Скрип-скрип... [Рене Маори] (fb2) читать онлайн

Рене Маори Скрип-скрип…

Пани Зофья, девяноста двух лет от роду, передвигается в инвалидном кресле. Пани еще крепкая и может ходить сама, но не желает утруждать свои старые ноги. Она гордится тем, что, всю жизнь занимаясь крестьянским трудом, заслужила личный транспорт. При движении кресло слегка поскрипывает. Пани не очень хорошо слышит и скрип этот воспринимает как легкую вибрацию, всем своим иссохшим телом.

Еще у пани Зофьи есть круглосуточная няня. Государство заботится о своих престарелых гражданах, оно бесплатно предоставляет иностранных нянь, являющихся по совместительству уборщицами и поварихами. Несмотря на то, что эта услуга государственная, пани Зофья уверена, что женщина, поселившаяся в доме, на самом деле просто служанка, нанятая ею самой за собственные деньги.

Больше у старушки нет никого в этом мире. Свой век она скоротала в девичестве, и сумела пережить и родителей, и братьев и даже всех своих подруг.

Анна моет унитаз, низко склонившись и с силой елозя ершиком по фаянсовым стенкам словно хочет протереть в них дыры. Она вдыхает пары кислоты, кашляет, отплевывается и поэтому не сразу слышит тихий скрип за спиной.

— Анка, — врывается в ее мысли трубный голос, — ты что же такое делаешь, песья кровь?!

Анна вздрагивает и, не повернув головы, спрашивает усталым голосом:

— Что не так?

— Ты моешь левой рукой, — кричит пани.

— Я — левша, — отвечает Анна.

— Немедленно возьми щетку в правую руку!

Анна покоряется. Пани Зофья удовлетворена, она отъезжает в гостиную. Скрип-скрип…

Анна возится в кухне, заворачивает фарш в отваренные капустные листья, ее короткие сильные руки производят удивительно точные движения, словно голубцы делает автомат. Она любит такие минуты покоя.

За ее спиной хлопает холодильник.

— Анка, ты сколько котлет вчера налепила? — вопрошает пани грозным голосом.

— Десять, — отвечает Анна.

— А здесь только шесть. Две я съела в обед, а где еще две? Ты что же, ешь мои котлеты, пока я не вижу?

— По контракту мы питаемся вместе.

О, это волшебное слово «контракт». Старуха повержена. Она удаляется из кухни, что-то ворча. Скрип-скрип…

Но вообще-то пани Зофья щедрая. Иногда она открывает огромный сундук и достает из него какое-нибудь ветхое платье времен своей молодости. Она дарит это платье Анне с напутствием, что вещи нужно носить, иначе они портятся. Анна с благодарностями принимает щедрый подарок и кладет его в шкаф. У нее уже целая полка забита платьями пани, смердящими нафталином. А проклятый сундук все не пустеет.

Ночью Анну будит вопль из соседней комнаты:

— Анка, холера! Опять ты спишь, а я тут замерзаю!

На часах ровно два. Еженощный ритуал проходит по графику. Анна вскакивает с кровати и босиком несется в спальню подопечной. Почти не разлепляя век, она передвигает деревянную табуретку и стаскивает с антресолей теплое одеяло. Укутав немощное зябкое тело старухи, она возвращается к себе, прекрасно зная, что ровно через час та начнет кричать, что ей жарко. Пани Зофья страдает бессонницей и ей невыносимо скучно ночами. Она развлекает себя, толкая слабой рукой пустое кресло, которое всегда стоит возле кровати. Скрип-скрип…

Этот скрип сводит няню с ума, но сколько она не пыталась с ним бороться — и крепления смазывала, и, вооружившись инструментами, разбирала все кресло по винтику, скрип не исчезает, словно заколдованный злой волей старухи.

Вот так и коротают дни и ночи две одиноких души — одна отнимающая покой, а вторая не имеющая покоя. И исподволь зреет глухая ненависть, разрастается и ширится, готовая каждую минуту вырваться наружу.

Только один час в сутки, один единственный час приносит иллюзию перемирия. После ужина пани Зофья, отгородившись от мира наушниками, клюет носом перед телевизором, и Анна, пользуясь передышкой, усаживается в кресло под старым торшером с вязанием в руках. Автоматически перебирая спицами, она уходит глубоко в свои мысли, лишь изредка, словно вспоминая, что не одна в комнате, поднимает на старуху глаза и всматривается в резкий, словно рубленный профиль. В такие минуты она пытается нащупать в собственной душе хоть каплю симпатии к своей подопечной. Или, на крайний случай, каплю жалости. Появись эта жалость, и насколько легче стало бы переносить бесконечные капризы старухи. Но нет, душа ее молчит, и только спицы продолжают монотонно звякать в полной тишине.

В фирме по найму сказали, что Анна не получит другую работу, пока не истечет контракт. Она заключила его на три года. Вот и год прошел. Осталось всего два. А далеко в другой стране ее терпеливо ждет сын, которому она обещала построить дом. Анна, наморщив лоб, посчитывает свои скудные доходы и улыбается жалкой улыбкой, как улыбается нищий, нашедший на дороге пятак.

Старый дом кряхтит, под порывами ветра трясутся и стучат ставни, и где-то над головой, на чердаке слышен странный хруст. Анна прислушивается и поднимает глаза к потолку. Пани Зофья, только что дремавшая под звуки телевизора, вдруг перехватывает ее взгляд и стягивает наушники.

— Что там? — спрашивает она, и сразу же делает безапелляционное заявление. — Мыши! Мыши-мыши…

— Я не полезу на чердак в такую темень, — сразу же заявляет Анна. Ее двойной подбородок трясется от негодования.

— А я и не прошу, — отвечает пани с немалой долей ехидства. Ей нравится, что «служанка» звереет от одного только слова «мышь». — Просто хочу сказать, что необходимо купить отраву.

— Я куплю.

— Нет, мы купим.

Пани никому не доверяет свой кошелек. Цены меняются так быстро, что уследить невозможно, а сверять каждый раз чеки слишком утомительно. И еще пани просто обожает появляться на людях в своей любимой шляпке и со служанкой. Каждая такая прогулка напоминает выезд коронованной особы, расточающей любезные улыбки направо и налево. Жаль только, что лавка слишком близко, всего через две улицы.

Купить отраву — минутное дело, но пани Зофья превращает покупку в ритуал. Она долго беседует с продавцом, внимательно выслушивая его объяснения. Рассматривает разноцветные пакетики, сдавливает их пальцами, прислушиваясь к чему-то, и, наконец, выбирает три «самых надежных». Продавец божится, что это «отличный выбор, и ни одной мыши не останется ни только в доме, а даже и у соседей».

— Гляди у меня, Йожик, — грозит пальцем пани, — если обманул, самого заставлю мышей вылавливать, собственноручно.

Йожик подмигивает Анне:

— Она может. Суровая дама.

Поздним вечером, уложив пани в постель, Анна берется за приготовление мышиной приманки. В инструкции сказано, что для борьбы с крысами нужно сделать шарики с ядом из вареного яичного желтка. А вот для мышей — наоборот, протравить зерно. Невинные кристаллики напоминают сахар.

«Нужно надеть перчатки», — думает Анна, и тут же об этом забывает, услышав очередной вопль из спальни:

— Анка, дзивка, где мой стакан с сахарной водой на ночь?

Няня наливает в высокий стакан воду из чайника, открывает сахарницу и на мгновение застывает, рассматривая содержимое. Жалость к себе, подавляемая целый год, прорывается наружу превратившись в жалость к несчастным пушистым зверькам, которым грозит мучительная смерть. Какое-то оцепенение охватывает все ее тело, туманит разум. Она хочет набрать сахар, но рука с ложечкой сама тянется к отраве. Анна щедро зачерпывает кристаллики, целых три ложечки и тщательно размешивает в стакане. Не забывает и добавить сахару. Потом ставит стакан на блюдечко и прикрывает его вышитой салфеткой. Неслышно ступая мягкими тапочками, пани не любит, когда топают, Анна заходит в спальню и ставит стакан на ночной столик. После чего уходит к себе и ложится в постель.

В два часа ночи, никто не будит Анну ужасным криком, она просыпается сама. Удивленно смотрит на часы, пугающая тишина дома кажется ей зловещей. В спальне тихо, не слышно даже дыхания пани, никто не раскачивает кресло, только ночник сиротливо светит своей желтой лампочкой, почти не дающей света.

Пани Зофья лежит неподвижно. Анна осторожно протягивает руку и, коснувшись холодного лба, одергивает ее. Ей кажется, что она коснулась глыбы льда. Пани Зофья мертва и, судя по всему, уже несколько часов.

— Боже мой, — в ужасе шепчет Анна, — что же я наделала?

Неминуемое наказание кажется ей неотвратимым. Она хватает стакан с водой и уносит его в кухню, чтобы смыть все улики. Но там, в ярком электрическом свете замечает, что жидкости не убавилось ни на миллиметр, стакан полнится до верхней белой полоски, как и заведено. Пани не пила отраву, она умерла сама, потому что время ее пришло. Но Анну продолжает трясти. Все ее толстое короткое тело дрожит словно в ознобе, напряжение последних месяцев выходит холодным потом. Она вновь возвращается в спальню и включает верхний свет. Старуха мертва, в этом нет сомнений. По разглаженному смертью лбу ползет муха, но ее больше некому согнать.

Анна уходит в гостиную и сидит там в кресле, не имея сил вызвать «Скорую». Ветер стучит ставнями, на чердаке скребется мышь, счастливо избежавшая гибели. И слышится среди этих звуков еще один — скрип-скрип…