается.

- О чем тогда? – спрашивает Зейн, нахмурившись.

Лиам качает головой и целует его, медленно и неторопливо: руки Зейна на плечах Лиама, пальцы Лиама в его волосах. Когда они разрывают поцелуй, Лиам говорит, прислонившись лбом ко лбу Зейна:

- Я думаю, уже поздно.

Зейн кивает:

- Я отвезу тебя домой.

Лиам живет в хорошем районе, и пусть дом его по размеру меньше, чем у Зейна, он выглядит невероятно милым. Честное слово, он окружен белым забором и возле него разбита клумба, чему Зейн совсем не удивляется.

Его ладонь на спинке сиденья Лиама, когда тот отстегивает ремень безопасности. Лиам поворачивается к Зейну – он уже держится за дверную ручку, когда говорит:

- Мы встретимся снова? Или ты решил закончить на этом?

Зейн смотрит на него:

- С чего вдруг?

Лиам пожимает плечами:

- Я странный.

- И я тоже, - признает Зейн. – Мне нравятся чудаки.

Лиам закатывает глаза и быстро прикасается губами к его губам:

- Позвони. Когда захочешь.

- Хорошо, - говорит Зейн, хотя он знает, что не станет звонить Лиаму всякий раз, как захочет услышать его голос, потому что тогда счета за телефон будут километровыми.

- До встречи, Зейн, - говорит Лиам, выходя из машины.

Зейн ждет, пока он зайдет в дом – тот неловко машет ему, прежде чем закрыть дверь, ну, потому что это Лиам – и после этого отправляется домой. Его мама ждет его на кухне, но она не ругает его. Она лишь улыбается, потому что, очевидно, Зейн не единственный Малик, который считает, что у Лиама солнце светит из задницы. И это очень радует, что он не один такой.

========== Часть 4 ==========

Он не знает, кому из них двоих страшнее сейчас. Лиам выглядит так, будто в любую минуту готов сорваться с места и убежать, но Зейн думает, что, если понадобится, он отправится за ним и на другой конец страны, чтобы вернуть. И на самом деле он действительно рад тому, что происходит, потому что они встречаются вот уже два месяца, проводя практически всё время вместе, и Зейн окончательно и бесповоротно влюблен в Лиама.

- Всё будет хорошо, - уверяет Зейн. – Игнорируй Луи и болтай о чем-нибудь с Гарри. Он, конечно, придурок, но адекватный – тебе будет проще общаться с ним. Луи… просто не обращай на него внимания. Я всегда так делаю.

Лиам кивает и вытирает взмокшие ладони о джинсы. На нем – красный свитер, и Зейну нравится то, как он гармонирует с его цветом кожи. Но, опять же, с недавних пор нет ничего, что бы ему не нравилось в Лиаме (он понимает, как это глупо, но ничего не может с собой поделать).

- И Найл встретит нас там, - добавляет Лиам. – Будет проще.

Это тоже заставляет Зейна нервничать (больше всего он всё-таки переживает из-за того, что Лиам познакомится с Луи, потому что тот идиот). Он надеется, что Найлу не нравится Лиам, потому что, ну разве это не чудо, что Лиам общается с Зейном? Парни вроде Лиама обычно не встречаются с такими, как Зейн. Они слишком радостные и счастливые, а Зейн – полная противоположность этому. Лиам – это улыбки, беззаботный смех и шутки, Зейн – подколы, прищуренные глаза и придирки.

Он паркуется довольно далеко от бара - вся улица забита автомобилями. Сегодня бар открыт для всех, потому что в нем играет какая-то группа, которая очень нравится Гарри. Зейн никогда прежде не слышал о ней, и он на самом деле не собирается когда-нибудь говорить об этом Гарри, но у того весьма неплохой музыкальный вкус, по мнению Зейна. К тому же, Лиам никогда не был на концертах, и Зейн не понимает, как это вообще, блин, возможно. Как только он упомянул об этом, Зейн пообещал, что в следующий раз обязательно возьмет его с собой.

Несколько человек топчется у входа: они курят или ждут кого-то. Он замечает Луи, который прижимает Гарри к стене – его руки в волосах Гарри, и они оба, возможно, заходят слишком далеко на публике, но ни один из них этого не замечает. Они пара. С до раздражения влюбленными выражениями лиц. И если прямо сейчас у них есть возможность прикасаться друг к другу, они будут это делать. Если им захочется поцеловаться или, может быть, прижаться теснее, или сорвать друг с друга одежду – они сделают это, можете не сомневаться.

Зейн отпускает руку Лиама, когда тот машет кому-то, и направляется к Гарри и Луи, чтобы тут же пнуть Луи под коленкой. Луи вскрикивает и отталкивает Гарри - когда он поворачивается, чтобы увидеть Зейна, глаза у него ужасно злые.

- О, - говорит он. – Это ты.

- Можете вы двое перестать сосаться хотя бы на пять секунд и познакомиться, наконец, с Лиамом? – спрашивает Зейн.

- О, Луи, познакомься скорее с Лиамом, - передразнивает его Луи. – О, Луи, тебе нужно было слышать, что Лиам сказал на днях. О, Луи, Лиаму нравится Бэтмен, и у него действительно милая улыбка. О, Луи, я собираюсь набить его лицо у себя на заднице, хочешь взглянуть?

- Заткнись, - бормочет Зейн, оглядываясь на Лиама, который стоит ближе к дверям и болтает с улыбающимся парнем в красной кепке.

- Так где он? – спрашивает Луи, глядя по сторонам. – Нет, не говори мне, дай угадаю. Он указывает на парня с пирсингом на лице и ирокезом. – Этот? – Зейн отвечает ему сердитым взглядом. – Хорошо, что скажешь об этом? У этого парня длинные черные волосы, и он одет в футболку с надписью Nirvana - похожая майка есть и у Зейна в шкафу. Когда Зейн качает головой, Луи указывает на другого парня с многообещающей улыбкой, одетого в кожаную куртку. – Или этот.

Зейн толкает его в плечо и кричит:

- Эй, Ли, иди сюда.

Лиам идет к ним, таща за собой Найла, который держит руки в карманах.

- Подожди, так это Лиам? – требовательно спрашивает Луи, оглядывая его, и Лиам тут же краснеет. Зейн думает, что вмажет Луи, если он не перестанет себя так вести, но тот говорит: - Он великолепен.

Ох.

– Да, - соглашается Зейн.

- И выглядит совершенно нормально, - добавляет Луи, скептически разглядывая Лиама. – Блять, ничего себе.

Гарри кашляет, чуть прищуриваясь.

- Приятно познакомиться, Лиам, - говорит он, больше из-за того, что его парню не хватает на это манер.

- Лиам, это Гарри, - говорит Зейн, указывая на друга. – Ну, а этот осел, очевидно, Луи.

- Привет, - отвечает Лиам, качнувшись на носках кроссовок, и Зейн ободряюще кладет руку ему на спину.

- Я Найл, - говорит парень, протягивая руку. Гарри пожимает её, и лицо Луи приобретает недовольное выражение ровно до того момента, пока их рукопожатие не распадается, и Найл не протягивает руку ему.

- Пойдемте? – спрашивает Гарри.

Зейн кивает, и они заходят в здание. В воздухе – клубы сигаретного дыма, пахнет алкоголем и смесью различного парфюма. Свет мягкий и приглушенный, и это место выглядело бы очень спокойным, если бы не громко переговаривающиеся люди, звон стаканов и играющая фоном музыка.

Гарри и Найл, очевидно неплохо поладившие, вместе направляются к сцене, и Луи провожает их раздраженным взглядом. Рука Зейна все ещё на спине Лиама, и рука Лиама на его спине тоже.

- Они кажутся милыми, - замечает Лиам, и Зейн знает, что он не врет, потому что, ну, для Лиама все милые.

- Они сумасшедшие, - говорит ему Зейн. – Но я всё равно очень привязан к ним.

Лиам улыбается ему. Найл выбирает место ближе к стене, и Лиам опускается на стул сбоку от него. Зейн присаживается рядом. Гарри и Луи сидят напротив, и Луи обнимает Гарри за плечи.

- Когда они должны начать? – спрашивает Зейн Гарри.

- Совсем скоро, - говорит Гарри, поворачиваясь к нему. – И нужно сходить за напитками.

- Я схожу, - предлагает Зейн и берет Лиама за руку, чтобы тот мог пойти вместе с ним.

- Я пойду с тобой, - говорит Найл быстро. – Ли, останься здесь. Мы справимся.

Лиам поднимается, чтобы Найл мог выйти, и ободряюще улыбается Зейну. Зейн кивает ему, и они с Найлом отправляются к бару.

Зейн заказывает четыре Pepsi (предварительно спросив у Найла, чего он хочет) и бутылку воды для Лиама. Они оба сидят возле бара, пока ждут заказа: Найл крутится на своем стуле, а Зейн опирается локтями о барную стойку.

Найл смотрит на него – он выглядит очень серьёзным в этот момент, как будто пытается понять, что Зейн из себя представляет. Наконец, он говорит:

- Итак, ты не похож на придурка, - Зейн поворачивается к нему, и он продолжает, - но серьёзно, если ты обидишь Лиама, то пожалеешь об этом. Понял?

Зейн приподнимает брови:

- Я не собираюсь этого делать.

Найл пожимает плечами: - Я знаю, но я должен был предупредить тебя. Он улыбается: - Он мой лучший друг, и он… я просто не хочу, чтобы ему было больно, так что просто не делай этого с ним.

- Хорошо, - говорит Зейн, кивая. – Не буду. Я тоже не хочу, чтобы ему было больно.

- Лиам производит на людей такое впечатление, - говорит Найл, постукивая пальцами по барной стойке. – Тебе просто хочется заботиться о нем, да? При всем при том, что он намного больше заботится о тебе. И его, наверное, злит эта чрезмерная опека, но ты просто ничего не можешь с собой поделать.

- Да, это правда, - говорит Зейн, потому что так оно и есть.

Он оглядывается, чтобы узнать, как идут дела у Лиама, и видит Гарри, который рассказывает ему что-то, жестикулируя руками, и, судя по лицу Лиама, тот нарвался на одну из глупых историй Гарри. Луи закатывает глаза и выглядит так, будто готов вот-вот побиться головой о стол, но Зейн знает, что в глубине души Луи любит все, что бы Гарри не говорил. И Лиам такой чертовски вежливый, он выглядит действительно очень заинтересованным в разговоре с Гарри, а тот вероятно кайфует от этого, потому что Луи и Зейн никогда не стали бы слушать эту чушь.

Когда они возвращаются – у Найла два стакана в руках, точно так же как и у Зейна (бутылка воды в заднем кармане) – Лиам встает, чтобы Найл мог пройти на свое место, и затем Зейн ставит их напитки на стол и садится, опуская руку на плечо Лиама.

Бар медленно заполняется, и Зейн спрашивает:

- Как популярна эта группа на самом деле? – наблюдая за тем, как музыканты выходят на сцену, чтобы, вероятно, начать выступление.

- Довольно популярна, - признает Гарри.

Рука Лиама лежит у него на бедре, пока группа не начинает играть. Гарри и Луи выходят из-за стола, и Гарри тянет Луи за собой в толпу.

- Хочешь пойти с ними? – спрашивает Зейн.

Лиам качает головой.

- Давай посмотрим отсюда, ладно? – предлагает он.

Зейн кивает: - Конечно.

- Тогда дайте мне выйти, - говорит Найл. – Эта рыжеволосая девушка пялится на меня, и Теннер говорит, что я могу занять с ней ванную через двадцать минут.

Лиам закатывает глаза.

- Ты ужасен, - говорит он, но они с Зейном поднимаются, так что Найл выходит из-за стола и направляется к девушке, которая при его приближении сразу же опускает взгляд в пол.

Группа на сцене на самом деле очень даже ничего. Они хорошо играют, и толпа знает большинство их песен. Он видит Гарри и Луи прямо возле сцены. Гарри не сводит глаз с происходящего на сцене, Луи – с Гарри.

- Здесь мило, - шепчет Лиам ему в шею.

Зейн обнимает его за плечи и смотрит на него, не в силах сдержать улыбки.

- Да.

Они отвозят Найла домой, когда концерт заканчивается. Он нравится ему, на самом деле. Он не такой, каким Зейн ожидал увидеть одного из друзей Лиама. Он ругается почти столько же, сколько и Зейн, и его улыбка больше похожа на ухмылку. Он и Гарри очень хорошо поладили, и Луи к концу вечера потеплел к нему, когда узнал, что Найл – стопроцентный натурал и не собирается рушить его отношения.

- Не хочешь зайти? – спрашивает Лиам, когда они подъезжают к его дому. Он немного краснеет и продолжает: - Родителей нет дома.

Они встречаются уже два месяца (не то чтобы они говорили о чем-то, что могло бы сделать их отношения официальными, но Зейн думает, что им это и не нужно), но он ещё не был в гостях у Лиама. Тот был у него уже кажется миллион раз: сестры Зейна любят его, а мама так практически боготворит («Он прекрасный парень, в отличие от всех твоих остальных друзей», - сказала она как-то, хотя Зейн знает, что его мама обожает Луи не смотря на то, как, по её мнению, плохо он влияет на её сына), и кровать Зейна теперь всегда пахнет корицей.

Он оставляет машину на подъездной дорожке, и Лиам ведет его внутрь. В доме пахнет печеньем, что просто чудесно, правда.

– Мы поднимемся к тебе в комнату или останемся внизу? – спрашивает Зейн.

Он шепчет и не понимает, почему, может, все дело в том, что дом погружен в темноту.

Лиам включает свет и говорит:

- Давай просто посмотрим какой-нибудь фильм в гостиной?

Диван Лиама очень старый и удобный. Весь дом очень похож на Лиама, как Зейну кажется. Теплый и уютный, и ему не может это не нравится.

- Я принесу нам что-нибудь перекусить, - говорит Лиам, включая телевизор. Зейн провожает его взглядом и встает.

По всей комнате расставлены фотографии, на них – Лиам и его сестры (у него их две; Зейн узнал это через месяц после знакомства). Он останавливается возле одного изображения Лиама, где тому около восьми или девяти лет. Он невероятно худой и его кожа очень бледная, и Зейн не понимает, зачем кому-то хранить фотографию своего ребенка, где тот очевидно болен простудой или чем-то вроде того, но он не спрашивает об этом Лиама, когда тот возвращается.

Лиам выключает свет и ставит на кофейный столик два стакана Pepsi и пакет чипсов. Зейн садится, и Лиам ложится рядом с ним на диван.

Зейн не имеет ни малейшего, блять, понятия, что они вообще смотрят. Рука Лиама на его бедре, и его пальцы движутся вверх так медленно, что это сводит Зейна с ума. Когда Лиам выключает телевизор, в комнате наступает почти кромешная темнота.

Он чувствует руку на своем подбородке, и он поворачивается, ища губы Лиама своими. Когда он находит их, они немного соленые от чипсов, но ему это нравится. Лиам целует его настойчиво, от его былой нерешительности почти ничего не осталось. Он взъерошивает Зейну волосы, но Зейн знает, что ему куда как больше нравится, когда это делает он.

В конечном итоге он лежит на диване, прижатый к телу Лиама. Лиам приподнимается, опуская ладони ему на грудь, и чувствовать его тяжесть – это на самом деле очень приятно.

- Можем мы кое-что попробовать? – спрашивает Лиам.

Зейну хочется видеть его лицо, но вокруг слишком темно.

- Все, что хочешь.

- Хорошо.

Ладони Лиама движутся по его груди, животу и на секунду задерживаются на поясе его джинсов. И затем он трогает Зейна через них, и его бедра движутся вверх, отвечая на прикосновение, потому что они ещё не заходили так далеко, ну, и Зейну хотелось этого. Он никогда не говорил об этом Лиаму, потому что ему было важнее, чтобы тот чувствовал себя хорошо рядом с ним и лишний раз ни о чем не волновался.

- Всё хорошо? – тихо спрашивает Лиам.

Зейн кивает и облизывает губы.

- Да. Более чем.

Лиам смеется и сжимает пальцы вокруг члена Зейна. Он дергает молнию, и затем Зейн приподнимается немного, чтобы стянуть джинсы.

- У тебя тоже? – спрашивает Зейн.

- Да, - Лиам отодвигается от него, и он слышит шорох его штанов.

Когда Зейн снова ощущает Лиама на себе, он чувствует, какой тот твердый там, внизу. Это вырывает стон из его горла, и он притягивает Лиама к себе за воротник футболки, чтобы поцеловать.

Лиам скорее тяжело дышит ему в губы, чем целует, и Зейн сжимает его ягодицы, прижимаясь теснее. Лиам губами скользит по его шее и чуть ниже, прикусывает нежную кожу, чтобы тут же зализать её языком. Зейн передвигается немного, и теперь, когда они двигаются, то могут чувствовать друг друга – их разделяет только ткань боксеров.

Когда руки Зейна забираются под резинку боксеров Лиама, тот издает тихий, жалобный звук. – Пожалуйста.

Блять. Зейн отстраняется немного, так что Лиам едва не падает на него.

- Просто посиди минутку, - говорит ему Зейн.

Зейн находит пульт от телевизора и включает его. Голубоватый свет освещает комнату, и этого более чем достаточно для Зейна. Он видит Лиама, который сидит на диване с широко открытыми глазами и немного раздвинутыми ногами, глаза его влажно блестят и настороженно смотрят на Зейна, как будто Лиам боится, что он сейчас оденется и уйдет.

Зейн едва слышно стонет, глядя на него, и кладет руки на спинку дивана.

- Скажи мне, чего ты хочешь, - говорит он Лиаму и наклоняется, целуя его в подбородок. – Я сделаю это.

Дыхание Лиама учащается, и он царапает спину Зейна через ткань рубашки.

- Ты не должен… - говорит он.

Зейн фыркает и тянется к нему, так что Лиам может видеть его ухмылку.

- Я хочу.

Лиам заглядывает ему в глаза и затем быстро кивает. Зейн целует его и осторожно надавливает ему на плечи, укладывая на диван. Он размещается между ног Лиама и затем подцепляет пальцами резинку его боксеров, когда Лиам приподнимается на локтях, чтобы видеть, что он будет делать.

- Обещаю, тебе понравится, - уверяет его Зейн.

Лиам чуть прищуривается и отвечает:

- Это не успокаивает меня. Скорее заставляет ревновать.

- Не стоит, - говорит Зейн, целуя внутреннюю сторону его бедра. – Это было до того, как я встретил тебя, - целует другую сторону. – Ничто из этого не считается. Ни один из тех людей не считается. Только ты.

Лиам откидывается на подлокотник.

- Откуда мне знать, что год спустя ты не скажешь те же самые слова кому-нибудь другому?

Зейн отвечает ему нежно-недовольным взглядом и качает головой. Лиам не понимает. Не может быть никого другого. Зейн никогда не согласится на кого-то, кроме Лиама, но он не говорит этого, потому что и так постоянно выставляет себя полным фриком.

В конце концов, чтобы не думать о том, что там ещё мог напридумывать себе Лиам, Зейн освобождает его от боксеров. Звук, который издает Лиам, когда Зейн обхватывает его рукой, он точно никогда не забудет: грубый и низкий, и заставляющий кожу покрываться мурашками.

Зейн смотрит на Лиама, когда наклоняется, чтобы лизнуть головку члена и попробовать его на вкус. Лиам прикрывает глаза – одна его рука вцепляется в спинку дивана, вторая – в плечо Зейна, пальцы чуть подрагивают. Зейн ухмыляется, прежде чем вобрать его пенис в рот.

Лиам кусает губы так сильно, что Зейн, мягко говоря, удивлен, как он ещё не прокусил их. И даже это не помогает ему скрыть звуки, которые он пытается сдержать в себе, и они наполняют тихую комнату. Зейну так тяжело сдерживаться - он опускает руку вниз, к своим боксерам, чтобы немного снять напряжение.

Он работает ртом, пока не чувствует, что член Лиама упирается ему в горло, и звук, который издает Лиам, зажмурившись, когда он плотнее сжимается вокруг него – это что-то невероятное. Лиам дрожит под ним, и Зейн понимает, что он делает все возможное, чтобы не толкаться к нему в рот, и он благодарен ему за это.

- Сделай это, - задыхаясь, говорит Лиам. Зейн поднимает голову, хмурясь и не понимая, что Лиаму нужно. Его голос дрожит, и глаза закрыты. – Дотронься до себя… сделай это. Если хочешь, пожалуйста.

Зейн стонет, потому что он не думал, что Лиам в принципе может сказать что-то подобное, и, блять, это едва ли не самые горячие слова, которые он когда либо слышал. Зейн проводит языком по члену Лиама, прежде чем снова вобрать его в рот, и он спускает боксеры, чтобы коснуться себя.

Он стонет, принимая Лиама, но ему плевать, потому что тот кажется вообще не соображает, что происходит. Его руки шарят вокруг, ища то, за что они могли бы ухватиться, и лоб блестит от пота. Зейн понимает, что тот кончает, за мгновение до того, как это происходит – член у него во рту напрягается, и Лиам беспомощно стонет. Он не успевает выпустить пенис изо рта и кашляет, пытаясь проглотить всю сперму, когда Лиам тараторит:

- Блять, Зейн, прости-прости.

Ему нравится, когда Лиам ругается, и он, должно быть, теперь будет вынуждать его делать это. Сейчас же он просто слезает с него и тянется к воде, чтобы запить вкус спермы, потому что да, он любит Лиама, но этот вкус никогда ему не нравился.

Лиам надевает боксеры и смотрит на Зейна так, будто тот – лучшее, что есть в мире. И он толкает Зейна обратно на диван, упираясь руками по обе стороны от его бедер.

Нечего больше и сомневаться в том, как действует на него Лиам. Зейн любит, когда Лиам лежит/сидит на нем, когда он обнимает его; любит, как Лиам смотрит на него. Его голова ударяется о подлокотник дивана, когда он кончает - глаза закрыты, имя Лиама на губах. То, через что он заставляет его проходить, это просто чересчур.

Лиам ищет что-нибудь, чтобы вытереть руки, когда Зейн хватает его за воротник и притягивает к себе для поцелуя. Лиам издает удивленный возглас, но целует его в ответ, отдавая ему контроль над поцелуем, и они целуются почти целомудренно – мягко и тепло.

- Я люблю тебя, - шепчет Зейн в губы Лиама.

Лиам резко отодвигается от него. Зейн и не помнит, чтобы когда-нибудь чувствовал себя в его присутствии так… холодно. Лиам судорожно подбирает их одежду с пола и бросает Зейну его джинсы. Они прилетают ему в грудь и падают на колени, когда Лиам говорит:

- Тебе лучше уйти.

Зейн пялится на него, отказываясь что-либо понимать.

– Что? Лиам…

- Пожалуйста, уходи, - говорит Лиам тише. – Зейн, просто уйди. Я… пожалуйста…

- Хорошо, - выдавливает из себя Зейн, натягивая джинсы. Его пальцы дрожат, когда он пытается застегнуть штаны, и он чувствует, что почти плачет, и это все, блять, так тупо, потому что Зейн не плачет. – Я ухожу.

Лиам не смотрит на него, пока он одевается. Он стоит, опираясь наполку с несколькими книжками, фильмами и всяким барахлом. Его спина напряжена, и он, блять, даже не оглядывается на Зейна. Это убивает больше всего. Не отсутствие объяснений или предупреждения; он не может даже взглянуть на Зейна, и тому хочется отшвырнуть вещи и закричать, и заплакать одновременно. Но вместо этого он направляется к двери. Он не надевает ботинки – на это нужно слишком много сил – подбирает их и почти выбегает из дома Лиама, который сейчас кажется ему чужим и холодным.

Его пальцы отказываются работать, когда он пытается завести машину, и Зейн останавливается на мгновение, чтобы сделать вдох. Он опускает голову на руль, вцепившись в него пальцами, и пытается понять. Что он сделал не так? Он думал, что они шли к этому месяцами. Он думал, что Лиам тоже влюблен. Он был уверен. Но, Боже, конечно же, это не так. Зейн просто идиот, потому что, очевидно, Лиам слишком хорош, чтобы отдать своё сердце кому-то вроде Зейна.

Он понятия не имеет, как возвращается домой. Дорога походит на одно сплошное пятно света, и названия улиц мелькают слишком быстро. Мама ждет его, и она выходит в коридор, как только он опускает ботинки на пол.

- Ты хоть представляешь, сколько сейчас времени? – спрашивает она, останавливаясь перед ним.

- Нет, - признает Зейн.

- Час ночи. Ни предупреждения, ни звонка. Я почти поседела от волнения. Никакой машины больше. Никаких прогулок, никаких…

- Хорошо, - говорит Зейн тихо. Он пробирается мимо нее и поднимается по лестнице. Он просто не в состоянии выслушивать это сейчас.

- Зейн, - кричит она вслед. – Не смей уходить от меня, когда я…

Он захлопывает дверь, чтобы не слышать её.

Он падает на кровать, слишком усталый, чтобы оставаться на ногах, и кутается в одеяло, как будто оно - это его кокон или баррикада, как будто оно каким-то образом может защитить его от того, что его сердце ломается на части. Но нет, не может – одеяло пахнет корицей.

========== Часть 5 ==========

Зейн – слабак. Его хватает всего на три дня, прежде чем он звонит Лиаму. Тот не отвечает и не перезванивает. Зейн пробует снова. И снова, пока не понимает, как жалко, должно быть, выглядит. После этого он решает, что больше не будет пытаться поговорить с Лиамом, а постарается его забыть.

Но с этим есть проблема – Лиам везде. И в один момент он понимает, что сидит за столом с карандашом в руках над его портретом. И он завершает его, на этот раз по памяти. У него получаются правильные глаза и брови, ему удается каким-то образом поймать точную линию подбородка Лиама и родинку на его шее, и морщинки возле глаз.

Луи беспокоится за него, и это правильно, потому что с ним совершенно точно что-то не так. Подростковые привязанности не должны быть такими. Конечно, по началу он должен ощущать себя так, будто наступил конец света, но после - пережить и двигаться дальше. Но Зейн не может, и Луи думает, что это от того, что они с Лиамом не расстались на самом деле, всё закончилось неожиданно и без какого-либо предупреждения, поэтому Зейну нужно выяснить, почему это произошло, чтобы успокоиться. И Луи говорит:

- Выздоравливай и возвращайся.

Но Зейн знает, что это не так и не имеет ничего общего с тем, чтобы быть растерянным (он правда сбит с толку, но смысл не в этом). Всё дело в Лиаме. Если бы это был бы кто-то другой, всё было бы иначе.

Он немного затемняет плечи Лиама – единственную часть его тела на рисунке помимо головы и шеи – когда кто-то стучится во входную дверь. Зейн дома один: отец всё ещё на работе, а мама отправилась с подругами по магазинам. Он вздыхает и надеется, что, может быть, гость уйдет, если он будет игнорировать его достаточно долго, но стук в дверь повторяется - сильнее и громче.

Зейн стонет и поднимается из-за стола, направляясь к лестнице. В дверь снова стучат, и он не может сделать ничего, кроме как рявкнуть:

- Иду!

Стук резко прекращается, и Зейн закатывает глаза, подходя к двери и берясь за ручку. Он открывает дверь, ожидая увидеть Луи (потому что кто ещё это может быть?), но по ту сторону совершенно точно не Луи. Это Лиам, и он выглядит… он выглядит не очень хорошо, насколько Зейн может его помнить. Прошло каких-то две недели, но да, он похудел, и его кожа заметно побледнела. У него появились мешки под глазами, и он обкусал губы почти до крови.

- Привет, - говорит Лиам тихо.

Зейн захлопывает дверь у него перед носом. Его сердце колотится в груди, и это просто несправедливо. Почему он здесь?

Он не может больше держать себя в руках, так что он просто прижимается к двери и сползает на пол, подтягивая ноги к груди. Он обхватывает голову руками и молча проклинает Лиама, снова и снова, желая возненавидеть его, но не может этого сделать.

- Зейн, - говорит Лиам. – Я знаю, ты там.

- Отвали, Лиам, - шипит Зейн. – Просто, блять, уйди. Я вообще не понимаю, какого черта ты здесь делаешь.

- Мне нужно поговорить с тобой, - голос Лиама обрывается, и Зейн понимает, что тот, наверное, плачет. И он на самом деле надеется, что это так, потому что только слез этот мудак и заслуживает. – Пожалуйста. Просто дай мне пять минут, чтобы всё объяснить. Это всё, о чем я прошу. Я не прошу, чтобы ты простил меня, но я хочу, чтобы ты постарался понять.

- Чёрт, - бормочет Зейн, поднимаясь.

Он открывает дверь и говорит:

- У тебя есть ровно пять минут, потом исчезни, наконец, из моей жизни.

- Хорошо, - отвечает Лиам, кивая.

Зейн не ждет, когда он зайдет в дом или разуется. Он поднимается по лестнице, открывает дверь в комнату и падает на стул у стола. Через мгновение заходит Лиам и присаживается на край постели, опуская голову и складывая руки на коленях. Зейн замечает, как висит на нем футболка, будто бы слишком большая для него, но это не так, потому что он знает эту футболку, узнает её, и она должна обтягивать грудь и плечи Лиама.

- Видимо, нужно начать с самого начала, - говорит Лиам, глядя на него.

Зейн скрещивает руки на груди и прищуривается. Это несправедливо - ему физически больно видеть Лиама. Это так больно, что он просто не хочет смотреть на него. Он не просил о встрече. Очевидно, ему стоило послать Лиама ещё в первый же день. Он знал, что тот уничтожит его, и, нужно признать, он в этом преуспел.

- Я лгал, - внезапно говорит Лиам, хмурясь. Он не встречается с Зейном взглядом, а смотрит в стену позади него. – С самого первого дня я обманывал тебя. Я не работаю волонтером в больнице. Это отговорка.

Зейн ожидает чего угодно, но не этого. Он опускает руки.

- Что значит, ты не волонтер? Что ты, блять, тогда там делал? Ты маньяк?

- Нет, - отвечает Лиам. – Я болен, Зейн. Блять. Я пациент, понятно? Я не хотел, чтобы ты знал, потому что ты бы относился ко мне по-другому. Все начинают относиться по-другому. Но, Господи, я помню, как увидел тебя в коридоре, и подумал, что ты ярчайший человек из всех, кого я когда-нибудь видел, и мне захотелось узнать тебя. Я взял волонтерскую форму и сделал себе бейджик; медсестры ничего не сказали, потому что они очень любят меня.

Зейн наклоняет голову набок, по-прежнему не понимая.

- Что значит ты… Что?

Лиам мрачнеет и закрывает лицо руками, но этого слишком мало, чтобы скрыть боль в его глазах.

- Ты же не глупый, Зейн. Давай, скажи это.

- Ты болен, - повторяет Зейн, и в комнате становится очень холодно. Он вздрагивает: - Простудой или чем-нибудь вроде этого?

Лиам отвечает ему удивленным взглядом:

- Ты проводил недели в больнице из-за простуды, Зейн?

- Нет, - отвечает Зейн тихо. Он вытирает рот рукой, потом откидывается на спинку стула и облизывает губы. – Тогда что с тобой?

Он пытается заставить свой мозг работать, чтобы найти в этой истории хоть какой-то смысл, но у него ничего не получается.

- У меня лимфома, - говорит Лиам, почти демонстративно вскидывая подбородок.

- Я не знаю, что это.

- Это разновидность рака, когда…

- Нет, - говорит Зейн, поднимаясь. – Нет. Лиам, не разыгрывай меня, ну же. Это не смешно. Прекрати.

- Я не разыгрываю тебя, Зейн, - Лиам выглядит злым и обиженным, как будто Зейн причиняет ему боль, а не наоборот.

- У тебя не может быть рака, - настаивает Зейн, потому что это не может быть правдой. – Ты даже не выглядишь больным!

Хорошо, сегодня выглядит, но не прежде. Он… он здоров. Он не может быть болен раком. Это просто бессмысленно. Это самая глупая шутка, какую только Зейну приходилось слышать.

- Нет, - признает Лиам. – Мне только начали делать химию, когда мы встретились, так что я выглядел достаточно здоровым. Но это сказалось на мне теперь.

- Всё, заебало, - говорит ему Зейн. Он открывает дверь комнаты. – Убирайся.

- Зейн…

- Я сказал, иди нахуй! – кричит Зейн. – Убирайся из моего дома!

Лиам пытается дотронуться до него, когда идет к двери, но Зейн отступает на шаг. Он видит слезы в глазах Лиама, но тот не плачет. Когда он уходит, Зейн захлопывает за ним дверь, и он ждет, когда откроется, а следом закроется и входная дверь. Тогда Зейн опускается на пол, как тогда у двери, только теперь он обнимает колени, чтобы не развалиться на части, потому что так он себя чувствует. Как будто распадается на кусочки и не может собрать их – себя - воедино.

Он не знает, как долго сидит вот так – на одном месте, но его родители возвращаются домой, и он слышит, как сестры бегают по дому, а мама готовит ужин. Он думает, что, наверное, должен встать, но не может. Мама зовет его за стол, но он продолжает просто сидеть на полу, обнимая колени, не двигаясь.

В конце концов мама стучится к нему в дверь и, снова не получив ответа, заходит в комнату. Когда она видит его на полу, то удивляется и зовет его по имени, тише на этот раз. Зейн не отвечает. Он даже не может посмотреть на неё. Не может думать. Всё это просто слишком. У него кружится голова, потому что он знает, знает, что Лиам не лгал на этот раз. Он говорил правду. И Зейн хотел бы, чтобы он никогда этого не делал – ничего не говорил и ничего не объяснял. Он хотел бы, чтобы Лиам просто продолжил его игнорировать. Это было бы лучше. Что угодно было бы лучше этого.

- Зейн, - зовет его мама. Она опускается напротив и гладит его по голове. – Ты плачешь.

Он плачет – да. И он не замечает до этого момента, но у него из глаз текут слезы, и он не делает ничего, чтобы вытереть их.

- Зейн, - снова говорит она. – Что такое? Что случилось?

Он не отвечает.

- Зейн!

Теперь она кричит, но он не может успокоить её, потому что просто-напросто не может пошевелиться. Она зовет его отца, и затем они оба пытаются до него достучаться, снова и снова, но он все так же сидит там, пока, наконец, не слышит, что мама берет в руки телефон.

Они уходят, но Луи появляется здесь минут двадцать спустя. Он точно так же гладит его по голове и вытирает ему слезы. И он заставляет Зейна посмотреть на него и опустить руки. Он не должен был делать этого, потому что теперь Зейн абсолютно точно разваливается на куски. Он рыдает и вцепляется в Луи, как будто он единственный человек на Земле, потому что сейчас так оно и есть.

Он не может дышать, и голова кажется ему невероятно тяжелой, и всё, о чем он может думать – Лиам болен. Это единственная мысль, которую он прокручивает в сознании снова и снова, и она не имеет никакого смысла, но в то же время имеет, и это нечестно. Это неправильно, потому что Зейн не встречал никого лучше Лиама. Он – это солнце, смех и радость. Он – это то единственное хорошее, о чем Зейн может думать, как праздничный торт или теплый песок на пляже, или песни мамы и футбол с Луи, и стакан ледяной воды в жаркий день. И он испорчен болезнью. Единственное, что есть хорошего в мире, теперь разрушено.

- Милый, - говорит Луи мягко, вырисовывая круги на спине Зейна. – Это как-то связано с Лиамом?

Зейн издает смешок, который больше походит на предсмертный стон, как будто бы он почти умирает. Но это ведь не так, правда? Лиам умирает.

- Он болен, Лу, - говорит Зейн ему в плечо. – Он врал мне. Он не был… - он сглатывает. – Он не был никаким чертовым волонтером. У него рак.

Луи смотрит на него, отодвигаясь, и качает головой. Зейн снова смеётся, хотя он по-прежнему плачет, и он не делал этого лет с семи, наверное.

- Нет, - говорит Луи уверенно. – Зейн…

- Оставь меня одного, - отвечает он тихо. – Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое, хорошо?

- Я не уйду, - говорит Луи. – Всё… всё будет хорошо. Да. Всё будет хорошо. Я уверен, он… он в порядке. Блять. Лиам здоровее любого из нас, ты точно…

- Абсолютно, - говорит Зейн мрачно. – Я абсолютно уверен, если ты собираешься говорить об этом, то просто выматывайся отсюда.

- Зейн, тебе нужно поговорить с кем-нибудь…

- Нет, не нужно, - отвечает ему Зейн, отстраняясь. Он вспоминает, как это – двигаться, и встает, отходя от Луи. – Лучше бы он не говорил мне. Лучше бы я никогда его не встречал.

- Это неправда, - осторожно замечает Луи.

- О, нет, это так, - говорит Зейн. Он улыбается, хотя его щёки до сих пор мокрые от слёз. – Блять, это так, Луи. Я больше всего на свете хотел бы никогда его не знать. Он – это худшее, что когда-либо случалось со мной.

- Зейн…

- Оставь меня в покое, - умоляет Зейн, падая на кровать. – Вам всем просто нужно оставить меня в покое.

И он делает это. Он уходит, закрывая за собой дверь. Но он так же идет и рассказывает обо всем маме Зейна, потому что минут десять спустя она заходит к нему в комнату с чашкой чая, и он видит по её лицу, как ей больно за него и как она переживает. Это не то, о чем он, черт возьми, просил. Ему просто нужно побыть одному.

- Луи сказал мне, - говорит она, присаживаясь к нему на кровать.

Зейн кутается в одеяло, и он не собирается больше вылезать из него, вообще из постели. Он останется здесь, под одеялом, навсегда, прячась от мира, потому что всё это чересчур для него. Он недостаточно сильный, чтобы снова вынести что-то подобное.

- Мне нужен мой ноутбук, - говорит Зейн маме, принимая у неё из рук чашку чая. Он очень горячий и обжигает ему язык, но Зейн пьёт, понимая, как сильно замерз. Ему так невозможно холодно, что это почти причиняет боль.

- Хорошо, - соглашается она. – Я принесу.

Зейн кивает и укрывается одеялом до подбородка. Он совсем не чувствует вкуса чая. Это могло быть просто горячей водой, но всё-таки немного его согревает.

Когда мама возвращается, под мышкой у неё ноутбук. Она кладет его на кровать и говорит:

- Зови, если что-то понадобится.

Единственное, что ему нужно сейчас – это Лиам, но он так же надеется никогда не увидеть его снова, так что он ничего не отвечает. Он только фыркает и ставит чашку на стол, чтобы открыть Google. Он вбивает неправильный запрос в поисковик раза три, прежде чем находит то, что ищет. Он не дурак, но вся эта медицинская терминология очень сложная. То, что он узнает, достаточно просто: лимфома – разновидность рака лимфатической ткани, вызывающая опухоли. В зависимости от тяжести состояния больного лечение может проводиться с помощью лучевой или химиотерапии и пересадки костного мозга. При лимфоме отекают лимфатические узлы, наблюдается потеря веса (что Зейн заметил по Лиаму сегодня) и отсутствие аппетита (он всего пару раз видел, как Лиам ест, и тот всегда отказывался от предложений Зейна поужинать).

Зейн в конце концов перестает просматривать браузерную страницу, потому что он не может просто читать слова, которые не имеют для него никакого смысла, в итоге все они сводятся к одному – Лиам болен.

Он откладывает ноутбук и берет в руки телефон. Его пальцы тут же находят номер Лиама, но он не набирает его. Вместо этого он звонит по другому, не менее знакомому номеру, и ждет, пока Гарри возьмет трубку.

- Зейн! – говорит он радостно, и Зейн знает, что Луи уже все ему рассказал. Его голос слишком веселый и уготовлен специально для него. – Как ты?

- Мне нужен телефон Найла, - отвечает Зейн, игнорируя его.

Гарри замолкает на мгновение.

- Тебе не кажется, что сначала ты должен позвонить Лиаму?

- Нет.

- Зейн…

- Нет.

Гарри вздыхает и диктует номер.

- Черт возьми, Малик, будь умнее. Он заслуживает услышать тебя, независимо от того, как ты расстроен.

Зейн сбрасывает вызов и затем звонит по номеру, который дал ему Гарри. Найл берет трубку после третьего гудка с коротким:

- Кто это?

Зейн смущенно кашляет и говорит:

- Это… Зейн.

- Кто это? – он слышит голос Лиама на фоне и почти вешает трубку. Почти – он не настолько трус.

- Мама, - отвечает Найл быстро. – Подожди минуту.

Найл прикрывает трубку, но Зейн слышит, как открывается и закрывается дверь, и Найл подносит телефон к уху.

- Что, твою мать, тебе нужно? – злится Найл. – И что ты сделал с ним? Он не захотел говорить, но выглядит, как…

- Насколько серьёзно он болен? – спрашивает Зейн.

Зейну кажется, что Найл практически роняет телефон от удивления.

- Он сказал тебе, - произносит он около минуты спустя.

- Я так понимаю, ты знал, - говорит Зейн тихо, глядя на свою руку, сжатую в кулак. Он расслабляет её и осматривает каждый палец – они красные, потому что он слишком долго и сильно сжимал их.

- Конечно, я знал, - огрызается Найл. – Он мой лучший друг. Я был с ним, когда это случилось в первый раз, и буду, когда все… закончится.

Зейн не хочет снова плакать.

- Значит, это не первый раз, когда болезнь дала о себе знать?

- Не я должен рассказывать тебе об этом, - отвечает ему Найл. – Если хочешь ответов, то поговори с ним. И тебе лучше, блять, на самом деле ему позвонить, потому что в противном случае я узнаю у Гарри твой адрес, и будь уверен, ты пожалеешь. Лиам заслуживает хотя бы разговора. Я не знаю, что ты натворил, но он разбит.

- Я тоже, - признается Зейн и вешает трубку.

========== Часть 6 ==========

Он не идет в школу на следующий день. По правде говоря, он не вылезает из постели почти два дня, за исключением тех случаев, когда ему нужно в туалет. Мама пытается заставить его поесть, но она видимо не понимает, что при мысли о еде его желудок скручивается узлом, вызывая тошноту.

На третий день до Зейна доходит, каким жалким мудаком он выглядит, и он поднимается с постели и принимает душ. После он решает, что, наверное, всё преувеличивает. Раздувает из мухи слона. Всё будет хорошо – обязательно, и ему просто нужно поговорить с Лиамом и извиниться.

После душа он быстро одевается, не приводя в порядок волосы, и забирает со стола портрет, перед тем как выйти за дверь. Он не просит у мамы машину, а решает пройтись пешком. Лиам живет довольно далеко, так что прогулка выходит долгой, но прохладный воздух и время наедине с самим собой дают ему возможность подумать обо всём и просто… подышать.

Он выкуривает три сигареты по дороге к Лиаму, одну за другой, что, возможно, многовато, но никотин помогает ему успокоиться. Хотя сам факт того, что он выкуривает по пачке за два дня и совершенно здоров при том, что Лиам никогда не курил, и посмотрите, какая болезнь с ним приключилось, убивает. Если кто-то и заслуживает подобного недуга, то это Зейн, но не он. Не Лиам.

Когда он подходит к дому Лиама, то понимает, что его родители тоже дома. Их машина стоит на подъездной дорожке, и Зейну скорее всего придется встретиться с ними. Эта мысль почти заставляет его повернуть обратно, но он решает, что это неважно – дома родители или нет - Лиам пришел бы к нему в любом случае, и он должен это сделать. Хотя да, он немного волнуется, когда стучит в дверь.

У женщины, открывшей ему, глаза точь-в-точь как у Лиама – это первое, что он замечает - но они не излучают такое же тепло. Второе, что он замечает - удивление в них и следом – понимание.

- Зейн, - говорит она. – Правильно?

- Да, - подтверждает Зейн, пряча руки в карманы. – Лиам дома?

- Да, - отвечает она, не приглашая его в дом.

- Могу я увидеть его?

Её глаза немного сужаются, и она говорит:

- Прости, но он только что вернулся с… волонтерства. Немного устал. Может, ты зайдешь как-нибудь…

- Я знаю, что он не волонтер, - говорит Зейн. Он понимает, что невежливо её перебивать, но ничего не может с собой поделать.

- Ох, - произносит она мягко. – В таком случае ты, наверное, можешь зайти.

Зейн кивает, и она открывает перед ним дверь. Он заходит в дом и снимает ботинки, когда мама Лиама указывает в сторону лестницы:

- Его комната вторая слева. И предупреждаю, он немного не в настроении сегодня. С ним такое бывает после химии.

- Спасибо, - говорит Зейн.

Она слабо улыбается ему:

- Ты наполнил его жизнь светом, - мягко произносит она, будто бы по секрету.

Зейн качает головой, потому что она ошибается. Лиам наполнил его жизнь светом, хотя он и подумать не мог, что это в принципе возможно.

Он не стучится в дверь. Это кажется нормальным, потому что Лиам тоже не постучался к нему в дверь в день их знакомства.

- Я не хочу есть, - стонет Лиам из постели. Он лежит на боку, натянув одеяло на плечи, и смотрит «Властелина колец» - в нескольких шагах от кровати стоит телевизор.

Он думает, что эта комната очень похожа на самого Лиама. Она аккуратная и чистая, и её стены выкрашены в спокойный кремовый цвет, который не привлекает много внимания. Она забавная – с развешанными по стенам плакатами персонажей из видеоигр, «Звездных войн» и «Властелина колец», которые когда-то были и у Зейна.

- Хорошо, что я не принес еды, - говорит Зейн.

Лиам садится так резко, что у Зейна кружится голова. Он ужасно выглядит. Если в прошлый раз он был уставшим и похудевшим, то это не идет ни в какое сравнение с тем, какой он сейчас. Его кожа покрыта потом, который блестит в тусклом свете, пробивающимся сквозь приоткрытые занавески.

- Зейн, - тихо говорит Лиам.

- Привет.

- Что ты здесь делаешь? – спрашивает Лиам, и Зейн не знает, чего больше в его голосе: злости или грусти. Наверное, достаточно и того, и другого.

Зейн неловко потирает шею.

– Я пришел, потому что хотел извиниться, - признается он. – И просто увидеть тебя.

Лиам, прищурившись, разглядывает его:

- Если я попрошу, ты уйдешь?

- Нет, - твердо отвечает Зейн.

Лиам закатывает глаза и падает обратно на кровать.

- Я так не думаю, - замечает он. – Ладно, чего ты хочешь?

Зейн не стесняясь залезает в кровать Лиама. Она пахнет им – теплая и удобная. Он хочет свернуться клубком и остаться в ней вместе с Лиамом навсегда. Как будто если тот останется в постели, в его руках, с ним все будет хорошо. Он будет точно знать, что с ним всё хорошо.

Он ложится на спину, как Лиам когда-то в больнице, и складывает руки на животе, глядя в потолок.

- Я волновался, - признается Зейн.

- Ни хрена, - отвечает Лиам.

- Я думал, мне нравится, когда ты ругаешься, но на самом деле нет, - говорит ему Зейн. – Не когда ты ругаешься на меня.

- Давай просто покончим с этим, - вздыхает Лиам. – Я устал и хочу посмотреть фильм.

Зейн кивает и продолжает:

- Я все ещё волнуюсь. Это очень тяжело…

- Ты не должен приучать себя к мыслям обо мне и о моей болезни, - напоминает ему Лиам.

Зейн переворачивается на бок, лицом к Лиаму, но тот не смотрит на него.

- Должен, - говорит Зейн. – Должен, потому что я люблю тебя и…

- Не надо, - говорит Лиам, прерывая его. – Не надо, потому что я не хочу этого слышать. Я не хочу, чтобы ты любил меня. Я не хочу, чтобы ты проходил через всё то, что испытали мои родители. Болезнь уже не пугает меня. Я смирился с ней, понимаешь? Но когда ты болен, люди вокруг тебя не могут смириться с этим так же просто. Они не могут этого принять. И чертовски больно осознавать, что их слезы – это полностью твоя вина. Я не хочу этого для тебя.

- Жаль, - говорит Зейн, и он ненавидит то, как слабо звучат его слова. – Потому что я никуда не уйду.

- Даже если я скажу тебе?

- Если ты думаешь, что я не смогу быть с тобой, то ты не знаешь меня так хорошо, как тебе бы стоило, - говорит ему Зейн.

Лиам, наконец, поворачивается к нему и заглядывает Зейну в глаза.

- Поэтому я не говорил тебе, - отвечает он тихо. – Потому что с этого момента моя болезнь станет тем единственным, о чем ты сможешь думать, когда мы будем вместе. Каждый раз, глядя на меня, ты будешь видеть её. Это всё разрушает, и то, что происходит сейчас, тоже.

- Это неправда, - говорит Зейн, потому что, глядя Лиаму в глаза, очень легко, черт возьми, забыть. Лиам не понимает, так что он лезет в задний карман и достаёт клочок бумаги, который должен его убедить. – Это то, что я вижу, хорошо? И это не изменится.

Лиам берет бумагу и разворачивает её. Зейн наблюдает за его реакцией, смотрит, как расширяются его глаза и как он скользит большим пальцем по рисунку. В его глазах слезы, и он кашляет, когда говорит:

- Это больше не похоже на меня.

И он прав в какой-то степени. Его лицо похудело, он больше не улыбается, и есть в нем какая-то внутренняя боль, какой не было, когда Зейн заканчивал рисунок.

- Будет, - говорит Зейн, забирая портрет. Он складывает бумагу, потому что он не собирался отдавать рисунок Лиаму, он просто хотел показать ему, как он выглядит со стороны. – Когда тебе станет лучше.

- Если, - говорит Лиам, пока Зейн убирает рисунок в карман.

- Что? – спрашивает Зейн, поворачиваясь к нему.

Лиам пожимает плечами, осторожно подбирая слова:

- Если мне станет лучше, Зейн.

- Не говори так, - твердо произносит Зейн, чувствуя, как внутри закипает злость. – Это несправедливо. Это то, что я должен делать. Я пессимист. Ты по другую сторону, Лиам. Ты тот, кому полагается говорить мне, что всё будет хорошо, а не наоборот.

- Я не хочу лгать тебе, - отвечает Лиам, проводя ладонью по щеке Зейна. Он понимает, что похоже снова плачет, и уже видит перед собой Луи, который отвешивает ему хорошую пощечину и обзывает маленькой сучкой.

- Я хочу, - говорит Зейн, удерживая Лиама за плечи. – Ты должен. Это то, что ты должен делать.

- Если тебе это поможет, - говорит Лиам, не глядя ему в глаза. – То я тоже люблю тебя.

- Не поможет, - выдыхает Зейн. – Совсем не поможет, а только причинит больше боли.

Он снова не может дышать – грудь кажется ему очень тяжелой. Он чувствует себя так, будто воздух не поступает в легкие. И, словно почувствовав его состояние, Лиам садится на него, опуская руки к нему на грудь и мягко проводя пальцами по футболке.

- Дыши, - приказывает Лиам. Зейн пытается. – Медленнее и спокойнее. Все хорошо, Зейн. Все хорошо.

- Я волнуюсь не о себе, - говорит Зейн, задыхаясь. Он берет лицо Лиама в ладони, ласково проводя большими пальцами по его щекам.

Лиам скидывает его руки, и есть что-то яростное в его глазах.

- Если ты хочешь быть частью моей жизни, тебе придется смириться с этим, - говорит ему Лиам. – Ты слышишь, Зейн? Ты не должен относиться ко мне, как к хрустальной вазе. Я не хочу видеть, как ты боишься меня. Не хочу.

- Я боюсь за тебя, а не тебя, - говорит ему Зейн.

Лиам качает головой:

- Мне плевать. Если я буду видеть в твоих глазах страх, я перестану смотреть в них совсем.

Зейн вспоминает, что Лиам говорил ему до этого. Он дышит и выкидывает все мысли из головы, успокаиваясь немного. Он все ещё пытается договориться с самим собой. Все ещё пытается принять происходящее. Но дело в том, что он уже не представляет своей жизни без Лиама. Поэтому если Лиам хочет, чтобы он не придавал значения его болезни, словно это что-то несущественное, пусть будет так.

- Хорошо, - соглашается Зейн. Он кивает. – Хорошо. Но ты должен дать мне время, чтобы всё это переварить.

- Хорошо, - повторяет Лиам. – Никаких слез больше, ладно? Это первое правило. Я терпеть не могу, когда люди рядом со мной плачут. Особенно ты.

Зейн вытирает щеки и, вместо того чтобы улыбнуться, прищуривается и немного надувается.

- Могу я ещё чуть-чуть поныть?

- Чем же, если не этим, мы можем заняться? - весело отвечает Лиам.

- Пока мы будем обниматься и смотреть «Властелина колец», можешь ты ответить на несколько моих вопросов?

Лиам вздыхает и кивает:

- Да, думаю это будет правильно.

Лиам поправляет подушки, чтобы Зейн мог лечь рядом с ним, и его голова находилась немного выше. Его собственная голова лежит скорее на груди Зейна, чем на подушке, и Зейн притягивает его к себе ближе. Он все ещё пахнет корицей, и Зейн наклоняется к его голове, чтобы поцеловать Лиама в лоб.

- Так как серьёзно ты болен? – тихо спрашивает Зейн.

- Это непростой вопрос, - отвечает ему Лиам. – И я ничего не могу сказать точно. Я должен пройти несколько процедур через две недели, чтобы врачи могли сказать, действует терапия или нет. Пока я не могу ответить на этот вопрос.

- Понятно, - говорит Зейн, забираясь ладонями под футболку Лиама и поглаживая его живот. – Это не первый раз, когда болезнь дает о себе знать?

- Нет, - признает Лиам. – В первый раз мы узнали о ней, когда мне было девять. Я провел большую часть двух лет в больнице, но в конце концов пошел на поправку. Я не ходил в школу, поэтому я такой… несуразный, наверное. Мама учила меня на дому, и у меня не было друзей, кроме Найла, который жил по соседству и мог приходить ко мне всякий раз, когда мама думала, что я недостаточно здоров, чтобы выходить из дома.

- Каковы шансы, что тебе опять станет лучше?

- Довольно неплохие, - Лиам откидывает голову назад и закрывает глаза – ресницы касаются его чересчур острых скул. – Пока организм правильно реагирует на химию.

- Что если перестанет? – нежно спрашивает Зейн.

- Тогда я очень болен, - отвечает Лиам. – Если я не буду отвечать на химию, то шансы того, что мне станет лучше, минимальны.

- Всё будет хорошо, - твердо говорит Зейн, притягивая Лиама к себе так близко, как это в принципе возможно.

Лиам фыркает.

- Ты не знаешь этого.

Зейн целует его в шею.

- Нет, знаю, - отвечает он, касаясь губами его кожи.

Лиам вздыхает и говорит:

- Я не буду больше спорить.

- Хорошо, - улыбается Зейн. – Что ты делаешь в субботу?

- Провожу день с тобой, - говорит Лиам, передразнивая Зейна – тот ответил точно так же в первый день после выписки из больницы, когда Лиам предложил ему встретиться.

- Прекрасно, - говорит Зейн. – В интернете писали, что в субботу в кинотеатре после фильма должны показать расширенную версию трейлера «Железного человека 3».

Лиам качает головой:

- Мы пойдем на двухчасовое кино, чтобы после посмотреть трейлер фильма, который выйдет через восемь месяцев?

Зейн проводит рукой по волосам Лиама и впервые понимает, что они отросли. И это - еще одно доказательство того, что Лиам действительно болен, но Зейн заталкивает эту мысль куда подальше, потому что он обещал Лиаму не воспринимать всё так близко к сердцу. Ему нравятся его волосы, нравится ощущать их под пальцами – вот и всё.

- Да, это мы и сделаем, – сообщает Зейн.

- Ты такой глупый, - говорит ему Лиам. – И дурачок. Тебе нравится прикидываться крутым, этаким увлекающимся рисованием, выряженным в кожаную куртку парнем с задумчивым взглядом, но на самом деле ты тот ещё придурок.

- Как и ты, - подтверждает Зейн. – Прикидываешься весельчаком, а у самого по стенам плакаты с Доктором Кто развешаны.

- Да, но я смирился с этим, - говорит Лиам, переворачиваясь, чтобы заглянуть Зейну в глаза. – А ты скрываешься.

- Не с тобой, - замечает Зейн.

- Нет, не со мной, - соглашается Лиам и улыбается – ярко, солнечно, чудесно.

Они не смотрят фильм. Вместо этого Зейн целует Лиама до тех пор, пока его рот не приобретает вкус корицы и пока Лиам не начинает задыхаться, хватая ртом воздух - глаза его плотно закрыты. Глаза Зейна открыты, и, когда Лиам отодвигается и смотрит на него, он спрашивает, почему.

- Потому что я хочу запомнить тебя всего, - признается Зейн, проводя пальцами по лицу Лиама. – Я не хочу ничего пропустить.

- Такой милый, - говорит ему Лиам с дразнящей улыбкой на губах, что никак не вяжется с выражением его глаз. – Точно так же, как ты прикидываешься крутым парнем, ты притворяешься, что тебе ни до чего нет дела, но это не так.

Зейн втягивает его в очередной поцелуй.

- Не так, - признает он. – Но это секрет – только для тебя.

Лиам удивленно выдыхает ему в губы:

– Блять, ты такой засранец.

- Лиам, - возмущается Зейн, - ты только послушай свой грязный ротик. Я испортил тебя.

- И мне это нравится, - честно отвечает Лиам, отодвигаясь, чтобы Зейн мог видеть, что он серьёзно.

Зейн целует его.

- Хорошо.

***

Безумно неловкий момент: Гарри пялится на Лиама, Луи молчит, и Лиам прищуривает глаза, когда понимает, в чем тут дело. Для постороннего в этой ситуации не было бы ничего необычного, но Зейн не посторонний, и он знает, что Луи и Гарри реагируют так странно не потому, что знают о болезни Лиама, а потому, что она заметна, только если ты знаешь о ней. Лиам выглядит, как нормальный и почти здоровый подросток, но Зейн знает, что он должен быть полнее и румянее, с куда более искренней улыбкой на губах.

- Ты сказал им, - понимает Лиам, глядя на Зейна ничего не выражающим взглядом.

- Он сказал мне, - поправляет Луи. – Я рассказал Гарри, потому что я трепло. Прости.

Лиам вздыхает и говорит:

- Мне лучше уйти.

- Нет! – останавливает его Луи. – Нет, знаешь что? Забей. Мы не собираемся как-то по-особенному к тебе относиться. Лучше скажи, ты участвовал когда-нибудь в тройничке?

Зейн стонет, потому что он, блин, серьёзно?

- Эм, нет, - говорит Лиам, хмурясь.

Луи обнимает Лиама за плечи и ведет его ко входу в кинотеатр.

- Хорошо, видишь ли, мы с Гарольдом давно ищем кого-нибудь третьего, но Зейн не соглашается, потому что он, ну, вроде как верен тебе или другая какая хрень тому причиной – я не знаю. Он ужасно скучный.

Зейну снова хочется заплакать, но не на людях же. Просто Луи иногда бывает таким замечательным человеком: Лиам фыркает, глупо усмехаясь и улыбаясь, и все вроде бы приходит в норму.

- Он чудесный, правда? – спрашивает Гарри.

Когда Луи и Лиам покупают билеты для них всех, Луи что-то говорит, и Лиам качает головой в ответ, прежде чем разразиться смехом, который Зейн слышит на другом конце зала.

- Да, правда, - соглашается Зейн.

В конце фильма они продолжают сидеть на местах, тогда как Луи с Гарри поднимаются.

- Вы идете? – спрашивает Луи.

Зейн и Лиам глазеют на экран.

- Железный человек, - поясняет Лиам.

- Железный… что?

- Замолчи, - шипит Зейн, потому что трейлер вот-вот должен начаться.

- Ты точно был бы Тони Старком, - говорит ему Лиам, пока они ждут начала. – Если был бы супергероем.

Зейн думает, стоит ли ему обижаться на такое сравнение или нет, но потом он решает, что нет, не стоит. Тони – засранец, конечно, но он забавный. К тому же, у него очень крутой костюм супермена.

- Что насчет тебя?

- Бэтмен, - Лиам отвечает так, будто это очевидно. – Или Капитан Америка.

- Могу себе представить, - говорит Зейн, кивая.

- Вы двое чертовски странные, - наивно говорит Луи. – Мы подождем вас у входа. Постарайтесь не наложить в штаны от восторга прежде, чем трейлер начнется.

Зейн отмахивается от него, прежде чем схватить Лиама за руку. Мгновением спустя трейлер начинается, и Лиам сжимает его ладонь. Когда он заканчивается, они какое-то время сидят в гробовой тишине, потом Зейн говорит:

- Черт, мы должны посмотреть его в день премьеры.

- Да, точно,- отвечает Лиам, но его голос звучит странно. Когда он смотрит на Лиама, то видит их сплетенные руки и понимает, что Лиам, может быть, не сможет этого сделать.

- Да, - уверенно повторяет Зейн. – Мы посмотрим его вместе.

Лиам улыбается ему, но не солнечно, а немного грустно и сочувственно, как будто он сомневается в этом, и жалеет Зейна. Зейн ненавидит жалость, поэтому он просто целует Лиама, чтобы убрать это выражение с его лица.

========== Часть 7 ==========

Выходные Лиам проводит в больнице. Он просит Зейна не навещать его, и Зейн соглашается, но только потому, что Лиам берет с него обещание. Он говорит, что врачи всего лишь осмотрят его, и он сдаст кое-какие анализы. И единственная причина, по которой ему лучше остаться в больнице на ночь – он слишком устанет от всего этого, чтобы возвращаться домой; к тому же, врачи хотят понаблюдать за ним.

Зейн не находит себе места весь уикенд, потому что вся его жизнь может буквально перевернуться с ног на голову в течение следующих дней. Либо Лиаму становится лучше, либо нет, и он узнает об этом только в понедельник.

Луи проводит с ним большую часть субботы, а в воскресенье к нему присоединяются Гарри и Найл, что на самом деле очень странно для Зейна, потому что, если подумать, они до сих пор с ним почти не разговаривают. Хотя Найл по крайней мере выглядит так, будто они с Зейном в одной лодке – он так же взволнован и рассеян, и каждый раз, когда звонит телефон, он разочарованно вздыхает, потому что надеется, что это Лиам с досрочными новостями.

Он пытается сделать домашнее задание на понедельник, когда кто-то кладет руку ему на плечо, сжимая, и дальше - скользит ладонью по груди, и теплые губы касаются его шеи. Зейн вздрагивает и роняет ручку, тут же разворачиваясь на стуле. Лиам ухмыляется, глядя на него сверху вниз, и он выглядит таким счастливым, что один его вид буквально растапливает внутри Зейна лед, который кажется поселился внутри с тех пор, как Лиам выгнал его из своего дома.

- Работает, - говорит Зейн – глаза его широко раскрыты. – Тебе становится лучше, да?

Лиам, улыбаясь, втягивает его в поцелуй. Он поднимает Зейна, подхватывая его под коленками, и это, возможно, должно его раздражать (он не слабак, хорошо – он большой и сильный, и мужественный, но Лиам намного крупнее его, и сильнее, и мужественнее), но не раздражает.

- Я люблю тебя, - бормочет Лиам, сквозь поцелуй, опуская Зейна на кровать. Он накрывает его своим телом, снова целуя Зейна. – Я люблю тебя, - и ещё один поцелуй. – Очень сильно, - и ещё. – Я и подумать не мог, что такое в принципе возможно для меня. Его пальцы зарываются в волосы Зейна, оттягивая их. – Ты лучшее, что случалось со мной, я просто… просто знай это, хорошо?

Зейн удерживает его за плечи, хмурясь.

- Почему ты плачешь? – спрашивает он. - Я думал…

- Я просто очень-очень счастлив, - объясняет Лиам, снова целуя его. Потом намного тише добавляет: - Так счастлив.

Зейн улыбается ему в ответ и целует его до тех пор, пока ему не начинает недоставать кислорода – тогда он прерывает поцелуй и спрашивает:

- Отпразднуем?

Лиам смеется и убирает упавшие Зейну на глаза волосы.

- Мы можем сделать всё, что захочешь. Что угодно.

- Что угодно, - повторяет Зейн. – Тебе лучше действительно следить за словами, Бэтмен-бой. «Что угодно» открывает просторы для моего воображения.

- Я думал, что ты был опечаленным подростком, а не гормонально неуравновешенным, - дразнит Лиам.

Зейн переворачивает его на спину и говорит, прикрывая глаза:

- Детка, я могу быть и тем, и другим.

- Ты такой странный, - стонет Лиам и садится.

Зейн улыбается:

- И ты это любишь.

Лиам качает головой, но этого не отрицает.

***

Он звонит Луи и Гарри, приглашает так же Найла, просит у мамы машину, и они впятером едут на картинг. Это лучшее, что Зейн смог придумать, потому что Луи предложил лазер-тэг, но Зейну показалось, что Лиам все ещё выглядит слишком уставшим и вымотанным для него, и он не хотел, чтобы ему вдруг стало хуже.

Это так странно. Зейн невероятно счастлив, он и не думал, что может чувствовать себя так. Луи постоянно дразнит его, Гарри искренне радуется за них с Лиамом, а вот Найл кажется немного обеспокоенным всем происходящим. Зейн не знает, почему, но он находит Лиама и Найла, отделившихся от всех, когда они о чем-то спорят. Он хочет подслушать, но Луи хватает его за руку и тянет прочь, а когда он возвращается к ним, они уже не разговаривают.

После все становится… проще. Лиаму все ещё делают химию каждые две недели, и Зейн забирает его из больницы ( мама практически отдала ему ключи от машины, хотя не то чтобы она когда-то ею особенно пользовалась) и затем они возвращаются к Лиаму, где Лиам ложится в постель и жалуется, а Зейн играется с его волосами, и заставляет его смеяться, и пересматривать один из любимых им фильмов.

И это так правильно. Они встречаются ивыскальзывают из дома позднее, чем им разрешают. Они целуются везде, где только могут – на кроватях и диванах, в машине мамы Зейна, на последних рядах в кино, и на скамейке в парке, и действительно везде, где Лиам позволяет ему – когда они в общественном месте он отказывается отпускать руку Лиама, как и Лиам отказывается выпускать его ладонь из пальцев. Они похожи на одну из тех пар противных подростков, но на самом деле между ними есть намного большее - что-то другое, и пусть Луи и дальше подшучивает над ними, смеясь над тем, как глупо они с Лиамом сходят друг по другу с ума, отчего Лиам краснеет, а Зейн гордо улыбается, потому что, да, он влюблен в Лиама. Что в этом плохого?

Проходит несколько недель, прежде чем Зейн понимает, что что-то не так. Или, если точнее, что-то не так с Лиамом. Ему должно было стать лучше - так он сказал. Но однажды, когда они лежат в постели и Зейн задирает его футболку, он понимает, что Лиам все такой же худой, как и был, если не хуже. Он должен был набрать вес, но этого не произошло. И когда Зейн замечает это, он начинает подмечать и всё остальное.

Как, например, то, что Лиам никогда не позволяет его маме разговаривать с ними дольше нескольких секунд. Как то, что они с Найлом будто бы скрывают что-то, когда они втроем собираются вместе. Как то, что у него все такие же мешки под глазами и одежда болтается на нем, и он по-прежнему не соглашается пойти куда-нибудь поужинать и не ест перед Зейном.

И все его подозрения, наконец, подтверждаются, когда в районе десяти вечера раздается звонок от Найла, и Зейну приходится признать то, что он долгое время пытался отрицать.

- Он в больнице, - говорит ему Найл. – Я думаю, ты должен позволить ему всё объяснить.

Зейн старается дышать, уставившись в стену перед собой.

- Он соврал, не так ли? – спрашивает Зейн.

- Да, - отвечает Найл, прежде чем повесить трубку.

Зейн прикрывает глаза на мгновение и поднимается с постели. Он не переодевается, но берет с собой свитер и спускается по лестнице. Его мама не спит, и он тихо просит её подвезти его до больницы.

- Что случилось? – спрашивает она с тревогой.

Зейн пожимает плечами и качает головой:

- Я не знаю. Правда.

Она взъерошивает ему волосы и берет ключи от машины. Зейн не помнит, говорит ли она что-нибудь по дороге. Всё, что он слышит – это «он соврал, он соврал, он соврал», эхом повторяющееся в его голове.

Когда они приезжают, мама спрашивает, хочет ли он, чтобы она пошла с ним. Он отвечает, что нет, не нужно, и заходит в двери больницы, вспоминая, как обещал себе, что никогда не вернется сюда, если его не потащат насильно или если его любимый человек не будет умирать. И он действительно хотел бы сейчас, чтобы его волокли через эти двери.

Он спрашивает на ресепшене, куда ему идти, и его отправляют на второй этаж. Он находит родителей Лиама в комнате ожидания, и его мама поднимается, когда он заходит внутрь. Она обнимает его и спрашивает, отстраняясь:

- Найл позвонил тебе?

Зейн кивает:

- Я могу его увидеть или…

- Конечно, - отвечает она быстро. – Мы ждем доктора, но… да, я думаю, ты можешь увидеть его.

Зейн снова кивает и направляется к двери, но тут же возвращается.

- Он сказал, что ему становится лучше.

Мама Лиама грустно улыбается:

- Знаю. Он старался для всех быть сильным. Но я часто спрашивала его, кто будет сильным для него?

Зейн не знает, что сказать, поэтому он просто проходит к двери палаты Лиама и открывает её без стука. Когда Лиам видит его, он закрывает глаза, для пущего эффекта прикрывая их ещё и рукой.

- Ты не должен быть здесь, - говорит ему Лиам. – Кто тебе позвонил?

- Найл, - отвечает Зейн.

Он садится на стул для посетителей, и ему так плохо от этого. Это место Лиама. Он должен быть тем, кто лежит на кровати, а Лиам должен быть на стуле для посетителей. Он не должен выглядеть таким худым под дурацким больничным одеялом, и к его левой руке не должно быть присоединено никаких проводков, и ничего из этого не должно происходить.

- Мне жаль, - говорит Лиам, опуская руку. – Мне жаль, что я солгал.

- Мне тоже, - говорит Зейн. – Мне жаль, что ты… что тебе пришлось всё скрывать и улучшать ситуацию для меня, тогда как я должен был быть тем, кто помогает тебе чувствовать себя лучше.

- Здесь нет ничего, чем ты мог бы помочь, - зло отвечает ему Лиам. – И я понимаю это, хорошо? Мне пришлось солгать, потому что если бы я не сделал этого, последние два месяца, что мы провели вместе, прошли бы в волнении и страхе, в то время, как мы могли наслаждаться жизнью и друг другом.

- Мы всё ещё можем, - говорит Зейн твердо.

Лиам горько смеется и качает головой:

- Нет, не можем.

Он пытается улыбнуться, но улыбка эта так слаба, что разбивает Зейну сердце.

- Ты не принимаешь этого, Зейн, но вот как всё будет теперь. Они оставят меня здесь, чтобы наблюдать за мной, делать анализы и пробовать на мне лекарства, пока… пока… - он машет рукой.

- Пока что? – требовательно спрашивает Зейн.

Лиам и не пытается больше улыбаться.

- Мне не становится лучше, Зейн, ты понимаешь, да? Мне не станет лучше.

- Лиам…

- И это всё, что я могу тебе предложить, и прости, это не то, чего ты заслуживаешь, но… это лучшее, что может быть, и если ты хочешь уйти, то сделай это прямо сейчас, пожалуйста, - говорит Лиам тихо.

Он говорит правду. Он не преувеличивает, чтобы оттолкнуть Зейна подальше. Он говорит чистую правду, и ему остается только выбрать.

- Если бы я хотел уйти, я бы сделал это давным-давно, придурок, - говорит Зейн слабо, вытирая слезы. Он пытается улыбнуться изо всех сил. – Господи, Лиам, посмотри, что ты сделал со мной. Теперь я плачу и улыбаюсь. Ты сломал меня.

Это должно было быть шуткой. Он шутил, но Лиам не воспринимает его слова, как шутку.

- Я знаю, - говорит он нежно. – И мне жаль, Зейн.

Зейн пожимает плечами и берет его за руку.

- Мне нет.

***

Он остается в больнице этой ночью, но родители Лиама возвращаются домой: мама Лиама плачет, когда обнимает его на прощание, а его отец пытается скрыть свои чувства, но, очевидно, что у него тоже красные и опухшие глаза.

Они просто разговаривают. Лиам рассказывает истории о своей семье, о Рождестве, когда его мама сожгла индейку, а обе его сестры заболели ветрянкой. Зейн рассказывает ему о том, как из-за Луи их почти арестовали, и Лиам смеется, а Зейну всё ещё тяжело поверить в происходящее. В какой-то момент, когда приходит медсестра с ежевечерней проверкой, Зейн сбегает в туалет, чтобы не слышать её слов. Он старается не обращать внимания. Он не хочет знать никаких подробностей. Все, о чем он заботится – это, чтобы Лиаму было хорошо – остальное неважно.

Конечно, мама отвозит его домой на следующий день, чтобы он мог помыться, но после он возвращается и проводит день в постели с Лиамом: они смотрят фильмы и разговаривают-разговаривают-разговаривают. Он должен пойти в школу на следующий день, и он идет, но неохотно. Очень тяжело сосредоточиться на занятиях, когда такое происходит с Лиамом, и он знает, что, может быть, это не слишком полезно для него самого, для оценок и прочего, но ему плевать. Школа будет всегда, а Лиама уже в скором времени может не быть.

К Лиаму пускают только трех посетителей сразу, но они нарушают это правило, когда в пятницу в больницу приходят Луи, Гарри и Найл. Но на самом деле Зейн не думает, что они нарушают какой-то распорядок, потому что его уже едва ли можно назвать посетителем. Он практически живет с Лиамом, оставляя его только тогда, когда его чуть ли не выпихивают из палаты (и это, черт возьми, так иронично).

- Привет, малыш, - говорит Луи, когда заходит в палату. Он медленно оглядывает Лиама, и Зейну становится неуютно, пока он не говорит: - Да, ты всё ещё мне нравишься.

Зейн закатывает глаза:

- Твоё явное влечение к моему парню, очень меня напрягает.

- Аналогично, - отвечает Гарри, садясь на кровать. Он откидывается назад, устраиваясь в ногах Лиама, так что его голова ложится к нему на колени. Лиам играет с его волосами, и Зейну становится тяжело дышать, потому что он любит их всех так сильно, и всё, что происходит – это несправедливо и неправильно.

- Проехали, - говорит Луи, отвлекая его от тяжелых мыслей. – Я просто в который раз предлагаю нам устроить оргию. Найл, ты тоже приглашен.

Найл смотрит, как он садится на стул для посетителей, и говорит:

- Я пас. Член – это не для меня.

- Ты не узнаешь, пока не попробуешь, - говорит ему Гарри.

Лиам смеется, но очень тихо, и Зейн смеется громче, чтобы это компенсировать.

- Вы все понимаете, как здесь скучно, да? – спрашивает Лиам. – Вы не должны быть здесь.

Он смотрит на Зейна:

- Кроме тебя. Ты не можешь уйти.

- Я не собирался в любом случае, - говорит Зейн, опуская голову на плечо Лиама.

- Чертов КПК, - стонет Найл. – Можем мы не говорить об этом?

Зейн целует Лиама, медленно, неторопливо, и это прекрасно. До того момента, пока ему не приходится запустить подушкой в Луи, который наблюдает за ними с нескрываемым интересом.

- Отвали, извращенец, - говорит Зейн.

- Меня просто заинтересовала твоя техника, - Луи откидывает челку со лба. – Слишком много языка, Зейн. Ты хочешь поцеловать его или задушить?

- Я хочу задушить тебя.

- Хорошо, что мы в больнице, - замечает Гарри. – Зейн может попытаться убить Лу, а тому сразу окажут помощь.

- Вы трое такие глупые, - комментирует Найл.

Лиам смеётся:

- О, да, - соглашается он. – И я жутко полюбил их.

- О, - умиляется Луи. Он прыгает на кровать, прямо на Зейна, который стонет и двигается, но на кровати и так слишком много народа, хотя её едва хватало и для него с Лиамом. Гарри и гигантская задница Луи – это просто слишком. – Найл, иди сюда. Групповые обнимашки.

- Нет-нет, - отвечает Найл.

Луи показывает ему язык, и Зейну жаль, что у него нет с собой камеры, чтобы запечатлеть этот момент, потому что он на самом деле прекрасен. То, как Луи и Гарри лежат вместе. То, как Лиам прижался к нему, а он обнял его за плечи. Голова Луи на груди у Гарри, а голова Гарри на коленях у Лиама. Найл сидит с забавным выражением лица, как будто он не понимает, как, черт возьми, попал сюда, но и уходить не собирается. Здорово.

И, конечно, Луи нужно всё испортить:

- Так вы двое что же, трахаетесь в больничной постели? Это вообще разрешено? Что скажет медсестра на все эти пятна, ну, ты понимаешь, когда будет менять белье?

- Проваливай, - стонет Зейн.

- Это справедливый вопрос, - защищается Луи.

И так проходит большинство визитов. Луи говорит всякую фигню, и Зейн на самом деле любит его за это, потому что Гарри и Найл слишком нежны и внимательны с Лиамом, и он видит, как это беспокоит Лиама, как он поджимает губы, когда думает, что никто не видит. Но Луи… Луи не думает, что говорит в целом и о Лиаме в частности.

Перед тем как они уходят, Лиам просит Луи остаться. Зейн хмурится, но он улыбается и повторяет просьбу ещё раз.

- Хорошо, - говорит Зейн, вылезая из постели. Луи выглядит смущенным, но Гарри выталкивает Зейна из палаты, прежде чем он успевает спросить, что происходит.

- Он плохо выглядит, - честно говорит Гарри, когда они выходят в коридор.

Найл вздыхает, и впервые Зейн замечает, какой у него уставший вид. Он понимает, что они, наверное, выглядят примерно одинаково сейчас.

- Будет хуже, - тихо говорит он. – Так было и в прошлый раз.

Зейн прислоняется к стене и опускает голову, так что волосы (не только челка, которая, кстати, ему надоела) падают ему на глаза.

- Он по-прежнему самый красивый человек, которого я встречал, - говорит Зейн, потому что так оно и есть. Он говорит это не для того, чтобы просто сказать или потому что от него ждут этих слов. Зейн думает, что никогда и никто не будет ему нужен так, как Лиам, и он будет с ним, несмотря ни на что. Болен он или нет – это неважно.

Несколько мгновений спустя из палаты выходит Луи, и у него мокрые от слез щеки. Гарри тяжело вздыхает и пытается обнять его за талию, но Луи вместо того, чтобы позволить ему это, обнимает Зейна.

- Я понимаю, - говорит Луи, когда Зейн гладит его по голове. – Я не понимал раньше, но теперь понимаю, как он пришел в твою жизнь и не оставил ни единой возможности для того, чтобы не любить его.

Зейну нечего сказать, потому что Луи уже все сказал.

- О чем вы говорили? – спрашивает Найл.

Луи отстраняется от Зейна и поправляет волосы.

- Он просто попросил меня принести ему кое-что, - он ничего не объясняет больше.

После этого трое из них уходят, а Зейн возвращается в палату к Лиаму. Зейн падает на кровать рядом с ним, и Лиам говорит:

- Тебе больше нравится Халк Марка или Эдварда? Он не нравится мне в Мстителях, но я, правда, думаю, что он проделал хорошую работу.

Зейн обзывает его придурком и целует в шею.

***

Он получает приглашения в колледж (о котором, если честно, он совсем забыл) и решает отложить обучение на год, из-за чего ругается, но не с родителями. Его мама, конечно, не рада такому решению, но в конце концов понимает его, а отец даже не пытается как-то комментировать ситуацию. Но они оба не были против. Против был Лиам.

- Нет, - говорит Лиам, когда Зейн поднимает этот вопрос. – Даже не думай об этом.

- Уже, - пожимая плечами, говорит Зейн. – Я могу пойти в университет и на следующий год. Люди пропускают год, чтобы поехать за границу, например, чем я хуже?

- Потому что ты делаешь это не для себя, - возмущается Лиам.

Он выглядит лучше сегодня, и это дает Зейну чуточку надежды. Его щеки немного румянее, и он не в кровати сейчас, потому что слишком занят тем, чтобы зло расхаживать по палате.

- Если бы ты пропускал год ради себя, я бы не был против. Но ты собираешься сделать это из-за меня, и я не могу тебе этого позволить.

- Ты так же не можешь говорить, что мне делать, Лиам, - напоминает ему Зейн.

Он думает, что всё сказал. Он лежит на кровати, потому что в отличие от Лиама, ему не нужно куда-то выплескивать свою злость. Он просто устал.

- Если ты не пойдешь в колледж, - начинает Лиам, и Зейн приподнимает брови, как бы спрашивая: ну, и что ты сделаешь, чтобы остановить меня, Лиам? - то не сможешь приходить ко мне. Я скажу медсестрам, что не хочу тебя видеть, и охрана, будь уверен, не пустит тебя внутрь.

Зейн садится, раскрывая рот от удивления.

- Ни за что!

- Думаешь, я не сделаю этого? – спрашивает Лиам.

Нет, Зейн совершенно точно, блять, уверен, что именно это он и сделает, потому что Лиам очень упрямый.

- Это нечестно, - заявляет Зейн. – Я просто хочу проводить с тобой больше времени. В следующем году тебя может и не быть здесь.

- Именно, - признает Лиам. – Именно, Зейн! Ты должен принять это. И, блять, твоя жизнь не должна крутиться вокруг меня. Я не могу позволить тебе сделать этого. Я не хочу видеть, как ты разрушаешь свою жизнь.

- Так что же, ты просто оттолкнешь меня?

- Если это то, что я должен сделать, - говорит Лиам тихо, прикрывая глаза. – Я не хочу. Ты знаешь, что не хочу. Но я должен.

- Ты хочешь, чтобы я просто ходил в школу, пока ты сидишь здесь и… и…

- И умираю, Зейн, - заканчивает Лиам. – Ты не сказал этого ни разу, как будто то, что ты избегаешь этих слов, может как-то изменить ситуацию.

- Ты не умрешь, - возражает Зейн. – Перестань, блять, вести себя так, будто это высечено в камне, Лиам.

- Может быть, - говорит Лиам, садясь на край кровати. – Я смирился с этим уже очень давно. И тебе нужно сделать то же самое, потому что я не могу просто сидеть здесь, рядом, пока ты врешь себе.

- У меня нет слов, - говорит Зейн, выдыхая.

- Я хочу, чтобы ты пошел в колледж, - твердо повторяет Лиам.

Зейн вздыхает и закрывает глаза.

- Почему это так важно?

- Потому что, - отвечает Лиам, сидя к нему спиной. – Просто… Зейн, пожалуйста.

Его голос становится мягче:

- Пожалуйста, сделай это ради меня. Я клянусь, я не попрошу ничего другого. Просто пообещай, что сделаешь это.

Зейн садится и двигается к нему, так что его ноги теперь вокруг талии Лиама.

- Хорошо, - соглашается он, целуя Лиама в шею. – При одном условии.

- Что угодно, - тут же отвечает Лиам.

- Пообещай, что с тобой всё будет хорошо, - тихо говорит Зейн.

Лиам напрягается:

- Я говорил раньше и повторю снова: я не даю обещаний, которых не могу сдержать.

- Так сдержи его.

- Зейн…

- Пообещай, и я обещаю пойти в колледж.

- Ты знаешь, я не могу…

- Пообещай мне, Лиам, - говорит Зейн, прижимаясь губами к его коже. – Пообещай мне. Пообещай, потому что мне это нужно.

Он абсолютно уверен, что Лиам чувствует его слезы на своей шее. И когда Зейн успел стать таким ребенком, плачущим при каждом удобном случае? Он за последние несколько месяцев плакал больше, чем за последние десять лет вместе взятые.

- Хорошо, - мгновение спустя отвечает Лиам. – Я обещаю.

- Спасибо, - бормочет Зейн, обхватывая Лиама руками. – И ещё кое-что.

Лиам вздыхает:

- Ты сказал, одно условие.

- Я соврал, - легко отвечает Зейн. – Я хочу ещё одно обещание.

- Что, хочешь, чтобы я пообещал покончить с голодом на планете? Или, может, о мире во всем мире?

- Нет, я хочу, чтобы ты пообещал, что мы пойдем на Железного человека 3 в день, когда он выйдет. Премьера в кинотеатре. И мне плевать, что нам придется выйти отсюда на несколько часов.

Лиам смеется, но это больше похоже на рыдание:

- Я обещаю.

- Хорошо, - говорит Зейн. – Теперь мы можем обняться?

- Ты одержим обнимашками, - замечает Лиам.

- Нет.

- Да. Зейн Малик - плюшевый мишка. Нет ни одной твердой кости в твоем теле.

- Правда? – Зейн притягивает его ближе. – Ты уверен в этом? Потому что эта косточка кажется очень…

- Все, стоп-стоп, не делай этого, - умоляет его Лиам. – Боже, и я думал, что я странный.

========== Часть 8 ==========

К тому времени, как лето подходит к концу, Лиам не чувствует себя лучше. Если раньше он мог подниматься с постели и прогуливаться по коридору или палате, и можно было представить, что он вовсе и не болен, что он всего лишь излишне худой и бледный подросток, то теперь он передвигается только с помощью инвалидного кресла и спит большую часть времени.

Зейн уходит как-то вечером домой, чтобы на утро обнаружить Лиама, окруженного медицинскими аппаратами. Он вспоминает, как думал, что Лиам – робот, потому что тот был слишком идеальным, чтобы быть настоящим, и теперь он действительно похож на него. Если честно, в палате больше приборов и аппаратов, чем самого Лиама, и это пугает Зейна, потому что вот оно – происходит на самом деле, и нет смысла больше отрицать очевидное - Лиаму хуже с каждым днем.

Луи приходит почти каждый день. В четверг он приводит с собой Гарри и приносит камеру и CD-диски для Лиама. Он вставляет диск в DVD-проигрыватель, и музыка наполняет комнату. Зейн почти спрыгивает с кровати, когда играет The Fray – How to Save a Life, чтобы перемотать её, но Лиам удерживает его за руку.

- Мне нравится эта песня, - говорит он, а Зейну хочется разломать диск на кусочки.

- О, посмотрим, - говорит Луи, наводя на него камеру. Гарри закатывает глаза и поправляет её. – Наш первый совместный момент пойман на пленку. И давайте посмотрим, как Зейн пытается вывернуться из захвата своего любимого. Но, черт, ему не стоит недооценивать руки Лиама. Они очень длинные, а руки Зейна, как у тираннозавра Рекса – они не идут ни в какое сравнение с орангутангскими руками Лиама.

- Выключи камеру, Луи, - шипит Зейн, загораживаясь от него рукой.

- Нет, - уверенно отвечает Луи. – Я делаю то, о чем меня попросил Лиам.

Зейн поворачивается к Лиаму, раскрыв от удивления рот:

- Ты попросил его об этом?

- Да, - Лиам смотрит на него вызывающе, и Зейн думает, что ему нужно меньше времени проводить с Луи, потому что тот плохо на него влияет.

- Зачем? – спрашивает Зейн.

Лиам пожимает плечами вслед за Луи, и Зейну с Гарри остается только догадываться, что скрывают от них эти двое.

- Хорошо, - медленно произносит Гарри. – Луи, я надеюсь, что ты не пытаешься затащить Лиама в постель таким образом, потому что мне уже не нравится эта идея.

Замечание Гарри разрушает неловкое молчание между ними: Луи и Лиам оба смеются, когда Зейн опускает руку на бедро Лиама. Луи придется поискать своего собственного Лиама, потому что этот – его.

Видеокамеры становятся постоянным фактором. Луи может не быть в палате, но они всегда здесь. Иногда Лиам просит его включить их для него (Луи и Лиам совершенно не способны управляться с ними сами, и Зейну с Гарри всегда приходится показывать им, как это делается), так что он снимает Зейна, когда тот пытается рисовать, или просто ставит камеру на тумбочку, когда они смотрят Бэтмена. Он не знает, зачем, и больше не спрашивает, потому что Лиам уходит от ответа всякий раз, когда он пытается выведать, в чем же дело.

В итоге почти каждый момент их лета можно найти на записи. И оно проходит слишком быстро. Зейн не хочет, чтобы лето заканчивалось, потому что, когда оно подойдет к концу, он должен будет уехать. Он пообещал Лиаму пойти в колледж, и он выполнит свое обещание. Хотя это совсем не значит, что он уедет далеко. Колледж, в который он на самом деле хотел пойти, прежде чем встретил Лиама, находится в семи часах езды отсюда. Но тот, в который он пойдет – в часе с половиной, и он планирует возвращаться домой на каждые выходные, сразу же после последнего занятия.

Он не хочет уходить. Он совсем-совсем не хочет уходить. Он до последнего момента откладывает сбор вещей. Он проводит большую часть времени в палате с Лиамом, даже спит там, пока медсестры не выгоняют его и не заставляют пойти домой (что они обычно на самом деле не делают, потому что очень любят Лиама и, соответственно, терпят Зейна), и он ненавидит их. Его собственная кровать всё меньше пахнет корицей, и он ворочается в ней полночи, но не может уснуть.

Он не может больше сдерживать свои эмоции: день отъезда неумолимо приближается.

Луи вызывается отвезти его. Его колледж в трех часах езды от города, и да, это далеко, но у него всё равно всё не так плохо, как у Зейна. Да, конечно, Гарри будет учиться в колледже, который находится в часе езды в противоположном от Луи направлении, и они так же будут находиться долгое время вдали друг от друга, точь-в-точь как он с Лиамом, но Гарри и Луи могут возвращаться домой каждые выходные, точно зная, что другой будет ждать его там. У Зейна такой роскоши нет.

Они уезжают рано утром, задолго до того, как начинаются часы приема. Зейну плевать, и никто не останавливает его на пути к палате Лиама. Луи попрощался с ним вчера, и это было горько и больно до слез, но сейчас – время только для них двоих.

Лиам просыпается, когда он появляется в палате. Он тяжело дышит, хотя Зейн знает, что он не двигался последние несколько часов. Это норма с недавних пор.

Зейн не сразу подходит к нему. Он стоит и смотрит на Лиама, стараясь запомнить в нем мельчайшие детали. Запомнить остроту его скул и линию подбородка. Запомнить его плечи – кости видны даже под свободной футболкой. Запомнить темные круги под его глазами, как будто Зейн рисует его, а после размазывает карандаш у Лиама под глазами. Запомнить то, что его губы больше не розовые, а почти белые, как и он сам.

Но глаза – его глаза никогда не меняются. Они по-прежнему широко открытые и теплые, и они – это самое красивое, что Зейн когда-нибудь видел. И они изучают его, как будто Лиам тоже хочет его запомнить.

- Что ты делаешь? – спрашивает Лиам. Его голос слаб и хрупок - будто что-то трещит в воздухе.

- Запоминаю тебя, - признается Зейн. – Я хочу запомнить тебя, в случае если… Просто хочу запомнить тебя.

- Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал, - спокойно отвечает Лиам. – Не вижу причин для этого.

Зейн подходит к нему, присаживаясь на стул для посетителей.

- Несколько причин, - говорит он, слабо улыбаясь. – В основном, потому что ты невероятно сексуальный.

Лиам слабо фыркает:

- Ты просто смешон.

Зейн пожимает плечами:

- И мне нормально с этим живется.

- Сколько у нас времени? – вдруг спрашивает Лиам.

Зейн смотрит на него и думает, что, наверное, осталось недолго, но это не то, что Лиам имеет в виду.

- Около десяти минут, - отвечает Зейн тихо.

Лиам кивает.

- Хорошо, - говорит, - ты знаешь, что… в общем, мне будут делать химию ещё две недели. Если она не сработает, то они… перестанут. Пытаться, я имею в виду.

Зейн прикусывает язык, потому что чувствует, что не может больше контролировать своё лицо, но он обещал не плакать при Лиаме. Обещал.

- Ясно.

- Мы никогда ничего не знаем наверняка, так? – говорит Лиам. – Чудеса или что-то вроде них. Они случаются.

- Да, - нежно говорит Зейн. – Конечно.

Лиаму больно, и пусть он всеми силами, как и Зейн, старается сдерживаться – это почти невозможно.

- Я попробовал. Сдержать обещание, я имею в виду. Я попробовал, Зейн, но я устал.

- Я знаю, - говорит Зейн, потому что он понимает. Он тоже устал. – Я буду здесь на выходных. Обещаю. Каждые выходные я буду здесь. Не смотря ни на что.

- Я жду этого с нетерпением.

- Черт, - Зейн вытирает глаза. – Черт, Лиам, я просто… Я не могу. Я… - он поднимается. – Прости.

Он идет к двери, потому что его не хватает ни на что другое. Он слабак. Всегда им был. Поэтому он вроде бы уходит, но не может открыть дверь. Вместо этого он прислоняется к ней – дерево охлаждает его горячий лоб. Он пытается дышать, пытается вспомнить, как это делается. Он лезет в карман за сигаретами, но вспоминает, что не может закурить здесь – в палате, и у него нет времени на то, чтобы выскользнуть наружу, покурить и вернуться. Часы тикают, а Зейн попросту теряет время.

Он разворачивается и видит, что Лиам лежит, тупо уставившись в стену. Он вроде бы даже не плачет - не рыдает, его тело не движется. Слезы просто текут из его глаз, как будто он ничего не может с ними поделать.

- Я люблю тебя, - говорит ему Зейн, возвращаясь к постели. Он берет руку Лиама, ту, что не окружена трубками. – Очень сильно.

- Пообещай, что не найдешь в университете сексуального парня, который, не знаю, носит дурацкие шапочки и читает стихи, проводя вечера в Starbucks?

Зейн давится смешком:

- Обещаю.

- И делай домашнюю работу, Зейн, - говорит он. – Я знаю, ты притворяешься, что делаешь её, а сам в это время читаешь комиксы.

- Хорошо.

- И сделай фотографии для меня. Привези их на выходных. Я хочу увидеть твою комнату, и библиотеку, и кампус.

- Обязательно.

- И… пообещай мне, что с тобой всё будет хорошо.

Зейн качает головой и говорит:

- Я не даю обещаний, которых не могу сдержать.

Лиам кивает и притягивает его к себе для поцелуя, который слишком мокрый из-за их слез. Зейн отодвигается от него, чтобы провести напоследок по его губам языком и почувствовать на нем вкус корицы.

- Я люблю тебя, - говорит Лиам, наконец.

Зейн кивает:

- В эти выходные. Я буду здесь. И мне нужно уйти, прежде чем Луи придет и выпихнет меня отсюда.

Лиам улыбается ему, радостно и солнечно.

- Иди и строй свою жизнь, Зейн, - говорит ему Лиам, и он знает, что будет, потому что только так сможет сделать Лиама счастливым.

Когда он выходит на улицу, Луи стоит, прислонившись к машине. Ему хватает одного короткого взгляда на Зейна, чтобы притянуть его к себе и сжать в объятьях почти до боли, и он обнимает в ответ тут же. Луи знает его, знает так хорошо, что им не нужно ничего говорить друг другу. Они садятся в машину, Луи врубает музыку, и они просто уезжают.

***

Его сосед по комнате – это маленький засранец, который думает, что это нормально – слушать Black Sabbath в два часа ночи, который оставляет свою одежду повсюду и чьи стаканчики из Starbucks валяются по всей комнате. Зейн старается проводить как можно больше времени вне комнаты. Ему нравится библиотека, потому что она огромная, теплая и в ней пахнет книгами.

В среду он делает тату. Он не планирует этого заранее, а просто осматривает город, прогуливаясь, курит, стараясь не думать ни о чем, натыкается на тату-салон и открывает дверь внутрь, прежде чем успевает передумать.

Он набивает её на бедре, чуть ниже сердца, которое по признанию Лиама было его любимым тату у Зейна (и которое не имеет никакого отношения к нему, потому что он сделал её по глупости, но Лиаму она пришлась по душе). Эта татушка маленькая и простая, не требует много времени для того, чтобы её сделать.

- Какое именно солнце? – спрашивает парень, когда Зейн подходит к прилавку.

Зейн пожимает плечами:

– Какое угодно. Они все ярко светят.

Парень пялится на него, но он работает в тату-салоне, так что очевидно встречался с чертовски странными запросами, которые кажутся ему полнейшей глупостью. Он позволяет мастеру сделать всё, что тот захочет, и в конце концов остается очень довольным. Татуировка черная по краям, но ближе к центру черный сменяется ярким, солнечным желтым. Зейн платит двадцатку сверху за работу.

Он показывает тату Лиаму, как только заходит в палату, потому что лучше поговорить о татуировках, чем о том, что Лиама окружает ещё больше аппаратуры.

- Солнце? – спрашивает Лиам, хмурясь. – Почему?

Зейн пожимает плечами и падает на кровать рядом с ним, стараясь не задеть ничего.

- Потому что твоя улыбка – это ярчайшая вещь, которую я видел и с которой может сравниться разве что солнце.

Лиам фыркает и игриво толкает его руку.

- Такой милый, - говорит он, не в первый раз. – Где ты прячешь книжки со стихами, Малик?

Зейн улыбается и целует его, пока хватает дыхания (это не занимает много времени, но он старается не думать об этом).

***

Следующая неделя тяжелее предыдущей, потому что в четверг Лиам должен узнать, есть смысл продолжать его лечение или нет. Он не находит себе места большую часть времени. Он цапается со своим соседом по комнате так часто, что в какой-то момент им предлагают даже поменять комнату.

Во вторник девочка из его класса по английскому предлагает ему сходить погулять, и Зейн вежливо отвечает ей, что уже занят кое-кем. Она говорит, что это, должно быть, счастливая девушка, и Зейн качает головой, потому что это не так. Не потому, что Лиам – парень, а потому что он, очевидно, не самый счастливый человек на свете. Зейн – счастливчик. У него есть Лиам, и с ним самим всё хорошо, в то время как с Лиамом нет.

В ночь на среду он не спит. Он пытается, но, блять, это бесполезно. Он просто не может заснуть. В конце концов он выскальзывает на улицу и садится на траву возле дерева, которое закрывает ему луну и звезды. И он выкуривает почти целую пачку сигарет, думая о том, почему все говорят, что они убивают его, тогда как он не умирает. Во всяком случае не физически.

Он в классе, когда телефон в его кармане вибрирует. Обычно он игнорирует его, потому что Луи постоянно шлет ему сообщения с различными жалобами, но в этот раз это не Луи, а Найл, и он звонит ему. Зейн оставляет свои вещи и выходит в коридор, чтобы ответить.

Найл не утруждает себя приветствиями. Он просто говорит:

- Тебе нужно увидеть его, - и кладет трубку.

Зейн пытается перезвонить ему, но он не отвечает, и Зейну кажется, что он знает, почему. Он ждал этого, и вот оно. Очевидно: Лиаму не станет лучше, и он должен смириться с этим.

Зейн не хочет возвращаться в класс за вещами, но его учебники стоят больше, чем новая татуировка, и он не может потерять свои записи. Несколько человек смотрит на него, когда он хватает свои вещи и буквально выбегает из класса, но ему плевать.

Он добирается до общежития, бросает вещи на кровать, прежде чем достать немного денег, спрятанных между комиксами. Его не волнует, что такси до железнодорожного вокзала будет стоить ему двадцать фунтов. Это не имеет значения.

Поездка длится очень долго, и Зейну хочется рвать на себе волосы, глядя на мир за окном. Он не может усидеть на месте, и он бы возможно побежал от общежития до больницы, но это займет несколько дней, так что, к сожалению, ему остается только сидеть и ждать.

Немного странно, что мама встречает его, когда он приезжает. Он думает, что, наверное, Найл сказал Лиаму, что он приедет, а тот позвонил его маме. Они не разговаривают по дороге в больницу, и Зейн рад этому, потому что едва ли сможет связать и несколько слов.

Медсестра кричит на него, когда он бежит по коридору, но он не может, блять, не бежать. Потому что вот оно, это то, о чем Лиам говорил. И только Бог знает, сколько секунд, которых он тратит на то, чтобы идти пешком, а не бежать, он может провести с Лиамом.

Когда он появляется в палате, ему хочется плакать. Он помнит, что когда-то Лиам был крупнее него. Мог поднять его без проблем. Сейчас Зейн мог бы сделать это с ним. На самом деле он знает, что если Лиам и попытался бы поднять его, то не смог бы. Или рассыпался бы на сотни острых частиц, потому что он сейчас - одни острые углы. Он теперь не самый сильный - Зейн должен стать им.

- Ты вспотел, - говорит Лиам, отводя взгляд от телевизора.

Зейн не отвечает и лезет к нему в кровать.

- Я не уйду, когда выходные закончатся, - говорит ему Зейн. – Я не уйду, пока…

- Уйдешь, - уверенно прерывает его Лиам. – Ты уедешь в воскресенье или я заплачу кому-нибудь, чтобы тебя выволокли отсюда.

Зейну хочется схватить Лиама и встряхнуть его.

- Нет.

- Да.

- Нет.

- Зейн, - мягко говорит Лиам. Он качает головой и улыбается той дурацкой улыбкой, которую Зейн так сильно любит. – Ты знаешь, что мой доктор сказал сегодня?

Зейн трясет головой и рассеянно вытирает щеки. Плакать уже даже не стыдно. Это норма.

- Нет, - говорит он осипшим голосом.

Лиам улыбается.

- Он сказал, - Лиам делает паузу, чтобы вздохнуть. – Он сказал, что если так пойдет и дальше, то я буду на ногах к тому моменту, чтобы отвести тебя на тот дурацкий фильм.

Зейн застывает на мгновение, прежде чем снова покачать головой на этот раз быстрее, так быстро, что голова начинает кружиться.

- Тебе…

- Становится лучше, очевидно, - говорит Лиам. – Он говорит, что я снова поддаюсь лечению, и пока всё идет так, как нужно, я могу победить болезнь.

- Не шути со мной, Лиам, - злится Зейн. – Не в этот раз. Не ври мне для моего же блага.

Лиам смеется и притягивает его ближе.

- Я не шучу, - говорит он Зейну в губы. – Обещаю.

Два года спустя

- Серьёзно? – спрашивает Зейн, поднимая брови. – Железный человек 3? Опять?

- Ну, было же здорово, - тянет Лиам. – Давай.

- Нет, - твердо отвечает Зейн. – Мы смотрели его в прошлые выходные.

Лиам стонет и говорит:

- Хорошо-хорошо.

Он достает из коробки диск и хмурится:

- Что это?

Зейн пожимает плечами:

- Я не знаю. Луи дал мне его.

- Не упоминай при мне его имени, - просит Лиам. – Знаешь, что он сделал на этой неделе? Он нарисовал точное изображение члена Гарри на стене нашей комнаты. Вены и всё прочее.

Зейн давится смешком:

- Ты сам захотел жить с ним. Видишь, я умный. Я живу один, потому что соседи – это ужасно.

- Мне нравится Луи, - спорит он. – Но не тогда, когда его слишком много или когда он разрисовывает нашу комнату гениталиями.

Зейн нежно улыбается, глядя на него:

- Включи диск. Я не хочу смотреть его, потому что боюсь, что это порно, но если это так, то я хотя бы не буду страдать в одиночку.

Лиам недовольно косится на него, но вставляет диск в проигрыватель. После этого он залезает в постель к Зейну и обнимает его. Его руки тяжелые, потому что Лиам постоянно работает над собой (так что у Зейна скоро начнет развиваться комплекс), но это неважно, потому что Лиам пахнет корицей и чувствует себя рядом с ним как дома.

Когда видео начинается, Лиам замирает.

- Я знаю, что это, - говорит он, поднимаясь. – Я выключу.

- Не надо, - быстро говорит Зейн, притягивая его к себе. Он видит Лиама на экране и узнает комнату. – Что это?

Лиам накрывает лицо подушкой.

- Зейн, выключи. Мне очень неловко. Ты не должен был видеть этого.

Зейн смеется.

- Ну, теперь я точно собираюсь посмотреть.

- Стой, я не думаю, что включил её, - говорит Луи, и его лицо занимает весь экран. – Черт, обычно Гарри её включает. Я не знаю, как… о, это запись.

- Ты идиот, - бормочет Лиам.

Камера движется и останавливается на Лиаме. Он на больничной койке: выглядит совершенно обессиленным, но счастливым. Он пытается оттолкнуть от себя камеру, когда Луи фокусирует её на его лице, но тот движется вокруг него, так что он не может этого сделать.

- Итак, Лиам, - говорит Луи низким и драматическим голосом, - ты сказал, что хочешь оставить сообщение для Зейна, что, кстати говоря, совершенно бессмысленно, потому что если я привязываюсь к людям, то не отпускаю их просто так, и ты не можешь бросить меня. Но поскольку ты болен и очень упрям, я сниму это видео смеха ради. Давай, что ты хочешь сказать своему ужасно глупому парню?

Лиаму неловко, и он закатывает глаза на камеру или, точнее, для Луи по ту сторону камеры, прежде чем сказать:

- Я не буду говорить при тебе. Это очень неловко, и ты ужасно глупый.

- Какой грубый, - издевается Луи. – Я не глупый. Это ты глупый.

- Просто дай мне камеру и выйди на минуту?

Луи вздыхает.

- Хорошо, - говорит он.

Камера трясется, а затем фокусируется на заднице Луи.

- Гарри, - говорит Лиам, - я знаю, ты будешь позже редактировать это видео, так что вот подарок для тебя.

Лиам смеется сам над собой, потому что это Лиам. Затем камера перемещается снова, пока не ложится на кровать и не останавливается на лице Лиама. С этого угла он выглядит ещё более больным, и его кожа такая бледная, что кажется почти прозрачной.

- Хорошо, - говорит Лиам, кивая. – Я чувствую себя очень-очень глупо, но думаю, это не имеет значения, потому что это не для меня. Это для тебя. Для тебя, Зейн, хотя я знаю, что ты не единственный, кто увидит это видео. Гарри точно увидит, и Луи – любопытная задница, наверное, тоже.

Лиам делает паузу, чтобы попить. Он много пил, когда был в больнице. Говорил, что во рту всё пересыхает от таблеток, и всегда пил воду из бутылок. Сейчас же он даже не смотрит на бутылки, а пьёт из чашки и отказывается всякий раз, когда кто-то предлагает ему бутылку с водой.

- Это на самом деле не прощальное видео, - тихо говорит Лиам. – Я имею в виду, я может никуда и не уйду, да? Это то, что ты всегда мне говоришь. Но это «прощай» на всякий случай. Потому что ты так же всегда повторяешь, что я сильный, но на самом деле я трус и не могу сказать тебе всё, что думаю, в лицо, по крайней мере не сейчас. Но я обещаю, что если всё закончится хорошо, я объяснюсь перед тобой в конце концов. Просто не сегодня. И, наверное, не скоро. Это на случай, если у меня не будет возможности сделать это. На случай, если я… ну, ты понимаешь.

Лиам задерживает дыхание и улыбается.

- Я не знаю, с чего начать, - признается он. – Может, с самого начала или… нет. Как-то мама пришла навестить меня. И мы разговаривали, но… я чувствовал, что готов вот-вот расплакаться, и я прилагал все усилия, чтобы не сделать этого, потому что знал, что растрою её. И я всегда делаю это, знаешь? Я не хочу, чтобы кто-то из вас огорчался из-за меня. И она это видит, она говорит: «Ты всегда был сильным для меня». И я не отрицаю, потому что это правда. И потом она говорит: «Я всегда думала о том, сможет ли кто-то быть достаточно сильным для тебя. И я очень переживала об этом, но не теперь», - он слабо улыбается. – И она права, потому что теперь у меня есть ты. Ты всегда стараешься быть сильным для меня, даже тогда, когда я хочу, чтобы ты не делал этого, потому что я предпочел бы быть сильным для тебя. Мы команда мучеников, не правда ли?

Зейн смотрит на экран, принимая всё это. Принимая то, как Лиам выглядит, потому что уже очень долгое время он не был таким худым, бледным, в общем - больным.

- Я думаю, что просто хочу, чтобы ты знал, что… что ты лучший человек, которого я когда-либо встречал, - говорит он. – Я понял это сразу же. Ты, нахмурившись, пинал здоровой ногой, которая не была перевязана, автомат с едой и ругался сквозь зубы. И в конце концов онвыдал нужный товар, потому что ты всегда получаешь то, чего хочешь, не так ли? Ты такой настойчивый и упрямый, - он усмехается. – И для меня всё стало ясно с того самого момента. И остается таким до сих пор. Даже если бы ничего между нами не произошло – если всё случилось бы по-другому, мое отношение к тебе не изменилось бы. Я не думаю, что встретил бы ещё кого-то, кто был бы нужен мне так сильно… и нужен до сих пор. Ты.

- Не плачь, - говорит вдруг Лиам, заставляя Зейна пропустить несколько слов с экрана.

- Прости, - быстро отвечает Зейн. – Можем мы… просто досмотреть видео?

Лиам замолкает на мгновение, но в конце концов кивает.

- … Бэтмен, я был никем. Думал, что ты один из тех крутых и неприступных парней, но потом я узнал тебя и понял, что ты один из самых больших задротов, которых я когда-либо встречал. Ты знал все слова, и тебя не волновало, что я шепчу диалоги себе под нос, потому что делал так же, - он трет глаза. – Я не слишком-то красноречив. В отличии от тебя. «В основном, потому что ты невероятно сексуальный». Это сработало на ком-то ещё? Кто-то ещё купился на это или только я? Надеюсь, что только я, хотя на самом деле сомневаюсь.

- Луи стучится в дверь, - говорит Лиам. Он закатывает глаза. – Дай мне ещё минуту. Я почти закончил.

- Тебе лучше не мастурбировать для него на камеру, Лиам. Я клянусь, что…

- Короче говоря, - игнорирует его Лиам, - мне лучше поторопиться. На самом деле как-то так получилось, что я не сказал ничего важного. Просто… я люблю тебя, знаешь? Я очень-очень сильно тебя люблю. И я и подумать не мог, что у меня когда-нибудь будет такая возможность. На всё это. Но вот она, и я просто… я обещаю, хорошо? – он переходит на шепот. – Я обещаю, что тебе никогда не придется смотреть это видео, если только я не буду рядом с тобой в этот момент. Я не должен бы обещать этого, потому что не знаю, смогу ли сдержать слово, но я обещаю.

Он берет камеру, экран вращается – он возится, чтобы спустя мгновение выключить её.

Комната погружается в тишину, нарушаемую только их дыханиями. Лиам смотрит в экран – он покраснел, а голова Зейна немного кружится.

- Я сдержал его, - наконец, говорит Лиам. – Обещание. Их все.

- Да, - отвечает Зейн – его язык заплетается. – Да, сдержал.

И Зейн притягивает к себе Лиама, на губах которого играет счастливая улыбка, точь-в-точь такая же, как на лице Зейна.

***