Непримиримые (СИ) [Юлия Лиморенко] (fb2) читать онлайн

<p>

Непримиримые</p>

<p>

 </p>

   Паром осторожно подкрался к причалу и замер без единого звука -- только чуть качнулась у бортов чёрная маслянистая вода. Трап пролёг куда-то прямо в туман, где глохли звуки, не виднелось очертаний предметов и ничто не двигалось. Пассажиры на миг замерли у трапа, не решаясь шагать в никуда, и первым на влажный металл легко ступил высокий черноволосый мужчина в летнем сером плаще. По виду его трудно было сказать, из какой он страны и даже из какого века, -- казалось, не он подстраивается под окружающую реальность, а реальность под него. Паром чуть заметно качнулся, прощаясь, когда он сошёл с борта, вахтенный неожиданно для себя самого вытянулся и отдал честь, грязноватая прибрежная волна внезапно взлетела из-под трапа навстречу приезжему ярко-изумрудными брызгами, чистыми, как в солнечный день в открытом море. При нём не было никакого багажа, кроме длинного чёрного тубуса, который он осторожно нёс в левой руке. Ступив на трап, словно на сцену, мужчина зачем-то вытянул правую руку вперёд, и в тумане вдруг пролегла ясно видимая дорожка, свободная от сырой хмари. По ней доктор и вошёл в город -- первым из приехавших с той стороны канала.

   Утро давно перешло в день, но не похоже было, чтобы туман рассеивался. Его плотные сизые клочья волоклись по улицам, висели на шпилях кирок и соборов, плыли над перилами мостов, путались в проводах над узкими переулками. Доктор видел в тумане лучше людей и почти не плутал, пока добрался до гостиницы. Стеклянные двери холла отрезали его от уличной мути, но глазам ещё долго казалось, что по углам и на лестницах прячутся осточертевшие клочья...

   На этот раз доктор путешествовал один. В номере, скинув отсыревшее пальто, он пристроил в углу свой тубус, попросил горничную принести горячего кофе; горничная в белом передничке и чепчике на старинный манер с непередаваемым акцентом произнесла "минууутошкууу" и исчезла. Доктор присел на подоконник; сквозь бледно-серый тюль занавески ему была видна туманно-молочная река внизу, текущая вдоль улицы. Изредка в бледной мути мелькала тёмная человеческая фигура, разрывая сплошное туманное молоко, следом туман затягивал разрыв и улица снова казалась вымершей. Стояла тишина -- ни шума автомобилей, ни людских голосов, словно туман поглотил и звуки. Но сквозь эту сонную, мертвенную тишину внезапно донёсся чистый и печальный зов -- высокие трубы органа жалобно повторяли друг за другом: Rex tremendae majestatis, Qui salvandos salvas gratis, Salva me, fons pietatis!.. Казалось, за этими словами и звенящими звуками стоял какой-то скрытый смысл, не связанный с одной лишь церковной латынью, похожий на мольбу о помощи, написанную таинственным шифром...

   Доктор вышел в коридор, собираясь спуститься вниз и посмотреть, из какой церкви долетает музыка. В дверях на него едва не налетел бежавший по коридору человек в тёмном костюме.

   - Простите... извините, я не нарочно, -- торопливо произнёс он и торопливо зашагал дальше. Доктор проводил его взглядом: совсем ещё молодой человек держал в одной руке весьма старомодную чёрную шляпу, а в другой -- не менее старомодную трость с набалдашником какой-то непростой формы. Доктору в этой связи пришла, очевидно, в голову некая новая мысль, поэтому он вернулся в номер и вышел спустя несколько минут также в чёрном. Шляпы у него не было, во всём же остальном он выглядел теперь так же чопорно и строго, как давешний молодой человек. Лишь золотая булавка для галстука, украшенная тёмным рубином, выбивалась из общего пуританского тона.

   Церковь была совсем рядом, на углу, где причудливо встретились широкая проезжая улица с трамвайными путями и два коротких старинных переулка. Здесь орган слышался уже отчётливо; доктор шагнул в душный церковный сумрак и остановился за спинами людей, заполнивших неф. В церкви было не протолкнуться. Однако молодого человека с тростью почтительно пропускали вперёд, пока он не очутился в первом ряду -- прямо перед стоящим на возвышении рядом строгих, торжественных гробов. Склонив голову, он вместе со всеми слушал суровые слова песнопения, но лицо его, полускрытое тенями, не выражало ни горя, ни покорности судьбе, как у множества стоявших вокруг людей, -- скорее, печальное и тревожное раздумье. Доктор внимательным взором изучал его, пока шла служба.

   Смолк орган, затихли под сводами церкви слова последнего напутствия, и люди расступились, давая дорогу похоронной процессии. Двенадцать мальчиков с высокими свечами в руках прошли попарно к резным дверям и скрылись в тумане, за ними двинулись гробы, несомые угрюмыми мужчинами и женщинами. Все гробы, все десять были закрыты тяжёлыми крышками. Лепестки мелких белых роз из венков, возложенных на крышки, осыпались на пол, под ноги людей.

   Доктор не спешил выходить, пропуская тех, кто торопился присоединиться к процессии на улице. Молодой человек с тростью вышел в числе последних, постоял на крыльце, надел шляпу и показался ещё более несовременным, чем раньше. Однако на средневековой улочке, на ступенях старинной церкви он выглядел более естественно, чем окружающие люди.

   - Пойдёте на кладбище? -- негромко спросил его доктор.

   - Нет смысла, -- ответил человек с тростью, -- там будут только близкие.

   - А вы...?

   - Я никогда не встречался ни с дядей, ни с его женой, -- объяснил юноша ровным голосом. -- Пройдёмся? Я вижу, вы хотите меня порасспросить. Туман ведь вас не пугает?

   - Как видите. -- Доктор свернул налево, в переулок между глухими стенами старинных домов, молодой человек последовал за ним, помахивая тростью в такт шагам. Не дожидаясь вопросов, он начал говорить:

   - Я приехал только сегодня и понятия не имел, что с дядей... несчастье. Думал найти его живым и здоровым, передать привет от родни...

   По движению бровей доктора молодой человек понял, что не вполне убедителен:

   - Да, вы правы: я знал, что здесь... нехорошо, но не представлял, насколько! Я надеялся успеть помочь им...

   - Чем? -- спросил доктор, не выказывая удивления.

   - А чем тут можно помочь? Силой, помноженной на нахальство. Всё остальное уже пробовали.

   - Расскажите мне всё сначала, -- попросил Саошьянт. -- Я кое о чём догадываюсь, но хочу проверить догадки, прежде чем строить новые.

   - Извольте. Мой дядя был здешним мэром. Его переизбрали на третий срок -- думаю, не только потому, что не хотели менять шило на мыло... Он казался воплощением надёжности, спокойствия, а в этом городе надёжность издавна -- товар ценный.

   Доктор слушал его, кивал, мерно шагая рядом, ощущая под ногами неровные округлые спины булыжников древней мостовой. На узеньких карнизах стрельчатых окошек хохлились мрачные отсыревшие голуби, запихав головы под крыло. Стояли часы на башне старого здания биржи, фонтан на площади высох и замолк, его круглая чаша из серого мрамора была залита белесым туманом. Медленно и беззвучно, словно тень, прополз вдалеке трамвай.

   - Дядя построил новое здание администрации -- старое передали музею, оно теперь набито рыцарскими доспехами, знамёнами, пушками, ядрами, портретами князей, манекенами в мундирах и прочей древней атрибутикой. В новом здании устроили праздник по случаю открытия. Но в первый же день все, кто остался там после заката, были убиты. Зал заседаний, холлы, лифты -- всё залило кровью, даже потолки. Наехало два полка полиции, но ничего важного не нашли -- только следы.

   - Следы? -- рассеянно переспросил Саошьянт, вглядываясь в туман.

   - Огромные кровавые следы... кого-то. -- Молодой человек остановился, покрутил в руках трость, и доктор разглядел наконец серебряный набалдашник -- он изображал голову медведя. -- Полиция не поверила в таинственное чудовище, городской совет собрался снова, и снова после заката -- трупы. Поставили оцепление из полицейских машин и вооружённых бойцов -- груды разбитой техники и снова трупы. Пули, гранаты, газ -- всё впустую. Площадь вымерла, жители съезжали из лучших квартир в центре, лишь бы быть подальше от этого.

   - И что дальше?

   - Заседания временно перенесли, за зданием установили наблюдение, но когда оно стояло пустым, там не происходило ничего особенного. Долгое время было тихо, и дядя решил развеять "глупые сказки" об опасности. В день города устроили торжественное заседание совета, открытие фотовыставки, фуршет... За зданием наблюдали, конечно, но издалека -- через видеокамеры. Перед закатом упал туман, и... снова трупы. -- Человек в чёрном на миг сжал кулаки, глаза его яростно сверкнули. -- Это было позавчера.

   - А туман так и не уходит, да? -- уточнил доктор и вновь протянул вперёд правую руку. Туман неохотно расступился, и перед ними открылась небольшая круглая площадь. Среди старинных домиков легко взлетала вверх, в белую туманную муть невесомая спираль из цветного стекла -- не то язык светлого пламени, не то морская волна, не то сияющая льдом скала. На самой вершине, подпирая рогами небо, гордо вскинул голову серебряный олень.

   - Очень красиво, -- кивнул доктор, обернувшись к своему спутнику. -- Жаль, что такая красота может пострадать...

   - Вы о чём? -- удивился человек в чёрном.

   - Его нужно будет дождаться здесь, встретить и наказать так, чтобы больше даже мысли не приходило нападать, -- пояснил Саошьянт таким тоном, будто собеседник спросил что-то до крайности наивное. -- Здание при этом легко можно повредить.

   - А вы знаете, как с ним драться? -- молодой человек смотрел теперь на доктора с надеждой и мрачной решимостью.

   - Конечно. Да и вы бы знали, если бы имели время подумать. Но одной силы, помноженной на нахальство, здесь, пожалуй, не хватит.

   - А что же ещё?.. -- растерялся человек в чёрном.

   - Ещё понадоблюсь я, -- чуть поклонился доктор. -- Если вы намерены встретить сегодня закат в этом приятном месте, я пойду с вами. Очень уж интересная картинка выходит... -- добавил он задумчиво, уже не обращаясь к собеседнику.

   *

   Шаги двух мужчин гулко отдавались под сводами высоких потолков стеклянного чуда. Даже тусклый и мертвенный свет туманного дня, проходя сквозь высокие цветные стены-окна, становился живым, обретал нежную прозрачность, мягко меняя цвета: розовый, лиловый, голубой, зеленоватый, янтарный, алый... Узорные полы переливались в этом свете, и казалось, что идёшь по прозрачному льду над таинственной бездной, в многоцветной глубине которой что-то живёт и движется.

   Из коридора, опоясывающего всё здание, двое вступили в зал заседаний. Здесь не было эха -- помещение проектировали так, чтобы даже без микрофонов любое произнесённое в нём слово неискажённым долетало бы до самого последнего ряда кресел. Кресла стояли амфитеатром, круто спускаясь к центру зала, отмеченному невысокой кафедрой. Тонкие металлические колонны тянулись за рядами кресел, поддерживая тёмный потолок. Доктор взбежал по ступеням амфитеатра, потрогал колонну:

   - Это для красоты?

   - Кажется, нет, -- покачал головой его спутник, -- это действительно опоры. Прямо над залом идёт галерея третьего этажа.

   - Угу, -- Саошьянт обошёл зал кругом, рассматривая его с разных точек. -- Они погибли здесь?

   - Да. Крови уже нет -- роботы всё отчистили, конечно.

   - Роботы? -- удивился доктор.

   - Люди вообще боятся теперь сюда входить. Да и охрана никого не пускает, вы же видели. Мы-то прошли только потому, что я племянник покойного мэра.

   - А если мы не выйдем, нас не будут искать? -- поинтересовался доктор, опускаясь на колени внимательно рассматривая что-то на ступеньке.

   - А мы выйдем, -- охотно объяснил племянник мэра, -- вернее, камеры наблюдения покажут, что мы вышли.

   - Отлично, -- похвалил доктор. -- А теперь посмотрите-ка сюда и ещё раз проявите ваш тонкий ум. Что это?

   Он указал на едва заметную щербинку на твёрдом пластике покрытия ступеньки.

   Юноша в чёрном тоже встал на колени, посветил себе сотовым телефоном вместо фонаря:

   - Это след когтя.

   - А может, шпильки? Или набойки?

   - Нет, вот рядом второй след, параллельный. Это когти.

   - Прекрасно! -- одобрил Саошьянт. -- Вы подтвердили мои подозрения. Ну что ж, времени до заката у нас много -- можно подумать и о деле. Кстати, вы не назвали мне своего имени.

   - Что в нём толку? -- вздохнул его собеседник. -- Я был бы рад носить родовое имя моего дяди, но не могу -- я ведь ему племянник по сестре. А его род пресёкся. Сыновья умерли бездетными, а теперь и он сам... Если хотите, зовите меня... да вот хоть Медвежонком! -- он поднял повыше трость с медвежьей головой.

   - Nomen est omen, -- покачал головой Саошьянт. -- Чаще всего. Ну, воля ваша, кого это останавливало... Как чудовище попадало внутрь, вы знаете?

   - Входило в двери, судя по всему. Они ведь не были заперты.

   - Сейчас они заперты, -- размышлял вслух доктор, -- значит, оно скорее всего попытается выбить их... или окно. Лучше заранее открыть -- ещё попортит архитектуру! В холле мы с ним не справимся, там можно долго бегать по кругу. Значит, надо ждать его здесь. Входов только два, один -- вон ту служебную дверь -- мы забаррикадируем, во второй -- милости просим.

   - Но чем с ним драться? Разве что этим... -- Медвежонок отвинтил набалдашник у своей трости и вытянул из неё на свет божий длинный тонкий клинок. Доктор взял оружие у него из рук, осмотрел:

   - Не пойдёт. Против человека сгодилось бы, но это существо отмахнётся, как от булавки. Ладно, не будем экономить на мелочах -- зря я, что ли, его тащил?

   С этими словами он положил свой тубус на кафедру, открыл крышку в торце и стал вынимать одну за другой странные детали, завёрнутые в упаковочную плёнку. Последним появилось на свет забавное ярко-красное яйцо с торчащими с одного конца хвостиками-рёбрами. На боку яйца виднелась чёрная буква H. Доктор осторожно отложил его в сторонку, начал распаковывать детали, сразу прилаживая их одну к другой, и объяснял на ходу:

   - Конструкция в принципе испытанная, но это первый боевой образец, все предыдущие показали себя неплохо на полигоне. Впрочем, особых тонкостей тут нет -- наводи да бей... Ну-ка, подержите в руках -- справитесь без сошки? -- Он протянул оторопевшему Медвежонку лёгкий на вид, ажурный чёрный гранатомёт.

   - Что... это? -- От удивления руки молодого человека дрогнули и он едва не выронил оружие, изящное и совершенно безобидное на вид. Красивая новенькая игрушка...

   - Система "Фарн", наша новая разработка. Главное новшество, впрочем, не в самом устройстве, главное -- вот это, -- он подбросил на ладони красное яйцо. -- Разрывная, способна наносить ущерб чудовищам всех видов, одно попадание выводит из строя цель размером с трейлер. Хорошая вещь, единственный минус -- граната только одна. Не промахнитесь.

   - А вы? -- уточнил всё ещё ошарашенный Медвежонок.

   - А что я? Неужто мне с пушками бегать? -- Саошьянт беззаботно пожал плечами. -- Я не пропаду, вы о себе думайте, а ещё лучше -- думайте о нём.

   - Вы так уверенно говорите "он", как будто что-то про него знаете, -- удивился молодой человек.

   - А если это она, что это меняет? Всё равно надо стрелять и обязательно попасть с первого раза. Присмотрите-ка себе позицию, чтобы не задевать прикладом о кресла. По моим часам закат через сорок две минуты.

   *

   Стемнело быстро; фонари не могли побороть туман, и лишь с двух шагов можно было различить в сплошной тьме, обрушившейся на город, тусклые жёлтые пятна. Жизнь всюду замерла: не слышно было ни музыки, ни голосов, ни шума транспорта, даже ветер не тревожил застывшие в страхе улицы. Город готовился к ночному ужасу.

   Доктор ещё раз осмотрел место будущего боя и остался доволен: предусмотрено было всё, что возможно было предусмотреть. Главное теперь -- поразить врага одним выстрелом: второго сделать не удастся, оружие слишком долго заряжается... Медвежонок лежал за креслом, надёжно пристроив ствол гранатомёта на подлокотнике. Мёртвая зона у оружия получилась совсем небольшая, и чудище не должно было успеть проникнуть в неё -- в этом и заключался смысл засады.

   В вязкой тишине едва слышно, но ясно прозвучал жалобный звон разбитого стекла -- враг вошёл в холл, выбив хрустальные двери. Тяжкие шаги разнеслись по зданию жутким эхом, весь металлический каркас дворца вздрагивал от этой поступи, когти с омерзительным скрипом царапали прозрачные паркеты. У дверей зала шаги стихли; двое охотников услышали грозное сопение.

   - Готовься,-- беззвучно сказал доктор; Медвежонок молча склонился к прицелу.

   Дверь слетела с петель, её половинки взмыли в воздух, словно картонные, и обрушились где-то за рядами кресел. То, что стояло в дверном проёме, не было ни зверем, ни человеком и вообще с трудом опознавалось как нечто живое. Человекоподобная фигура четырёхметрового роста с непропорционально длинными руками и громадной, как котёл, косматой головой замерла на мгновение, оглядывая тёмный зал. Силуэт врага был ясно виден на фоне светлого холла. Медвежонок прицелился в фигуру и мягко вдавил кнопку пуска гранаты...

   Едва слышный шорох привлёк внимание чудовища, враг обернулся мгновенно, выставив вперёд длинные руки со страшными когтями, и граната буквально на ладонь отклонилась от точки, выбранной стрелком. Красный снаряд ударил монстра в правое плечо, грохот разрыва слился с оглушительным воем, пахнуло палёной шерстью, чудовище крутнулось на одной ноге, заливая кровью зал, и рванулось к Медвежонку, вжавшемуся в пол.

   Доктор выкатился из своего укрытия почти под ноги врагу, выбросил вперёд руку в зажатой в пальцах булавкой для галстука, и ослепительная золотая искра на секунду отвлекла монстра. Он потерял разбег, но всё же успел зацепить уцелевшей ручищей тонкую металлическую колонну за последним рядом кресел, рванул её и смял посередине. Однако сил на атаку по быстрому подвижному противнику уже не хватило, монстр повернулся и бросился назад, в дверной проём.

   - Стой! -- заорал Медвежонок, выскакивая из-за кресла. -- Стой, гад, куда!

   Доктор навалился ему на плечи, прижал к полу:

   - С ума сошёл?! Если он вернётся, нам конец!

   - Но он же поубивает там всех! -- рвался вдогонку Медвежонок. -- Он же сейчас... там же люди!

   - Нет там людей, вы же помните -- туман, -- Доктор поднялся на ноги, отряхнул брюки, оглядел поле битвы. -- Ну, не сказать, чтобы выстрел был совсем неудачным...

   Оторванная правая рука чудовища валялась в луже крови у подножия кафедры, совершенно неуместная здесь, в строгой обстановке красного зала.

   Медвежонок тоже немного пришёл в себя, отдышался:

   - Ну и лапища! -- Он перевёл взгляд с огромной руки на помятую колонну. -- А если бы он успел её выдрать, да мне по голове?..

   - Не огорчайтесь, друг мой, -- упокоил его Доктор, -- возможно, у него ещё будет шанс. Нам ведь придётся пойти за ним.

   - Куда? -- растерялся юноша.

   - Да куда придётся! Он сейчас бежит в своё логово, и его нужно найти, пока не исчезли следы!

   - Вы хотите его добить? Думаете, он выживет?

   - Я хочу его спасти, -- тихо сказал Доктор, -- и боюсь, что он не выживет.

   *

   Дорожка кровавых пятен вела их через тревожно затихший город, и Саошьянт спешил, пока она не исчезла. Для него в тепловом зрении неостывшая кровь горела, словно угли, на холодных мостовых, потом на гладком асфальте окружного шоссе, потом на траве дикого парка, полёгшей под тяжестью росы, и наконец последние багровые капли обнаружились на берегу зловещего сонного болота. Туман над ним не висел неподвижно, а струился густыми путаными космами, то открывая кочки и просветы тёмной воды, то затягивая всё вокруг, словно дымовой завесой. Доктор прошёл немного в сторону по краю болота, вернулся, поглядел вокруг:

   - Что это за место?

   Немного запыхавшийся Медвежонок подбежал вслед за ним к берегу, вытер лоб белоснежным платком:

   - Я не очень-то много знаю про всё это, я же здесь в первый раз. Вроде бы говорили, что болото довольно большое, тянется до самого моря и там в него просачивается морская вода. Точные границы его где-то отмечены вешками, но сейчас мы их, скорее всего, не найдём -- туман... Вообще-то, -- юноша задумался,-- мы пробегали мимо какой-то таблички там, в лесу... сейчас гляну...-- Он ушёл в туман и вернулся через пару минут.-- Точно: вон там стоит щит, предупреждение для туристов: к берегу не подходить, топкое место.

   - Ну, мы не туристы,-- пожал плечами доктор,-- и берег нам не нужен, нам нужно туда,-- он показал рукой в середину болота, где между двумя ярко-зелёными кочками как раз открылся бочажок.

   - Ту-да?!-- вытаращил глаза Медвежонок.-- Там трясина! Что мы там найдём?! Утонем, и все дела!

   - Нет... нет,-- покачал головой доктор,-- подождите, друг мой, тут не всё так просто...-- Задумчиво потирая подбородок, он прошёлся по берегу в ту сторону, где плотнее смыкалась стена леса.-- Нет, здесь тоже нет прохода... Значит, вон туда, на кочку. Идёмте!-- он махнул рукой Медвежонку и одним длинным прыжком преодолел расстояние от берега до ближайшего зелёного островка.-- Она не тонет, давайте сюда!

   - Зачем я это делаю?!-- в отчаянии прошептал Медвежонок. Но доктор явно собирался на самом деле сделать то, о чём говорил,-- ухнуть в болото, а все его предыдущие советы оказались верны... Решительно оттолкнувшись, молодой человек прыгнул вперёд, на кочку, сильная рука доктора поддержала его, и в следующую секунду оба шагнули с относительно твёрдой земли в тускло блестящую воду бочажка. Медвежонок успел зажмуриться и набрать в лёгкие воздуха. Холодная вода обожгла тело, хлынула на лицо, и он подумал, что умирать в леденющем болоте должно быть очень неприятно... но хватка холода ослабела, падение в глубину замедлилось, исчезла вода и он почувствовал, как ноги вновь ощущают твёрдую опору.

   Осторожно открыв один глаз, Медвежонок ничего не увидел -- кругом было совершенно темно. Тем не менее, было понятно, что они с доктором стоят в каком-то помещении, сыром, но не затопленном. Там и тут слышался звук падения капель, и этот звук отдавался многократным эхом -- помещение было большим. Доктор тряхнул его за плечо:

   - Как вы, друг мой? Пережили падение в ад?

   - Ну, если это ад,-- сказал Медвежонок, осторожно отряхиваясь,-- то в нём буквально можно жить... Где мы?

   - Посмотрим,-- над их головами вспыхнул неяркий алый огонёк. Доктор держал в поднятой руке свою булавку для галстука, её камень испускал слабый, но ровный свет, в котором помещение стало отчётливо видно. Для описания его лучше всего подходило слово "бункер".

   Они стояли посреди большого прямоугольного зала, из которого уходили в непроглядную тьму два коридора -- направо и прямо. Медвежонок поднял голову, пытаясь понять, откуда они свалились. Точно -- в потолке квадратный люк, крышка валяется рядом на полу, а снаружи люк затянут чем-то... странным, тёмной колышащейся завесой. Это "что-то" они уже испытали, когда падали... бррр, гадость, лучше об этом не думать!

   Бетонные стены, строгая правильность планировки, прикреплённые над входами в коридоров таблички, потемневшие и нечитаемые от влаги,-- всё это не вязалось в сознании Медвежонка с готическими тайнами и древними болотами. Скорее на память приходило нечто совсем другое, не такое старинное...

   - Да, хорошенькое место они выбрали!-- заметил вполголоса доктор, оглядывая бункер.-- А вот и кровь. Мы не ошиблись -- он пошёл туда,-- Саошьянт показал рукой на правый проход; свет рубина как-то особенно чётко и резко выделял на сыром полу кровавые пятна. Доктор быстро, но осторожно зашагал туда, Медвежонок двинулся за ним, опасливо сторонясь влажных стен.

   Коридор был длинный, луч рубина не раз высвечивал по сторонам его одинаковые металлические двери с написанными краской номерами, но все они были закрыты и явно не открывались давным-давно. Наконец в алом свете стала видна железная винтовая лестница, уходящая вверх, и под ней Медвежонку почудилось какое-то движение.Он крепче сжал в ладони трость, но доктор не проявил никакого беспокойства -- опустил пониже руку с булавкой и заглянул под решётчатый лестничный пролёт:

   - Ты здесь?

   В ответ раздался хриплый рык, но напугать он не мог -- в нём слышалась скорее вялая угроза. Чудовище полусидело, скрючившись, под лестницей, зажимая левой лапищей жуткую рану в правом плече, вокруг натекло уже порядочно крови -- столько в человеке не бывает, отметил про себя Медвежонок. Монстр поднял на вошедших красные глаза и чуть оскалился, но доктор не обратил на это никакого внимания -- протянув свободную руку, он провёл ей в воздухе над разорванным плечом чудища:

   - Ты живучий, парень! Зачем ты приходил в город? И не прикидывайся, что не понимаешь человеческого языка! Скрывать тебе уже нечего, терять тоже. Мать тебе не поможет: хотела бы -- уже бы пришла.

   Медвежонок слушал всё это в изумлении: было похоже, что доктор беседует со старым знакомым. Монстр перестал рычать и смотрел на пришельца с красным огнём в руке без злобы и без надежды: он пришёл сюда умирать, и его больше ничего в мире не интересовало.

   Доктор, поддёрнув брюки, сел на пол рядом с чудовищем; он был вдвое ниже великана, но когда тот полулежал, эта разница не так бросалась в глаза.

   - Расскажи, зачем ты приходил в город. Если ты делал всякие глупости по незнанию, не понимая, что творишь, я тебе помогу, обещаю. И руку твою верну, невелика трудность. Только объясни толком, что ты делал там, на земле?

   Монстр тяжело вздохнул, сморщился, отчего стал ещё больше похож на каменную гаргулью:

   - Она посылала меня. Говорила, город надо убить.

   - Зачем?-- придвинулся к нему доктор.-- Чем ей мешает город?

   - Он говорила,-- захрипело чудище,-- город пошёл против своей судьбы. Он должен быть стать восточным столпом нового порядка, а стал символом победы... света...

   - Свет против порядка -- это оригинально,-- хмыкнул Саошьянт.-- А как это должно было произойти? Те ведь не мог разрушить весь город, тебя и на одно здание не хватило.

   - Она сказала... остальное сделает... сама,-- прошептал монстр и уронил косматую голову, красные глаза потухли.

   Медвежонок слушал всё это и ощущал липкий, холодный болотный ужас: жизнь города, который был ему не совсем чужим, как-то своеобразно переплеталась и с этими бетонными катакомбами (что было ещё не так удивительно), и с какими-то намного более древними гнусными тайнами, которые хотелось расчистить и смыть, как многолетнюю паутину, затянувшую нежилой дом.

   Доктор обернулся к своему спутнику:

   - Молодой человек, у меня к вам важное и ответственное поручение. Возьмите с собой нашего приятеля, вытащите его наружу, устройте где-нибудь в городе, чтобы не привлекать лишнего внимания, и ждите меня. Вопросы?

   - Как я его отсюда вытащу?! Он же огромный! А если он опять устроит в городе бойню? И вообще, вы что, решили, что я вас здесь брошу?

   Доктор поднялся на ноги и крепко взял Медвежонка за плечо:

   - Вы согласились слушаться меня во всём, что касается этого дела. Дальше оно разделяется надвое: нужно спасти этого глупого мальчишку и разобраться с той, которая натравила его на город. Решать эти две задачи придётся одновременно -- мы должны спешить. Ваша собственная задача кончается на том, что город свободен. А парня надо вытаскивать. Вы же видите, что он слепое орудие силы более серьёзной, чем он сам. Теперь он безопасен; спасите его -- и вы исполните намного больше того, что сделал бы любой другой герой на вашем месте. А я побеседую с прекрасной незнакомкой -- кажется мне, что не так уж мы не знакомы...

   Медвежонок подумал и кивнул:

   - Вы правы. Я доверяюсь вашему пониманию ситуации. Но как мы выйдем отсюда? Он ведь на ногах не стоит!

   - Это моя забота,-- доктор коснулся своей булавкой плеча чудовища, на миг тёмное помещение залил нестерпимо яркий солнечный свет, и ещё долго после того, как он погас, в глазах у Медвежонка плавали цветные пятна. Поэтому он не увидел, что произошло с монстром дальше, и услышал только голос доктора:

   - Теперь тебе не нужна эта уродливая оболочка, оставь её.

   Когда Медвежонок наконец проморгался, очертания монстра затуманились и распались. Вместо него на бетонном полу сидел, прислонясь к стене, совсем молодой человек крепкого сложения с характерной тяжёлой тевтонской челюстью и копной соломенных волос. Он неуверенно повертел головой, осторожно поднялся на ноги, держась здоровой рукой за лестницу:

   - Как странно... Я уже и не помню, как это -- не быть большой косматой обезьяной!

   - Привыкай, тебе понравится,-- посоветовал доктор.-- Кровь я остановил, рукой займусь, когда вернусь на поверхность. Теперь поднимайтесь отсюда, а я хочу встретиться с твоей матушкой.

   Бывший монстр вскинул на него прозрачные глаза:

   - Не причиняйте ей вреда! Она... она просто очень амбициозная, но она не злая, правда! Она...

   - Я не трону её, если она не нападёт,-- твёрдо сказал доктор.-- Но в её мирных намерениях я вовсе не уверен... Всё, шагайте отсюда, вы оба! Я вам посвечу.

   *

   Идти было трудно -- что-то мешало шагать в глубь сырых лабиринтов заброшенного бункера. Сила, которая обитала здесь раньше и за недолгое своё существование успела отравить немало земель, казалось, сдохла окончательно, разложилась и перестала быть. Но какая-то малая часть её ещё пряталась здесь, цеплялась за последние воспоминания о когда-то грозном убежище тьмы. И её кормили -- долго, медленно, но тщательно, постепенно приручая. А пищей, как и в прежние времена, служила кровь. Нет ничего надёжнее человеческой крови, если надо вырастить монстра...

   Доктор давно уже привык различать в любом хаосе событий малейшие признаки появления этой силы, любое движение, хоть немного напоминавшее о ней. А здесь след был чёткий, свежий, широкий... иди и охоться, смельчак, если совсем потерял голову!

   - А вот это ты брось, -- спокойно сказал Саошьянт невидимому пока врагу. -- Я не обыватель, мне мозги компостировать не стоит. Я ведь отвечу!

   Злое щупальце, пытавшееся проникнуть в его сознание, свернулось, отползло. И доктор оказался у последней двери в глубине тёмного коридора. Дальше идти было некуда.

   - Ну открывай уже, раз ты здесь, -- сказал он. Тяжёлая дверь из трёх слоёв металла без скрипа отворилась, с грохотом ударив о стену. Перед ним была квадратная комната, скучная и нежилая, освещённая четырьмя тусклыми электрическими лампочками в потолке.

   - Я не ждала тебя, -- капризно сказала нежная золотоволосая девочка лет семи на вид. Она сидела в высоком деревянном кресле с кожаной обивкой, болтала ногами, не достающими до пола, и поглаживала пальцами кудлатую голову резного льва на подлокотнике. Старомодное, как на картинах, розовое платье с пышным кружевным воротничком, длинные панталоны и лаковые туфельки с золотыми пряжками делали её похожей на старинную куклу из витрины антикварной лавки.

   - Ждала, -- возразил доктор, стоя прямо перед ней, так что девочке некуда было отвести взгляд. -- Должна была ждать. Ты ведь знала, что я не позволю им прийти снова.

   - Ах даааа, -- нараспев протянула девочка, -- ты ведь адвокат человечества! А человечество зовёт их снова, ты в курсе? Посмотри новости! Их уже встречают, ходят колоннами, с флагами по тем самым улицам, где они маршировали когда-то, как победители, а ты и твои приспешники отобрали у них победу, законную победу, и смысли их следы с мостовых своей кровью. Ты готов снова пролить все эти реки крови? Снова выкосить треть мира, чтобы только утвердить твою ненужную идею?

   Саошьянт покачал головой:

   - Ты говоришь как школьница из интернета. Но таких, как ты, не слушают теперь даже в интернете. Ты вышла в тираж, устарела, а всё продолжаешь молодиться.

   - О, я тебе не нравлюсь? -- надула губки девочка. В следующий миг вместо неё в кресле сидела взрослая женщина в узком, облегающем вечернем платье, женщина, чей возраст уже не так легко было угадать. Широкие бёдра, тяжёлая, чуть отвисающая грудь и полноватые руки с тонкими запястьями выдавали зрелость тела, а стройные ноги и безупречно гладкая кожа лба и шеи говорили, что она ещё отнюдь не стара... Смоляные кудри женщины текли по открытым плечам, чуть шевелились надо лбом в такт дыханию, полуснятая красная туфелька качалась на носке правой ноги, закинутой на левую.

   - Так лучше? -- улыбнулась она большим ярко-красным ртом.

   - Если ты хотела подстроиться под мои вкусы, то подошла не с того конца, -- улыбнулся доктор. -- Для начала я не люблю шлюх ни в каком облике.

   Правильные черты женщины исказились злобой:

   - Ты будешь учить меня морали?! Ты?! Соблазнитель...

   - Это не мораль, милая, -- Саошьянт подошёл ближе, так, что туфелька качалась у самых его колен. -- Это твоя суть. И я никого не соблазнял... пока. Кстати, -- лицо его приняло вдруг беззаботно-весёлое выражение, -- хорошая мысль! Видишь, и ты на что-то годишься... Вот разберусь с тобой и сделаю предложение...

   - И кто только за тебя пойдёт! -- прошипела ведьма в кресле.

   - Давай лучше поговорим о тебе, -- предложил доктор прежним деловитым тоном. -- Ты ведь неглупа, так зачем ты полезла в эти катакомбы? Тебе в самом деле греет душу... ну, то, что заменяет душу... короче, тебе на самом деле нравится мысль о восточной столице великой империи истинной расы?

   - А что такого? -- подняла брови его собеседница. -- Красиво, величественно... готишно, как сейчас говорят. "Ангст, шмерц, орднунг" -- вот как это у них называется, это щекочет им нервы, возбуждает, это всё, что нужно молодому поколению людей... -- Она осеклась, поперхнулась словами и сердито уставилась на доктора. Он стоял прямо напротив неё, опираясь рукой о подлокотник кресла, и хохотал, запрокинув голову и утирая слёзы.

   - Ты... и орднунг! Это прелестно! -- еле выговорил он между приступами хохота. -- Орднунг! Ооох... уморила... Одеть тебя в чёрную форму... и... и заставить... ходить строем! -- Отсмеявшись, доктор отечески погладил брюнетку по голому плечу:

   - Ну, девочка, ну что же ты делаешь? Ну зачем такие сложные планы? У тебя ведь украли бы всё, что ты сделала! В делах управления империей такие, как ты, не нужны.

   - Ерунда, -- бросила ведьма, оттолкнула его, вскочила с кресла и забегала кругами. -- Мои планы... при чём тут империя? Империя -- это для слабаков, импотентов и педерастов, которым делать больше нечего, кроме как вображать себя властелинами и повелителями. Нет! Это низко. -- Она повернулась к доктору, словно заново увидев его, давно знакомого: сильную, но не тяжёлую фигуру, пружинистую осанку танцора и бойца, правильное лицо героя древней фрески, взгляд цепкий и внимательный, но не как сквозь прицел -- скорее, так смотрит художник, готовясь коснуться углем белого листа и перенести на него то, что видит. Глаза ведьмы стали глубокими и тёмными, щёки порозовели.

   - Я не хочу, чтобы все эти маньяки правили людьми, нет, нет, -- жарко зашептала она. -- Я хочу, чтобы от этих педерастов, пьяных от крови, мерзких, грязных, люди пришли на зов истины. -- Женщина запрокинула голову и продолжала пьяно шептать охрипшим от волнения голосом:

   - Я хочу вернуть времена, когда бремя судьбы не давило на людей всей тяжестью. Им не приходилось бы нести это бремя самим -- покров тумана и тайны открывался бы перед ними только однажды, перед самым концом. Им не нужно было бы мучиться, думая о смысле своей жизни, -- для них был бы единственный смысл: стать инструментом высшей силы в её высших планах. Прекрасный плен... прекрасный плен, да! Унылый человеческий поэт-математик однажды сказал-таки слово истины. Плен чужого замысла, слишком высокого и прекрасного, чтобы постичь его человеческим разумением. Нашего замысла!

   Она подошла совсем близко к Саошьянту, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза. Её губы налились и припухли, выдавая возбуждение отнюдь не духовного свойства; она приподнялась на носках, провела по его лицу ладонью, убирая непослушные пряди с широкого чистого лба, скользнула рукой по крепкой шее, на мгновение прижалась лицом к его груди, второй рукой положила его горячую узкую руку себе на талию и, чуть качаясь в ритме танца и прижимаясь бедром к его бедру, зашептала ему в ухо:

   - Гармония! Вот чего я хочу. Гармония между тем, что внутри человека, и тем, что снаружи. Мир, где мечта исполняется в ответ на служение и молитву. Мир, где нет боли, кроме боли отлучения от света истины, -- но эта боль легко излечивается, как только высшее существо обращает свой взор на страдающую человеческую душу, готовую покаяться и вновь вернуться к свету... Беспечальная жизнь и невесомая смерть -- что может быть лучше? Всё, всё, что мучает и тревожит людей, станет глупым сном и скоро забудется -- в моей сказке всего этого нет. Долг, борьба, поиск ответов на неразрешимые вопросы -- все эти игрушки древности больше не нужны. А над всеми ними, над миллиардами живых существ, осенённых благодатью, -- только мы двое... ты и я, твоя верная половинка...

   Последние слова она произнесла уже еле слышно, замолчала и вопросительно посмотрела в лицо Саошьянту. Но его серые глаза не выражали ни согласия, ни гнева, ни возмущения -- только печаль.

   - Иногда я вспоминаю, -- сказал он тихо и грустно, -- что ты когда-то была наивной чистой девочкой. Такой, как показалась мне сегодня сначала. Тогда у тебя впереди была целая жизнь, и ты была уверена, что она бесконечна. А теперь, -- он провёл ладонью по её волосам, -- ты знаешь, какой страшный конец тебя ждёт, ты можешь ощутить, насколько он близок, и всеми силами пытаешься забыть о нём. Но он ждёт, и он получит тебя. -- Доктор остановился, убрал руку с талии своей собеседницы, другой рукой легко развернул её к креслу, словно кавалер, провожающий даму после танца. Она машинально повернулась под его рукой, упала на кожаную подушку, согнулась в приступе плача, спрятала лицо в ладони:

   - Я не хочу! Не хочу умирать! Я хочу быть всегда... такой же молодой... сильной... красивой... я... я не... Вместе мы могли бы... многое! Помоги мне перевернуть этот мир, сделать его чище, лучше... Ты будешь в нём царём и богом, а я -- твоей царицей!..

   Саошьянт наклонился над её креслом:

   - Я поверил бы тебе -- в который раз поверил бы, если бы раньше не встретил твоего сына.

   Брюнетку в кресле словно подменили -- на доктора смотрела теперь жуткая мегера с искажённым ненавистью лицом, с горящими глазами и оскаленными зубами:

   - Ты посмел!.. Ты!.. Моего!..

   - Ты мучила его всю его жизнь, -- голос доктора звучал теперь сурово, хотя с прежней печалью. -- Ты сделала из него орудие своего гнева и своей гордыни -- ладно, за это я тебя не сужу. Но ему ты не дала того безмятежного счастья, того "прекрасного плена", который обещаешь всем. Он был твоим орудием более, чем другие, и он не получил за это ничего -- ни счастья, ни покоя, ни славы, ни любви... -- Он замолчал на секунду, потом вскинул брови:

   - Вот что! Я, пожалуй, скажу его отцу, что с ним стало! Пусть он сам разбирается с тобой, мелкой интриганкой.

   - Я не мелкая, не мелкая! -- завижзала ведьма, сжав кулаки. -- А ты жестокий! Не лезь в мои дела, понял!

   - Те ведь лезешь в мои дела, -- пожал плечами доктор. В его лице не было больше ни следа печали и жалости. -- Ну, довольно. Твоей власти над этими подземельями я тебя лишаю. Убивать тебя я не хочу, не моё это дело. А если ты всерьёз решила напугать меня теми, кто марширует по улицам с красно-чёрно-белыми флагами, -- так я тебя поздравляю: это не люди. Вот эта шваль мне совершенно не интересна! Хочешь мараться -- дело твоё, меня уволь.

   - Ну, я тебе покажу! -- прошипела брюнетка (от всей былой красоты у неё остались почему-то только пышные волосы). Она вскочила, воздела руки и завизжала на высокой ноте, разевая рот и выплёвывая какие-то невнятные слова с большим количеством гласных. Стены подземелья дрогнули, пол ударил в ноги, откуда-то посыпалась бетонная пыль...

   - Apellatio ad vis nefastem? Последствий не боишься? - сурово спросил Саошьянт. - К тому же магия на Земле запрещена!

   Не обернувшись, он спокойно зашагал к выходу из тупиковой комнаты. Бункер перестал сотрясаться, утих глухой грохот в болотных глубинах. Ведьма позади него затряслась всем телом, волосы встали дыбом, словно от статического разряда, из прокушенной острыми клыками губы закапала на подбородок чёрная кровь. Незаметным обычному глазу движением она выхватила из воздуха длинный нож с неровным, словно обкусанным веками лезвием, весь запятнанный чем-то тёмным и липким. Ухватив двумя ладонями его широкую рукоятку, она замахнулась так, словно хотела поразить цель, стоящую совсем рядом, и выпустила своё оружие. Нож, не теряя разгона, пронёсся через комнату и ударил доктора в спину.

   Стены снова дрогнули, лопнули лампы, освещавшие комнату, по потолку пробежала зловещая трещина, тяжёлую дверь из многослойного железа выдавило и перекосило, один за другим, как жуткие капли, из перекрытий посыпались обломки кирпичей. Когда всё стихло, Саошьянт обернулся наконец к своей бывшей собеседнице: страшный нож торчал у неё из груди, чёрная кровь вытекала из длинной раны толчками, мгновенно испаряясь на воздухе. Окружавший фигуру доктора ало-золотой ореол постепенно затягивал мягким сиянием разрыв, приходящийся между его лопаток.

   - Дура... Ну сколько можно их предупреждать, -- вздохнул он, опускаясь на колени возле трупа ведьмы. Не обращая внимания на её искажённое ужасом и непониманием лицо, он обернул пальцы левой руки носовым платком, взялся за рукоятку ножа, резким движением вырвал его из раны:

   - Хватит тебе болтаться по нечестивым рукам. Пойдём-ка со мной.

   *

   Солнечный свет казался доктору пьяным и сладким напитком после унылого полумрака подземелий. Закрыв глаза, он подставил лицо солнцу -- впрочем, глазам ничего бы не стало, просто хотелось иногда почувствовать мир так же, как его чувствуют те, кто родился на Земле...

   Медвежонок, уже не в траурном, а в обычном дневном костюме сидел рядом на траве, разливая по низким пузатым бокалам коньяк из маленькой бутылки. Походным столом служил его чемоданчик для ноутбука. Бывший монстр, обхватив руками колени, устроился на корнях чёрного дуба; солнечные лучи попадали на него сквозь частое сито листвы, и этого ему было пока довольно. Сразу много солнца -- очень непривычно...

   Днём, без покрова тумана, парк нисколько не казался мрачным и неприветливым; по канавке, тянувшей за рядами дубов, плавали утки, тихо переговариваясь и плюхая в зарослях осоки. Над головами в ветвях тоже возилась какая-то мелкая птица, время от времени слышался шорох беличьих коготков по дубовой коре.

   - Ну, давайте за жизнь, -- Саошьянт поднял свой бокал. -- Остатки безобразия в этом болоте и в системе других бункеров вы сами разберёте.

   - Бункера там вряд ли уцелели, -- сказал бывший монстр, острожно попробовав пряную жидкость цвета местного янтаря. -- Я их все проходил когда-то, но после такого сотрясения их, скорее всего, обрушило и залило.

   - Мы потом посмотрим, -- пообещал Медвежонок, явственно разумея под словом "мы" отнюдь не собеседников. Доктор, однако, кивнул, словно понял его.

   - Скажите, -- нерешительно спросил сын ведьмы, когда налили по второй, -- а почему... извините... почему она не смогла вас убить?

   - Неграмотная была, -- пожал плечами доктор. -- Нельзя тащить в гнездо, как сорока, всё, что блестит. Она знала, что нож древний и имеет мрачную историю, но больше ничего узнать не потрудилась.

   - Историю? -- поднял брови Медвежонок, став на мгновение чем-то похожим на доктора. -- А что это вообще такое?

   - С помощью этого ножа принесли в жертву тьме многих героев, -- ответил Саошьянт. -- Их кровь никогда не сойдёт с металла, пристала навсегда. Но предназначен он был, конечно, не для этого...

   - А для чего?

   - Он освобождает то, что связано, -- объяснил доктор. -- Он был задуман как оружие, освобождающее разум от оков вранья и соблазнов. Но попал в плохие руки, и началось... С людьми тоже так часто бывает.

   - А откуда вы это всё знаете? -- жадно спросил сын ведьмы. -- Всякие древности... про это ведь в книжках не пишут, да?

   - Я сам сделал этот нож, -- сказал Саошьянт. -- А твоя мать забыла одно важное свойство таких штук: они не поражают тех, кто их создал. Ничем. Никогда. Они скорее сломаются, чем нанесут создателю вред. А может, она и не знала, откуда он взялся, а просто схватила, что плохо лежало!

   Сын ведьмы нахмурился и замолчал; Саошьянт, поглядев на его понуро опущенную голову, вдруг словно что-то вспомнил:

   - Парни, а вы в курсе, что вы родственники? Троюродные братья по линии твоей матери, -- он кивнул Медвежонку.

   - Э... и это значит, что мой дядя...? -- начал тот.

   - Да, всё верно. Можешь смело оставить город ему, -- доктор указал теперь на юношу.

   - Что? Мне?.. Город... какой город? -- сын ведьмы удивлённо таращился на обоих собеседников. -- Вы о чём вообще?

   - Теперь понятно, -- рассуждал вслух Саошьянт, не отвечая напрямую, -- почему она хотела, чтобы именно ты уничтожал город. Он не мог защищаться от тебя -- ты имеешь права на него!

   - Ничего не понял, -- помотал головой сын ведьмы.

   - Поймёшь, торопиться некуда. А город береги: он связан со звёздами.

   - Со звёздами?! -- сын ведьмы помотал головой. -- Я вообще уже не понимаю, что вы мне все объясняете! Как будто на каком-то своём языке говорите!

   - Ну... так и есть, -- признался доктор. -- Я всё время забываю, что уже рассказывал, а что ещё нет. Хотя вот молодой человек меня понимает...

   - Не всегда, -- скромно уточнил Медвежонок, снова наполняя бокалы.

   - Ну, не всегда, но в главном мы не расходимся. -- Доктор нахмурился:

   - Так о чём я?

   - О звёздах, -- напомнил сын ведьмы. Он поднялся на ноги, осторожно, словно боясь, что земля провалится под ним, прошёлся по полянке под дубами, погладил морщинистую кору старого дерева. -- Какое всё... живое! Меня как будто отряхнули от слоя пыли...

   - В этом городе, -- не отвечая, продолжил Саошьянт, -- много веков действительно был восточный центр цивилизации, но вовсе не той, о которой с придыханием говорила твоя мать. Это был европейский город во всех смыслах -- и административно, и по культуре, и по и по традициям. Здесь работали многие светлые умы Нового времени: математики, физики, лингвисты, музыканты, архитекторы, географы... Все они были разными по крови, и все впитали дух города -- не зря здесь торговый порт, университет и не зря здесь очень ясные звёздные ночи -- это редкость в северных широтах...

   Доктор тоже встал, поднял свой бокал и посмотрел сквозь него на высоко стоящее солнце. В бокале плескались золотистые искры, и в серых глазах доктора, словно в ответ, тоже блеснули на миг солнечные огоньки. Голос его изменился, словно он делился своими собственными дорогими воспоминаниями.

   - Все они, -- продолжал он, не отрывая взгляда от игры света в бокале, -- создали уникальный сплав идей и культур, где встретилось всё: индийская математика, арабская архитектура, византийская и латинская риторика, европейская музыка... Здесь родилось то, что подтолкнуло людей пристально посмотреть на звёзды: у них появились и такая возможность, и такое желание. Здесь корни всех наук, которые впоследствии начали космическую эпоху человечества... хоть она и переживает не лучшие времена... Но это не вина города: он дал всё, что мог. Математика, астрономия, логика, удобные языки описаний систем, точное моделирование сложных процессов -- всё это начали здесь. Вернее, подхватили традицию, прерванную много веков назад на востоке... А путь к звёздам, -- закончил доктор совсем другим, серьёзным голосом, -- для вас неизбежен. Всё другое -- тупики, которые приводят к смерти окончательной.

   Доктор допил коньяк, поставил бокал на чемоданчик:

   - Мне пора. Вы, юноша, -- обратился он к Медвежонку, -- можете вернуться домой. Только не бросайте родича сразу один на один с городом, дайте им привыкнуть друг к другу. Чем я ещё могу вам помочь?

   - Только одним, -- Медвежонок поднялся и, вдруг утратив весь свой чопорный лоск, посмотрел в глаза доктору со странным выражением -- вопроса, ответ на который он искал всю жизнь:

   - А эта дорога... от нас -- туда, к звёздам... она на самом деле есть?

   - Конечно, есть. Вы в самом начале её. Она может долго кружить по известной вам Земле, но на самом деле вы уже понемного поднимаетесь туда, вверх, к ним.

   - И мы... дойдём? -- В слове "мы" снова прозвучал какой-то неявный смысл, но доктор понял его.

   - Nil inultum remanebit, -- ответил Саошьянт и, подобрав лежащий на траве тубус, скрылся под деревьями лесопарка. Сын ведьмы проводил его взглядом и посмотрел на ладонь своей новой руки, несколько раз сжал пальцы, снова проверяя, в самом ли деле она на месте.

   *

   - Разве она могла всё это придумать сама? -- продолжила Анастасия разговор, прерванный суетой посадки в самолёт. Взлёт закончился, под крылом поплыло тёмно-зелёное море, и шум моторов уже не мешал говорить.

   - Она вообще ничего не придумала -- действовала по старой схеме, -- сказал доктор. -- Хочешь колы? Будьте добры, колу и яблочный сок. Спасибо... Они, родная, не придумывают -- у них на все случаи жизни есть ответы... неправильные.

   - Очень удобно, -- хмыкнула женщина. -- А что это за схема?

   Самолёт лёг на крыло, совершая поворот, и вошёл в слой редких облаков, пронизанных жемужным светом. В долгом полёте на восток он шёл навстречу ночи, и вместо радостого нефритового моря внизу тянулась теперь таинственная, погружённая в весенние сумерки земля.

   - Когда-то она была женой знаменитого героя, -- стал рассказывать Саошьянт, глядя в окно. -- Ты знаешь, ей подобные не любят заключать браки, но тут ей было ясно: без этого она не удержит около себя мужчину с такими огромными силами. Она рассчитывала понемногу подчинить его себе и использовать как своего чемпиона в борьбе за власть со своими "подружками" -- богинями того же пантеона. Но герой попался умный, он на эти игры не согласился и поставил ей условие: или она отказывается от своих планов и признаёт, что их брак -- это союз равных, или может катиться куда хочет, но своё имя и статус жены он у неё отберёт. Она предпочла уйти, но скрыла от мужа, что беременна. Когда родился сын (а она ждала дочь и очень рассчитывала на это!), она увидела возможность отомстить мужу: его потомок, ребёнок благородной крови станет её слепым орудием. Правда, она, как обычно, забыла, что её страшная-ужасная месть останется неизвестной мужу: она, конечно, не посмела сказать ему, что у них есть общий потомок.

   - Поэтому она так испугалась, что ты ему расскажешь? -- поняла Анастасия.

   - Ну да. Муж, хоть и бывший, не спустил бы ей такой выходки, а его гнев ужасен!

   - И что бы стало в итоге с этим мальчиком?

   - Не знаю, -- пожал плечами доктор и задумчиво смял в руке пустой пластиковый стаканчик. -- Скорее всего, если бы ему удалось уничтожить город, мать не интересовала бы его дальнейшая судьба. А оставленный без присмотра монстр мог бы затаиться где-нибудь и терроризировать окрестности. Раньше на таких чудовищ находились герои, которые их уничтожали. Сейчас... не уверен, что так легко нашёлся бы герой.

   - И всё-таки, -- продолала гнуть своё Анастасия, -- если она не сама придумала эту атаку, то кто стоял за ней?

   - Скорее всего, никто конкретный. У их пантеона всегда одно на уме. Им не так важна каждая конкретная победа, как постоянная деятельность, направленная на одну цель -- не дать человечеству вырваться из их власти. Уничтожить даже саму мысль об этом.

   - Да какое они имеют право!.. -- начала Анастасия.

   - Да никакого! Но они уверены, что люди -- их создания и их игрушки. Эх, -- Соашьянт вздохнул с непритворной печалью, -- если бы они могли создать что-нибудь подобное людям, я бы их уважал! Но опция "творить новое" им недоступна.

   - А ты не думаешь, что всё это могло быть...

   - Думаю. Я всегда об этом думаю. Да, это часть всё той же "божественной игры". Ты не представляешь, как она меня утомила за эти годы!

   - Ну, здесь ты их опять остановил, -- утешила как могла Анастасия. -- Но разве убрать с лица земли эту ведьму -- это единственный результат?

   - Конечно, нет, где ты видела, чтобы космические деяния имели единственный результат? Мальчик перестал быть чудовищем и вернётся к отцу, а уж папа сумеет воспитать его в лучших семейных традициях. Город теперь под защитой, а она ему не раз ещё понадобится. Кинжал больше не попадёт в нечистые руки. Этот... Медвежонок в дополнение к теории борьбы с тьмой немного поднабрался практики. -- Доктор помолчал и добавил:

   - А я испытал "Фарн". И это было отлично!

   - Бахнуло? -- глаза Анастасии загорелись.

   - Бахнуло! -- Доктор погладил её по волосам. -- И ещё бахнет.